21 июля 200… года, Мулен-он-Тоннеруа, Бургундия. Валентина Макарова
– Бонжур, мадемуазель Николь! Давненько вас не видел. Решили навестить родовое гнездо?
– Бонжур, Жильбер! Да, вот выбралась ненадолго.
Я открываю глаза и некоторое время смотрю на нечто серое, что маячит перед моим носом. Шея у меня затекла и болит.
– Как поживает ваш супруг? А малышка? Вы ее привезли? – звучит раскатистый мужской голос.
– Нет, она в Париже. Неожиданно вернулись мои родители, она осталась с ними.
– А когда же они сюда заглянут? Как их дела, как здоровье?
– Вроде бы в сентябре собирались. У них все отлично, спасибо. А как вы, как Жаклин?
– Ну, что с нами сделается! Жаклин возится со своими цветами, и больше ей ничего не нужно. Сейчас она уехала на пару деньков к сыну в Аржентой. Жарища какая, а? В Париже тоже жарко?
Не сразу соображаю, что смотрю на серую обивку автомобильного сиденья. Значит, я уснула в машине на заднем сиденье и свалилась на бок.
– Да, очень жарко, конечно. Но, по-моему, здесь еще жарче. Я смотрела на поля вдоль дорог – все высохло. Неужели дождей в самом деле не было с мая?
– Вот именно. Три месяца! И на август прогнозы самые ужасные – дождей ждать не стоит. Говорят, на юге уже горят леса.
– А родители раньше времени прервали свой тур по Китаю, потому что их там буквально залило. Беспрерывно идут дожди. Какая несправедливость, верно?
Пытаюсь сесть, чтобы посмотреть, с кем говорит Николь, но в это время она прощается со своим собеседником и трогается с места. Крутой поворот – и меня снова валит на сиденье. Успеваю только заметить удаляющийся темно-зеленый «БМВ».
Наконец мне удается совладать со своей тяжелой головой и силой инерции. Я сажусь. Николь тормозит и поворачивается ко мне:
– Эй, ты как? Проснулась?
Ее темные глаза смотрят на меня с жалостью. И с некоторой опаской. Похоже, она снова начала раздумывать, а не сошла ли я внезапно с ума на почве мании преследования. Да ладно, пусть думает все, что угодно. Главное – она увезла меня из Парижа!
Конечно, я подвергла ее слишком суровому испытанию, когда вдруг ни с того ни с сего сорвалась с места на улице Монторгей и ринулась куда-то за угол. В первую минуту Николь подумала, что я решила сбежать от мороженщика, не заплатив, однако потом оказалось, что я даже заказать ему ничего не успела. Какую-то минуту она колебалась, бежать за мной следом или подойти к Максвеллу, и уж не знаю, как сложилась бы моя судьба, если бы она выбрала второе, удалось бы мне дожить до нынешнего дня или нет. Меня спасла Шанталь, которая почему-то не пожелала со мной расстаться. Она принялась хныкать и тянуть ручонки вслед моей стремительно улепетывающей фигуре, и Николь кинулась вслед за мной в проулок, толкая впереди себя коляску. Догнать меня ей удалось, впрочем, только на пересечении с улицей Риволи. То есть я неслась в противоположном направлении от дома, сама не соображая куда. И неведомо, остановилась бы или нет, если бы не светофор и не сплошной поток машин, который двигался по Риволи. Причем, когда Николь наконец-то схватила меня за руку, я попыталась отбиваться и заорала… Жуть, конечно. До сих пор помню, как на нас смотрели прохожие!
Чтобы не пугать закапризничавшую Шанталь, мне пришлось взять себя в руки. Постепенно первая паника отошла, я перестала трястись. Николь уговорила меня присесть в ближайшем бистро и заказала «Дьявольскую мяту» – ледяной мятный напиток совершенно невероятного, правда что дьявольски-зеленого цвета. Сделав несколько глотков, под мурлыканье Шанталь, которая занялась бисквитом, я смогла с большей или меньшей связностью объяснить, что произошло.
Я рассказала Николь все: про Дзержинск и про ту сумасшедшую ночь перед моим вылетом в Париж, про цыганку и про Василия. И про те глаза, которые смотрели на меня поверх ствола пистолета, а потом – в кабине лифта в аэропорту Франкфурта. Ну откуда, откуда он вдруг взялся в бистро на улице Монторгей? Почему оказался рядом с Максвеллом?
Значит, он все же прилетел в Париж! Теперь он будет искать меня! И Максвелл ему поможет!
Боже мой, неужели дамский угодник, художник Максвелл связан с террористами из России? Какой кошмар! Господи, ну зачем, зачем я потащилась с Николь на этот аукцион? Зачем я его увидела? Зачем он увидел меня!..
От этих мыслей я снова пытаюсь сорваться с места, дрожу и озираюсь в кошмарной панике. И в таком состоянии пребываю до вечера. А вечером, где-то около девяти, звонит Максвелл. Мы только что искупали Шанталь, немножко успокоились и даже развеселились. Но тут я снова начала трястись, как овечий хвост. Максвелл, оказывается, прождал нас в бистро целый час, потом пытался дозвониться Николь на мобильный (какое счастье, что Николь забыла его зарядить!).
Увидев мои полные слез глаза, Николь не вдается ни в какие подробности и очень ловко врет, что нас задержали какие-то неотложные дела.
– Очень жаль, – слышу я голос Максвелла, поскольку схватила трубку параллельного телефона, а как же! – Я мечтал продолжить знакомство с вашей русской подругой. А кстати, как ее фамилия?
Делаю страшные глаза Николь, которая стоит в двух шагах от меня с трубкой радиотелефона в руках, и та смотрит с ужасом: кажется, никак не может вспомнить ни одну русскую фамилию.
На счастье, на столе лежит книжка, которую я привезла с собой: дамский детектив. Хватаю книжку и показываю Николь. Лицо ее проясняется:
– Ее фамилия Дмитриефф. Вот именно, Алена Дмитриефф.
– Алена? – изумленно восклицает Максвелл. – Но вы же сказали, что ее зовут Валентин…
– Я? Когда? Как я могла назвать ее Валентин, если ее зовут Алена? – очень натурально удивляется Николь. – Вы что-то напутали, Максвелл.
– Да? – хмыкает Максвелл. – Ну, Алена так Алена. Тоже очень красивое имя. А из какого города приехала Алена? – вдруг спрашивает он.
Николь снова пугается. Кроме Москвы и Питера, она знает в России только Нижний Новгород и Дзержинск. Ни тот, ни другой упоминать нельзя – это слишком близко ко мне!
Шарю глазами по комнате и вижу на полке книгу Чехова «Путешествие на остров Сахалин». Она на французском языке, ее читает Мирослав, который враз убивает двух зайцев: и общается с любимым писателем, и совершенствуется во французском.
Тычу пальцем в книжку, и Николь кивает.
– Алена из города Сахалин! – изрекает она, а я закатываю глаза враз в ужасе и восхищении.
Города Сахалина нет в помине, есть Южно-Сахалинск, но Максвелл об этом, надо полагать, не подозревает.
– Какая экзотика! – восхищается Максвелл. – Это, кажется, где-то на Крайнем Севере, в таежных дебрях Колымы? Как бы я хотел послушать рассказ вашей подруги об этом крае, полном романтики!
Без комментариев… Я только качаю головой.
– Боюсь, что не получится, Максвелл, – с ноткой печали говорит Николь. – Ва… э-э, Алена сегодня ночью улетает в Россию.
– Что за спешка? – недовольно хмыкает Максвелл. – А я-то надеялся продолжить знакомство… Неужели я ей настолько не понравился, что она решила бежать от меня? Неужели я ее напугал своими вольными манерами?
Вот именно что напугал! Но только манеры тут ни при чем. Казанова до смерти напугал меня своими друзьями!
– Что вы, Максвелл, – уже более лихо и свободно врет Николь. Ну да, главное ведь, как известно, начать! – У Алены заранее был взят обратный билет.
– А где она сейчас? – не унимается Максвелл. – Нельзя ли мне хотя бы по телефону поговорить с ней?
– Она… прилегла отдохнуть, – мигом отшивает его Николь. – Ей же лететь в ночь, вот она и решила немного поспать сейчас. Ой, Максвелл, извините, я не могу больше разговаривать с вами, в дверь звонят!
И она дает отбой.
Что характерно, на сей раз Николь не врет. В дверь действительно звонят. Мы переглядываемся с нескрываемым ужасом. А что, если Максвелл просто отвлекал наше внимание? И его сообщник, этот убийца, уже здесь?!
У Николь глаза как у загнанного кролика.
– Возьми Шанталь и иди к черному ходу, – шепотом приказываю я. – Пойду посмотрю, кто там. Если что… если это он… у тебя будет время убежать. Только не вздумай бросаться мне на помощь. Спасайся сама с Шанталь, вызывай полицию.
– Я лучше пожарных вызову, – испуганно бормочет Николь. – Они уж точно приедут! А эти… Нет, лучше пожарных!
Я ее понимаю. Квартиру Брюн два месяца назад попытались ограбить какие-то лихие люди. Вскрыли почти все замки, кроме одного, а потом их что-то спугнуло. Разумеется, вернувшиеся домой хозяева попытались вызвать полицию.
– Но ведь дверь так и не взломали! – возразили им по телефону 17. – Мы на такие вызовы даже не выезжаем. Потому что ничего не случилось!
Говорят, это обычная история. Безотказны только звонки по номеру 18. Это телефон пожарных, которые по-французски называются «сапер-помпье», буквально: те, кто копает землю и качает помпу с водой. Они – самый надежный народ, многие парижане даже при внезапных родах звонят все на те же 18, а не на 15, в «Скорую». То есть сапер-помпье в какой-то степени мои коллеги, получается.
– Звони кому хочешь, – шиплю я, как змея, – только сначала отбеги подальше, поняла? Все, иди!
Бросив на меня перепуганный взгляд, Николь хватает на руки Шанталь и скрывается в другой половине квартиры – там расположена дверь, ведущая на лестницу. Ну а я, тяжело вздохнув, тащусь к входным дверям.
Сначала смотрю в глазок – и вижу милую даму лет шестидесяти с коротко стриженными седыми, блестящими волосами. Рядом с ней такой же седовласый джентльмен. Оба они очень хорошо, даже щегольски одеты, а у ног их стоят баулы и чемоданы.
Какое-то время я сосредоточенно рассматриваю визитеров. Это не Максвелл и не тот страшный человек, которого я видела сегодня рядом с ним, – однозначно. Однако лица респектабельной пары мне отчего-то знакомы…
– Ничего не поделаешь, придется перерывать все сумки и искать ключи, – говорит между тем господин, повернувшись к даме. – Видимо, дома никого нет.
– Ну что ты глупости говоришь? – сердито откликается дама. – Куда она могла пойти на ночь глядя с ребенком, скажи на милость? И мы видели свет в окнах. И у меня такое ощущение, что за дверью кто-то стоит и дышит…
Я немедленно перестаю дышать. Ишь ты, какие они чуткие!
– Надо было позвонить, – бормочет господин, а дама опять возражает сокрушающе-резонно:
– Так ведь телефон был занят чуть не час, а портабль, видимо, отключен.
– Ну так надо сейчас позвонить! – восклицает господин, и дама наконец-то соглашается с ним:
– Конечно, давно пора. Звони немедленно!
Ее спутник достает мобильник и набирает номер.
Телефон, стоящий за моей спиной в столовой, незамедлительно разражается пронзительными трелями. Раз, два, три звонка… а потом включается автоответчик, и я слышу знакомое французское бормотание:
– Бонжур, буду вам признателен, если вы оставите свое сообщение.
Вслед за этим звучит сигнал, и тот же самый голос, который записан на автоответчике, сердито говорит:
– Николь, если ты меня слышишь, возьми трубку или открой наконец дверь. Ну что за глупости – хозяева не могут попасть в свою собственную квартиру!
Матушка Пресвятая Богородица! Да ведь это родители Николь внезапно вернулись из своего вояжа! То-то мне показались знакомыми лица седовласых господина и дамы – в квартире полно их фотографий.
Дрожащими руками начинаю крутить-вертеть многочисленные замки, которые вместе с новой дверью установили Брюны после той попытки ограбления. И наконец широко распахиваю дверь, вздев на лицо самую приветливую улыбку:
– Бон суар!
Супруги отшатываются, увидев в дверях вместо Николь какую-то незнакомую особу. Но если мсье Брюн таращится на меня, будто кое-кто на новые ворота, то на ухоженном личике мадам Брюн появляется вдруг грозное выражение. Она мгновенно дергает «молнию» на сумке, выхватывает что-то кругленькое, направляет эту штуковину мне в лицо и…
Я практически не помню того, что случилось потом. В себя я пришла часа через два, не меньше, и то Николь и ее боевой мамушке пришлось приложить для этого массу усилий. Усилия долго не приносили результатов, и они уже собирались звонить по всем трем заветным телефонам!
Ситуация усугублялась тем, что одновременно со мной им пришлось приводить в сознание отца Николь, который тоже почему-то попал в зону поражения. Угораздило же его при виде меня обернуться к жене с недоумевающим вопросом:
– А это еще кто?!
Едкая вонь из «оружия» мадам Брюн расползлась по всей квартире. Все беспрестанно чихали и кашляли, Шанталь орала каким-то прокуренным басом, Николь постоянно препиралась с матерью, которая то начинала оправдываться, то бросалась в наступление… Словом, это была еще та ночка! Больше всего Брюны боялись, что запах газа из баллончика дойдет до соседей и те вызовут-таки или полицию, или даже пожарных. Обошлось, слава богу! К полуночи мы с мсье Брюном вполне пришли в себя, а Николь уложила спать дочку и помирилась с матерью.
Николь быстро накрывает стол: любимые помидоры с моццареллой и авокадо. Жую, не чувствуя ни вкуса, ни запаха, а Николь торопливо рассказывает мою жуткую историю. Мсье Брюн, который тоже явно не получает от еды никакого удовольствия, изредка печально переглядывается с женой. Да уж, смеху подобно: прервать путешествие по Китаю, чтобы угодить в русские разборки в Париже!
В прошлом году в результате аналогичных разборок у них изрядно погромили квартиру. И хоть все закончилось благополучно (Николь помирилась с Мирославом и вышла за него замуж), воспоминания о том ужасном лете настолько свежи, что я сразу вижу: у родителей есть одно общее заветное огромное желание – сплавить очередную русскую напасть куда угодно и как можно скорей!
– Мон Дье, мир сошел с ума! – бормочет мсье Брюн, громко шмыгая носом. О нет, он не оплакивает судьбу мира – это остаточные явления «газовой атаки». У меня тоже по-прежнему течет из носа и першит в горле. – Террористы, всюду террористы! В России, во Франции… Как жить? Мы все помешались на террористах! Моя жена сегодня вела себя как самая настоящая террористка! А Максвелл?! Ничего не понимаю! – Он сокрушенно качает головой и вдруг спохватывается: – Кстати, вы не смотрели сегодня вечером новости?
– Нет, – качает головой Николь. – А что там было?
– Умер Жан-Ги Сиз.
Мне это имя ничего не говорит, и все же я пугаюсь: не родственник ли? Мало им моих проблем, еще и смерть близкого человека…
Однако у Николь лицо спокойное, только брови взлетают недоверчиво:
– Умер или…
– Пока неизвестно, – отвечает мадам Брюн. – Сообщили, что покончил с собой.
С беспомощным выражением вожу глазами вправо-влево.
Николь замечает мои страдания и поясняет:
– Это сподвижник Иана Колона, корсиканского сепаратиста. Был приговорен к десяти годам тюрьмы за попытку взрыва замка Сен-Фаржо.
– О господи! – невольно всплескиваю я руками. – Да чем ему замок-то не угодил? И что, много народу пострадало?
– Слава богу, корсиканцы стараются обходиться в своих терактах без человеческих жертв. Они протестуют против власти Франции над Корсикой, но при этом подчеркивают, что рядовые граждане ни в чем не повинны, а потому не должны страдать. Как правило, взрывы гремят в ночное время, жертвы могут быть только случайными.
Я вдруг начинаю дрожать так, что зубы стучат. Потому что вспоминаю ночь, во время которой могло быть столько жертв, столько невинных жертв…
Николь смотрит на меня с тревогой. Конечно, она поняла, что со мной творится, а потому на повестку дня снова выходит вопрос: что делать с беспокойной гостьей?
Уж и не припомню сейчас, кто предложил, чтобы Николь ни свет ни заря взяла со стоянки машину родителей и отвезла меня в Мулен. Пробыть там мне предстоит неделю, ну, дней десять. Николь отвезет меня, покажет, что и как в домике, и вернется на другой день. За эту неделю мсье Брюн встретится с Максвеллом Ле-Труа и попытается выяснить, правда ли, что он из дамского угодника переквалифицировался в пособника террористов.
Итак, в Мулен, в Мулен, в Мулен! Это место в семье Брюн – символ полной безопасности. Правда, Лера кое-что писала мне о приключениях, которые в прошлом году разыгрались в этом самом Мулен-он-Тоннеруа, однако родители Николь то ли не знают о них, то ли не считают нужным придавать им значение, чтобы не разрушился некий идеальный образ старого родового гнезда, куда птицы из семейства Брюн могут прилететь когда угодно – и укрыться от любой непогоды.
Почему-то ни мне, ни кому-то из семейства Брюн не приходит в голову, что чем драпать в Бургундию, в Мулен, гораздо проще отвезти меня в аэропорт, чтобы я успела на первый утренний рейс Париж – Франкфурт, а потом Франкфурт – Нижний. Улететь в Россию, вернуться домой – что может быть проще и безопаснее?
Ничего. В том смысле, что ничего такого не пришло в голову ни родителям Николь, ни ей самой, ни, что вовсе уж странно, мне. Думаю, это можно объяснить только тем, что мы все еще находились отчасти под «газом», то есть действие дальнобойного оружия мадам Брюн еще не иссякло. Ну и…
Ну и так получилось, что мы с Николь провели практически бессонную ночь, а рано утром выехали в Мулен, куда и прибыли, на радость всем соседям, спустя четыре часа от начала путешествия.