Глава 7

Я мрачно пересказала Родиону события вчерашнего дня из тех, о которых он даже не подозревал. Мою блестящую теорию о сговоре Риммы Маратовны и Куценко он выслушал со слабой улыбкой, а потом сказал:

– Вы знаете, моя милая Мария, вы всегда были человеком действия, но стоит вам начать конструировать теории, как вы тотчас же обретаете поистине женскую логику.

– Разве это так плохо?

– Нет, ничуть. Просто в моей практике был такой случай, когда я заподозрил в причастности к преступлению одну милую женщину только на том основании, что она упорно не желала, чтобы ее лицо освещалось светом лампы. Беседовали мы вечером и при одностороннем освещении. Когда же я спросил у нее, почему она не желает, чтобы я разглядел ее лицо, она устроила мне жуткий скандал. Я тоже подумал черт-те что. А позже оказалось, что она просто не успела наложить макияж и очень нервничала по этому поводу.

– Ну что ж, бывает, – сказала я.

– А что касается вашей версии насчет сообщничества домработницы Ищеевой и Куценко, то, уверяю вас, оно невозможно.

– Сейчас – конечно, раз Куценко убит.

– Да и раньше тоже. Ищеева считает его мерзавцем и паршивой овцой, так что ни за что не стала бы с ним связываться. Этот Куценко вообще был не из тех людей, кому следовало бы доверять. Так что тут копать не стоит.

Родион налил себе коньяка и выпил. Ранний час приема спиртного давал понять, что ему требуется успокоить нервы. Вероятно, он тоже пережил нервный стресс, хотя обычно на нем это отражалось в самой малой степени.

– Не желаешь? – спросил он.

– Чего?

– Коньячку.

– Нет. А как ваши дела, босс? Судя по всему, вы на что-то наткнулись?

– Да, кое-что имеется. Пока ты отрабатывала по Куценко и Ищеевой, я занялся Ксенией и ее бывшим муженьком Тумановым. Все-таки стоит отработать этот вектор расследования. По крайней мере пренебрегать им глупо. Я приставил слежку к Кристалинской. К Туманову я такого «хвоста», естественно, прицепить не мог, но, как оказалось, хватило отслеживания и одной Ксении.

Я вспомнила свой ночной кошмар. Все неясные предчувствия роем всколыхнулись в мозгу.

– И что?

– Вчера вечером Кристалинская направилась в один из филиалов «Бета-банка», расположенный неподалеку от станции метро «Фили», где пробыла около получаса. Внештатница, которая за ней наблюдала, клянется, что та получала деньги. Я решил проверить. У меня есть один канал, обладающий возможностями частичного финансового мониторинга. Проще говоря… гм…

– Проще говоря, нарушаете тайну банковских вкладов, – сказала я.

– Что-то наподобие того. Дело в том, что после прихода Путина к власти многие финансовые структуры стали более прозрачными для контроля. Капиталы в них крутились уже отмытые, так что темнить смысла не имело, себе дороже. Не буду раскрывать все детали, но мне удалось узнать, что со счета Ксении Кристалинской, открытого в «Бета-банке» в прошлом году, сняты деньги. Та же сумма переведена на ее счет не далее как вчера, и вчера же она была обналичена. Но это еще не самое интересное. Оно впереди. Дело в том, что деньги переведены со счета Владимира Туманова. Счет Туманова находится в том же банке.

– Ах ты! – выдавила я. – Добродетельная Ксения получает деньги от бывшего мужа. Ничего не скажешь!

– Ты даже не представляешь, каких трудов и какого везения стоило мне достать эту информацию, – сказал Родион. – Приехал только полчаса назад, ни секунды не вздремнул. Все документы, подтверждающие перевод, при мне. Но и это еще не все. Как ты думаешь, какую сумму перевел Туманов и соответственно сняла Кристалинская?

– Ну?

– Двадцать пять тысяч долларов.

– Четверть сотни? – присвистнула я. – Недурно. И очень смахивает на сумму, которую выплачивают киллеру за ценное убийство.

– Ты не торопись, – остановил меня Родион. – Сам по себе этот факт еще ничего не значит. Мало ли что!.. Перевод денег бесспорно может означать только одно: Туманов помогает Ксении материально. И все! Больше ничего. Конечно, все это не вяжется с идиллической картиной, по которой жениха вдруг арестовали за два дня до свадьбы, а опечаленная невеста полна решимости бороться за любимого. Хотя, с другой стороны, теоретически можно допустить, что деньги сняты Ксенией для подкупа суда.

Я скептически фыркнула. Родион покачал головой:

– Никакие версии нельзя отвергать. Что же касается твоей Ищеевой, то относительно нее также есть информация. Так вот, она больна маниакально-депрессивным психозом и в прошлом году избила в своем дворе какого-то старичка, который показался ей подозрительным. Вот такие веселые дела. Это я навел справки в одной из клиник. Тут тоже весело. Чуешь, Мария, в какое веселое расследование мы ввязались? Поэты в СИЗО, банщики в морге, старая циклофреничка да плюс еще гордая панянка на содержании у уголовника. А ведь еще есть Ельцов, которого я не сбрасываю со счетов, и его экспансивная матушка. Ну и, наконец, доблестный адвокат Самсонов, который, кажется, еще больше запутывает дело.

– Вы забыли о Миле Таннер, – напомнила я.

– Совершенно верно! Еще и Мила Таннер. Она тоже девушка с характером, достаточно вспомнить хотя бы ее выходку с Самсоновым. Так что…

– Так что работы выше крыши, – резюмировала я. – Мила Таннер, Туманов, Кристалинская. Убийца Татьяны Оттобальдовны, убийца Куценко. Который, не исключаю, ошивался в подъезде…

Я не договорила: зазвонил телефон. Родион Потапович снова глянул на часы. Было пять утра. Босс нахмурил брови и тихо произнес:

– Учти, это звонит тот, кто знает, что я сейчас не сплю и нахожусь в кабинете.

Я тут же вспомнила предостерегающие слова Ариадны Никифоровны, ушлой соседки-пенсионерки, выследившей какого-то подозрительного типа: «Да, Машенька… тут недавно под окнами один у вас ходил, даже на дерево пытался влезть, во второй этаж, где у вас этих… жалюзей нету. Прыщавый такой, бритый… на бульдога смахивает…»

– Ладно, – сказал босс, – послушаем.

И он включил на громкую связь, проговорив:

– Слушаю, Шульгин.

– Доброе утро, Родион Потапович, – произнес мелодичный мужской голос. – Рад, что вы сразу ответили.

– С кем имею честь?

– Да я не очень известный человек, моя фамилия вам ничего не скажет. Я человек маленький. А вот вы видный частный сыщик. Детектив высокого класса, так сказать. Поэтому неприятно будет такого хорошего и умного человека ставить на место. А ведь если вы, Родион Потапович, и ваша очаровательная помощница не перестанете рыться в этом скверном деле, то придется определить вам местечко, как это ни прискорбно, на кладбище.

Голос был приятный и очень вежливый, но медоточивые интонации в сочетании с наглой угрозой вызвали у меня внутри какую-то душную, ватную пустоту, начавшую оседать к ногам.

– Вы меня поняли?

– Одну минуту, – проговорил Родион, вдруг энергично показав мне на дверь и оживленно зажестикулировав. Я поняла, что он просит осмотреть пространство возле офиса. – Вы, собственно, от кого звоните, уважаемый?

– А это для вас, господин Шульгин, никакого значения иметь не должно. Так что мое дело предупредить, ваше дело – усвоить и принять решение.

– Понятно.

– Очень хорошо, что вы понятливы. На аванс вы уже наработали, так что денег Ельцовой возвращать не надо. Тем более что у нее их и так нормально.

По мере того как разматывался этот занимательный разговор, я выскользнула из кабинета и включила в приемной камеру внешнего обзора. Уже достаточно рассвело, чтобы подходы к нашему офису были в радиусе видимости. Ничего не углядев, я осторожно выглянула из-за двери. После того как я прошла несколько шагов от офиса, я увидела, как от меня быстрыми шагами удаляется человек. До него было метров пятьдесят.

Памятуя о вчерашней истории возле бани, я не стала преследовать его. Пуля в голову – вещь мало способствующая аппетиту за завтраком.

Я вернулась в кабинет босса.

Он был мрачен и снова вопросительно смотрел на коньяк.

– Неприятная вещь, Родион Потапович, – сказала я. – Что же будем делать? Продолжать расследование?

– А ты думаешь, Мария, будет лучше прогнуть коленки перед каким-то анонимным утренним негодяем? – сердито сказал он. – Конечно, будем продолжать. Тем более что есть подвижки.

– Что вы предполагаете делать сегодня? Наверно, стоит обратить более пристальное внимание на Кристалинскую?

– Да. Ты сегодня пойдешь к ней. Я дам тебе указания. Позже. Это будет проверка. Только ради бога, будь осторожна. Полагаю, звонили люди ее бывшего мужа Туманова-Грифа. Это вероятнее всего. Хотя могут быть и неизвестные фигуранты.

Он выглядел откровенно расстроенным.

– Будь осторожна, – повторил он.

И я невольно вздрогнула, когда перед глазами вдруг встало бледное лицо Ксении, оттененное темными волосами, – лицо, которое могло бы показаться наигранно киношным, с дешевым закосом под Лиз Тейлор в роли Клеопатры, если бы не неподвижные большие глаза и властный рот. Мой ночной кошмар. Да… этому Алексею Ельцову, виновен он или нет, страшно повезло с этой женщиной и одновременно страшно не повезло. Лично мне, при всех его талантах, Алексей показался каким-то незначительным и… микроскопическим, что ли, на фоне этой женщины – Ксении. Ксении, у которой определенно опасные дела с ее первым мужем. Властная и решительная, она легко может использовать Алексея в качестве разменной монеты в достижении каких-то своих целей. А он как раз подходит на роль пешки в пока что не совсем понятной мне игре…

Ведь именно ей звонил Куценко со своего мобильного целых пять раз, и именно ее, Ксении, номер стал последним, который он набрал в своей жизни.

Ксения открыла мне с таким безразличным лицом, будто я привычно зашла к ней по-соседски, скажем, попросить подсолнечное масло или спички.

– А, Мария, – произнесла она, чуть растягивая слова, – вы ко мне?

– Разве, кроме вас, есть еще кто-то?

– Не будем. Заходите, прошу.

– Я вас надолго не побеспокою. Просто я хотела задать вам несколько вопросов, опять же по делу вашего мужа. Это недолго. Простите, что не позвонила предварительно. Вы не против, что я вас отвлеку от ваших дел?

Она пожала плечами:

– Да, пожалуйста. Только, знаете ли, у меня мало времени. Через двадцать минут я должна уходить.

– Да я больше и не отниму.

Ксения прикуривала от стоящей на журнальном столике изысканной зажигалки в виде сфинкса, я украдкой взглянула на нее, вспомнила, каким демоническим существом предстала она в моем сне, и подумала, что Самсонов был прав, когда говорил, что из таких женщин выходят незаурядные личности. Даже если она виновна, даже если Ельцов ее покрывает… нет, он никогда не скажет ни слова против нее, этот мужчина-мальчик. Таких женщин, как Ксения, не выдают, ради них идут на плаху.

Я спросила, чувствуя на себе ее отсутствующий взгляд:

– Ксения, скажите, пожалуйста, о чем вы говорили с Георгием Куценко по телефону вчера? Приблизительно часов в одиннадцать или около того.

Ксения помолчала, видимо, припоминая, и наконец медленно заговорила:

– Вы что, поставили мой номер на прослушку?

– Ну что вы, я же не из ФСБ.

– Так откуда вам это известно?

– Все очень просто. Он сам мне сказал, – быстро ответила я и отвернулась. Лицо и глаза Ксении упорно навевали мне ассоциации с сегодняшним ночным кошмаром, хотя сегодня она была красива, как никогда.

Я услышала ее недоуменный голос:

– А вы не ошиблись?

– А почему я должна ошибиться?

– Куценко никогда не говорит с посторонними о своих личных делах. Тем более женщинам. Вы, Мария, все-таки должны быть откровенны. Мы ведь, кажется, преследуем одну и ту же цель, не так ли?

Я огладила кончиками пальцев свой подбородок и медленно выговорила:

– Да, конечно, вы правы. У нас одна и та же цель. Что касается Куценко, то и тут вы правы. Ничего он мне не говорил, а только темнил, сколько хватало сил и актерских данных. С последними у него туго. Но мы отвлеклись. Ведь вы не будете отрицать, что такой разговор был?

Ксения вяло повела плечами и ответила:

– Допустим. Но что с того?

– О чем был разговор? Ксения, от вашего ответа может зависеть свобода и даже жизнь Алексея. Я ведь не из праздного любопытства спрашиваю.

Кристалинская затушила сигарету и ответила:

– Мы договорились увидеться. В смысле – встретиться. Хотя чем меньше я его вижу, тем лучше. Мы встретились с ним через двадцать минут после его звонка и говорили об Алексее. Еще вопросы?

– Когда это произошло? Я имею в виду – когда произошла ваша встреча с Куценко?

– Вы же сами говорили, Мария.

– Так, значит, в самом деле в одиннадцать, в начале двенадцатого?

– Где-то так.

Куценко приехал в свою гребаную баню номер тридцать примерно в одиннадцать двадцать пять, припомнила я.

– Значит, в основном речь шла об Алексее? Значит, этому Куценко есть что сказать? Я к тому, что Георгий Станиславович упорно твердил мне, что в делах Алексея Ельцова он, как говорится, мало понимает и вообще помнит его только в детстве, а с тех пор много времени прошло. Это правда?

– Я, кажется, упоминала, что Куценко человек очень недоверчивый, – холодно заметила Ксения.

– Да, он вообще забавный, – проговорила я, – наверное, специфика работы в бане наложила на него свой неизгладимый отпечаток. Я еле избавилась от его ухаживаний, мягко говоря, очень своеобразных. Да, весьма непредсказуемый тип. Особенно если учесть два момента, которые могут объяснить ситуацию, в которую попал Алексей.

– Какие же это два момента? Перечислите, если не затруднит, – снова посмотрела на меня Ксения глазами ожившего сфинкса.

– Да запросто. Момент первый, небесспорный: Куценко был в подъезде Татьяны Оттобальдовны Таннер, стоял у окна и курил «Житан». Этими сигаретами он, кстати, усиленно угощал и меня. Насколько я могу судить, найденному в подъезде окурку от силы три дня, но не менее суток. Если брать среднее арифметическое, то примерно дня два назад Куценко стоял в подъезде Таннер и курил, хотя такой шикарный подъезд с такими подоконниками для курения явно не предназначен. Два дня назад, понимаете? Совпадает, вот так. Конечно, все это голая теория, но и сквозь асфальт прорастает трава.

Ксения пожала плечами. Мои слова либо совершенно ее не тронули, либо она мастерски владела собой.

– А второй? – спросила она.

– Что?

– Вы говорили о двух моментах. Второй?

– Ах, да! Момент номер два, очевидный и невероятный. Беспощадный, я бы даже сказала, – продолжала я. – Так вот, вчера приблизительно в двенадцать часов дня Куценко был убит. На работе.

– Простите, как?! Что вы… говорите?

Ксения даже привстала. В ее глазах вспыхнуло что-то смутно похожее на смятение, но она быстро и решительно справилась с собой.

– Что вы такое говорите, Мария? – медленно повторила она. – Как это убит?

– Как убит? Обыкновенно – наповал. Мозги, извиняюсь за подробность, разлетелись в радиусе двух метров. Я сама была при этом, попыталась нагнать убийцу, но чуть не последовала за Куценко. Слишком прыткий оказался этот киллер.

Ксения села обратно в кресло и провела кончиками пальцев по гладкому лбу:

– Господи, убит Георгий. Сразу же после того, как я говорила с ним. И вы утверждаете, будто сами видели, как его застрелили. Кто же это был? Вы успели заметить лицо? Вы видели?

– Да, видела, но не лицо, да и не сам процесс, – сухо выговорила я. – Но это не суть важно. Видите ли, меня почему-то не оставляет убеждение, пока что не полностью аргументированное, но вполне вероятное, что Куценко был убит тем же – или теми же, – кто убил финансистку Таннер. Это означает, что Алексей Ельцов, ваш без двух дней муж, на мой взгляд, в самом деле не виноват. Это с большой долей допущения. Так я думаю. К сожалению, все вышесказанное нельзя предъявить в качестве доказательства или даже аргумента на суде.

Ксения откинулась на спинку кресла и замолчала. Ее губы чуть шевелились. Наконец она произнесла:

– Я так полагаю, что вы уже определили для себя имя истинного убийцы. По крайней мере – для себя. Я права, Мария?

Открыть всю подноготную человеку, который тайно получает от бандита Туманова двадцать пять тысяч долларов непонятно на что, было бы по меньшей мере глупостью. Кристалинская пристально смотрела на меня, и нельзя было различить, чего же в ее взгляде было больше: тревоги или просто любопытства?.. Волнуется ли она за Алексея в самом деле или просто искусно владеет мимикой?

Я решила проверить ее.

– Кое-что имеется, – проговорила я. – У меня есть немало данных для того, чтобы определить причину смерти Куценко. Так вот, его ликвидировали как свидетеля, могущего о чем-то – или о ком-то! – проболтаться.

Вот тут Ксения шевельнулась и побледнела. Я же спокойно продолжала:

– Полагаю, что Куценко мог знать имя настоящего убийцы. Не исключено, что он даже сам состоял с ним, или с ними, в сделке и прикрывал их, стоя на лестничной клетке, в то время как убийца делал свое дело в квартире Таннер. В это время Алексей Ельцов давно уже был дома, и Куценко мог знать и об этом, не так ли? Далее. Я полагаю, что убийца не мог сам войти в квартиру. Он или хорошо знаком с Таннер, что я вполне допускаю, или был впущен в квартиру еще одним лицом, которое вполне заинтересовано в смерти Татьяны Оттобальдовны.

Я сделала длительную паузу и наконец эффектно произнесла имя пособника убийцы:

– И я считаю, что эта наводчица – не кто иная, как домоправительница Таннер. Ищеева, Римма Маратовна, кстати, близкая подруга покойной. И, кстати же, тетушка Куценко, хотя она всегда открещивалась от этого родства.

На этот раз я наблюдала за своей собеседницей более чем внимательно.

…Кристалинская затушила сигарету и долго смотрела в стену. Ее глаза были широко раскрыты. Я подумала, что еще не довела ее до кондиции и всегда есть возможность продолжить. Ну что ж… продолжим. Всегда есть возможность не останавливаться на достигнутом.

– Я была у нее недавно и едва унесла ноги. А могла бы и вперед ногами. Она умеет метать предметы, как древнегреческий дискобол, и травит собаками, как патриции рабов. Чудесная такая собака по кличке Бим, кажется, вы с Алексеем ей эту собаку и подарили. Разумеется, Ищеева не собственноручно убрала Таннер. Скорее всего она просто впустила убийцу в квартиру. Тот сделал свое дело и ушел.

– Вы думаете, исполнителем мог быть Георгий? Я имею в виду Куценко, – произнесла Ксения. – А эта Ищеева – заказчиком? Не смешите меня, Мария. Это несерьезно. Откуда у них оружие, откуда у них такая дерзость? Да никогда. Нет, нет, – она покачала головой, – я этому не верю. Нет. Это решительно невозможно. К тому же… если бы Куценко убил Таннер, он бы выдал себя при разговоре со мной. Я таких, как он, вижу насквозь.

– Вы – экстрасенс? – с чуть прорвавшейся в голосе насмешкой выговорила я.

– Почти.

– Ну да. Вы вольны мне не верить, конечно. Особенно не верить тому, что я скажу далее. Есть версия, что к убийству Таннер и к убийству Куценко причастен некто Туманов Владимир Сергеевич, ваш старый знакомый, Ксения. Кстати, вы его упоминали в нашу первую встречу. Я говорю о вашем первом муже.

Голос Ксении не дрогнул:

– Вы полагаете, что можете заявлять такое бездоказательно, не так ли, Мария?

– Нет, доказательная база есть, но не в таком виде, чтобы я сейчас вам излагала подробности, – ответила я. – Просто я хочу доказать, что Ельцов непричастен к смерти Таннер. И вы смогли бы мне помочь. У меня к вам просьба.

– Я слушаю, – спокойно проговорила Ксения.

– Вы хорошо знакомы с Тумановым, – произнесла я. – Речь пойдет о нем. Вы могли бы свести нас для короткого разговора? Но, если вы почему-либо не можете…

Она на несколько секунд задумалась. Когда же заговорила, голос звучал чуть надтреснуто:

– Вы точно уверены, Мария, что хотите этого? Но, если это так, я могу устроить встречу. Наверно… Но хотите мое личное мнение? Или вы мне не доверяете?

Как она тонко почувствовала мое недоверие. А ведь я так старалась его не выказывать.

– Почему же не доверяю? Говорите.

– Зря вы его подозреваете, Туманова. Я не думаю, что Владимир ввязался бы в такое грязное дело. Тем более в дело, касающееся меня. Более того, скажу начистоту: время беспредела прошло, так что вряд ли он станет связываться с мокрухой. Нет… вряд ли. Но если у вас есть гипотеза, которая может помочь Алексею, то… конечно, я готова.

Она играла великолепно. Если только играла, а не говорила искренне. Если откровенно, я не знала, о чем еще спросить ее. Я даже было решилась на отчаянный шаг – заявить, что подозреваю и ее, Кристалинскую, хотела выложить сведения, полученные через пресловутый Родионовский мониторинг, о двадцати пяти тысячах долларов, но в последний момент одумалась.

Нет. Еще не пришла пора выкладывать все карты. Еще есть время, как говорил Билли Бонс за секунду до того, как умереть от злоупотребления ромом.

Я отвернулась от Кристалинской и сделала вид, что должна поправить макияж.

– Насчет Владимира договорились, – сказала Ксения, – устрою вам встречу. Правда, я не распоряжаюсь его личным графиком, как вы сами понимаете, но все-таки мы с ним, так сказать, не чужие… так что, быть может, он выкроит для вас полчаса в самое ближайшее время.

– Благодарю. Ну что же, мне пора. А вот вы, верно, уже никуда не спешите? Встреча была назначена с Куценко?

Ксения не ответила. А когда заговорила, то ее слова прозвучали совершенно неожиданно:

– Да, кстати. Мария, хотите совет?

– Я слушаю.

– Вам опасно встречаться с Тумановым. Если уж так надо, то пусть с ним встретится Родион Потапович.

– А почему не я?

– Туманов опасен для таких, как вы. Извините, если обидела. Это мое мнение, его не обязательно учитывать.

Я обернулась и посмотрела на нее. Мне показалось, что в ее холодных глазах промелькнул какой-то теплый лучик. «Да, наверное, показалось», – решила я. Ведь и имя ее в переводе с древнегреческого – чужая. Чужая душа – потемки. Какой уж там лучик…