Марина Алексеевна Нечаева. Июль, 1999
– Здравствуйте. Лёля Нечаева здесь живет?
Марина Алексеевна вскинулась от недополотой морковки и, еще не посмотрев, кто там стоит за оградой, бросила взгляд на мужа.
Нет, он спокойно собирает малину, не слышит ничего. И слава богу. Всю эту неделю самым трудным было скрывать свое беспокойство, потом тревогу, а потом и страх от мужа. Но если его и удивляло, что Марина вдруг стала какая-то нервная и непрестанно бегает на почту в соседнюю деревню звонить в город, то вполне поверил объяснению, будто звонит она в Москву по издательским делам. В подробности он не вникал – сам старался держаться сейчас в стороне от самомалейшего волнения. И узнать, что с Лёлей что-то приключилось… Нет, даже представить страшно, чем это может обернуться!
Марина Алексеевна резко махнула высокому мужчине, чья фигура едва виднелась за переплетением вишенных ветвей, усыпанных красной ягодой: идите, мол, туда, туда, в сторону!
К счастью, незнакомец оказался сообразительным: не стал громогласно «чавокать» и послушно двинулся к калитке, которая была по другую сторону дома. Марина Алексеевна, еще раз воровато оглянувшись, отбросила царапочку и порскнула за угол, чуть ли не пригибаясь на ходу, как под обстрелом. Выскочила на асфальтированную дорожку между клумбами и ринулась к калитке.
– Проходите. Только говорите тише, пожалуйста. Давайте вот здесь посидим, за сараем, хорошо?
Высоченный русоволосый парень и бровью своей крутой не повел, словно так и было среди людей принято, чтоб гостя сразу тащили в самый укромный уголок, подальше от посторонних глаз. Послушно зашагал вслед за Мариной Алексеевной. Она затылком чувствовала его пристальный взгляд, машинально поправила расползшийся узел волос, обернулась – и вдруг догадалась, кто это. Всплеснула руками, всматриваясь в неулыбчивое лицо, светлые прищуренные глаза:
– Ой, здравствуйте… Вы Дима?
– Дмитрий, – не то согласился, не то поправил он с холодком в голосе, и Марина Алексеевна вдруг с болезненной ясностью поняла, что ничего от этого неприветливого красавчика не узнает, потому что ему и самому, конечно же, ничего о Лёле не известно, иначе не приехал бы искать ее здесь, в деревне, и какое несчастье, что именно в этого самодовольного молодца так беспросветно влюбилась ее бедная девочка, хоть она и таилась, но видно же было, как мучилась из-за него, а теперь… И главное, как хорошо все у них начиналось! Следовало быть ему благодарной по гроб жизни, что Лёльку спас, но не получается: потому что Дмитрий причинил девочке горе. Жаль все-таки, что Лёля так и не удосужилась привести своего спасителя в дом, представить родителям. Марина Алексеевна пеняла: мол, это не по-людски, – но дочка отмахивалась да отшучивалась. Может, чувствовала, что маме «жених» не понравится? Так и есть – не понравился. Причем с первого взгляда. Самодовольный красавец. И сразу видно, эгоист. А что Лёльку спас – так ведь работа у него такая. Учитель – учит, продавец – продает, спасатель – спасает…
Марина Алексеевна судорожно сглотнула, подавив всхлипывание, медленно начала стягивать запачканные землей перчатки, как бы объясняя, почему не подает руки:
– Да, Дмитрий, здравствуйте. Вы к Лёле? А ее нет. Я, честно говоря, думала… – Она безнадежно махнула рукой, и на синюю футболку неожиданного гостя посыпалась серая земляная пыль.
Он, впрочем, как бы и не заметил этого – столь пристально вглядывался в лицо Марины Алексеевны, словно размышлял: заплачет она прямо сейчас или немного погодя?
– Значит, это вы мне звонили? – спросил негромко.
Марина Алексеевна поджала губы. Она уже не раз проклинала себя за тот звонок в аварийно-спасательный отряд. Дежурный, конечно, сообщил ей, что Дмитрий Майоров в командировке, но прежде дотошно и долго выспрашивал, кто звонит. Марина Алексеевна, и так с трудом сдерживая дрожь в голосе, едва не зарыдала, поняв, что ее приняли за одну из многочисленных девчонок этого плейбоя. Да уж, он не испытывал, конечно, недостатка в подружках, а ведь для Лёли он был единственным!
Был… почему был? И догадка, жуткая, ошеломляющая, внезапно хлестнула Марину Алексеевну по лицу. А вдруг этот мерзавец бросил ее дочь, и она от отчаяния…
Серый туман поплыл перед глазами, и тут же что-то резко встряхнуло Марину Алексеевну.
– Сядьте-ка, – сказал спокойный голос, и она рухнула на прохладную скамейку. – Нельзя в такую жару долго быть на солнцепеке. А мужу вашему – тем более. Хотите, я пойду и посоветую ему перейти в тень?
Она мгновенно овладела собой:
– Ради бога, я сама. Ничего, мы с ним только что вышли. Ничего, спасибо… Да, я звонила вам, хотела узнать, не у вас ли Лёля…
Она осеклась. Черт дернул за язык, зачем сказала, что сама не знает о судьбе дочери! Что он теперь подумает о девочке?
– То есть как это – не у меня ли? – медленно произнес Дмитрий. – Ну, я думал, раз ее нет дома, значит, она в деревне. И когда мне дежурный передал, что звонила какая-то женщина из Доскина, я решил, что это она… То есть я надеялся…
Он умолк, растерянно глядя на Марину Алексеевну, и та вдруг почувствовала, что парень страшно взволнован, изо всех сил пытается скрыть это, да не получается: выдают крутые бугры желваков, то и дело вспухающие на худых щеках.
– Нет, это я звонила, – устало кивнула Марина Алексеевна. – Понимаете, я же целую неделю ничего не знаю о Лёле, даже в город съездила, в милицию, но там ничего не добилась. Я вчера оставила заявление…
Она поперхнулась словами.
Дмитрий сел рядом, взял ее за руку.
– Тихо, тихо. Ничего еще не случилось.
– Да, – кивнула Марина Алексеевна, и слезы закапали на выцветшее ситцевое платье, обтянувшее колени, – мне там так и сказали: еще ничего не случилось, в списках неопознанных… – она проглотила слово, – ее нет. Конечно, я понимаю, она совершенно взрослый человек, имеет право самостоятельно принимать любое решения, но раньше я всегда знала, где она и что с ней…
Марина Алексеевна умолкла, потому что Дмитрий осторожно выпустил ее руку, и она снова ощутила, что от него исходит только холод.
