Лёля. Июль, 1999
Лёля открыла глаза и с трудом подняла голову со спинки кресла. Потерла замлевшую шею и снова прилегла, тупо уставившись в темноту. Нет, она так и не уснула – просто наплыла вдруг дрема на оцепенелое сознание. Хотя спать хотелось. По-хорошему лечь бы в постель и заснуть, хоть немного набраться сил перед тем неведомым, что ждет ее завтра. Но страшно было даже приблизиться к кровати, на которой убили Асана. Наверняка там убрали все окровавленное, доктор уж позаботился бы не оставить следов! А вдруг не убрали? Вдруг доктору на эти следы глубоко плевать?
Нет, в самом деле – кого ему бояться? Хозяина? Да тот небось и не ходит в сторону «тюрьмы», и не вмешивается в медицинско-шарлатанские делишки Петра Петровича.
Лёля, пока Ноздрюк и прочие конвоировали ее в усадьбу, попыталась немножко собраться с мыслями, начала выстраивать целую речь, обличающую доктора. Она намеревалась выпалить Хозяину, что в наше время нужно быть уж совершенно невежественным придурком, чтобы верить в те примитивы, которые подсовывает ему этот так называемый доктор. Да ты хоть в Интернет загляни, бестолочь, посмотри, что выдаст на слово «лейкемия» какая-нибудь «Alta Vista», или «Excite», или хоть «Русская машина поиска»! Много чего узнаешь для себя нового и интересного! К примеру, о новом открытии японцев: ультразвук, дескать, успешно убивает раковые клетки при лейкемии, активизирует фоточувствительность лекарств. И врачи как раз работают над тем, чтобы взять кровь больного лейкемией, пролечить ее и вернуть в организм без раковых клеток… Или можно узнать, что существует вакцина против лейкемии, полученная путем генной инженерии. Правда, это только против лейкемии кошек, но все-таки! Такие вот разрозненные сведения здорово пробуждают инициативу. Есть, есть средства спасти одного человека, не убивая при этом других! Сначала Юлю, теперь вот ее… Она ничуть не сомневалась: Юля была ее предшественницей по несчастью, она умерла во время какого-то придурочного и преступного докторова эксперимента. Олеся, наверное, что-то чувствовала, не зря же «поселила» свою бывшую подружку в розовый рай! И если Лёля не подсуетится, на том розовом облачке найдется местечко и для нее.
Однако ни слова никому Лёля не сказала. Хотя бы просто потому, что сказать было некому. Хозяин не удостоил ее своим присутствием, доктор тоже носа не высунул. К воротам подошли два типа: один уже знакомый «официант-тюремщик», другой какой-то белобрысый, тоже показавшийся знакомым. Поднапрягши память, она сообразила, где видела его. Это один из людей Асана, участвовавший в ее похищении! Он заталкивал Лёлю в машину похитителей, он вроде бы и делал ей укол. Почему-то с ним ассоциировалось имя Толик.
Ни Толик, ни «официант» не были расположены выслушивать Лёлины медицинские откровения. Сухо кивнув Ноздрюку и компании, которые просто-таки на цирлах выплясывали от рабского усердия, они взяли беглянку под белы рученьки и повлекли ее в «замок» – под замок. Ни слова не было произнесено в ответ на все ее причитания и призывы. Втолкнули в темную комнату – и все. Она не удержалась на ногах и упала, ударившись подбородком обо что-то твердое. Это была ручка кресла. В кресло она и заползла и вот сидела уже который час, чувствуя, как ноет челюсть, ощущая железистый привкус крови во рту (наверняка рассадила губу) и тупо размышляя о том, что было, что будет… а чего уже не будет никогда.
Самым ужасным казалось то, что ее выдали. Выдали, предали, продали! Если бы настигли в погоне, если бы схватили охранники – это было бы как-то… закономерно, логично, что ли. Но просто люди – русские! – выдают беглянку, не преступницу, а несчастную, замотанную до крайности девку, – явно криминальным элементам, явно темным личностям, – это было просто непостижимо уму. И стоит вспомнить раболепие, с каким дожидались Ноздрюк, Геннастый и прочие хоть словечка поощрения охранников, выпрашивали его, как подачку! Лёля на миг испытала даже нечто вроде мстительного торжества при виде пренебрежения, с каким обитатели замка отнеслись к этим предателям. Да ведь их здесь ни во что не ставили, а они-то как старались! Почему? По какой такой причине? За те твердые денежки, которые платит им Хозяин? За гарантированное благополучие? За уверенность в завтрашнем дне?
Ну что ж, это не так уж мало в наш безумный век, в нашей обезумевшей стране… Если на одну чашу положить эту самую обеспеченность, уверенность, благополучие, а на другую жизнь какой-то неизвестной побродяжки, какая чаша перевесит? Уж точно не Лёлина…
А странно все-таки: вся благополучная деревня во главе со своим мутно-рыжим, как Чубайсер, старостой ополчилась против несчастной беглянки, и только одна бывшая самогонщица, затаившая зло на своих более удачливых односельчан, попыталась ей помочь – как бы из принципа, из чувства протеста. Печальная, печальная получается картина, а что самое печальное, так это то, что чем дальше, тем больше убеждалась Лёля: нет у нее особого зла к Ноздрюку и его команде предателей.
…Мама не зря называла ее философкой: Лёлю хлебом не корми, только дай подвести теоретическую базу под какую-нибудь пакость – и найти ей оправдание. «Девчонке надо было учиться на психолога! – ворчал, бывало, папенька. – Это ты, Маринка, ее сгубила своей историоманией. И кто она теперь? Никто! А был бы замечательный психоаналитик. Это же престижнейшая профессия!»
Папа от своей непомерной отцовской любви преувеличивал, конечно. Никакого психоаналитика из Лёли не вышло бы: ее собственная личная драма это совершенно четко проиллюстрировала. Если она себя до сих пор успокоить не способна, то где уж других-то лечить! «Врачу, исцелися сам!» С другой стороны, искать соринку в чужом глазу куда легче, чем найти бревно в своем, это общеизвестно. Но сегодняшняя ситуация и в самом деле предельна проста…
Эта деревня – «глухое озеро» – как бы отражение в капле дождя или росы (что больше нравится политикам и поэтам) всей страны. Глупости, все глупости, коммунистические разглагольствования о роли народных масс, которые стихийно вызывают к жизни героев. Их выкликают на подвиг обстоятельства! А сам народ без героев – просто почва. Земля под парами. Годами может ждать, пока упадет в нее живое зерно, прорастет, зацепится корнями – и рассыплется в свой черед множеством новых зерен. Но чем дольше земля ждет, тем более заплетается корнями сорняков, тем крепче зарастает всяческим бурьяном и чертополохом. Ведь это истина, что благородные, культурные растения нуждаются в уходе, а всякое сорное дерьмо растет-процветает в любое время в любом месте, и чем хуже условия, тем лучше для него. А тут еще всякие ветры-суховеи, засухи, дожди, морозы, наводнения – да мало ли какие эрозии почвы? И скудеет она, и тощает, и привыкает к убожеству существования, и даже начинает находить в нем определенное удовольствие… А зачем, спрашивается, напрягаться, питать какое-то изнеженное произрастание? Не проще ли кормить-поить неприхотливые, крепенькие такие сорняки? Какая, по большому счету, земле разница, что на ней расти будет?!
Вот и растит она все, что ни попадя… Вопрос: ее ли в этом винить или то зернышко, которое никак, ну никак в нее не падает? Вопрос без ответа.
Помнится, когда Лёля читала «Молодую гвардию» Фадеева, ее прямо до мозга костей поразила одна сцена. Молодежь призывают на биржу труда. Все знают, что это означает, – угон в Германию. Валя, подруга Ульяны Громовой, будущей молодогвардейской героини, туда безропотно идет и безропотно же соглашается ехать в фашистскую неволю, хотя Уля предлагает помощь, предлагает бежать… Валя отказывается, и дело тут не в страхе. Решение людям диктует власть. Сейчас власть – немцы, значит, надо выполнять их волю.
Так и в Лесной: Хозяин-барин, его свита, доктор – это конкретная, сильная, правомочная власть, значит, надо исполнять ее волю. В том-то все и дело: в силе, конкретности, могуществе! Не какой-то там абстрактный президент в какой-то там неведомой Москве (а может, его там и нет вовсе, может, это только манекен на экране телевизора или вовсе, выражаясь по-нынешнему, глюк?!), которому и дела нет до деревни Лесной и ее обитателей, он и названия-то такого в жизни не слышал! Это наш барин, мы под его крылышком живем, накормлены-напоены его заботами, – так ради чего, ради каких выдуманных другими, нереальными людьми принципов мы должны жертвовать своей жизнью? До нас никому нет дела! И нам – ни до кого нет. Каждый, братцы, за себя, один бог за всех, да и того, говорят, и нету вовсе, один вселенский разум, а он, может, железяка, машинка электронная – вот и все дела!
Лёля опустила голову на руки. Ну что, психоаналитик? Здорово ты запутала то, что попыталась распутать, да? Главное, до чего же легче стало на душе! И если завтра этот чокнутый вампир по имени Петр Петрович заявится пить-качать твою кровушку, ты подставишь ему яремную вену (выражаясь фигурально, ему-то понадобится всего-навсего вульгарная локтевая!) с чувством глубокой социальной справедливости происходящего?
Да нет, вряд ли… А придется, делать-то нечего!
Делать нечего… Лёля бессильно уронила руки с подлокотников и тихо вскрикнула от боли, сильно стукнувшись костяшками пальцев правой обо что-то твердое. Пошарила. Коробка какая-то, что ли? Нет, похоже на чемоданчик. Чемоданчик из какой-то ткани, но внутри – твердое. Что бы это могло быть? Откуда взялось? Не было у нее в комнате никаких чемоданчиков! Или принесли, пока она бродяжничала? А зачем? Мину подложили под строптивицу? Что-то больно расточительно ее собираются наказывать… А может, доктор принес сюда загодя свой медицинский инструментарий, с помощью которого намерен качать из Лёли кровушку?..
И не успела она похолодеть от этой догадки, как память вдруг выбросила картинку: Асан, приказав Лёле пересесть на постель, носком ботинка придвигает к себе кресло и плюхается в него, снимая с плеч какую-то небольшую черную сумку и ставя ее между креслом и стеной.
Да ведь это же сумка Асана! Как же ее никто не заметил! Значит, Лёля была права в своих подозрениях: в комнате не убирали, вполне возможно, на кровати до сих пор лежат заскорузлые от крови простыни.
Ее замутило от картины, услужливо вспыхнувшей в воображении, но Лёля постаралась взять себя в руки. Что за сюрприз приготовила ей судьба? Может быть, в чемоданчике Асана она найдет нечто дарующее свободу? Оружие?
Она подняла чемоданчик, положила на колени, нашарила «молнию», расстегнула, и, как только руки легли на плоскую прохладную коробочку, лежавшую внутри, Лёля поняла, что это такое. Никакая не коробочка и не ящичек. Это компьютер! Ноутбук! Точно такой же был у ее отца, и, слава богу, Лёля достаточно наигралась с этой дорогой игрушкой, чтобы узнать ее даже в кромешной темноте.
Руки вдруг так задрожали, что Лёля едва не уронила ноутбук. Надавила на плоскую кнопку, подняла крышку. Сбоку есть еще одна кнопочка… Вмиг зажглись два зелененьких огонечка на панели, и раздалось тихое журчание, означающее, что компьютер включился и начал готовиться к работе. У Лёли дрогнуло сердце, словно она услышала дружеский, сочувственный шепот. Засветился экран, вспыхнула эмблема IBM, потом надпись: «Программа была завершена некорректно. Нажмите Enter». Интересно бы знать, кто и почему некорректно завершил программу? Асан? Неужели это его ноутбук? Или стащил у кого-то?
Послышалось рычание – звук тамтамов. Лёля вздрогнула. Ах да, это начинают появляться ярлыки на экране. А фон – саванна, пума рыжая сидит, и она рычит. Тьма вокруг рассеялась от этого призрачного полусвета. Лёля едва не расцеловала зверюгу: она была такая рыжая, такая… компьютерная! Господи, как же она по всему этому соскучилась… «Давненько не брал я в руки пистолета!» – как сказал бы классик. А хорошенькая заставка – «Саванна». У них дома «Детектив» с серым домом, в котором то и дело раскрывается и скрипит дверь, с бегающей туда-сюда жуткой зеленоглазой кошкой, с летучими мышами. А Асану, значит, были по вкусу дикие звери. Ну что тут скажешь – дитя гор. А в горах, интересно, пумы водятся? А еще интереснее, зачем Асану вообще ноутбук? Драться им? В смысле бить противника по голове? Или виртуально драться? Так… что здесь есть, на экране? Ну, разумеется: неисчислимое количество ярлыков от игрушек-развлекалочек: Doom, Quake, Blood, Duke Nukem, Heretik, Sin, Shogo, Unreal, Half life… Самое новьё! В памяти вдруг мгновенно всплыла картинка: лето, склад родимой фирмы «Антимиры», покупателей ни одного человека, товаровед Андреевна бродит между забитых книгами полок, без нужды меняя местами «Шарм» и «Соблазны», «РБ» из «Эксмо» и «РБ» из «АСТ», и ворчит: «Ну что это такое? То на складе пусто, будто Мамай прошел, то торчат, торчат книжки… Да сколько ж можно на ваших дачах работать, кулачье вы этакое?!» Коммерческий директор Олег, меланхолически гоняя по экрану страдальцев из «Quake», бормочет: «Ну что вы хотите, лето, никто книжков не читает. Летом надо на открытки переключаться, на танцы. А туалетная бумага? Есть вечные ценности! Давайте туалетную бумагу продавать!» А Лёля сидит, мается от безделья, читает очередного Дика Фрэнсиса и угрюмо думает: «Вот так и жизнь пройдет… А не сыграть ли и мне?» Ой, как захотелось вдруг оказаться в душном, пыльном складе, увидеть их всех: Андреевну и Олега, и Сашку с Серегой, и Розочку Николаевну, и новенького Андрюху – всех, всех!..
Она зажмурилась, не пуская слезы к глазам, постаралась сосредоточиться на ноутбуке. Ноутбук, ноутбук, в Африке растет бамбук… Значит, ноутбук для Асана – то же, что затрепанная колода карт. Может, у него и тамагоччи есть? Нет, серьезно, неужели здесь только игры? Вот – классический Microsoft, Internet, Оutlook Express… Что? Оutlook Express?!
Она зажмурилась, потом открыла глаза и лихорадочно дернула мышку к ярлычку. Экран засветился ярче. «Создать сообщение… Ответить всем… Доставить почту…»
О господи! Связь! У нее есть связь с миром! Оutlook Express – компьютерная связь! У них дома тоже есть такая. Сейчас, сейчас Лёля вспомнит свой электронный адрес… И на работе есть электронная почта. Может быть, вспомнится и тот адрес. Тогда Лёля бросит в океан Интернета не одну бутылку, а сразу две, какую-то из них непременно подберут, узнают, где она, что с ней, может быть, даже успеют подать помощь!
Она повела мышку в надпись «Создать сообщение» – и вдруг замерла, ощущая во рту горький привкус разочарования.
Эх-хо-хо… Рановато обрадовалась, дурочка. Бутылка разбилась в руках! Жаль, что заодно с ноутбуком Асан не забыл здесь модем и телефончик. Без них Оutlook Express молчалив и бессилен, увы.
Лёля закрыла Оutlook и просто так посидела, тупо глядя на пуму. Она ненастоящая. Картинка, призрак. И надежды на помощь – такой же призрак. Повела было мышку к «Пуску», чтобы выключить компьютер – корректно на сей раз, хотя, в общем-то, хотелось просто грохнуть его об пол! – но нахмурилась задумчиво. Да неужели Асан только развлекался с этим дорогущим созданием рук человеческих? И неужели он был настолько увлечен игрищами, что таскал ноутбук с собой только из-за них? Может, найдется хоть один документ, открывающий некий секрет? Правда, этот секрет Лёля, судя по всему, унесет с собой в могилу, но все-таки, из спортивного хотя бы интереса…
Она поочередно открыла «Мои документы», диски «С» и «D», но все они были непорочно чисты, кроме системных файлов на «С» и какого-то небольшого файла на «D», буквой «Д» же и зашифрованного – только не латинской, а русской.
«Ну, поглядим», – сказала себе Лёля и велела файлу открыться.
Сначала зарябило в глазах от какофонии разноцветных полос, перемежающихся звуками. Лёля едва не закрыла файл: наверное, Асан переписывал какую-то музыку, а не получилось. И вдруг суматоха на экране прекратилась, по нему поплыли столбцы слов и цифр – на первый взгляд едва ли не еще менее понятных, чем чередование цветных полосок и нечленораздельных воплей.
И вдруг Лёля буквально вытаращила глаза. Да это же перечень анализов крови! Тут-то уж она никак не могла ошибиться, слава богу, были основания запомнить некоторые из подобных словечек чуть ли не как «Отче наш»! Лейкоциты, тромбоциты, эритроциты, гемоглобин… И цифры, цифры! Анализы перемежались записями дневникового характера, как-то:
«18 декабря. Приезжал Хозяин. Такое впечатление, у него что-то не ладится. Уехал на следующий же день. Подтвердил перевод денег».
«25 декабря. Попытался поговорить с Олесей. Бесполезно. Огрызается, как волчонок. Тем лучше…»
«1 января. Новый год… Хозяин настаивает на очередном консилиуме. Опять, значит, театры устраивать. Какая мутата все это! Ладно, работай, друг мой, работай! Да здравствует 1793/LG – «Врачи мира против лейкемии»!»
«17 января. Завтра… Ничего, все у нас получится, как уверяют демократы по ящику. Вернее, уверяли. Кстати, симптоматично: у тех, кто уверял, как раз все и обломилось. А у нас – получится, получится!»
«19 января. Я же говорил!» И дальше цифры, цифры…
«1 февраля. Безобразно все-таки рушится дисциплина в отсутствие Хозяина! Надежда только на Ноздрюка, но сей индивидуум внушает мне глубочайшее отвращение! Такое чувство, что при случае, несмотря на свою услужливость, а то и благодаря ей, он с радостью нарезал бы ремней из моей спины… Я из его, впрочем, тоже!»
Лёля хмыкнула не без удовольствия. Значит, у них тут не такая уж благость и идиллия, как могло показаться с первого взгляда. Конечно, Ноздрюк ненавидел Асана: тут дело прежде всего в национальных противоречиях…
Секундочку! Да неужели она читает дневник Асана? Выходит, он тоже врач, а не просто абрек с большой дороги, каким всегда считала его Лёля? Ну, тогда странно, что он делал свои заметки по-русски. И вообще, не слишком ли много врачей для одного, пусть и нехилого, замка?..
Она рассеянно стукнула по Ctrl+End, оказавшись сразу в конце записей, – и вдруг замерла, наткнувшись на строчку:
«18 июля. Хозяин приезжает 20-го. Успокоить невесту».
И все. Больше ни слова не было.
