Наконец-то жизнь улыбнулась ей. Наконец-то нашелся человек, которому она не была безразлична, которому было интересно не только то, какая она снаружи, но и что у нее внутри. Андрей Смулов.

Она сразу, с первого же момента, поняла, что режиссер влюбился в нее, но в этом не было ничего необычного. В нее и раньше влюблялись точно так же, с первой встречи. Необычным было другое – он вел с ней долгие разговоры, внимательно слушал, а потом снова и снова спрашивал, и снова слушал…

– А что ты думаешь о…?

– А почему тебе нравится…?

– А почему не нравится…?

– Тебе бывает грустно, когда…?

– Ты видишь цветные сны?

И так до бесконечности.

Алина была признательна Смулову. Он был терпелив, и когда на съемочной площадке что-то не получалось, никогда не ругал ее, не злился, а объявлял перерыв, отводил ее в сторонку и, пытливо заглядывая в глаза, спрашивал: почему? Почему ты не можешь сделать так, как нужно? Что тебе мешает? Тебе это что-то напоминает? Что-то неприятное? Расскажи мне, говорил он, и давай попробуем вместе справиться с этим. Не держи в себе, не таись, затаенное страдание разъедает твою душу и мешает тебе играть, выплесни его наружу, раскройся.

Ей было уже двадцать два года, и она превратилась в форменную неврастеничку. Псих появлялся в ее жизни с ужасающей регулярностью вот уже шестнадцать лет. Он стал частью ее жизни, а жизнь стала кошмаром. Иногда она пыталась заставить себя пойти в милицию и заявить на него, но мысль о том, что придется перед чужими, не отличающимися деликатностью мужчинами рассказывать все с самого начала, повторять те мерзкие слова, которые Псих говорил ей, повергала ее в ужас. Алина была уверена, что сама во всем виновата, и именно это ей и скажут в милиции. Она нечистая. Она порочная и испорченная. Она терпела это шестнадцать лет? Так ей и надо. Рассказать им, как она, не вынеся напряженного ожидания неизбежной встречи, сама выходила в скверик, чтобы ЭТО уже скорее случилось? Разве они поймут? Они выставят ее на позор и посмешище.

Впрочем, в последнее время все стало по-другому. Псих появлялся, но близко не подходил. Она стала уже взрослой, и подходить к ней и брать за руку стало опасно. Он шел ей навстречу и смотрел в глаза. Подойдя вплотную, ухмылялся, оскаливая гнилые зубы, шепотом бросал несколько слов и проходил мимо. Но Алине и этого было достаточно, чтобы снова испытать страх и отвращение. Иногда он поджидал ее в темном подъезде дома, где она жила. Если она шла одна и в подъезде больше никого не было, он протягивал руку, касался ее волос и протяжно стонал:

– Сладкая моя, сладенькая…

Алина опрометью бежала к лифту, стараясь не смотреть на Психа, но успевала увидеть знакомую картину: его рука между ног.

Каждый раз после такой встречи она облегченно вздыхала: еще два месяца передышки. Но проходило шесть-семь недель, и она начинала ждать. Она теряла сон, не могла работать, плохо сдавала экзамены в институте, скованная ожиданием предстоящего страха, ожиданием встречи, которая могла состояться каждую минуту. С девятнадцати лет она стала принимать транквилизаторы. Чем дольше затягивалось ожидание, тем большие дозы ей требовались. Под влиянием препаратов она становилась вялой, безразличной, и в ее игре не было страсти, живости, настоящих чувств. Амитриптилин «отшибал мозги», и ей было трудно учить роли.

Да, Андрей Смулов был терпелив. Он долго и трудно завоевывал ее доверие, но все-таки пробил стену молчания. Алина рассказала ему все. И как она была счастлива, когда он не стал говорить о ее вине и испорченности, а в ужасе всплеснул руками:

– Бедная моя, бедная моя девочка, и с этим кошмаром ты жила столько лет? Как же ты выдержала? Как у тебя сил хватило? Теперь я понимаю, что тебе мешает. Ты привыкла все скрывать, привыкла молчать. Поэтому ты и на площадке не можешь раскрыться до конца. Но ничего, милая, ничего, мы с этим справимся. Главное – мы теперь знаем причину.

Она испытала огромное облегчение. Все получилось именно так, как и обещал Андрей. Она стала играть с каждым днем все лучше, это замечали все. Смулов не отпускал ее от себя ни на шаг, отвозил по вечерам домой, и если не оставался ночевать, то приезжал за ней по утрам.

– Ты не должна больше бояться, – говорил он. – Я же все время с тобой. Никто к тебе не подойдет, когда я рядом. А я буду рядом всегда.

Она относилась к Смулову как к божеству, высшему существу, которому одному только дано понять ее, выслушать и пожалеть. Она смотрела на него снизу вверх и тихо обожала.

Но она все равно боялась. Страх стал привычным, отравил все ее существо. И она по-прежнему продолжала принимать лекарства.

А потом Андрей уехал на три месяца на натурные съемки в горы. Алину не взяли, в «горных» эпизодах ее героиня не участвовала. Через три месяца Смулов вернулся и понял, что нужно начинать все сначала. Алина была на грани нервного срыва. Псих за это время появлялся почти ежедневно. Она уже отделилась от семьи и жила в собственной квартире, но он и тут ее нашел. Смулов впал в отчаяние…