Глава 19

Тушкин занимал маленькую комнатенку, на двери которой висела табличка «Директор по общим вопросам». Я для приличия стукнула в нее и просунула внутрь голову. Наверное, это была самая маленькая комната в «Гаранте», чуть больше туалета. В ней помещался только письменный стол и трехдверный шифоньер. В углу стоял картонный ящик с наклейкой «Асе» и рядом — несколько пачек стирального порошка. Одно слово — кабинет завхоза. За столом, на котором кроме старенького телефонного аппарата ничего не было, сидел Тушкин.

— Можно? — спросила я и, не дожидаясь приглашения, вошла. — Сергей Львович, я из милиции. — Повертев перед лицом Тушкина липовым удостоверением, я тут же спрятала корочку в сумочку. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Да, да, конечно, — заговорил Сергей Львович и протянул руку к телефону.

— Нет, как-нибудь обойдемся без вашей тети. Я с ней потом побеседую.

— Хорошо.

Тушкин отдернул руку так, будто его поймали на воровстве. И вообще он был похож на ребенка, который и сам не знает, за что его будут сейчас ругать. Неуверенность сквозила во всем: во взгляде, в движениях. Он потирал ладонь о ладонь, как бы стараясь согреться, касался пальцами щек, щипал себя за мочки ушей. И глаза его смотрели куда угодно, только не на меня; складывалось впечатление, что он боится встретиться со мной взглядом.

«Нервничает, — отметила я. — Почему?»

— Сергей Львович, я хочу у вас спросить, как вы провели вечер прошлой пятницы?

— Когда убили Анастасию? — с придыханием спросил Тушкин.

«Если он так будет волноваться, то потеряет сознание и упадет в обморок. Только этого мне недоставало».

— Да, меня интересует именно этот вечер.

— Я был на пикнике, — торопливо ответил Тушкин. — Вместе со всеми.

— Что-нибудь предшествовало убийству? Настя с кем-нибудь ссорилась? Или, может быть, кто-то из мужчин к ней приставал? Обидел?

— Не-е-ет! — взвыл Тушкин и побледнел так, что я подумала — вот, у него остановилось сердце. Лицо приобрело сероватый оттенок, будто из Тушкина откачали всю кровь, а вместо нее запустили воду.

— Что с вами, Сергей Львович?

Я бросилась к подоконнику, на котором стоял графин с водой. Наполнила стакан доверху и протянула его Сергею Львовичу:

— Выпейте и не надо так волноваться. Почему вы так реагируете? Мы ведь пока ни в чем вас не обвиняем. И даже сочли нужным побеседовать с вами здесь, а не в отделении милиции.

Тушкин закрыл глаза и начал сползать со стула на пол. Я подлетела к бездыханному телу, набрала полный рот воды, прыснула ему в лицо и, чтобы окончательно привести его в чувства, похлопала по щекам. Сначала открылся один глаз, потом другой. Оба глаза были полны страха.

— Тушкин, вы чего-то боитесь?

В ответ он только кивнул.

— Чего вы боитесь?

— Что вы подумаете, будто это я убил Настю.

— А у вас была на то причина?

— Не знаю. Но, может, она кому-то рассказала?

— Настя? О чем рассказала?

— Да, Настя. Я ей признался в любви. В первый раз в жизни, — Тушкин всхлипнул.

«Не поздновато ли для тридцатилетнего мужчины?»

— А она?

— Она рассмеялась и поинтересовалась, спросил ли я разрешение у тети.

— Вы обиделись?

— Да, но я был готов все ей простить.

— И вы пошли вечером в пятницу к ней? — осторожно спросила я.

В голове я вовсю раскручивала стройную версию. Тушкин был рожден болезненным ребенком. Его опекали все, кто мог: мать, бабушка, незамужняя тетка. Они не давали ему шагу ступить и напрочь лишили его инициативы. Он не вырос настоящим мужчиной, а стал нервным хлюпиком, робким и недалеким. И вот, надо же было такому случиться, он влюбился в девушку. И не просто в девушку, а в умную, красивую и сильную. В девушку с характером. Она высмеяла его признание. Он вспылил и в состоянии аффекта треснул Настю по голове попавшейся под руку лопаткой.

— Никуда я не ходил, — уверенно ответил Сергей. — Я посоветовался с тетей. Она смогла меня убедить, что Настя меня не стоит, я и успокоился. Я даже на нее в последний вечер и не смотрел.

— И что, из компании вечером не отлучались?

— Нет, я весь вечер просидел рядом с тетей и Татьяной Голубевой.

— А как же пиво… кустики?

— Какие кустики? И пиво я не пью. Я вообще ничего не пью, кроме чая и компота.

«Тяжелый случай. По-моему, у парня не все дома. Но его алиби все равно надо проверить», — подумала я и, бросив Тушкину фразу — «Сиди здесь», вылетела из кабинета.

Я вернулась в бухгалтерию. Алина продолжала расспрашивать Катю. Я бесцеремонно вклинилась в их разговор:

— Катя, скажи мне, после того как ушла Настя, Тушкин отлучался с пикника?

— Нет. Он как пришел под ручку с Валентиной Анатольевной, так с ней и ушел. Пескова — та отлучалась, но, по-моему, до того как ушла Настя и ненадолго.

— Еще, Катя, Тушкин в здравом рассудке?

— А вы тоже заметили? По секрету вам скажу, он окончил школу для детей с ограниченными умственными возможностями. Нет, вы ничего не подумайте. Сначала его родственники, мать и тетка, хотели просто освободить ребенка от чрезмерной школьной нагрузки, ну и от армии отмазать.

— А для этого впихнули в школу для дебилов?

— Нет, для ослабленных детей, — поправила меня Катя. — Но там он был отличником.

— Похвально, — с сарказмом в голосе сказала Алина.

— Только сами понимаете: обстановка накладывает определенный отпечаток.

— Причем заметный. Так ты, Катя, можешь подтвердить, что Тушкин никуда с пикника не отлучался?

— Подтверждаю, — клятвенно заверила Катя.

— Хорошо, понадобишься, мы тебя найдем. Из города не выезжать. Бумажки мы подписывать не даем — ты девушка умная. Сама понимаешь, что к чему.

Катя покраснела и с готовностью ответила:

— Конечно, я же все понимаю.

— Вот и ладненько. Мы с Алиной Николаевной пойдем. — Выйдя из бухгалтерии, я спросила Алину: — Хочешь посмотреть на эту размазню? А потом вместе допросим Пескову.

— Пошли.

В кабинете Тушкина мы застали Пескову и тем самым убили одним выстрелом двух зайцев. Но чего это нам стоило! Не одна сотня нервных клеток была безвозвратно потеряна.

Только мы приоткрыли дверь, как Валентина Анатольевна подобно орлице, защищающей своего птенца, грудью бросилась на меня и Алину.

— Какое право вы имели вести допрос, не поставив меня в известность? — накинулась на нас Пескова.

— Гражданка Пескова? — с непробиваемым лицом спросила Алина. — Валентина Анатольевна? — Пескова кивнула, переводя дыхание. — А почему моя коллега, исполняя свои обязанности, должна ставить вас в известность?

— Я родная тетя Сергея Львовича, — гордо бросила Пескова.

— И что с того? Он совершеннолетний. А по действующему законодательству только несовершеннолетних допрашивают в присутствии близких родственников.

— Тогда ему положен адвокат, — не унималась Пескова.

— Зачем ему адвокат? Мы с ним хотели поговорить как со свидетелем, который присутствовал на вечеринке, предшествующей убийству сотрудницы «Гаранта» Анастасии Графовой.

— У вас свидетели — главные подозреваемые. Знаю я ваши заморочки. Найдете слабинку в человеке и раскрутите по полной программе. Всех собак повесите.

— И глухарей тоже, — дополнила Алина.

Пескова стала покрываться пятнами. Импульсивно сжав кулаки, она громко запыхтела и подалась вперед на нас.

Пришлось мне ее остановить:

— Я думаю, вам не стоит так волноваться, хотя бы потому, что излишняя нервозность всегда настораживает.

Валентина Анатольевна отпрянула назад, будто невидимая рука щелкнула ее по лбу. Она хотела мне ответить и даже открыла рот:

— Да как вы… — но, видно, в последний момент оценила ситуацию и замолчала.

— Так-то лучше, — довольно отметила Алина. — Валентина Анатольевна, где мы поговорим? Здесь или в приемной?

— Здесь, — с трудом выдавила из себя Пескова и вытерла платком капли пота, густо выступившие на лбу.

— Тогда, Сергей Львович, погуляйте немного, — попросила я Тушкина, который со своего рабочего места безучастно наблюдал за происходящим.

— Да, Сереженька, сходи в буфетик. Только жареные пирожки не покупай, печень может заболеть. Лучше духовые, — напутствовала тридцатилетнего мужика Валентина Анатольевна. — Кефирчиком запей.

— Садитесь, Валентина Анатольевна, разговор у нас будет долгим.

Пескова села на единственный стул, стоящий у входной двери. Алина заняла рабочее место Тушкина, а я примостилась на подоконнике.

— Почему вы так к нему относитесь? Ему ведь не пять лет? — с укором спросила Алина.

— Не пять, — согласилась Пескова. — Но если бы вы знали, как дорого он нам достался, вы бы не иронизировали. Сколько мы всего пережили из-за Сереженьки, сколько ночей недоспали…

— И что же с ним было?

Она закрыла глаза и стала вспоминать:

— Сестра моя забеременела в тридцать пять лет и, несмотря на общественное мнение, не побоялась стать матерью-одиночкой. Родился Сереженька недоношенным. Врачи говорили: не жилец. Но мы его вытянули с того света. Он сидеть у нас стал только к году, а ходить научился в полтора. Все болезни цеплялись к нему: корь, свинка, ветрянка… Аллергия не проходила. Не знали, чем кормить. Гланды, аденоиды — все наше было.

— Может, надо было закалять ребенка? — спросила Алина.

— Как? Форточку откроешь, а у него уже сопли текут в три ручья. В школу отдали — у него мигрень откуда-то взялась. Год просидели дома. Потом оформили его в школу для детей с ослабленным здоровьем. Он первые три класса экстерном прошел. Потом техникум заочно окончил. Он хороший парень. — Пескова подняла на нас глаза: понимаем ли мы ее?

— Хороший, только оторванный от жизни.

— Почему? Он много книг прочел. Он очень добрый…

— И неприспособленный. А вы подумали о том, что с ним станет, когда вы, любящие мамаши, уйдете в мир иной? Ладно, Сереженька — это ваша семейная проблема. Давайте, Валентина Анатольевна, поговорим о вас.

— Обо мне? — опять насторожилась Пескова.

— Да, о вас. Как вы относились к Анастасии Графовой?

— Честно?

— Разумеется. У нас нет времени слушать лживые дифирамбы в адрес покойной.

— Вот видите, вы и так все знаете. Наверняка вам Катька успела доложить. Да и почему я должна любить подчиненную? Что я, мать Тереза, чтобы всех любить?

— Она плохо справлялась со своими обязанностями?

— Да при чем здесь это? Хитрая она была, двуличная. Все считали ее приветливой, милой… Только я видела, какая она на самом деле. Улыбается, хохочет, а сама глазками сверлит. И уж очень любопытная была. Раз я ее застала у стеллажа с личными делами. У нас как такового отдела кадров нет. Зачем он нам? Коллектив небольшой. Со всеми делами я сама справлялась. Так вот, отпросилась я к врачу, а он заболел. Вернулась на работу раньше времени. А Настя вовсю личные дела листает. Спрашиваю: чего свой нос суешь куда не надо? А она мне так нагло отвечает: «Хочу выписать дни рождения всех наших служащих, чтобы не забыть поздравить каждого». Выкрутилась лиса. Наверняка рылась в личных делах, хотела посмотреть: кто женат, а кто нет.

— А что, так спросить нельзя?

— А у нас кого ни спросишь — все холостые. Только Кузькин и Маркин ей сто лет не нужны были. Все об этом знали, один мой дурачок не замечал, как она глазками в начальство стреляет. Пройдет кто мимо нее, обязательно зацепит. Как здоровье? То да сё. Как вам идет новый галстук, костюм… Честно говорю, раздражала она меня, — призналась Пескова. — А уж когда нас поселили в один коттедж, думала, нервная система моя не выдержит. Но ничего, обошлось. Я выбрала себе комнатку под крышей, а она заняла диванчик на первом этаже. Мы с ней практически и не встречались.

— А почему вас поселили с Графовой, а не с племянником?

— А ее с кем? С Мухиным?

— В соседнем пансионате.

— Для нашей Настеньки места не хватило в домике без удобств, — съязвила Пескова.

— Хорошо, а теперь расскажите о вечере, когда убили Настю.

— Так вы думаете, что это я убила Графову?

— Валентина Анатольевна, отвечайте на вопросы. Как прошел пикник? Как вела себя Настя? Ссорилась ли с кем? Может, словом обидела кого? Может, приставал кто-то к ней?

— Ох, — тяжело вздохнула Пескова. — Честно сказать, я в ее сторону старалась не смотреть. Так она обидела моего мальчика, так обидела. Но вы не подумайте, Сережа к ее смерти никакого отношения не имеет, он и мухи не обидит. К тому же он все время со мной был, от начала вечера до конца. Кто угодно подтвердит.

— А как Настя ушла? Она что-нибудь сказала?

— Сказала. Поднялась и сказала, что хочет спать. Нам всем убирать, мыть, а она — спать! Ух, и злая я была на нее!

— После того как Настя ушла, уходил ли еще кто-нибудь?

— Ой, вы такое спрашиваете. На подстилках сидели только я, Сереженька, Татьяна. Это я хорошо помню. А вот остальные… Кажется, в стороне стояли Владимир Николаевич и Олег Владимирович. Катька аукалась с Мухиным в лесу. Кузькин с Ложкиным плясали возле костра. Зайцев заснул под елкой. Семенов, Маркин, Кулаков… Нет, не помню. Все мужики из производственного отдела изрядно выпили и едва держались на ногах. Может, кто и ушел. А может, валялся, как Зайцев, поблизости.

— Как вы нашли Настю?

— Мы собрали посуду и пошли к коттеджам. В нашем горел свет и дверь полуоткрыта. Руки у меня были заняты, я толкнула дверь ногой и налетела на женщину. Увидев меня, она отчего-то обрадовалась и начала нести черт знает что. Мол, Насте плохо, нужно скорее доктора позвать. А у самой руки по локоть в крови. Тут наши мужчины подоспели и вызвали милицию. Женщина хотела сначала уйти, но ей не разрешили, а потом ее увезли в отделение.

Я переглянулась с Алиной. В основном рассказ Песковой совпадал с рассказами Кати и Бермудовой. Ничего нового мы не узнали. После Настиного ухода на месте оставались лишь Пескова, Тушкин и Голубева. Кстати сказать, Пескова всеми фибрами души ненавидела Настю, а ее племянник таил на девушку обиду. Кто знает, возможно, один из них покрывает другого.

«Надо обязательно переговорить с Татьяной Голубевой. Только она может подтвердить, что Тушкин и Пескова не отлучались с пикника».