Глава 18

В конторе, где работала Анна Лазарева, о ее гибели не знали, поэтому появление работников милиции вызвало настороженность. Было видно, что ее здесь если и не любили, то, во всяком случае, относились к ней по-доброму, и на вопросы Насти и Короткова отвечали в первую очередь вопросами же:

– А что случилось?

– Зачем вам Анюта? Она же мухи не обидит.

– А в чем дело? Анечка очень хороший работник, у нас к ней претензий нет.

Пришлось сказать им о том, что произошло ночью. Однако пользы это принесло немного, люди качали головами, горестно вздыхали, ужасались, но где находилась Анна все эти дни – никто не знал.

– Может быть, вы знаете, у кого она могла снять квартиру? – спросила Настя.

– Квартиру? Это нужно у Лады спросить, она про сдачу квартир все знает.

– Кто такая Лада?

– Наша продавщица, работает на точке у метро «Тимирязевская», на улице, прямо возле выхода из тоннеля. Да вы найдете, она там одна, других точек нет. У нее сестра квартирами занимается, поэтому если кому нужно, мы всегда к Ладе отправляем. Точно, точно, спросите у нее, если Анюте нужна была квартира, она наверняка искала ее через Ладу.

Машина Короткова, кряхтя и фыркая, довезла их до «Тимирязевской», где действительно у самого входа продавала газеты и журналы симпатичная улыбчивая блондинка с темными глазами. Известие о гибели Лазаревой привело ее в состояние шока, она даже чуть не расплакалась, но, справившись с собой, дала адрес и телефон своей сестры и сказала, что Аня около двух недель назад обращалась к ней насчет квартиры.

– Она вам не сказала, зачем ей квартира? – полюбопытствовал Коротков. – У нее ведь есть где жить.

– Жить-то есть где, а мужиков куда водить? К маме с папой? – возразила Лада. – Анютка как с новым мужиком роман закрутит, так квартиру снимает, чтобы было где встречаться. От мужика разве дождешься здоровой инициативы. Захребетники они все, только и ждут, чтобы мы, бабы, за них все проблемы решили.

– Значит, это было уже не в первый раз? – уточнила Настя. – Аня и раньше пользовалась услугами вашей сестры, чтобы снять квартиру?

– Конечно. Три или четыре раза, я сейчас точно не помню.

От «Тимирязевской» они направились в фирму к сестре Лады. Коротков всю дорогу ныл и жаловался на голод, но Настя вопреки обыкновению его не поддерживала. Она не чувствовала ни голода, хотя в последний раз ела почти сутки назад, ни холода, что тоже было необычным для зимнего сезона, ни усталости. Она не чувствовала почти ничего, кроме холодной решимости покончить со всем этим делом раз и навсегда и уйти на другую работу.

Когда они проезжали мимо очередного киоска с надписью «Горячие бутерброды», Коротков все-таки притормозил.

– Ты как хочешь, а я больше не могу, – заявил он. – Иду и покупаю себе еду. Тебе что принести?

– Ничего не надо.

– Кончай, Ася, это не дело, надо поесть.

– Я не хочу, Юрик, честное слово.

– Ладно, – сердито сказал он и вышел из машины.

Вернулся он через несколько минут, в одной руке нес завернутые в пакет бутерброды, в другой – пластиковый стаканчик с кофе.

– Держи, – он протянул стаканчик Насте.

Она взяла кофе и благодарно улыбнулась.

– Спасибо, ты настоящий друг.

Коротков уселся в машину, достал один бутерброд и жадно отхватил сразу почти половину.

– Я бы хотел, подруга, чтобы ты об этом не забывала, – сказал он.

– О чем?

– О том, что я – настоящий друг.

– Спасибо, – повторила она.

«Получай, Каменская, ты это заслужила, – прокомментировала Настя про себя. – Юрка действительно твой друг, он всегда помогал тебе и ни разу не подвел, а ты обижаешь его тем, что демонстрируешь свое недоверие и не рассказываешь о том, что тебя беспокоит. Да что там беспокоит, с ума сводит. Для чего же тогда существуют друзья, если ты все время показываешь, что не нуждаешься в них? Наверное, Ирочка была права. Впрочем, в последнее время так происходит с завидным постоянством: все кругом правы, кроме тебя, Каменская. Одна ты не права. Одна ты все время ошибаешься».

– Юра, как ты думаешь, зачем Парыгину понадобилась Анна?

Коротков на мгновение перестал жевать и повернулся к Насте всем корпусом.

– Ни за чем, – удивленно ответил он. – У них был роман. Обыкновенный роман, какой бывает у миллионов мужчин с миллионами женщин. Ты и здесь видишь какой-то подвох?

– Не вижу, но подозреваю, что он есть. Слишком много совпадений, в нормальной жизни так не бывает. Они оба так или иначе связаны с Доценко, я имею в виду – знакомы с ним. И потом, я слишком хорошо помню Мишины рассказы о его встречах с Лазаревой. Она была влюблена в него и ждала, что он начнет настаивать на интимных встречах. Откуда же взялся роман с Парыгиным?

– Ну, может быть, роман с Парыгиным был раньше и перерос в обычные дружеские отношения, – предположил Юра.

Он судорожно догрыз первый гамбургер и зашелестел бумагой, разворачивая второй.

– Между прочим, довольно вкусно, – заметил он, – ты зря отказываешься. А почему ты отрицаешь вероятность скоропалительного романа? Лазарева, судя опять же по Мишкиным рассказам, была девушкой импульсивной, вспыльчивой, влюбчивой, у нее эмоции возникали легко и быстро. Миша пропал, на свидания не приходит, а тут новый мужик подворачивается, так почему не воспользоваться? Не понимаю, что тебя настораживает.

– Меня, солнце мое, настораживает, что новый роман у Лазаревой возникает как раз с тем мужчиной, который знаком с ее неверным возлюбленным.

– Брось, Ася, – фыркнул Коротков, – это случается сплошь и рядом. Ты так гордишься своим знанием литературы, что могла бы и припомнить: каждая третья книга описывает именно такую ситуацию. И каждый третий кинофильм, кстати, тоже. А жизнь, как тебе известно, такое вытворяет, что ни одному писателю и в голову-то не придет. Вот ты мне скажи честно, если бы ты прочитала в книжке о том, что три крупных руководителя одного и того же ведомства носят одинаковую фамилию и при этом не являются родственниками, и из-за этого совпадения по ходу сюжета случаются всякие недоразумения и прочая путаница, ты бы поверила? Ни за что не поверила бы. В крайнем случае, ты решила бы, что это не серьезная книга, а пародия или иронический детектив. А мы с тобой тем не менее с этой реальностью живем, у нас министр, начальник ГУВД Москвы и начальник ГУВД Московской области – однофамильцы. И что ты, подруга, можешь мне в этой связи возразить?

– Ничего, – согласилась Настя. – Но все равно мне не нравится эта история с Парыгиным и Анной, что-то там не то.

Найти человека, сдавшего Анне Лазаревой квартиру, оказалось совсем несложно. Это был шустрый и ужасно деловой молодой парень, водитель, работавший в одной фирме с сестрой Лады. У него была весьма респектабельная дама сердца, с которой он жил вот уже два года в ее большой квартире в центре Москвы, а свою однокомнатную на Мосфильмовской потихоньку сдавал, причем не через фирму, а исключительно «на личных контактах», чтобы не платить налоги.

Хозяин квартиры не на шутку перепугался, узнав, что им интересуется милиция. Причем испугался он, как выяснилось, вовсе не уплаты налогов.

– Ну как же так?! – в отчаянии приговаривал он, с силой ударяя кулаком по собственной коленке. – Я же специально старался всегда сдавать квартиру людям, от которых не будет неприятностей. По сто раз переспрашивал, чем они занимаются и зачем им квартира. А то знаете как бывает? Сделают из квартиры склад или перевалочный пункт какой-нибудь, а потом окажется, что там наркотики, или оружие, или еще какая-нибудь контрабанда. Или разборку устроят, всю мебель поломают и дверь взорвут. А эта Аня казалась такой милой, спокойной, и потом, она уже снимала у меня квартиру раньше, и все было в порядке. Вот уж от кого не ожидал!

– Да вы не волнуйтесь, – успокаивала его Настя, – ничего страшного в вашей квартире не произошло.

– Как же не произошло, если вы интересуетесь? – упирался водитель. – Там что? Притон организовали? Убили кого-нибудь?

– Не в этом дело. Та девушка, которая сняла квартиру, погибла, а нам обязательно нужно взглянуть на ее вещи.

– Так, – удрученно констатировал он, – значит, она воровка и прятала в моей квартире краденое.

Он даже не отреагировал на сообщение о гибели своей квартирантки, настолько был озабочен самой квартирой, мебелью и сохранностью входной двери. Сам того не желая, он подсказал самый легкий вариант обмана самого себя. Коротков это сразу уловил.

– Да, – тут же согласился Юра, – к сожалению, вы угадали. Мы бы хотели, чтобы вы взяли ключи от квартиры и поехали с нами, в противном случае нам придется взламывать дверь. Очень не хотелось бы.

Еще бы! Хозяину квартиры этого не хотелось еще больше. Он дрожал над своим имуществом и, похоже, готов был даже приплатить работникам милиции за то, чтобы они не повредили замок.

На Мосфильмовскую они приехали около восьми вечера. Перед тем как выйти из машины, Коротков предупредил:

– Я сейчас вас проинструктирую и прошу делать все так, как я скажу. Не исключено, что у вашей квартирантки был сообщник и он может до сих пор находиться в квартире.

– Тогда я не пойду, – тут же решительно отозвался хозяин. – Очень мне надо искать приключения на свою задницу. Нет уж, без меня.

– Поймите, – мягко сказала Настя, – если там действительно сообщник, он никому не откроет дверь, кроме вас. Вы – хозяин квартиры и имеете полное право туда зайти.

– Пусть он, – водитель мотнул головой, указывая на Короткова, – скажет, что он – хозяин. Вам за риск деньги платят, а мне – нет.

– В двери есть глазок?

– А как же?!

– Ну вот видите. А вдруг этот человек, если он там, конечно, есть, знает вас в лицо?

– Как это он может меня знать? – возмутился хозяин. – Я с ворами дела не имею, у меня таких знакомых нет.

– Вы встречались с Анной, чтобы отдать ей ключи и взять деньги?

– Конечно.

– Где и когда это произошло?

– Она приезжала сюда, в фирму.

– Анна заходила в помещение?

– Нет, мы договорились встретиться на улице. Я должен был шефа везти в три часа на переговоры и сказал Ане, чтобы она подошла между половиной третьего и тремя часами, я буду ждать в машине на улице перед входом. Ну вот она и пришла. Отдала деньги за месяц вперед и взяла ключи.

– Вы выходили из машины, когда она подошла?

– Выходил. А то неудобно как-то, я сижу, а она стоит, согнувшись в три погибели, она ж высоченная, как я не знаю что.

– Ну вот видите, – снова повторил Коротков, – значит, вас вполне мог видеть тот, кто с ней был.

– Да не было с ней никого! Она одна была.

– Это вы так думаете. На самом же деле она могла быть со своим спутником, просто он по каким-то причинам не захотел подходить к вам близко.

Коротков говорил горячо и уверенно, потому что уговорить хозяина подняться в квартиру было совершенно необходимо. Конечно, судя по времени, когда происходили обсуждаемые события, квартиру Анна снимала для встреч с Доценко, но кто знает, не является ли Парыгин и в самом деле ее давним знакомым. И нельзя в этом случае исключать вероятность того, что квартира снималась для него. Или он просто в этот момент был с ней, мало ли по какой причине… Если Евгений Ильич Парыгин – тот, за кого они его принимают, то он должен быть очень осторожен, и рисковать тут никак нельзя.

– Ну ладно, – сдался наконец парень, – черт с вами, уговорили. Значит, я позвоню в дверь. А дальше что?

– Если вам не откроют, звоните снова и начинайте громко звать Анну. Обязательно скажите, кто вы такой. Если там кто-то есть, он должен быть уверен, что это именно вы и что вы пришли к ней по пустяковому вопросу, например, взять что-то из своих вещей.

– А если кто-то откроет?

– Все то же самое. Представьтесь, спросите, где Аня, объясните, что вам нужно кое-что взять. Если не впустит – не настаивайте, спросите только, когда Аня придет, и попросите, чтобы она вам позвонила. Если впустит – берите какую-нибудь ерунду и сразу уходите. Вот и все.

– Как это – все? – оторопел хозяин. – А вы? Вы же сказали, что нужно краденые вещи посмотреть.

– Ну не в присутствии же сообщника эти вещи смотреть, – усмехнулся Коротков. – Тогда это уже будет больше похоже на задержание, а при задержании знаете как бывает? Сопротивление, драка, стекла бьются, мебель может пострадать. Мы вам ущерб причинять не хотим.

Этот аргумент был хозяину квартиры понятен и сразу расположил его к людям из уголовного розыска.

Войдя в подъезд, Юра остановился.

– Мы с Анастасией поднимемся пешком, а вы спустя минуты три поезжайте на лифте. Будьте естественны, не старайтесь двигаться тихо. Вы – хозяин, идете в собственную квартиру, ни от кого не прячетесь, ничего не скрываете. Понятно?

Коротков с Настей стали подниматься по лестнице. Дойдя до нужного этажа, они осмотрелись в поисках удобного места. Врываться в квартиру они не собирались, но нужно успеть прийти на помощь хозяину в случае каких-нибудь непредвиденных эксцессов. Загудел лифт, автоматические двери раздвинулись, и на площадке появился парень-водитель. Лицо у него было растерянное и испуганное. Он завертел головой, пытаясь увидеть Короткова. Юра сделал шаг вперед, попав в поле зрения хозяина, и изобразил рукой что-то вроде подбадривающего жеста, мол, давай, звони в дверь, ничего не бойся.

На первый звонок никто не откликнулся. На второй, более длинный, – тоже.

– Аня! – громко крикнул парень, сильно дергая за дверную ручку. – Аня, ты дома? Это я, Геннадий. Открывай!

Снова тишина.

– Анютка, ты меня слышишь? Открой, если ты дома, мне куртку нужно взять. Аня!

Он позвонил еще несколько раз, но из квартиры не донеслось ни звука. Коротков осторожно высунулся из своего укрытия и знаками показал Геннадию: открывай дверь своим ключом.

– Аня, я открываю дверь! Если ты там не одна, прикройся, я в комнату заходить не буду, я только куртку в прихожей возьму. Слышь, Анюта? Я вхожу!

Он еще раз нажал кнопку звонка. Вероятно, ему удалось взять себя в руки, потому что он приблизил лицо к самой замочной скважине и зверским голосом проорал:

– Последнее предупреждение перед штурмом! Анька! Прячь хахаля под одеяло, я вхожу!

Коротков подмигнул Насте и поднял вверх большой палец, что, по-видимому, должно было означать высшую оценку актерских способностей Геннадия. Лязгнул открывающийся замок, скрипнула дверь, и хозяин осторожно вошел в квартиру. Коротков напрягся, готовый в любую секунду сорваться с места и мчаться на помощь. Но ничего не произошло. Геннадий вышел из квартиры, держа в руке легкую темную куртку, захлопнул дверь. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Настя быстро приложила палец к губам и показала на лифт. Когда двери открылись, они зашли в кабину все вместе.

– Там нет никого, – сообщил Геннадий с явным облегчением.

– Уверены?

– Точно. Дверь в комнату настежь открыта, в ванную тоже. Все видно. В кухне пусто. И потом, в прихожей нет чужой одежды, и обуви тоже нет.

– Поехали обратно, – скомандовал Юра, когда двери открылись на первом этаже. – Зайдем все вместе. Если в это время кто-нибудь придет, действуем по старой схеме. Вы зашли за курткой, а мы – вместе с вами, ваши друзья.

Геннадий, похоже, вошел во вкус оперативной работы, потому что легко согласился продолжить эксперимент. Они вернулись в квартиру.

Коротков заглянул в кухню и ванную, Настя быстро осмотрела комнату.

– Мужчина, – удовлетворенно изрек Юрий. – Несвежая мужская сорочка явно не Аниного размерчика. И бритвенные принадлежности. А у тебя, Ася?

– Какая-то техника. Гена, это не ваша?

Геннадий кинул взгляд на стоящие в углу футляры и отрицательно покачал головой.

– Нет, я это впервые вижу. Ворованное, что ли? Вы именно это здесь искали?

– И это тоже, – не моргнув глазом соврала Настя.

– Может, это Анины вещи?

– Может быть. Юра, посмотри, будь добр, я в этом ничего не понимаю.

Коротков ловко расстегнул застежки на футлярах.

– Так, поглядим… Здесь камера, причем какая-то навороченная, я таких и не видел никогда. Что же это за штуковинка такая? А, сообразил! Это насадка для ночной съемки, но конструкция очень необычная. А здесь у нас что? Здесь у нас бинокль, и тоже для ночного видения.

Настя нервничала, ей казалось, что они слишком долго находятся в квартире и оставляют слишком много следов своего пребывания здесь.

– Геннадий, возьмите, пожалуйста, листочек бумаги и напишите Анне записку, – попросила она.

– Анне? – несказанно удивился он. – Вы же сказали, она умерла.

– Но вам-то это откуда известно? – возразила Настя. – Вы пришли в свою квартиру, жиличку не застали, куртку взяли, и совершенно естественно, что вы пишете ей записку, иначе она будет думать, что куртку просто украли. Здесь явно живет какой-то мужчина, и он наверняка встревожится, если придет и обнаружит, что в квартире кто-то был. Не надо его понапрасну беспокоить.

– Так можно же куртку повесить на место, она мне не нужна.

– А следы? Гена, три человека не могут покрутиться в тесном пространстве и не оставить следов. Мы наверняка что-то сдвинули и оставили не в том положении, в каком было. Преступники – люди внимательные и осторожные, они такие вещи замечают автоматически.

Геннадий понимающе кивнул, достал из кармана блокнот и на выдранном из него листочке набросал несколько слов. Оставив записку на самом видном месте, они покинули квартиру, в которой провела свои последние дни Анна Лазарева.

– И чего делать будем? – спросил Коротков.

С Мосфильмовской улицы Настя и Юра поехали на Щелковское шоссе, где жила Настя. На работу возвращаться смысла не было, рабочий день давно закончился, если у сыщиков вообще бывает какая-то длительность рабочего дня.

– Не знаю, Юрик, мне надо подумать. Вообще-то надо бы поставить в известность руководство, потому как один ты Парыгина не возьмешь, а я тебе плохой помощник. Я ведь только думать умею, да и то, как показали последние дни, весьма слабо.

– И Мишка мне тоже не помощник, – уныло подтвердил Коротков. – Парыгин его в лицо знает. Может, Колю Селуянова подключить?

– У него нога еще болит, – напомнила Настя.

– Верно, я и забыл. Тогда Игоря Лесникова. Не бойся, Ася, никуда Парыгин не денется, он же опасности не чувствует.

– Ты думаешь? – с сомнением спросила она.

– На сто процентов уверен. Смотри, что получается. Он полагает, что его связь с Лазаревой не выплыла, в милиции его опросили как случайного прохожего и отпустили без тени сомнения. В хате на Мосфильмовской он живет и держит дорогую аппаратуру, стало быть, в бега не ударился, просто куда-то отлучился. По его представлениям, он в очередной раз выкрутился. Ребята его обыскивали, когда задержали ночью?

– Говорят, что обыскивали.

– Оружие при нем было?

– Нет.

– Вот видишь! – Коротков торжествующе поднял палец. – Он даже оружия с собой не носит. Будет серьезный преступник ходить без оружия, если ждет неприятностей каждую минуту? Не будет. Значит, он этих неприятностей не ждет.

– Или он не серьезный преступник, – добавила Настя.

– А кто же он по-твоему? Дитя невинное?

– А черт его знает! – в сердцах бросила она. – В этом деле одни сплошные перевертыши. Приличный бухгалтер Нурбагандов оказался уголовником Гаджиевым. Скромная продавщица газет среди ночи идет с мужчиной на стройку и сражается с ним не на жизнь, а на смерть. Даже папа…

Она не договорила, достала сигарету, щелкнула зажигалкой. Снова навалилась тоска, сжавшая горло спазмом, на глаза навернулись слезы. Юра понял ее состояние и постарался увести разговор в безопасную сторону.

– Если Парыгин и не серьезный персонаж, тогда тем более с задержанием проблем не будет. Эх, жил бы он дома, можно было бы вообще его повесткой вызвать как свидетеля к нам или к Ольшанскому на предмет уточнения обстоятельств ночного происшествия. Якобы поспрашивать: что видел, что слышал, что заметил. А так он повестку не получит. Не в розыск же его объявлять. Лазареву объявили – и получили в итоге труп.

– Ты прав, – согласилась Настя, – в этом случае мы тоже получим труп, только не самого Парыгина, а кого-нибудь из наших. Юра, я думаю, Парыгина не нужно пытаться брать на Мосфильмовской.

– Почему?

– Там для него обстановка благоприятная. В этой квартире он психологически все время готов к неожиданностям, ведь он находится там вроде как незаконно, не он же квартиру снимал и с хозяином договаривался. А настоящего квартиросъемщика нет, прикрыться некем. Он постоянно в напряжении, и врасплох мы его не застанем. Мне кажется, его нужно выманить туда, где находится его вторая, легальная квартира. Если чутье тебя не обманывает и он действительно не ждет особых неприятностей, то вполне может без опасений появиться там, где живет какая-то его знакомая или родственница.

– Развей мысль, – потребовал Коротков, – она у тебя такая быстрая, что я не успеваю догонять.

– Понимаешь, Юрик, если человек ведет такой образ жизни, при котором ему постоянно нужна запасная база, то он никого на эту базу не пустит, потому что она может в любой момент понадобиться. И если вдруг на этой запасной базе появляются жильцы, то мы обязаны сделать два вывода. Первый: в ближайшем обозримом будущем Парыгин не видит для себя необходимости скрываться или иметь вторую берлогу про запас, потому что ведет спокойный законопослушный образ жизни. В этом случае мы с тобой должны признать, что все наши умопостроения были глупыми и безосновательными, ни в каком криминале он не замешан, к делу об убийстве гражданина Шепелева полгода назад не причастен и попался тогда случайно, а с Анной действительно крутил обычный роман и как истинный кавалер не мог не проводить даму поздно ночью до места сомнительной встречи. И второй вывод: если мы с тобой все-таки правы и Парыгин кругом замешан, значит, есть какая-то очень и очень веская причина, по которой он пустил эту женщину на свою запасную базу. Например, женщина ему небезразлична и ей совершенно необходимо предоставить кров. На этом и нужно сыграть. Если она попросит о помощи, он обязательно прибежит. И думать при этом будет не о том, что его вычислили как человека, связанного с Лазаревой, а о том, что этой женщине угрожает опасность. История с его задержанием наглядно показывает, что он прекрасно владеет собой и не проявляет ненужной агрессии, если полагает, что все может обойтись. Он ведь не попытался прорваться через оцепление, убежать с места происшествия, не качал права перед милиционерами, он тихо-спокойно сориентировался, пристроился к Иришке и Лиле и вел себя абсолютно здраво, как вел бы себя любой случайный прохожий, понимающий специфику работы милиции и не имеющий оснований бояться. Точно так же он может повести себя и в ситуации с женщиной, которая живет в его квартире и просит о помощи. Столкнувшись возле дома с работниками милиции, он не будет хвататься за пистолет и постарается закончить дело как можно более мирно, не дергаясь и не вызывая лишних подозрений. Если же мы будем действовать на Мосфильмовской, он сразу сообразит, что это конец, и будет сопротивляться ожесточенно и до последнего, потому что на Мосфильмовской находится квартира, куда его привела Анна, а именно связь с Анной он и пытается изо всех сил скрыть. Задержание на Мосфильмовской может принести много крови.

– Годится, – одобрительно кивнул Юра. – Не клевещи на себя, подруга, соображаешь ты вполне прилично. У тебя небось и план уже есть, как его выманить.

– Господи, да проще простого! Когда люди не платят за телефон, его отключают. А знаешь, что наше государство делает, когда жильцы не платят за электроэнергию?

– По-моему, ничего. А что тут можно сделать? Телефоны подключаются индивидуально, а электричество подается на территорию. Нельзя же из-за одного неплательщика лишить света целый дом или даже микрорайон.

– Юра, в тебе погиб большой гуманист. Приходят милые люди из Мосэнерго и перекусывают провода, по которым электричество идет в твою квартиру.

– Не может быть! – охнул Коротков. – Да ты что? Прямо вот так приходят и перекусывают провода?

– Прямо вот так. В нашем подъезде таким манером с двумя квартирами поступили. Женщина, с которой я сегодня разговаривала по телефону, скушала вранье про неоплаченный телефон, значит, она там живет совсем недавно, иначе платила бы сама и точно знала бы, правду я говорю или нет. А она даже не знает, где квитанции лежат. Стало быть, и насчет электроэнергии поверит, потому как сама за нее не платила. Без телефона жить трудно, но можно. А без света попробуй-ка поживи зимой, когда светает поздно и темнеет рано. Холодильник отключается, плита не работает, в ванной ничего не видно, телевизор не посмотришь. Больше двух часов дамочка эту прелесть не выдержит, и если у нее есть хоть какая-то связь с Парыгиным, она обязательно потребует, чтобы он приехал, починил проводку и разобрался с Мосэнерго. Если дама ему действительно небезразлична, он не мог оставить ее без связи с собой, особенно если у нее неприятности. Пусть она не знает номера его телефона, но уж он-то непременно должен ей звонить. Идея понятна?

– А то. Завтра с самого утра поедем и все отключим. Только есть опасность, что дамочка позвонит в Мосэнерго и выяснит, что по данной квартире задолженностей нет и никаких монтеров к ней не посылали. И что тогда?

– Да и пусть звонит, – Настя пожала плечами. – От того, что она узнает правду, ничего не изменится, света-то все равно не будет. Можешь мне поверить, Мосэнерго даже на отключение не торопится людей посылать, годами ждет. А уж на включение – вообще не допросишься. Тем более что отключили не по их инициативе, а какие-то самозванцы. Уверяю тебя, они дамочке скажут, что это не их проблема, пусть вызывает электромонтера из ДЭЗ. Повторяю тебе, дама там живет недавно, телефона диспетчерской ДЭЗ она наверняка не знает, она даже не знает, где эта ДЭЗ и какой у нее номер. А судя по нашему с ней сегодняшнему разговору, она не из тех, кто решает задачи последовательно. Ей и в голову не придет сесть на телефон и обзвонить ряд служб, чтобы выяснить нужные номера и дозвониться в нужные места. Она начнет квохтать, рвать на себе волосы, причитать и ждать, когда позвонит Парыгин, чтобы закатить истерику и потребовать его приезда. Есть на свете две категории людей: те, которые предпочитают решать проблемы самостоятельно, и те, кто привык, чтобы их проблемы решали другие. Так вот, дамочка, живущая в квартире нашего дорогого Евгения Ильича, несомненно, принадлежит ко второй категории.

– А ты, конечно, принадлежишь к первой, – не удержался и поддел ее Коротков. – Аська, если бы ты не была такой до идиотизма самостоятельной и не ковырялась со своими проблемами в гордом одиночестве, ситуация не зашла бы так далеко, как сейчас. Если бы ты сразу рассказала мне про связь Баглюка с Леонидом Петровичем, я бы Лазареву твою достал из-под земли, как только она засветилась в редакции, и мы не мучились бы сейчас с Парыгиным.

– И Анна была бы жива, – тихо добавила Настя. – Ты прав, Юра, я одна во всем виновата. Еще одна смерть на моей совести.

– Да ну тебя, – рассердился Юра, – тебе уже слова нельзя сказать, сразу начинаешь про плохое думать. Ты бери пример с меня, я всегда думаю только о хорошем. День прожил, жив остался, в семье нормально – и слава богу. Вот я тебя довез до дому, машина по дороге не сломалась, в аварию мы с тобой не попали – большая жизненная удача, и этому надо радоваться. Судьба, Асенька, не любит, когда человек относится к ней без благодарности, учти это.

– Учту.

Они договорились встретиться завтра рано утром, Юра уехал, а Настя поднялась в свою квартиру. В холодильнике еще оставались продукты, привезенные от родителей. Она вяло поковыряла вилкой в банке с салатом и поняла, что есть не может. «Надо себя заставить, иначе сил не будет, – сказала она вслух, – а силы мне нужны, чтобы довести дело до конца. Юра прав, нельзя быть неблагодарной. Пусть папа оказался… ладно, не буду уточнять, кем он оказался, и мне больно от этого так, что трудно дышать, но он хотя бы жив. Он жив. И за это нужно быть благодарной судьбе. Спасибо ей».

Весь день Парыгин провел в бегах, оформляя документы на продажу своей второй квартиры. Главной проблемой была оценка ее стоимости, и он эту проблему решил. В официальной бумаге, выданной экспертом по недвижимости, стояла сумма «шестьдесят две тысячи долларов», и с этой бумагой уже можно вести переговоры с кредиторами. Пусть сами решат, возьмут они долг деньгами или квартирой.

Он подумал, что, может быть, имеет смысл подъехать сейчас туда, где сидят в машине кредиторы, и поговорить с ними уже сегодня, чтобы завтра с самого утра искать покупателя, если они будут настаивать на наличных. Но почувствовал, что у него нет сил. Гибель Анны, бессонная ночь, проведенная в милиции, дневные хлопоты – все это навалилось на него в один миг. Ладно, решил Евгений Ильич, кредиторы подождут до завтра, все равно проблема так или иначе решена. Единственное, что нужно сделать сегодня, это позвонить Лолите и успокоить ее, пусть хоть она не дергается.

Войдя в квартиру на Мосфильмовской, Парыгин сразу почуял: здесь кто-то был. Наметанный глаз моментально ухватил какие-то едва заметные перемены, и все внутри него напряглось. В следующую секунду он понял, что на вешалке в прихожей нет коричневой куртки. «Обокрали!» – мелькнула мысль, и Евгений ринулся в комнату, где стояли футляры с аппаратурой. Футляры оказались на месте, а на журнальном столике белел какой-то листок.

Парыгин перевел дыхание. Обошлось. Похоже, его ангел хранит. Он припомнил, что Анна, упоминая о хозяине квартиры, действительно называла его Геной. Но записка, адресованная покойнице, произвела на него удручающее впечатление, словно перед ним призрак явился. Анечки уже нет, а люди все еще считают ее живой, думают о ней как о живой и пишут ей записки в надежде на то, что она их прочитает.

Он снял телефонную трубку и набрал номер Лолиты. Долго никто не подходил, и Парыгин подумал, что Лола, наверное, махнула рукой на все его наказы и запреты и вышла на улицу, поскольку кредиторы ее все равно нашли и скрываться больше нет необходимости. Он уже собрался положить трубку, когда раздался голос семилетнего Сережи.

– Але!

– Сереженька, это дядя Женя. Где у нас мама?

– Она в ванной моется.

– Ты передай ей, что все в порядке, деньги я нашел и завтра все закончится. Не забудешь?

– Конечно, нет. Дядя Женя, значит, завтра мы поедем домой?

– Да, детка, завтра или в крайнем случае послезавтра.

– Урра! – завопил мальчуган и бросил трубку, на радостях забыв попрощаться.

Парыгин испытывал облегчение от того, что все так удачно получилось и ему не пришлось разговаривать с Лолитой. Она наверняка начала бы нести какую-нибудь чушь, и он вынужден был бы поддерживать этот бессмысленный разговор. Он поймал себя на мысли, что теперь, когда рядом нет Анны, многое стало казаться ему бессмысленным. Неужели он успел привязаться к ней? Вот уж не ожидал от себя такого слабодушия.

Ему даже в голову не приходило, что это не слабодушие, а нормальная человеческая реакция на смерть близкого человека. Вероятно, потому, что по-настоящему близких людей у него никогда и не было, кроме брата. Но брат – это брат, друг детства, родственник, и переживания по поводу его смерти Парыгину странными не казались, а все остальные люди всегда были для него просто посторонними.

Старший лейтенант милиции Тюрин не был коренным москвичом. Он родился в подмосковной деревне и прожил там до самого ухода в армию. И ни армия, ни последующая долгая жизнь в столице так и не вытравили из него главного и определяющего принципа: на моем подворье должен быть порядок. Остальные пусть как хотят, но на моем огороде сорняки расти не будут, а дрова должны быть сложены в аккуратную поленницу. Наверное, именно поэтому ему так нравилась его работа и ни о какой другой он и не помышлял. А работал Тюрин участковым. И неоднократно признавался лучшим по профессии.

На его «подворье», иными словами – на территории, порядок был, это уж точно. Тюрин, будучи мужиком крепким и энергичным, никогда не ленился обходить квартиры, знакомиться с жильцами, подолгу беседовать с домохозяйками и пенсионерами, со школьными учителями и врачами в поликлинике. На его территории находился травмпункт, и там участковый обязательно бывал каждый день. А что вы думаете? Придет, поговорит, узнает, кто и с какими травмами обращался, и немедленно бежит выяснять у человека, действительно ли он голову расшиб, когда с лестницы упал, или кто-то ему в этом деле помог. Битые мужьями жены, как ни пытались выгораживать своих благоверных, ничего с Тюриным поделать не могли, и каждая «проблемная» семья была у него на строгом учете и под неусыпным контролем, а если в такой семье росли дети, то он постоянно теребил инспекторов по профилактике правонарушений несовершеннолетних, напоминая им о необходимости глаз не спускать с этих ребятишек. Одним словом, дело свое участковый Тюрин знал и любил, хотя по нынешним временам звучит это более чем странно.

Накануне, обходя территорию, он снова увидел черный «Форд Скорпио», припаркованный у дома номер двенадцать. Этот «Форд» он видел и позавчера вечером на этом же самом месте, и в нем по-прежнему сидели трое. Тюрин решил до времени волну не гнать и постановил для себя проверить улицу еще разочек с утра. Если машина с водителем и двумя пассажирами будет опять на этом же месте, тогда он примет меры. Сидеть в машине, конечно, не запрещено, и стоянка здесь разрешена, но знать, зачем эти люди тут торчат столько времени, он обязан, на то и участковый, чтобы свой участок соблюдать.

Сегодня утром «Форд» все еще стоял на прежнем месте, и Тюрин решил, что пора действовать. Уж больно все это похоже на засаду, причем не милицейскую, а самую что ни есть бандитскую. Постоянные маршруты нарядов патрульно-постовой службы были ему хорошо известны, а сам он был достаточно опытен, чтобы не соваться в одиночку к троице крутых парней, засевших в дорогой иномарке. Приметив машину издалека, он не стал подходить ближе, а свернул за угол и начал не торопясь прогуливаться по переулку, ожидая появления наряда. По его расчетам, случиться это должно минут через десять.

Утром Парыгин с недоумением поймал себя на мысли: а что, собственно, он делает в этой квартире? Почему не возвращается домой? Он ведь уже почти убедился, что его основная квартира вполне безопасна.

Решено, он сегодня же постарается закончить дело с кредиторами брата, вернется домой, выспится как следует, а послезавтра выйдет на работу. И все. И больше никаких глупостей. Без запасной квартиры браться за заказы все равно нельзя, а денег он своей деятельностью много не накопил. Заказы бывали нечасто, хоть и брал он дорого, но на свои гонорары он просто жил, потому как на зарплату обыкновенного инженера долго не протянешь. Ну, еще на старость откладывал да на случай болезни. Только один раз ему удалось скопить большую сумму, и на эти деньги он купил квартиру. Ту самую, которую сегодня собирался продать.

Да и будут ли они, эти новые заказы? Очень сомнительно. Во-первых, тот факт, что последний заказ у него сорвался, недвусмысленно говорит о том, что у заинтересованных лиц появилась другая возможность решать проблемы, либо более дешевая, либо более быстрая и простая. А такие исполнители-профессионалы, как Парыгин, защищенные сложной системой конспирации и берущие за надежность высокие гонорары, становятся никому не нужными реликтами вроде старинного дубового буфета в современной квартире: и громоздкий, место занимает, и ухода требует, потому как резьба затейливая и замучаешься тряпочкой пыль стирать в глубоких многочисленных пазах. А во-вторых, в среде заинтересованных лиц информация распространяется без задержек, и очень скоро станет известно о том, что человек, который сделал некоему Зотову заказ, а потом его отменил, умер не своей смертью. И никто не будет выяснять, что к чему, просто сделают вывод: с Зотовым лучше не связываться.

Итак, решено. Сейчас он поедет туда, где находится Лолита, и поговорит с представителями кредиторов, а потом нужно будет быстро закончить всю эту историю. Да и историю собственной криминальной жизни, пожалуй, тоже. Если чемпион должен уметь вовремя уйти из спорта, оставаясь непобежденным, то профессиональный киллер должен вовремя закончить преступную карьеру, оставаясь непойманным.

Парыгин вышел из дома на Мосфильмовской, сел в свою машину, которую вчера еще забрал из гаража, потому что иначе никак не успел бы обернуться с оформлением документов, и поехал к Лолите. Возле дома стояла только одна машина – черный «Форд Скорпио», и Евгений Ильич сразу понял: это именно они караулят Лолу и ждут денег. Он аккуратно припарковался, не доезжая метров пятнадцати до «Форда», запер машину, подошел к ним и постучал в окно. Стекло стало медленно опускаться, и в этот момент произошло нечто странное. Из-за угла появились люди в милицейской форме, касках и бронежилетах, и шли они быстро и уверенно прямо к черному «Форду».

«За мной», – пронеслось в голове у Парыгина. Если бы у него было еще хотя бы несколько секунд, он наверняка взял бы себя в руки, постарался успокоиться и вести себя правильно. Эта тактика неоднократно выручала его. Но у Евгения Ильича не было даже одной секунды на обдумывание и оценку ситуации, потому что у сидящих в «Форде» людей тактика была, по-видимому, совсем другая. И Парыгин оказался как раз на линии огня.

Первая пуля попала в бок, вторая в живот.

В десять часов утра капитан Доценко заступил на суточное дежурство по ГУВД, а в пять минут одиннадцатого из динамика послышался хрипловатый голос:

– Дежурная группа, на выезд!

– Что там? – спросил Михаил, быстро застегивая ремешки на плечевой кобуре.

– Перестрелка. Кому-то патрульный наряд не понравился с утра пораньше, – ответил дежурный по городу.

– Жертвы есть?

– Есть.

До места добирались долго, несмотря на включенную сирену и установленный на крыше автомобиля «маячок». Дороги были мокрыми и скользкими, водителям приходилось снижать скорость, из-за чего пробки возникали всюду, где только возможно, причем объехать их по центральной полосе удавалось далеко не всегда: инспекторов ГАИ на все улицы Москвы не хватало, а сидящие за рулем люди не считали нужным соблюдать правила и не занимать крайний левый ряд, потому что тоже спешили и полагали собственные дела самыми важными на свете.

На месте происшествия уже стояли машины из отделения милиции, две «Скорые» и реанимобиль. На тротуаре, привалившись к стене дома, сидел сержант в бронежилете, склонившийся над ним врач обрабатывал рану на ноге. Еще один патрульный вместе с двумя врачами извлекали из черного «Форда» кричащего от боли мужчину.

– Сколько пострадавших? – спросил Доценко незнакомого майора, отдававшего распоряжения.

– Пятеро. Один легкий, двое тяжелых, еще двоих уже увезли, но там, похоже, кранты. Один из них наш участковый, Тюрин. Жалко его, отличный мужик. Мальчики-то патрульные в жилетах были, целы остались, одного только по ноге зацепило, а участковый под пулю попал.

Через некоторое время Доценко, прояснив обстановку, подошел к реанимобилю. Ему сказали, что там оказывают помощь человеку, чья причастность к происшествию пока неясна. Оружие не применял, стоял рядом с автомобилем, из которого преступники открыли огонь по милиционерам.

В салоне Доценко увидел человека на каталке, капельницу, множество приборов. Женщина-врач повернула голову и вопросительно взглянула на оперативника.

– В сознании? – спросил Михаил.

– Да. Хотите с ним поговорить?

– Хочу. Но сначала с вами.

Она с трудом разогнулась, и только тут Доценко увидел, что это грузная немолодая женщина. Он протянул ей руку и помог выбраться на улицу.

– Как он?

– Тяжелый. Даже везти боюсь, не дай бог ухаб какой-нибудь. Кое-какие препараты я ему ввела, но у нас мало что есть, сами знаете. Хочу подождать немного, может быть, состояние хоть чуть-чуть стабилизируется, тогда можно будет везти в стационар.

– Как долго я могу с ним разговаривать?

– Ну, – врач грустно усмехнулась, – в таких ситуациях хорошие врачи вообще не разрешают беспокоить больного. Но я, наверное, плохой врач. У меня пять лет назад сын с невесткой погибли, убийц так и не нашли до сих пор, теперь их уже и не ищут, я так думаю. Сын на месте скончался, а невестка еще три часа жила, была в сознании, и врачи к ней следователя не пустили, боялись тревожить, надеялись, что удастся ее вытащить. Не вытащили. А ведь она могла что-то сказать… Для врача самое главное – жизнь больного, а для милиции – поимка преступника. Так и тянем каждый в свою сторону.

Она махнула рукой, указывая Михаилу на дверь.

– Попробуйте поговорить с ним. Только смотрите, чтобы он не шевелился. Если что – сразу зовите, я буду здесь стоять. Покурю пока.

Доценко согнулся и полез в салон. Вглядевшись в серое, с запавшими щеками лицо человека, лежащего на каталке, он не поверил своим глазам. Вчера весь день он то и дело разглядывал фотографию этого человека, полученную из паспортного стола. «Не может быть», – подумал Михаил, и тут же по едва заметному движению лицевых мышц раненого понял, что не ошибся. Тот его тоже узнал.

– Евгений Ильич? – осторожно спросил Миша.

– Здравствуй, капитан. Имя мое помнишь… Уважаю. И я тебя не забыл…

Говорил Парыгин с трудом, едва шевеля губами, очень тихо, но внятно.

– Что произошло, Евгений Ильич? Как вы здесь оказались?

– Мимо шел. Не вру, капитан. На третьем этаже квартира номер девятнадцать, там женщина с ребенком, родственница моя. К ней шел. А козлы эти в «Форде» ее пасли, она им деньги должна. У меня в кармане документы на квартиру, продавать собрался, чтобы она долг вернула. Не успел оформить…

Парыгин замолчал и закрыл глаза.

– Евгений Ильич! – встревоженно позвал Доценко.

Веки дрогнули, но глаза не открылись.

– Знаешь, капитан, за что я вас, ментов, ненавижу? – прошелестел тихий голос.

– Догадываюсь. За что вам нас любить? Вы от нас убегаете, а мы вас ловим, какая уж тут любовь.

– Нет, капитан, не про это речь. Вы нас ловите, потому что у вас работа такая. Тут все понятно. У вас своя работа, у нас – своя, каждый свой интерес блюдет и за свою делянку борется. Все справедливо.

– Тогда за что же?

– Для вас, ментов, люди – грязь. Вы по головам, по трупам пойдете, только чтобы свою игру с нами сыграть и выиграть. Вы мимо человека прошли, в дерьмо его втоптали, уничтожили и дальше побежали. За светлыми идеалами. А человек остался в дерьме лежать. Вот за это я вас ненавижу. Аня из-за тебя погибла. Никогда не прощу.

– Евгений Ильич, Аня погибла на ваших глазах, это вы привели ее на стройку для встречи со Стояновым, а не я.

– Значит, его фамилия Стоянов? А звать как?

– Григорий Иванович. Разве вы не знали?

– Нет. Мне он другое имя называл. Все равно из-за тебя все случилось. Ты Аню бросил. Использовал для своих дел и выбросил, как рваную тряпку. А она тебя любила. Ты бы видел, как она убивалась по тебе, капитан. Жить не хотела. А я ее подобрал, успокоил, в чувство привел, радость жизни ей вернул. Ты во всем виноват. Если бы ты ее не бросил, она бы на этой стройке не оказалась.

– Какая связь? Расскажите мне, Евгений Ильич. Кто такой Стоянов? Зачем Анна пошла на стройку?

– Погоди, капитан, устал я.

Парыгин снова замолчал на некоторое время, Михаилу даже показалось, что он перестал дышать. Но губы раненого опять шевельнулись.

– У Стоянова деньги при себе были? – спросил он.

– Были. И настоящие, и «куклы».

– Сволочь… Так я и знал. Запомни фамилию, капитан. Нурбагандов. Запомнил?

– Да. Я знаю эту фамилию.

– Его Стоянов «заказал».

– Вам?

– Нет, другому кому-то. Но я узнал об этом. Хотел деньги с него получить… для Лолиты. Не удалось. Потому и квартиру стал продавать. Помочь хотел.

– Вы его шантажировали? – догадался Доценко.

– Нет, в куклы с ним играл, – что-то похожее на злую усмешку искривило губы Парыгина. – Мы с тобой, капитан, в разных командах играем, и я тебе рассказываю это только для того, чтобы ты Аню с грязью не мешал. Я ваши приемчики знаю, на покойников все сваливаете, чтобы живым легче жилось. Не трогай ее, не пачкай ее память, я тебя прошу. Она хорошая девочка.

– Она убила Стоянова, – возразил Михаил. – Работники милиции видели, как она сталкивала его с высоты.

– Вранье… Я на камеру снимал, все видел… Аня только защищалась. Он первый начал. Платить не хотел…

Парыгину явно стало хуже, он дышал тяжело и прерывисто.

– Я позову врача, – решительно сказал Доценко.

– Не надо. Я уже не жилец… Дай слово, что поможешь Лолите… Ей долг нужно вернуть, одних козлов постреляли – другие придут… А у нее сын маленький…

– Что нужно сделать?

– У меня, кроме нее, родственников нет, квартира и так ей по наследству отойдет, но это долгая песня, я знаю… Ты защити ее, пока она не расплатится. Поговори с кредиторами, пусть подождут, она отдаст деньги, квартира дорогая…

– Хорошо, Евгений Ильич, сделаю, что смогу.

– Спасибо, капитан… Чего взамен хочешь? Говори, я добрый, все равно помирать.

Доценко хотел спросить его о том давнем убийстве, когда Парыгина задержали с ушибами на лице и поврежденной ногой, но вместо этого сказал совсем другое:

– Зачем Аня искала Баглюка?

– Прознал все-таки… Шустрый ты, капитан. Баглюк статью написал… Слыхал, наверное?

– Слыхал, – подтвердил Доценко.

– Со мной точь-в-точь так же было. Ворвались в квартиру, камеру достали, стали бить… Хотели, чтобы я в убийстве признался… Вот я и решил журналиста найти, чтобы спросить, что это за деятели. Может, ты знаешь?

– Не знаю. Сам хотел бы выяснить. А откуда вы узнали, что с Мамонтовым было так же, как с вами?

– Вычислил… Не дурей тебя… Тоже читать умею. Все, капитан, не могу больше, зови врача…

Доценко выпрыгнул из машины и чуть ли не силой стал запихивать в салон грузную женщину-врача. Обстановка на улице тем временем изменилась, обе «Скорые» уехали, и место происшествия осматривали криминалисты. Михаил заметил невдалеке коренастую фигуру знакомого следователя, который ходил за экспертами по пятам, держа в руке планшет и быстро записывая ход и результаты осмотра. Михаил хотел было подойти к нему, когда дверь реанимобиля открылась и выглянула врач.

– Он вас зовет, – быстро проговорила она, чуть задыхаясь.

Доценко снова полез в салон.

– Я здесь, Евгений Ильич.

Парыгин не ответил, молча глядя на него.

– Вы хотели что-то мне сказать?

– Запомни, капитан… – едва слышно проговорил Парыгин. – Мужские игры – дело серьезное. Они бывают крутыми… бывают жестокими… но они должны быть честными. Если ты играешь против меня, то это твое дело и мое. А третьих сюда не вмешивай.

– Я против вас не играл. Не довелось.

– Не обо мне речь… Это я так, для примера… Не знаю, против кого ты играл, когда Аню… когда с Аней… Но ты не имел права. Так нельзя, капитан. Она живой человек, а ты заставил ее страдать… Ненавижу тебя.

– Пусть так. Но вы заставили ее умереть. Чем же вы лучше меня?

– Я не лучше. Я такое же дерьмо, как и ты. Но я хотя бы это понял. А ты – нет. Аня умерла счастливой… я дал ей радость… а ты дал ей только слезы и горе… Будь ты проклят!

Это были его последние слова. Они прозвучали еле слышно, почти шепотом, но Доценко показалось, что Парыгин кричал. Врач сидела рядом, держа пальцы на пульсе раненого и следя за показаниями приборов. Она молча кивнула Доценко, что должно было означать: все кончено.

– Все равно не довезли бы, – вздохнула она, – а так вы хотя бы поговорили с ним. Удалось что-нибудь узнать?

– Да, спасибо вам.

– Почему он так разговаривал с вами? В чем он вас упрекал?

– В собственной жизни. И в собственной смерти, наверное, тоже.

Михаил вышел на улицу и на какой-то миг словно посмотрел на все со стороны. Грязный, мокрый, подтаявший снег хлюпал под ногами. На тротуаре обильные следы крови, эксперты делают замеры, фиксируют местоположение пуль и гильз, подсчитывают пулевые отверстия на корпусе черного «Форда». Майор из местной милиции обнимает рыдающую женщину, наверное, это жена того участкового, которого убили. За спиной, в реанимобиле сидит немолодая женщина, потерявшая не только сына и невестку, но и надежду на то, что преступники будут хоть когда-нибудь найдены и наказаны. И рядом с ней только что умерший убийца Евгений Парыгин, последние слова которого были словами ненависти и проклятия.

Неужели это и есть та жизнь, в которой ежедневно живет он, обычный парень Миша Доценко? Грязь, кровь, слезы, смерть, ненависть. Выстрелы и проклятия. Отчаяние и безнадежность. И никакой радости.