Глава 17

Ирочка Милованова слишком долго прожила бок о бок со следователем Татьяной Образцовой, чтобы нервничать и злиться из-за неожиданного доставления в милицию. По рассказам Татьяны она хорошо знала, что такое может случиться с кем угодно, и не нужно винить «плохих милиционеров», это глупо и бессмысленно, потому что они выполняют свою работу, а ни у одного человека на лбу не написано, кто он есть на самом деле и имеет ли отношение к преступлению. Для того и существуют всяческие проверки, чтобы восполнять эти недостающие «надписи». Более того, Ирочка знала и другое, а именно: нередко случается, что человека задерживают без документов и мило предлагают ему заплатить, если он не хочет неприятностей. В Питере «тариф» составлял сто – сто пятьдесят тысяч рублей, и у нее не было никаких оснований полагать, что Москва чем-то отличается от Северной столицы. Так что если будут вымогать деньги, она заплатит, не ссылаясь ни на Таню, ни на ее мужа Стасова. Это проще, быстрее и, в конечном счете, дешевле, чем возмущаться, растрачивая понапрасну нервные клетки, которые, как всем известно, не восстанавливаются. Единственное, что ее беспокоило, так это Лиля, которая могла испугаться, но девочка, судя по всему, восприняла ситуацию с олимпийским спокойствием. Во-первых, она в свои без двух месяцев десять лет прочла уйму детективов, преимущественно написанных все той же Татьяной Образцовой под псевдонимом Татьяна Томилина, а во-вторых, была дочерью работника милиции, пусть и бывшего, но ведь милицейская карьера Стасова закончилась не так давно, и Лиля очень хорошо помнила, как часто неожиданные ситуации складываются именно под вечер, когда пора спать ложиться. Кроме того, Лиля была нормальным ребенком и, как почти все нормальные дети, в школу ходить не любила, а посему надеялась, что ночное приключение даст ей право на завтрашний прогул. У кого, в самом-то деле, поднимется рука отправлять в школу ребенка, который полночи не спал? Тем более ребенок этот – круглый отличник, и отставание от школьной программы ему не грозит.

Посему, прибыв в отделение, хорошенькая Ирочка тут же принялась знакомиться со всеми сотрудниками, находящимися в этот поздний час в дежурной части. Она щебетала, кокетничала, звонко хохотала и говорила, что худа без добра не бывает, потому что в скором времени ей придется жить на территории этого отделения милиции, и будет очень неплохо, если она будет знать милиционеров, призванных обеспечить ее защиту и покой. Сопротивляться ее веселому обаянию было невозможно, и уже минут через двадцать все вокруг начали улыбаться, дежурный предложил ей чай, а Лилю угостил конфетами.

Очень скоро появился Стасов, ему из Черемушек добираться было недалеко. Бросив быстрый взгляд на Иру и дочку, он прошел прямо к дежурному и протянул ему документы, свои и Ирины. Потом о чем-то поговорил с тем сотрудником, который привез их сюда, понимающе кивал головой, отвечал на вопросы.

– Придется подождать Настю, – сказал он, подходя к родственнице.

– А тебе они не поверили?

– Не в этом дело. У них тоже служба. Ту женщину, которая разбилась, разыскивала наша Настя, и теперь она должна приехать и своими глазами посмотреть на людей, задержанных рядом с местом происшествия. Порядок такой, понимаешь? А я не та фигура, ради которой этот порядок будут нарушать. Так что придется вам еще потерпеть. Лиля, я сказал маме, что ты будешь ночевать у нас.

– Хорошо, папа, – послушно ответила девочка.

– Ты голодная?

– Нет, я конфеты ела.

– Я тебе книжку привез, посиди, почитай, а мне с тетей Ирой поговорить нужно.

Лиля тут же вцепилась в книжку и перестала замечать окружающую действительность. Ирочка отошла вслед за Стасовым в сторонку, где стояла урна и было обозначено место для курения.

– Расскажи мне членораздельно, что там у вас произошло, – потребовал Владислав.

Ира удивленно взглянула на него.

– Ничего не произошло. Все было так, как тебе рассказали.

– Теперь ты расскажи. Ты позвонила около девяти и сказала, что из-за выключенного лифта рабочие таскают доски по лестнице, поэтому вам придется сильно задержаться. Что было потом?

– Да ничего особенного не было, Владик, честное слово! Они занесли все доски в квартиру, я их покормила и отпустила, потом сделала уборку, вымыла полы, и где-то в половине двенадцатого мы с Лилей отправились домой. На улице к нам подошел милиционер и попросил предъявить документы. У меня документов с собой не было, он записал твой телефон и велел подождать в машине, потом привез нас сюда. Вот и все.

– Все? – недоверчиво прищурился Стасов. – А этот мужчина? Откуда он взялся?

– Это наш сосед. То есть будущий сосед, – тут же поправилась она. – Живет на втором этаже или на третьем. Тоже пока не въезжает, ремонт делает. Он помог нам спуститься по лестнице, фонариком посветил, там же темень непроглядная, света нет. Взял у меня мешки с мусором, они тяжелые. Потому мы и вышли вместе. Вот и все.

– Точно?

– Точно. Да ты что, Владик? Ты мне не веришь? Спроси у Лили, это же на ее глазах происходило.

Хлопнула входная дверь, через помещение к окошку дежурного быстро прошла эффектная брюнетка в куртке и обтягивающих блестящих брюках. Брюнетка протянула дежурному удостоверение, тот молча кивнул, не глядя на нее, и стал куда-то звонить. Женщина тем временем повернулась к Ире и Стасову и приветливо кивнула.

– Ты ее знаешь? – спросил Стасов.

– Впервые вижу. Я думала, она с тобой здоровается. Вообще-то я ее где-то видела, но не могу вспомнить, где.

Она отвернулась, но тут же услышала знакомый голос:

– Ребята, это я. Неужели совсем не похожа?

Ира и Стасов вылупились на брюнетку, потом расхохотались.

– Господи, Настасья, ну ты даешь! Что за маскарад?

– Так, – Настя пожала плечами, – для разнообразия. Скучно стало.

Она подошла ближе, давая им возможность как следует разглядеть себя.

– С ума сойти, – покачал головой Владислав. – Совершенно другой человек. Если бы ты не заговорила, я бы и не узнал тебя. А Ирка у нас глазастая, сразу заметила что-то знакомое. Ладно, про служебные секреты не спрашиваю, скажи только: надолго эта канитель?

– Не знаю еще. Но ты можешь забрать Лилю и ехать домой.

– Как это? А Ирка что, пусть тут до утра сидит?

– Я ее к себе отвезу. Как ты, Ириша? Согласна?

– Конечно, – тут же согласилась Ира, – увози Лилю, Владик, ей давно спать пора. И вообще, нечего ребенку тут делать, здесь холодно и накурено.

– Ну не знаю, – засомневался Стасов. – Как же я тебя тут брошу? Между прочим, подруга, на чем ты собираешься Иру к себе забирать? Или ты думаешь, что придется здесь до утра торчать?

– Я на машине, – объяснила Настя. – Лешка ее на мою голову оставил, когда уезжал.

– Ну, мать честная, мир перевернулся! – присвистнул Владислав. – В модных брюках, на машине и с чужим лицом. Ты не влюбилась ли часом?

– Пока нет, – улыбнулась Настя. – Ира, что за мужчина с тобой был? Откуда он взялся?

Ирочка снова терпеливо рассказала все с самого начала. Про доски для стеллажей, про выключенный лифт и отсутствующего лифтера, про рабочих, которые поднимали эти самые тяжеленные доски на собственном горбу на седьмой этаж, про темень на лестнице и доброго мужчину с фонариком, про неподъемные мешки с мусором. Она не понимала, почему всех так интересует этот вежливый и приятный во всех отношениях дядечка, но добросовестно рассказывала, просто потому, что искренне любила Стасова и хорошо относилась к Насте. Раз они спрашивают, надо отвечать.

Стасов все-таки внял уговорам и увез Лилю домой, а Ирочка осталась внизу, в дежурке, и продолжала кокетничать с милиционерами, пока Настя проясняла ситуацию с оперативником по имени Володя.

– Я их на всякий случай разделил, – пояснил Володя на вопрос о задержанном мужчине. – Он тут в соседнем кабинете дожидается.

– Нервничает?

– Да нет, вроде спокойный. Злится немного, но это и понятно.

– Как он объяснил свое присутствие на месте происшествия? Он действительно владелец одной из квартир?

– Нет, – рассмеялся Володя, – все проще гораздо. Шел мимо, захотел в туалет, на улице вроде неловко, зашел в первый попавшийся подъезд, а тут женщина с ребенком спускается. Темно было, он и посветил им фонариком, чтобы ноги не переломали. Мешки помог донести. А когда женщина стала спрашивать, из какой он квартиры, соврал. Это естественно, не признаваться же молодой красавице, что зашел в подъезд по малой нужде, тем более в присутствии ребенка.

– Документы у него в порядке?

– В полном. Проверили, он действительно прописан по тому адресу, который указан в паспорте. Инженер на автозаводе.

– А что говорит тот парнишка, который первым Лазареву засек? Похож этот инженер на человека, с которым она приехала на машине?

– Он лица не видел. Но тот мужчина был гораздо ниже ростом.

– Личность второго погибшего установлена?

– Да, при нем документы были.

– Давайте сюда, я перепишу данные. И паспорт задержанного тоже.

Настя села за стол и стала переписывать фамилии и прочие сведения из паспортов, которые положил перед ней оперативник.

– Между прочим, погибший был непростой, – заметил Володя, сладко зевая. – При нем было четыре пачки стодолларовых купюр. Две настоящие и две «кукольные». Тот еще жук. Я вот все думаю, зачем он на эту стройку потащился, имея в кармане такие деньги. Неужели он оказался таким же дураком, как все мужики?

– Что вы хотите сказать? – подняла голову Настя. – Почему все мужики – дураки?

– Ну, не все, это я так, к слову, – усмехнулся он. – Очень часто мы, мужики, за дармовым удовольствием гонимся и про все забываем.

– Уверяю вас, мы, женщины, не лучше, – очень серьезно ответила Настя. – Вы думаете, Лазарева завлекла его туда под предлогом быстрого секса?

– А как иначе-то? – искренне удивился оперативник. – Или потрахаться, или выпить, больше незачем ему туда было идти.

«А деньги? – добавила про себя Настя. – Две настоящие пачки и две «куклы». Это очень похоже на мошенничество. Или на шантаж. Тогда понятно, зачем он пошел на стройку. Там была назначена встреча. Интересно, с кем? Неужели с Лазаревой? Или с кем-то другим, а Лазарева оказалась там случайно и пыталась совершить очередное убийство. Время как раз подходящее, после двадцати трех часов. И способ тоже – удушение. Вот черт, неужели я ошиблась с ней? То-то радости будет Мельнику, когда окажется, что он был прав и Лазарева – убийца. Что ж, тогда придется отдать должное его профессиональному опыту и сыщицкому чутью. А я, выходит, круглая дура и на оперативной работе мне делать нечего. Ладно, так тому и быть, все равно уйду из отдела, это решено».

Прошло не меньше часа, пока Настя наконец закончила беседу сначала с оперативником, потом с задержанным Парыгиным. Усадив Иру в машину, она сказала:

– Сейчас заедем туда, где это случилось, я гляну быстренько, и тогда уже домой. Показывай дорогу. Заодно буду знать, куда к вам в гости ездить придется.

Увидев милицейские машины и карету «Скорой помощи» возле строящегося здания, она вышла из машины, оставив Иру одну. Да, неприветливое местечко. Странная у наших властей манера сначала строить жилые дома, а потом, спустя довольно много времени, начинать создавать нормальные условия для людей, в этих домах живущих. Вероятно, предполагается, что жилищный вопрос стоит в нашем обществе настолько остро, что человек готов переезжать на новую квартиру, несмотря на отсутствие дорог, освещения, муниципального транспорта и магазинов.

Через четверть часа Настя вернулась и открыла дверь со стороны пассажирского места.

– Садись за руль, – коротко бросила она. – Я скажу, как ехать.

Ирочка послушно перебралась на место водителя и завела двигатель, а Настя оперлась затылком о подголовник и прикрыла глаза, борясь с тошнотой. Перед глазами стояли два искалеченных тела, лежавших в огромной луже подтаявшего снега. Конечно, все люди должны рано или поздно умереть. Но все равно… Они должны умирать тогда, когда им это предписано природой. Только тогда и только так. И никак иначе.

Ира критически оглядывала Настино жилье. Ей, домовитой и хозяйственной, сразу стало все понятно про обитателей этой маленькой квартирки.

– Значит, вот тут вы и живете с мужем?

– Да, – рассеянно кивнула Настя, – вот тут и живем. Не обращай внимания, у меня не убрано.

Ира быстро прошла на кухню.

– Ну, это как сказать, – послышался оттуда ее звонкий голосок, – здесь у тебя чистота, как в операционной. Плита блестит, раковина сверкает. Не клевещи на себя.

Настя уселась на диван, вытянула ноги и уставилась глазами в противоположную стену. Середина ночи, ложиться спать бессмысленно, все равно видение разбившихся тел не даст уснуть. Надо бы Ирочке постелить да уложить ее, пусть отдыхает. Сама она и на кухне посидит с чашкой кофе и сигаретой и подумает…

– Настя, что с тобой? – раздался у нее над ухом голос Ирочки.

– А что?

– Ты сегодня на себя не похожа. Час назад в отделении носилась как механический веник, по лестницам бегала, глазами сверкала, а теперь ты опять такая, как всегда. Что-то случилось?

– Нет, все в порядке, Ириша. Давай я тебе постелю.

Ира встала прямо перед ней, и взгляд у нее был укоризненный. Настя невольно залюбовалась ее стройной фигуркой, темными волнистыми волосами, хорошеньким личиком.

– Ты морочишь мне голову, – твердо заявила Ира. – Это ты Стасову можешь впаривать про то, что тебе скучно…

– Ира, – изумленно перебила ее Настя, – что за жаргон? Где ты выучила это вульгарное словечко «впаривать»?

– А как с тобой еще прикажешь разговаривать, если ты нормальных слов не понимаешь? У меня есть глаза, и эти глаза видят, что ты совсем не скучаешь. Тебя что-то гложет, и ты от этого «что-то» пытаешься убежать. Так или нет?

– Допустим, так. Ты требуешь у меня отчета?

Это было грубо, но Настя спохватилась слишком поздно. Выражение Ирочкиного лица из укоризненного моментально превратилось в обиженное.

– Я не требую никакого отчета, но если у тебя проблемы, то, может быть, я смогла бы тебе помочь.

– Прости, – Настя ласково дотронулась до ее руки, – не сердись на меня. Я не хотела тебя обидеть. У меня действительно проблемы, но вряд ли кто-то может мне помочь.

– Не говори так, – горячо возразила Ира. – Я знаю, ты ужасно самостоятельная и не любишь просить о помощи, но так нельзя, Настя! Поверь мне, так нельзя. Человек не может всегда справляться со своими бедами сам, он нуждается в помощи и поддержке, и это не стыдно. Ты посмотри, что ты с собой сделала!

– Тебе не нравится? – осведомилась Настя.

– Не в этом дело. С точки зрения красоты это здорово, глаз не оторвать, но ведь это не ты. Это не ты, Настя. До какой же степени ты должна стать противна самой себе, чтобы захотеть перестать быть собой.

– Тут ты права, – усмехнулась она, – я действительно сама себе противна. Но если тебя это пугает, я сейчас приму душ и смою с себя всю эту красоту. Все равно нельзя идти в таком виде на работу.

– Не хочешь рассказать мне, что случилось?

– Не хочу. Прости, Ира, не сердись, но я должна разобраться с этим сама. Спасибо тебе за сочувствие.

– Ну как знаешь, – вздохнула добросердечная Ирочка, которая всегда готова была броситься на помощь по первому зову.

Настя постелила ей на диване, а сама ушла на кухню и поплотнее притворила за собой дверь. Эксперимент не удался, изменение облика на этот раз не помогло. Все получилось бы, если бы не Лазарева. Что же там произошло, хотелось бы знать? Если младший лейтенант не ошибся, с Лазаревой был мужчина. Куда он делся? Проводил до места и ушел? Или остался ждать, а милиционеры его пропустили? И зачем он ее ждал?

Два варианта. Либо Лазарева действительно та самая убийца, которая задушила семь человек и пыталась убить восьмого, и в этом случае получается, что во всех эпизодах у нее был сообщник. Но у маньяков сообщников не бывает, стало быть, убийства были не серийными, и в этом профессор Самойлов оказался абсолютно прав. У семи убийств есть какой-то другой стержень, объединяющий их воедино. Другой вариант: Лазарева не связана с теми убийствами, пришла на встречу с кем-то, тогда вполне естественно, что ее кто-то страховал. Ну и куда он подевался, страховщик этот? Увидел, что дело пахнет керосином, и скрылся? Но ведь, судя по рассказам, ситуация стала обостряться, когда работники милиции уже прибыли на место. Трагедия произошла у них на глазах прямо под лучом прожектора. Вряд ли этот загадочный мужчина мог после этого прорваться через оцепление.

Тогда снова два варианта. Либо он ушел гораздо раньше и Лазареву не страховал, может быть, даже был просто случайным попутчиком или провожатым. Либо…

Да, придется подумать и об этом. Что сказал тот самый младший лейтенант о Парыгине? Что он намного выше ростом того мужчины, который вышел из машины вместе с Лазаревой. Черт возьми, но это же азы криминалистики! Рядом с Лазаревой любой мужчина будет казаться маленьким, если он не двухметрового роста. Почему она не подумала об этом сразу? Кретинка!

Потому и не подумала, что слишком увлеклась собственными переживаниями. Слишком расстроилась из-за того, что ошиблась и Лазарева могла оказаться убийцей, что подтверждало правоту Мельника. Эмоции, эмоции, сопли на глюкозе. Все, Каменская, хватит, пора прекращать это безобразие. Мало ли на свете людей, которые вдруг обнаруживают, что среди их близких оказался предатель. Не мировая катастрофа. Неприятно, тяжело, больно, но это не означает, что можно плюнуть на все и не заниматься делами.

Она посмотрела на часы – без десяти четыре. Наверное, неприлично звонить Мише Доценко в такое время, парень сладко спит. Пусть поспит еще часа три, а в семь она позвонит ему. И надо будет срочно навести справки о втором погибшем. Стоянов Григорий Иванович. Кто он такой? Кроме паспорта, никаких других документов при нем не было. Хотя фамилия знакомая. Проверить в компьютере, что ли? Да нет, какой компьютер, там Ира спит, ей тоже отдохнуть надо. Но фамилия определенно знакомая. И найти ее будет совсем не сложно, если она хоть где-нибудь мелькала за последние десять лет.

Настя мысленно похвалила себя за то, что, заводя данные в компьютер, создавала алфавитный справочник всех имен, которые в этих данных встречались, будь то преступники, потерпевшие, свидетели, подозреваемые или просто случайные лица. Никогда не знаешь, где может пригодиться такая информация. Когда-то благодаря этой картотеке ей удалось вычислить человека, совершившего три убийства и готовящегося совершить четвертое. Даже потенциальную четвертую жертву она нашла по своему компьютерному справочнику. Очень полезная вещь.

Нетерпение разгоралось в ней, как пожар, но будить Иру совесть не позволяла. Чтобы убить время, Настя отправилась в ванную «смывать красоту». С лицом проблем не будет, обыкновенный макияж, а вот краску с волос придется смывать в три-четыре приема. Конечно, она нестойкая, специально сделана для «разового» употребления, но все равно придется голову несколько раз намыливать шампунем, пока волосы снова не приобретут свой природный платиновый цвет.

Приведением себя в естественный вид ей удалось убить целый час. Теперь она опять была бесцветной блондинкой с белесыми бровями и ресницами. Настя старалась не смотреть на себя в зеркало, чтобы сохранить решимость довести дело до конца. Ей так и не удалось окончательно заглушить внутренний голос, который постоянно нашептывал: «Не лезь туда, не копайся, ты неизбежно найдешь еще какие-то доказательства причастности отчима, и тебе станет еще больнее. Закрой на все глаза и делай вид, что ничего не произошло, что ты ничего не знаешь, что тебе просто показалось. Можно подумать, что только у одного папы есть привычка разрисовывать бутылочные этикетки. Наверняка есть еще люди, которые так делают. Убеди себя в этом и успокойся». Насте очень хотелось послушаться и сделать так, как советовал этот коварный голосок, ей трудно было бороться с соблазном вновь вернуться в спокойную и надежную жизнь, в которой был такой родной, любимый папа Леня. И у него всегда можно было спросить совета. А теперь нельзя…

Она сидела на кухне, пила кофе и методично чертила на бумаге какие-то схемы и таблицы. Так ей легче было приводить мысли в порядок.

С одной стороны листа, слева вверху, сосредоточились сведения о семи задушенных. Среди них – некто Нурбагандов, в прошлом Гаджиев, выпускник учебного центра, созданного в рамках государственной программы. Бывший «источник» уголовного розыска, по нелепой случайности опознанный Дмитрием Вавиловым.

Вверху справа нарисованы кружочки и квадратики, в которые вписана информация о Никите Мамонтове, потенциальном курсанте учебного центра, и погибшем в автокатастрофе журналисте Баглюке. От фамилии Мамонтов до квадратика «учебный центр» проведена пунктирная черта. Здесь связь понятна.

Внизу страницы – сведения о Лазаревой и двух мужчинах, погибшем Стоянове и задержанном Парыгине. Между верхней и нижней частями – только одна связка. Лазарева – Баглюк. Больше ничего общего между ними нет. Стало быть, чтобы увязать все эти части воедино, нужно выяснить, зачем баскетболистка приходила в редакцию. Это самое слабое звено, потому что и девушка, и журналист мертвы. У них уже не спросишь. Но без этого звена ничего не получится.

Правда, есть еще одно звено. Баглюк – Леонид Петрович. Но не спрашивать же у отчима… Нет, этого она не сделает ни за что. Идиотский пафос: человек ведет следствие против собственного отчима, который заменил ей отца и которого она с самого детства называла папой.

Ровно в семь утра она решительно вошла в комнату и зажгла свет. Ирочка заворочалась под одеялом, отвернулась к стене и накрылась с головой. Включив стоящий на письменном столе компьютер, Настя быстро нашла свой алфавитный справочник и ввела слово для поиска: Стоянов. Она была совершенно уверена, что найдет того, кто ей нужен. Однако ее ждало разочарование. Стояновых было немного, всего восемнадцать душ, но среди них – ни одного Григория Ивановича. Немудрено, что фамилия показалась ей знакомой, из этих восемнадцати Стояновых двое были братьями, жестокими убийцами, и с совершенными ими преступлениями в свое время пришлось изрядно повозиться. Еще пятеро составляли целую семью – родители, сын с невесткой и внучка, все они погибли в результате взрыва машины, на которой собирались ехать на дачу. Сын был крупным безнесменом, а взрыв – актом мести. Настя хорошо помнила это дело, оно было совсем свежим.

Значит, Григория Ивановича Стоянова в ее домашних архивах нет. Что ж, ладно, попробуем поискать Парыгина. Может получиться с точностью «до наоборот», поиск знакомой фамилии к успеху не привел, а вот поиск незнакомой фамилии неожиданно даст положительный результат. Ни на что, в общем-то, не надеясь, Настя набрала на экране фамилию и включила поиск. А вот и он, Парыгин Евгений Ильич, 1948 года рождения. Неужели действительно он?

Рядом с фамилией стояли буквы и цифры, обозначающие файл, в котором содержится более подробная информация. Быстро найдя нужный материал, Настя пробежала его глазами. Совсем интересно! Парыгин Евгений Ильич был в числе многих других задержан и допрашивался в ходе поисковых мероприятий по делу об убийстве. Работал с ним Миша Доценко. Никаких улик против Парыгина не обнаружили и благополучно отпустили его. И адрес совпадает. Выходит, тот самый.

Что же получается? Парыгин, как и убитый Никита Мамонтов, попадал в поле зрения уголовного розыска в ходе раскрытия убийства, но доказательств его причастности не нашлось. С Парыгиным, как и с Анной Лазаревой, работал Доценко. И наконец, Парыгин почему-то захотел в туалет как раз там и тогда, где и когда сошлись в смертельной схватке Лазарева и некий Стоянов.

Но Парыгин знакомство с Лазаревой отрицает и утверждает, что на месте происшествия оказался случайно. Все бывает в этой жизни… Такие совпадения случаются, что ни одному автору фантастических романов и не снилось.

Настя решительно выключила компьютер и направилась к телефону звонить Мише Доценко.

Огромным усилием воли Парыгин заставил себя не уходить из отделения милиции, когда ему сказали, что он может быть свободен. Куда нормальный человек пойдет в три часа ночи, если он не на машине? При таких условиях уйдет только тот, кто чувствует себя в милиции некомфортно и хочет ноги унести.

Евгений Ильич чувствовал себя не просто некомфортно – отвратительно, но понимал, что лучше остаться. До ближайшей станции метро пешком не меньше часа, стало быть, до половины пятого ему надо продержаться с выражением усталого неудовольствия и снисходительного понимания на лице.

– Где бы мне тут у вас посидеть, пока метро не откроют? – сухо спросил он у оперативника по имени Володя.

Тот проводил Парыгина в какую-то неуютную каморку, где не было ничего, кроме скамейки и урны. Евгений просидел до намеченного для себя срока неподвижно, опершись локтями о колени и погрузившись в раздумья.

Вот все и закончилось. Аня умерла. Петр Михайлович, или как там его на самом деле зовут, тоже умер. Денег Парыгин не получил. А время идет, его осталось совсем немного, всего два дня. Вряд ли он успеет. Надо срочно что-то придумать, чтобы выручить Лолиту и племянника. Может быть, продать квартиру, ту, в которой сейчас прячется Лола? Да, вероятно, это единственный выход. С криминальным способом зарабатывания денег придется покончить, похоже, навсегда, киллер не может функционировать, не имея хотя бы одной запасной базы. Он не имеет права смешивать жизненные пространства, в которых он существует как законопослушный гражданин и как наемный убийца. Это одно из правил, соблюдение которых гарантирует безопасность.

Без двадцати пять он вышел из каморки, вежливо, но холодно попрощался с дежурным и направился в сторону метро. В семь пятнадцать утра, когда Настя Каменская читала записанную в компьютере информацию о нем, Евгений Ильич Парыгин лежал на диване в квартире на Мосфильмовской улице. Еще вчера в это самое время он лежал здесь в постели рядом с Анной, живой, теплой и страстной. Еще несколько часов назад они вдвоем уходили отсюда, и Аня просила поцеловать ее «на дорожку». Он тогда подумал, что это их последний поцелуй. И оказался прав.

Внезапно он понял, что ему жаль Анну. Как странно… Он почти никогда никого не жалел, холодно и отстраненно считая, что каждый человек сам виноват в своих несчастьях. Но Аня ни в чем не была виновата, она погибла потому, что Парыгину нужны были деньги для вдовы брата. Брат взял деньги в долг, не смог отдать, ушел из жизни, оставив жену и сына на растерзание зубастым кредиторам и на попечение Парыгина. Брат поступил неправильно, что уж тут говорить. Но Аня-то тут при чем? Почему ей пришлось расплачиваться за эти ошибки?

Потому что так решил он, Евгений Парыгин. Потому что дура Лолита и ее маленький сын для него дороже, чем малознакомая, в сущности, женщина, которую он подобрал в метро, рыдающую от обиды на неверного возлюбленного. Но так ли это на самом деле? Может быть, он лжет сам себе? Может быть, ответил себе Парыгин мысленно. Потому что дело, конечно же, не в Лоле и не в мальчике, а в покойном брате и в той дружбе, которая их всю жизнь связывала. А Анна для него – не просто малознакомая женщина, а женщина, которая хотела выйти за него замуж, которая спала с ним, готовила ему еду, смотрела на него преданными и доверчивыми глазами и готова была сделать все, что он прикажет. Он сам, своими целенаправленными спланированными действиями привязал ее к себе, обещал замужество и последующие золотые горы, он старался завоевать ее доверие и заставить помогать ему. И в том, что она погибла, целиком виноват только он. Он знал, что это может произойти, и не сделал ничего, ни единого шага, чтобы предотвратить беду. Более того, запасливо взял с собой камеру, чтобы заснять это и впоследствии дожать Петра Михайловича, если он не принесет денег на условленную встречу, а вместо этого попытается убрать шантажистку. Он, Парыгин, был холоден, расчетлив, циничен и жесток, своими руками посылая Анну на смерть. И нечего дурака валять и строить из себя несчастного и несправедливо обиженного коварной судьбой.

Но Аня могла бы остаться живой. Могла бы, если бы Петр не стал финтить и отдал деньги. И еще если бы черноглазый капитан Доценко ее не бросил. Тогда Парыгин и не познакомился бы с ней, и не было бы всего остального. Может быть, на ее месте была бы какая-то другая женщина. Или вообще пришлось бы претворять в жизнь совсем другой план. Да, верно, все как раз и началось с того, что Аня плакала в метро из-за своего хахаля, тогда и план в голове у Парыгина зародился. Теперь все ясно, виноват капитан. Не бросил бы он Анну, она осталась бы жива.

Ему стало легче от этой мысли. Сознание, что можно больше не обвинять только себя, открыло шлюзы, в которые хлынуло горькое сожаление. Он и вправду мог бы жениться на ней и жить счастливо. А почему нет? Аня была бы ему хорошей женой, родила бы девочку. Теперь уже ничего не будет.

Парыгин умом понимал, что надо заставить себя встать, поехать домой, взять документы на вторую квартиру и быстренько бежать в риэлтерскую фирму. Квартира, в которой сейчас находится Лола, стоит много больше сорока тысяч долларов, так что с учетом срочности продажи нужную сумму за нее вполне можно получить. Или вообще не связываться с третьими лицами, а продать ее прямо кредиторам. Оформить договор купли-продажи можно быстро, если действовать через фирму.

Надо встать и ехать. Но он почему-то не мог этого сделать. Странное оцепенение сковало Парыгина. И может быть, впервые в жизни он вдруг понял, что такое тоска.

Насте казалось, что у нее внутри находится сжатая до предела пружина, которую «заклинило» и которая уже никогда не распрямится. Прямо с утра ее вызвал к себе Мельник и тихим от ярости голосом объяснил, какая она непроходимая тупица. Кроме того, своевольная, самоуверенная, профессионально неумелая и неграмотная. Она и только она виновата в том, что Лазарева осталась без наблюдения, она неправильно сориентировала младшего по должности Доценко, пользуясь своим влиянием на него, заставила действовать заведомо ошибочно, что и привело к ночной трагедии. Теперь уже никакому сомнению не подлежит, что Анна Лазарева и есть убийца, задушившая семерых человек и пытавшаяся задушить восьмого. Каменская непростительно затянула объявление опасной психически неуравновешенной преступницы в розыск, что и помешало ее своевременной поимке. Гибель гражданина Стоянова и самой Лазаревой всецело на совести старшего оперуполномоченного Каменской. Приказом начальника управления в самые ближайшие дни ей будет объявлен строгий выговор.

Она молча выслушала Барина и ушла к себе. Даже не пыталась мысленно возражать ему и оправдываться. Он прав. Он во всем прав. Ей в уголовном розыске делать нечего. Пока был Гордеев, ей позволяли делать то, что она умеет лучше всего, – думать и анализировать. Все остальное, как теперь выясняется, она делает плохо, а делать при новом начальнике придется все, а не только то, что лучше всего получается. Решение уходить было правильным, с каждой минутой Настя все больше убеждалась в этом.

Ей даже не удавалось по-настоящему расстроиться, витки спирали в сжатой пружине прилегали друг к другу так плотно, что все чувства оказались зажатыми между ними и прорваться наружу никак не могли. Зато мозг, освобожденный от эмоций, работал быстро, четко и безотказно.

Первое сообщение пришло от Миши Доценко. Григорий Иванович Стоянов, погибший вместе с Лазаревой на стройке, оказался бывшим сотрудником органов внутренних дел, ушедшим на пенсию с должности заместителя начальника окружного управления. В настоящее время состоит на службе в аппарате правительства на какой-то мелкой должности типа референта.

Отметив про себя слово «правительство» и записав его в нужном месте на схеме, Настя собралась было включить кипятильник, чтобы приготовить кофе, когда в ее кабинет ворвался Юра Коротков, который с утра пораньше отправился «погулять» вокруг официального места жительства Евгения Парыгина. Вид у Юры был одновременно озадаченный и возбужденный, словно что-то его взволновало, но он никак не может понять, что бы это значило.

– Ваш Парыгин все врет, – выпалил он прямо с порога. – Включай кипятильник, включай, не смотри на меня выжидающе, я сегодня без завтрака твоими молитвами.

Это было правдой. Сразу после утреннего разговора с Мишей Доценко Настя позвонила Короткову и попросила проверить Парыгина по месту жительства. Мише нельзя было этого поручать, Парыгин мог хорошо помнить оперативника, который с ним работал. Внешность у Михаила яркая, приметная, и если сам Доценко этого Парыгина напрочь не помнил, что вполне естественно, то Парыгин-то уж наверняка не забыл оперативника. Не каждый же день его на улице задерживают и на Петровку доставляют.

– Значит, так, – начал Юра, усевшись поудобнее и хватая прямо из коробки кусочки сахара, которые он тут же разгрызал крепкими зубами. – Парыгина дома нет. Более того, его там нет уже давно. Как минимум дней десять. Я задружился с его соседкой, и она мне с покровительственной улыбочкой сообщила, что Евгений Ильич собрался жениться. Слава богу, наконец-то, а то мужчина такой положительный во всех отношениях, а живет бобылем. Даже невесту свою соседке представил, чем полностью убедил пожилую даму в серьезности своих намерений. Высокая такая девушка, прямо ужас до чего высокая, Евгений Ильич рядом с ней совсем маленьким смотрится, но видно, что она его любит, буквально глаз с него не сводит и вся светится от счастья.

– Понятно, – спокойно кивнула Настя. – Я уже перестала вести счет своим ошибкам, пальцев на руках не хватает. Парыгин был близко знаком с Лазаревой, а я его отпустила. Это он приехал вместе с ней на стройку и ждал, стоя в подъезде, а когда явилась милиция, воспользовался подвернувшимся ему везеньем в виде женщины с ребенком. Правда, его это не спасло, все равно в отделение попал. Молодцы ребята, не выпустили его, не поверили. А я – дура, и место мне в вахтерах, а не в розыске. Рассказывай дальше.

Коротков внимательно посмотрел на нее и бросил обратно в коробку очередной кусок сахара, который уже положил было в рот.

– Ася, мне не нравится твой настрой. Когда ты такая спокойная, это обычно предвещает бурю. Я больше тебе ни слова не скажу, пока ты не объяснишь мне, что происходит.

– Можно подумать, ты бури боишься, – усмехнулась она. – Не выдумывай, пожалуйста, рассказывай.

– С утра меня разыскивал тот сотрудник ГАИ, у которого мы с тобой были. Помнишь его?

– Сашу, у которого тещу в автобусе обокрали? Помню.

– Я только что ему звонил, и он мне сказал, что автотехническая экспертиза машины Баглюка готова.

– Все ясно, – снова кивнула Настя, выключая кипятильник и насыпая в чашки растворимый кофе. – Я так и думала.

– Что ты думала? Что тебе ясно?

– Что с его машиной поработали. Ведь так?

– Да ну тебя, Аська, – Юра расстроенно махнул рукой, – никогда не дашь удовольствие получить. Я-то хотел тебя поразить, а ты…

– Извини, так получилось.

Настя словно бы наблюдала за собой со стороны отчужденным и настороженным взглядом. Юра прав, еще месяц назад она подпрыгнула бы от такой новости, не скрывая удивления, а если бы новость была вполне ожидаемой, как сейчас, то шумно радовалась своей догадливости. Теперь же у нее не было ни удивления, ни радости. Еще раньше она поняла, что материал о Мамонтове, попавший к журналисту, как-то связан с той самой государственной программой, о которой говорил Денисов. И если это так, то такая «своевременная» гибель Баглюка не может и не должна рассматриваться как случайная. Случайностей вообще в жизни много, даже больше, чем порой можно предположить, но есть некий предел, за которым количество переходит в качество. Любой оперативник, как и следователь, должен обладать развитой интуицией, чтобы точно почувствовать, где простое совпадение, а где действует рука режиссера. А ведь порой эти нюансы так трудноразличимы… Нет, теперь, пожалуй, уже очевидно, что Баглюка убрали. Поработали с машиной, пока он где-то пил виски с Леонидом Петровичем. И поили его целенаправленно. Когда разбившийся водитель находится в сильной степени опьянения, а на дорогах гололедица, к аварии внимание уже не такое пристальное. Все правильно.

«Хватит, Настасья, возьми себя в руки. Ты, конечно, не Павлик Морозов, чтобы копать под любимого отчима. Но ты и не тряпка безвольная, позволяющая смешивать себя с дерьмом. Ты решила уходить? Уходи. Но сначала доведи дело до конца. Иначе это сделают за тебя другие, а тебя будут считать недальновидной и поверхностной дурочкой, не увидевшей у себя под носом слона. И не забывай, ты дала слово Денисову: если будут основания, сделать все самой и предупредить его людей.

Ты, майор милиции, дала слово крупному финансовому воротиле, мафиози. Ты вообще в своем уме, дорогая? – спросила себя Настя и тут же ответила мысленно: – Кажется, нет. Но я уже ввязалась, я уже дала это слово, пусть под влиянием слабости, в момент острой жалости к умирающему старику, и хода назад у меня нет. Конечно, не нужно было этого делать, конечно, это была ошибка. В последнее время я их много сделала.

Но ведь обещание, данное умирающему, – это совсем особый случай. Вот и со мной произошло то, о чем я раньше только в книгах читала. Конфликт между долгом чести и служебной целесообразностью. Надо бы, если по уму, доложить все материалы руководству и добиться, чтобы их передали в главк Заточного, а самой тихо-мирно написать рапорт об уходе. Пусть делом занимаются опытные и грамотные работники, а не я, неопытная, глупая, неумелая и в одиночку. Но я обещала. И с этим уже ничего не поделаешь».

– Юра, нам надо срочно найти Парыгина. Насколько я понимаю, сделать это можно только через связи Лазаревой, больше мы его никак не выловим, если он живет не дома. Ты звонил на завод, где он якобы работает?

– Почему – якобы? Работает, находится на прекрасном счету, ветеран производства. Около двух недель находился на больничном с гриппом, потом оформил отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Причем отпуск оформил примерно тогда же, когда перестал жить по месту прописки.

– А болел, выходит, дома?

– Выходит. Болел себе, болел, а потом что-то случилось, что заставило его оформить отпуск и не появляться ни дома, ни на работе. Ася, давай позвоним на Зеленый проспект, а вдруг у него есть еще одна хатка, а?

– Или не одна, – согласилась Настя. – Ты прав.

Она достала из стола справочник и позвонила в учреждение, известное всем под названием «Мосприватизация», где в памяти компьютеров хранилась информация о всех приватизированных квартирах Москвы. Разумеется, по телефону им справку не дали.

– Сейчас подпишем у Жерехова официальный запрос и поедем, – сказала Настя. – У тебя машина в порядке?

– Пока да, а что будет через полчаса – не знаю, – пожал плечами Коротков. – Я вообще удивляюсь, что она до сих пор бегает, ей уже давно пора умирать естественной смертью.

Настя слабо улыбнулась, закрыла коробку с сахаром, убрала ее в стол вместе с кофе и пустыми чашками.

– Придется рискнуть. Пошли, солнце мое. Я Парыгина упустила, мне его и искать. А поскольку между Парыгиным и твоим личным врагом Баглюком есть какая-то связь, то тебе придется разделить со мной этот малоприятный труд.

В «Мосприватизации» они довольно быстро получили справку, согласно которой у Евгения Ильича Парыгина в собственности находилась еще одна квартира, однокомнатная, но в хорошем доме улучшенной планировки и в престижном районе. Через некоторое время раздобыли и номер телефона.

– Звони, – сказал Коротков, протягивая Насте бумажку с номером.

– Почему я? Сам не можешь?

– У тебя голос противный, тебе быстрее поверят.

Настя беззлобно щелкнула его по лбу и стала нажимать кнопки. Ей ответил женский голос.

– Алло! Женя?

– С телефонного узла беспокоят, – сказала Настя, стараясь сделать голос как можно более равнодушным, служебным и усталым. – У вас не оплачен телефон за октябрь, ноябрь и декабрь. С завтрашнего утра отключаем.

– Как это? Подождите, девушка, – заторопилась женщина, снявшая трубку в квартире Парыгина, – я не знаю… Надо спросить у хозяина, может быть, он платил, а вы квитанцию не получили. Я здесь не живу, я родственница.

– Выясняйте, – безразлично бросила Настя. – Ищите квитанцию и приносите, иначе завтра с десяти утра телефон будет отключен. Мы сегодня работаем до девятнадцати тридцати.

– Но как же… – растерянно проговорила женщина. – Я не знаю, что делать. Я здесь не живу, я не знаю, где искать эти квитанции. А хозяин уехал, я не могу с ним связаться. Пожалуйста, не отключайте, я вас очень прошу.

– Разбирайтесь сами. Платить надо вовремя. Я вас предупредила.

Она положила трубку и повернулась к Короткову:

– Вот так, солнце мое. В квартире живет дама, и где Евгений Ильич, она не знает. То есть, может быть, и знает, но связаться с ним не может. Либо там, где он находится, нет телефона, либо даме этот номер неизвестен. Она, судя по всему, даже не может с уверенностью сказать, когда Парыгин у нее появится.

– Надо там засаду организовать, – предложил Коротков. – Рано или поздно появится.

– Юра…

– Да?

– Ничего, пойдем отсюда, мне нужно с тобой поговорить.

Они вышли из большого здания, расположенного на Зеленом проспекте, и медленно пошли к старенькой машине Короткова, припаркованной на противоположной стороне.

– Давай постоим немного на воздухе, голова свежее будет, – попросила Настя.

– Ну давай. Так о чем ты хотела со мной поговорить?

– О Парыгине. Я не могу и не хочу докладывать Мельнику об этой квартире и о необходимости организовать засаду. Своими силами мы с тобой этого сделать не можем, поэтому единственный выход – попытаться найти Парыгина, а не ждать его появления.

– Аська, я тебя не узнаю, – удивленно посмотрел на нее Коротков. – Ты пытаешься скрыть информацию от начальника и надеешься на то, что это не всплывет? Во-первых, это глупо и рискованно, нарвешься на очередной скандал. А во-вторых: зачем? Я не понимаю.

– Отвечаю на первый вопрос. Барин о Парыгине ничего не знает. Он знает только о том, что ночью погибли Лазарева и некто Стоянов, что я ездила в отделение смотреть, кто был задержан рядом с местом происшествия, и вернулась ни с чем. И это все. Больше он ничего не знает, у меня хватило ума не рассказывать ему того, что я рассказала тебе и Мишане. И если вы с ним тоже будете молчать, то все обойдется.

– Допустим. И зачем ты нагородила весь этот огород? За тобой такого никогда раньше не водилось, ты же сама постоянно твердила: простота и правдивость лучше всего. А здесь у тебя какое-то совершенно необъяснимое нагромождение вранья. Ты ведь не только Барину врешь, но и мне тоже. Я тебя, конечно, нежно люблю, но скажу честно: меня это обижает. Ты перестала мне доверять, что ли?

Она набрала в грудь побольше воздуха, задержала дыхание, потом медленно выдохнула.

– Я скажу тебе правду. Но при одном условии: ты не будешь читать мне мораль. Я ее сама себе уже прочитала. И если ты после этого не сочтешь возможным мне помогать, то дай слово, что хотя бы мешать не станешь.

– Да не буду я никакую мораль тебе читать, – рассердился Коротков. – Очень надо. Себе дороже выйдет.

– Пойдем к машине, я замерзла.

Они уселись в машину, и Настя медленно, будто через силу, рассказала все Короткову. Когда она закончила, Юра некоторое время сидел молча, потом осторожно погладил ее по плечу.

– Бедная ты, бедная, – тихо сказал он. – И все это время ты одна мучилась? Если бы я относился к тебе не так хорошо, я бы тебя просто убил.

– За что?

– За то, что сразу не рассказала. И что у тебя за дурацкая привычка страдать в одиночку.

– Ты обещал не читать мораль, – напомнила ему Настя.

– Я не читаю мораль, а выражаю сочувствие. Конечно, я тебе помогу, даже и не сомневайся. Но вообще-то ты…

– Юра!

– Все, все, я заткнулся. Куда двигаемся?

– В контору, где работала Лазарева. Будем искать ее друзей и приятелей. Должен же хоть кто-нибудь знать, где она жила в последнее время. Чует мое сердце, она там обреталась вместе с Парыгиным. И он до сих пор в этом месте.