Глава 7
С Шубиным она встретилась на Театральной площади в условленном месте.
– Я надеялась застать тебя перемазанным с ног до головы губной помадой и с кружевными трусиками в кармашке, но, увы… – нервничая после разговора с Крымовым, хохотнула Юля, приглашая Игоря сесть в машину, которая едва продвигалась в плотном потоке машин, идущих в сторону центрального рынка, от которого уже рукой подать до дома, в котором находилась квартира Инны Шониной.
– Ты знаешь, у них своя философия… – пожал плечами Игорь, доставая свою записную книжку и листая ее в поисках нужной страницы. Он выглядел озабоченным и серьезным, как человек, пытающийся доказать окружающим, что именно работа, то, чем он сейчас занимается, и есть самое важное в его жизни. Возможно, он носил эту маску лишь в присутствии Юли, женщины, которая ему нравилась, но любить которую он себе запретил. Вообще-то Игорь был далеко не угрюмым букой – умел и пошутить, и посмеяться… Но сейчас он, принимая условия Юли, говорил только о деле. – Значит, так, можешь меня поздравить: я увидел всех трех девушек, которые были на слайдах. Профессионалки. Я разговаривал с каждой отдельно и не могу сказать, что добыл сколько-нибудь интересную информацию об Оленине. Все просто донельзя. Оленин вызывал их по телефону, знакомы они были давно, приблизительно два года. И Оля, и Тамара, и Людмила – все почти в один голос утверждали, что Оленин душка, что мужчина, каких поискать, что богатый, щедрый, несмотря на то что вечно прикидывается чуть ли не нищим и безработным… Ни одна из них не видела в глаза Веру Лаврову, но были знакомы с другими его девушками, с которыми вместе проводили время – «отдыхали»… На вопрос, не известно ли им, откуда у безработного Оленина деньги, все отвечали одинаково: не знаем. Когда я их спрашивал, не рассказывал ли им Оленин о Вере, только Оля сказала, что как-то в разговоре промелькнуло это имя и связано оно было с квартирой, она еще подумала, что Вера ему родственница, которая не то оставила ему после смерти квартиру, не то собирается подарить…
– А про ремонт они ничего не говорили?
– Эта же Оля и сказала, что Оленин готовился к ремонту и хвалился, что скоро у него будет три комнаты – просторно и красиво, говорил, что собирается купить новую, он еще сказал «трехспальную», кровать… Я пытался узнать у них, кто из мужчин бывал в его квартире, вообще с кем он общался, чем занимался, но ни одна из девиц этого не знала. Что касается слайдов, то из этого он не делал тайны, но их, собственно, эти слайды не волновали.
– Ты ничего не спрашивал о наркотиках?
– Да здесь и спрашивать нечего… Все они нюхают кокаин, это и так ясно…
– Как же тебе удалось с ними поговорить? Ты представился другом Захара или как?
– Они меня знают в лицо, так что глупо было что-то выдумывать… Просто они знают, что мне нет дела до их работы, и помогали мне по собственному желанию…
– Ты сказал: «в лицо»?
– Не забывай, что я работал у Корнилова и мне приходилось допрашивать всех этих курочек в связи с другими, не менее громкими, чем это, делами…
– Как ты сказал: «курочек»?
– Слушай, что это ты все придираешься к словам? – Он вдруг улыбнулся, и у Юли от этой неожиданной улыбки посветлело на душе. Она даже расправила плечи, словно ей стало теплее и спокойнее.
– Да просто интересно… Спасибо, Игорь. А теперь я тебе расскажу все, что мне стало известно за то время, что мы с тобой не виделись, – о Лавровой, о Ланцевой… И мы решим с тобой, как нам поступить дальше…
Рассказав ему об исчезновении Лавровой, об аресте Ланцевой, призналась, что очень бы хотела поприсутствовать при ее допросе Корниловым.
– Я думаю, это можно устроить… Только сначала надо узнать, на какое время назначен допрос: на сегодня вечером или на завтра утром, поскольку предварительно они ее уже допросили, это как пить дать…
– Игорь, Ланцева не убивала, я в этом больше чем уверена…
– Но ведь ты же сама сказала, что под окнами нашли топор с отпечатками ее пальцев…
– Что же в этом странного? Она же часто бывала у него дома, могла случайно взять в руки топор… К тому же на нем вместе с ее отпечатками наверняка есть и другие отпечатки, того же Оленина… Чтобы не тратить времени зря, звони прямо сейчас Корнилову. Если допрос назначили на завтра, мы с тобой сразу же заедем на квартиру Шониной и возьмем там оставшиеся драгоценности на экспертизу, если же допрос уже начался, то поедем прямо в прокуратуру… А заодно узнаем, нет ли еще постановления прокуратуры об обыске квартиры Лавровой… Думаю, что в ее квартире можно было бы найти много чего интересного в связи с Олениным…
– Ты думаешь, я не понимаю, что ты имеешь в виду? Ты думаешь, что Лаврова мертва?
– Не знаю… Но в том, что история запутанная и связана с большим количеством людей, не сомневаюсь. Завтра, кстати, надо будет заняться убийствами в теплице и детском саду… Эти следы женских туфель не дают мне покоя…
* * *
Домой она вернулась за полночь. Голова болела, ноги гудели, поясницу ломило… К тому же она совсем забыла про еду, и теперь ее мучил жестокий голод. В холодильнике нашлись мясные консервы. Вывалив застывшее тушеное розовое мясо на сковородку и размяв его вилкой, Юля села возле плиты и почувствовала, как сытный аромат начал возвращать ее к жизни.
Вечер выдался богатым на события. Они с Шубиным успели все: и побывать на допросе Ланцевой, и взять драгоценности Инны Шониной, и узнать, существует ли постановление об обыске квартиры исчезнувшей Веры Лавровой.
На допросе Лена вела себя довольно спокойно, но наблюдать, как допрашивают эту женщину-девчонку, было неприятно. Хрупкая и тоненькая, в черных узких коротких брючках и белой блузке, она сидела, скрестив худые ручки на груди, и, отвечая на вопросы мрачного «важняка» неожиданно визгливым бабьим голосом, была удивительно спокойной. Медленно, четко проговаривая каждое слово, она будто втолковывала их смысл, чтобы он дошел до этого дядечки с убийственно холодным взглядом. В момент, когда было совершено убийство, говорила Ланцева, а именно, 15 июля в 13.30, она была дома и ждала звонка Оленина, который должен был позвонить ей ровно в 12 часов. Не дождавшись, она стала звонить ему сама, но трубку никто не брал, и тогда она, решив, что его нет дома, подождала еще немного, сварила себе суп, постирала замоченное со вчерашнего вечера белье, после чего позвонила еще раз и только после этого поехала к нему на квартиру, чтобы выяснить, почему он не позвонил.
– Вы же сами сказали, что раз по телефону идут длинные гудки, – значит, его нет дома, тогда зачем вы поехали к нему? – спрашивал Виктор Львович Корнилов, старший следователь прокуратуры, раскуривая очередную сигарету и стараясь не пускать дым в лицо Ланцевой.
– Он мог отключить телефон, он часто так делал, когда не хотел, чтобы ему мешали… Вот я и подумала, что у него кто-то есть…
– И вы поехали к нему с намерением узнать, кто именно у него дома, так?
– Так.
– И что бы вы сделали, если бы у него дома находилась женщина?
– Не знаю… Переживала бы, но убивать не стала… К тому же как я могла знать, кто у него, ведь, когда у него бывали гости, он, как правило, никому не открывал… И только вечером, когда в его окнах зажигался свет, я могла видеть с помощью бинокля, что происходит в квартире… У него слишком узкие шторы, между которыми образуются довольно широкие щели…
– И часто вы вот так наблюдали с биноклем за Олениным?
– Нет, не часто, потому что на это довольно тяжко смотреть…
– И где был ваш наблюдательный пункт?
– В доме напротив, в подъезде у окна, где же еще…
– Ладно, а что было дальше? Вот вы пришли к нему – и что?..
– А там уже ваши люди… Захар лежит мертвый, вокруг кровь… Мне кажется, я кричала тогда что-то… Мне стало плохо… После этого я поехала домой, в соседнем магазине взяла водки и заперлась дома… А что потом – не помню…
– Вы часто пьете?
– Нет, я вообще редко пью, а тут не знаю, что на меня накатило…
– Вы звонили в морг?
– Кажется, да, но потом я поняла, что мне не на что будет его похоронить… И тогда я вспомнила о Вере…
– Вы знаете, где она живет?
– Нет, не знаю…
– А как вы объясните, что на топоре, которым был убит Оленин, отпечатки ваших пальцев?
– Отпечатки моих пальцев могли быть на чем угодно, даже на топоре…
– Зачем и когда вы брали топор в руки последний раз, вы не помните?
– Помню, при каких это было обстоятельствах, но точно день вспомнить, наверно, не смогу… Как-то я пришла к нему, а он оказался очень занят, складывал в ящик все свои инструменты. Я спросила его, куда это он собирается, на что он ответил, что там, куда он сейчас едет, ему все это пригодится… Я еще посмеялась тогда, ведь Захар и гвоздя-то прибить не умел, а тут – полный ящик самых разных и, что примечательно, новых инструментов… Вот тогда я первый раз и услышала, что у Захара появилась, оказывается, новая квартира, которую он и собирался отремонтировать. Но не сам, конечно, он хотел нанять ремонтную бригаду… Вы не представляете себе, как ему нравилось изображать из себя настоящего хозяина, думаю, он и инструменты покупал с удовольствием, возомнив себя настоящим мужчиной… каким никогда и не был…
– Так что же с топором?
– Он спросил меня тогда, не видела ли я топор, и я вспомнила, что видела его под плитой, пошла и принесла ему. Вот и все. Как же после этого там не останутся мои отпечатки?
– Он увез этот ящик на новую квартиру?
– Нет, в тот день он так никуда и не поехал… Ему позвонили, и он под предлогом того, что у него важная встреча, можно сказать, выставил меня вон…
* * *
Вспоминая подробности допроса, Юля поужинала, выпила большую чашку чая и легла в постель. Из головы не шла Лена Ланцева со своими чрезмерно откровенными ответами, касающимися ее интимной жизни с Олениным. Что же это за мужчина был такой, ради которого можно презреть свое достоинство и даже получать наслаждение от собственного унижения? Он выставляет ее вон, а она возвращается и возвращается к нему! А может, это действительно она убила Захара? Алиби у нее никакого нет: сварила суп и постирала. И никто, ни единая душа не может подтвердить, что в 13.30 она действительно находилась дома. Ни телевизора она не включала, ни радио, никаких временных ориентиров, никаких доказательств…
Ланцева, по словам Корнилова, наотрез отказалась от адвоката, даже бесплатного, положенного ей по закону, и сказала, что в силах защищать себя сама.
Корнилов показал Юле и Шубину главное вещественное доказательство – топор. На редкость безобразный топор, деревянная часть обмотана синей изоляционной лентой, на которой действительно прекрасно сохраняются отпечатки пальцев, а кровь только на самом топорище, причем совсем мало и только на лезвии.
Юля спросила у Корнилова, каким образом удалось установить, что на топоре отпечатки пальцев именно Ланцевой, на что получила вполне убедительное объяснение. Дело в том, что в квартире Оленина было довольно много разных отпечатков, но так как Лена уже засветилась и своим знакомством с Валентиной, у которой она была на дне рождения с Захаром, и своим истеричным поведением на месте преступления пятнадцатого июля, и звонком в морг, которого она и не отрицает, то на нее, естественно, как на любовницу (не считая, конечно, Веры Лавровой) и упало первое подозрение. За ней сразу же поехали, арестовали, взяли отпечатки пальцев, а к тому времени был уже найден и топор.
– Сложилось все отлично, – сказал Корнилов, потирая руки. Это и понятно, ведь ему, как всякому нормальному человеку, нравился не сам процесс поиска преступника, а его последняя стадия, когда преступник уже пойман и сидит в кабинете, отвечая, потрясенный своим же собственным поступком, на вопросы следователя. – Она быстро расколется.
На вопрос Юли относительно обыска в квартире Лавровой он сказал, что уже думал над этим, но, учитывая ее положение, решил немного подождать, пока она не объявится сама.
– А что, если она лежит у себя в квартире мертвая, а вы все раздумываете… – выпалила одним духом Юля и тут же, смутившись, извинилась и отвернулась к окну.
– У тебя, Земцова, что, предчувствия какие? – На ее счастье, самолюбивый Корнилов постарался сделать вид, что ничего не слышал.
– Просто очень многое в этой истории завязано именно на Вере Лавровой… Я просто уверена, что ее квартира нафарширована информацией об Оленине… Что это за квартира, которую «купил» безработный альфонс Оленин? Я могу только посоветовать, конечно, а вы можете меня не слушать, но надо срочно проверить в регистрационной палате все совершенные Лавровой, хотя бы за последний год, сделки с недвижимостью. Уверена, что та квартира, о которой говорила Ланцева и ремонтировать которую намеревался Оленин, – либо бывшая квартира Лавровой, либо она купила ее действительно для Оленина и оформила на его имя. Посудите сами, у нее много денег, она любит этого мужчину, почему бы ей не подарить ему на день рождения, перевязав ленточкой, скажем, квартиру? Многие состоятельные люди скупают по дешевке запущенные квартиры в центральных районах города, ремонтируют их, доводя до ума, а потом сдают их и уже спокойно живут на постоянные доходы… Это много выгоднее, чем держать деньги в банке или вкладывать в сомнительные предприятия… Мы все живем как на пороховой бочке, поэтому любая фирма может лопнуть, пусть даже и самая крупная и надежная на первый взгляд, а дома-то, квартиры останутся.
Она знала, что Корнилов хоть и сделает вид, что пропускает ее слова мимо ушей, но уже утром даст задание своим людям проверить всю имеющуюся у Лавровой недвижимость.
* * *
Так, ворочаясь с боку на бок и не понимая, чем вызвана бессонница, Юля встала, походила немного по квартире, постояла у окна, после чего взяла ручку, листок и набросала план работы на завтра:
1. Рыжова – съездить в теплицу;
2. Иволгина – детский сад;
3. Записка Инны Шониной – отдать на экспертизу;
4. Выяснить, где шляпа Тани Орешиной;
5. Позвонить Лоре;
6. «Авиценна» – характеристика Лавровой;
7. Квартира Лавровой.
Последний пункт она даже подчеркнула.
Сна не было. Понимая, что поступает безрассудно, она все же решилась позвонить Шубину. А что, если и он не спит?
Он взял трубку спустя целую минуту. Значит, спал.
– Игорь, ты прости меня, ради бога… Если ты спишь, то спи и считай, что я тебе не звонила, хорошо?
– Говори… – сонным голосом потребовал Шубин, – я тебя слушаю. Ты хочешь, чтобы я к тебе приехал?
Она представила себе его холостяцкую узкую постель, ночь за окном, шум листвы, телефонная трубка зажата в руке, а в трубке голос женщины, которая ему, быть может, только что снилась… И если он романтик, то представляет себе, что во всем городе сейчас не спят только двое: он и она, Юля. Какое право имеет она так провоцировать и обнадеживать его?
– Игорь, у меня появилась идея… Она не дает мне спать.
– Говори же! – В голосе появился металл: он ей не нужен как мужчина.
– Поедем сейчас же на квартиру к Вере Лавровой… Консьержку я беру на себя. Я сейчас же позвоню Лоре и постараюсь узнать код входной двери. Ну как? Игоречек, пожалуйста… Ведь завтра там будет уже целая толпа народу… Они только все испортят и ничего путного не найдут. Мы должны их опередить…
– Да ты представляешь себе, как будешь взламывать все хитроумные замки, которые могла позволить себе поставить эта Лаврова? Я их не открою!
– Значит, ты в принципе согласен?
– Звони своей Лоре и попытайся взять у нее ключи Лавровой. Я больше чем уверен, что запасные ключи она держит именно у Лоры. И еще: квартира может быть с сигнализацией, этого тоже нельзя сбрасывать со счетов.
– Ну и задачку я сама себе задала… Подожди пару минут, я тебе перезвоню…
Лора тоже долго не брала трубку, но, когда взяла, Юля поняла, что в отличие от Шубина она вовсе не спала. Была слышна музыка, смех, мужские голоса…
– Лора, извините меня, это Юля Земцова…
– Юлечка? Подождите минутку, – прошептала явно подвыпившая или принявшая «экстази» Лора, – я перенесу аппарат в кухню, чтобы нам никто не мешал… Послушайте, Юля, я звонила вам, но мне ответили, чтобы я перезвонила по другому телефону, но и там у меня ничего не получилось… Может, я просто не расслышала?
– Лора, я понимаю, что вы сейчас заняты, что у вас гости, но мне просто необходима ваша помощь… Возможно, что ваша подруга Вера убита… Это, конечно, лишь мое предположение… Я звоню, чтобы попросить вас об одном одолжении: не могли бы вы дать мне ключи от Вериной квартиры?
На другом конце возникла пауза, которая продлилась довольно долго, пока наконец Юля не услышала тихие всхлипывания… Лора плакала!
– Боже мой, – донеслось из трубки слезно-шмыгающее и надсадное, – она и так была всю дорогу несчастна… Что же это такое? Конечно, конечно, я дам вам ключи от ее квартиры… Я уверена, что вам можно доверять. И если все действительно обстоит так, как вы сказали, то мне лучше всего этого не видеть…
Она была явно не в себе, а потому это надо было использовать немедленно. Они войдут в квартиру, осмотрят ее и вернут Лоре ключи. И потом, что бы ни случилось, Лора не сможет никому доказать, что она давала ключи Земцовой, – она была под кайфом и ничего не могла помнить. Кроме того, у нее не будет свидетелей. Те «гости», которые приходят к ней полакомиться ее розовым телом, ни при каких обстоятельствах не согласятся на свидетельские показания.
Надо было действовать. Юля перезвонила Шубину, и спустя приблизительно час они уже стояли перед дверью квартиры Лоры. Как было условлено по телефону, Лора должна была выйти к ним сама и проводить их к Вере.
Распахнулась дверь, и их взорам предстала закутанная в длинный красный халат Лора. Она была бледна и серьезна и, как всегда, играла какую-то роль. На этот раз фантазии превратили ее в героиню какого-нибудь телесериала, даму во всех отношениях положительную, но не лишенную авантюризма.
– Консьержка у нас по ночам не дежурит, – ответила она на немой вопрос Юли (у которой от страха зуб на зуб не попадал, ее просто-таки колотило от всего задуманного), уверенно открывая входную дверь. – Идите смело, сигнализацию она поставить не успела…
Единственным человеком, который ну абсолютно никак не выдавал своего волнения (если оно у него вообще в то время присутствовало), был невозмутимый и спокойный Шубин. Он хладнокровно бряцал редкостной по количеству и многообразию коллекцией доверенных ему Лорой ключей, со знанием дела отпирал последовательно, словно он делал это каждый день, один замок за другим, пока обе двери не открылись.
Стало очень тихо. Лора стояла, прижав руку к своей левой груди, театрально закатив глаза к потолку: она, оказывается, боялась мертвецов.
– Так вы зайдете или нет? – Юля уже несколько раз задавала ей один и тот же вопрос.
– Нет, я, пожалуй, вернусь домой, а вы мне потом позвоните, хорошо? У меня там все спят… Мне их будить через три часа, у них самолет…
И ушла, так равнодушно вдруг отнесясь к судьбе подруги. Явно, что мозг Лоры начал постепенно разрушаться, только вот выяснить, давно ли начался этот процесс или же он находится в самой ранней стадии, было невозможно.
– Нам надо действовать как можно быстрее, – оживился сразу же после ухода Лоры Игорь, запирая за собой двери и слегка подталкивая Юлю вперед, вдоль теперь уже освещенной светильником прихожей к распахнутой в темноту одной из комнат двери.
Юля остановилась на самом пороге, принюхиваясь. Трупный запах был ей хорошо известен, но в квартире пахло какими-то дивными, дубово-ванильно-персиковыми духами вперемешку со сладковатым запахом пыли.
Вспыхнул свет, и перед ними предстала уютная и богато обставленная гостиная с дорогой мебелью, картинами на стенах… Судя по размерам квартиры, она занимала практически четверть этажа этого элитного двухподъездного дома. Из гостиной, минуя арку, можно было пройти в столовую, за которой начиналась просторная кухня и ванная, слева от них белела мраморная лестница, ведущая на второй этаж – со спальнями, кабинетом и еще одной ванной комнатой.
Бюро красного дерева просто заколдовало Юлю, которая некоторое время стояла перед ним в замешательстве, не зная, прилично ли это вообще – вот так копаться в чужих бумагах и искать нечто, быть может, не имеющее к смерти Оленина никакого отношения.
Документы, которыми бюро было просто забито, касались деятельности ее фармацевтической фирмы «Авиценна». Ни одного письма, ни одной открытки от Оленина, и лишь его фотопортреты в большом количестве, вставленные в изящные, стильные застекленные немецкие рамочки.
Юля хотела себе представить хозяйку этой роскошной квартиры, но не нашла ни одной ее фотографии. Словно кто-то побывал здесь раньше и позаботился о том, чтобы ни одного изображения Веры Лавровой в этих стенах не осталось. И это было более чем странным.
– Думаю, что она просто не успела заняться своими фотографиями или портретами… Насколько я понял, она недавно сюда вселилась… Дом-то сдали весной, об этом еще писали газеты, ругали этих… «новых русских»…
Они осматривали квартиру почти целый час, но ничего интересного для следствия не нашли. У Веры был сейф, вмонтированный в стену, должно быть, именно там она хранила что-то очень важное, деньги, например, или наиболее секретные договоры или расписки, – так заведено у всех деловых людей. Что касается ее украшений, то они спокойно лежали в китайском фарфоровом сундучке, расписанном розовыми и зелеными с желтым райскими птицами. Здесь были массивные золотые перстни, серьги, в палец толщиной цепочки, браслеты, украшенные драгоценными камнями, двое часов с золотым корпусом, брошь, усыпанная бриллиантами…
В шкафах висели преимущественно костюмы известных европейских домов моделей, по которым было нетрудно догадаться, что Вера Лаврова – женщина высокая, стройная и обладающая вполне приличным вкусом. Было несколько вечерних платьев, но все закрытые, почти глухие…
И только в прихожей, возле телефона, Юля обратила внимание на клочок бумаги с записанными на нем номерами телефонов. Она забрала этот листок к себе в карман и, взглянув на молчаливого и сосредоточенного Шубина, пожала плечами:
– Что, негусто, а, Игорь?
– Если и эти телефоны нам не помогут, то будем ждать, как и когда сработает Корнилов… Я так думаю, что, если в ближайшее время твоя Лаврова не появится, на нее будет объявлен всесоюзный розыск…
– Так уж и всесоюзный? Сейчас и Союза-то нет…
– А ты не придирайся к словам, поехали-ка отсюда, а то как бы чего не случилось… Ты, я надеюсь, работала в перчатках?
Юля показала ему руки, растопырив пальцы, – на них, как вторая, прозрачная кожа светились тончайшие полиэтиленовые парикмахерские перчатки.
– Умница. Ты Лоре звонить будешь?
– Конечно. Надо же ей отдать ключи…
И хотя Лора вышла из своего подъезда к ним навстречу сонная и утомленная, Юля, подведя ее поближе к свету, вернула ей ключи и попросила внимательнейшим образом осмотреть свою сумку и карманы:
– Вот, видите, я ничего не взяла… Борис, покажи и ты свои карманы…
Шубин, изумленно взглянув на Юлю после «Бориса», пожал плечами и принялся выворачивать карманы своих джинсов и куртки. Носовой платок, деньги, ключи…
– Ой, что-то выпало… – сказала рассеянно-детским голоском Лора, показывая на полетевшую на асфальт серебряную легкую штучку, которую никто толком и не успел разглядеть.
Шубин наклонился, поднял и показал пакетик с презервативом.
– У меня вопросов нет… – зевнула Лора, показывая тем самым, что разговор окончен, что она вполне удовлетворена таким завершением дела. – А то знаете как бывает…
– Тогда спокойной ночи? – несколько раздраженно произнес Игорь, которому уже не терпелось поскорее уйти отсюда и больше никогда не видеть эту полоумную.
– Спокойной ночи… – прошелестела ему в ответ Лора и повернулась уже к двери, как вдруг услышала голос Юли:
– Лора, неужели вам не интересно знать, жива ваша подруга или нет? Или вы уже все заспали и ничего не помните?
– Да нет, мне интересно… Но раз вы ничего не говорите, значит, она жива… Кстати, я вспомнила, куда она собиралась…
– И куда же? – Юля затаила дыхание, она смотрела на Лору и с трудом сдерживала себя, чтобы не влепить ей пощечину, не за что-то конкретно, а за то, как она смотрит, говорит, как вертит головой, двигается, как виляет бедрами, причмокивает губами, дышит… Все в ней было приторно, фальшиво, пошло.
– На море…
– Это она вам сказала?
– Нет, она сказала, что хочет позагорать, поплавать… Просто надо знать Веру… она не станет отдыхать где попало…
* * *
Они ехали по ночному городу, светлеющему на глазах, превращающемуся из черно-синего в бирюзово-золотистый, и некоторое время молчали – в ушах у Юли продолжал звучать голос Лоры.
– Игорь, как ты думаешь, что помешало ей жить по-другому? Я не ханжа, ты знаешь, но как можно вот так, изо дня в день заниматься такими вещами?.. Неужели ей не жалко своего тела?
– Она привыкла. Но ведь ты хочешь меня спросить не только об этом, а? Тебе хочется услышать мое мнение о ней как о женщине, чтобы ты могла сама себе ответить на вопрос: что такого особенного нашли в ней все эти мужики из нашей администрации: прокуроры, судьи, директора – словом, все те, кто сейчас властвует в нашем городе. Отвечу – им в ней нравится все. И главное, они знают, чувствуют: эта хрюшка получает удовольствие от того, что они делают с ней, искреннее удовольствие, которое прикрывает, словно наготу, вот этими дурацкими разговорчиками о своей несчастной жизни… Она, видимо, создана для таких дел. Имей ты такое же тело, но свои мозги – ты бы не подошла им, просто не смогла бы вести такой образ жизни. И давай-ка не будем судить ее за то, что она получает от этого наслаждение, равно как и те, кто приходит к ней… Это не насилие, это образ жизни, и его надо принимать как данность. Для подобных людей.
– Слушай, ты, развратный тип, ты всегда носишь в своих карманах презервативы?
– Что поделаешь… А почему ты назвала меня Борисом?
– Да так, на всякий случай подстраховалась… Мало ли что…
Он проводил Юлю из гаража домой, чмокнул торопливо, как-то по-родственному, в прохладную щеку и отправился домой пешком.
Когда Юля ложилась в постель, в окне заблестели первые бледные лучи восходящего солнца. Последней ее мыслью было: надо непременно заснуть, восстановить растраченные за долгие день и ночь силы.
Автоответчик звал ее, но она уже ничего не видела и не слышала. Она спала.
20 июля
В агентстве Юля появилась только в полдень – бодрая и отдохнувшая. Крымов, выйдя из своего кабинета, молча взял ее за руку и затащил к себе, прикрыв за собой дверь. Она и опомниться не успела, как он, сжав ее в своих сильных руках, поцеловал долгим и властным поцелуем, раздавив верхнюю губу и перекрыв ей дыхание. Это был не поцелуй – это было насилие, грубость, за которой угадывалась ревность и чувство собственника. Но это было даже приятно уже потому, что ей это не приснилось. Факт, о котором она потом будет долго вспоминать, снова терзаясь ревностью, новыми обидами, болея старыми душевными и все еще кровоточащими ранами.
– Тебя не было всю ночь… – Он щекотал ее губы своими губами и терся лбом о ее лоб, словно это был их интимный знак, знак нежной любви.
Крымова как подменили. Он становился ручным прямо на глазах. Он был красив, хорошо одет, от него пахло миндалем или чем-то горьковато-сладким, душистым, его глаза раздевали и придавали каждому произнесенному шепотом слову особый, только им одним известный смысл.
– Меня не было всю ночь… – Она с силой отбросила его руки, скользящие вверх, к талии, а затем поднимавшие подол ее узкого бежевого платья, своим тоном напоминавшего слегка загорелую кожу и делавшего облаченное в него женское тело как бы обнаженным. Иллюзия, но какая!..
В дверь постучали. Щукина не могла не воспользоваться ситуацией и не помешать этой зарвавшейся паре. Юля неизвестно каким образом оказалась сидящей в кресле прямо напротив сидящего с деловым видом за своим огромным столом, заваленным бумагами, Крымова.
– Да, Надя… Входи…
Щукина вошла и положила перед Крымовым какую-то бумагу.
– Разведка донесла, – сказала она дурашливым тоном.
– Та-ак, посмотрим, что там? – Он быстро пробежал глазами текст и осторожно опустил на стол. – Какие неприятные новости с самого утра… Думаю, твой Чайкин скоро научится делать рагу из свежих женских потрохов…
– Крымов! Прекрати! – Юля поднялась и выхватила у него из рук листок.
Это было отпечатанное Надей на компьютере сообщение о том, что девятнадцатого июля на лодочной станции полуострова Сазанка найден труп сторожа – тридцатилетней Елены Еванжелисты. Застрелена выстрелом в упор из пистолета марки «ТТ». Труп в полуразложившемся состоянии находился в камышах.
– Вам кофе принести? – спросила Надя.
– Принеси мне лучше сто грамм… И за что это вашего брата истребляют? Вас же, девочки мои, любить надо…
Крымов набрал номер телефона и, включив микрофон, слушал потрескивание эфира. Потом раздался громкий, на весь кабинет, длинный и дребезжащий гудок, после чего трубку с ужасающим грохотом кто-то снял, и Юля услышала знакомый хриплый лай. Это был Сазонов.
– Слушаю…
– Петр Васильевич, это Крымов. – Крымов говорил, слегка наклонившись к микрофону. Юля поняла, что он хочет, чтобы она услышала разговор.
– Привет, каналья! Как дела? Как твои рабы, трудятся?
– Трудятся.
– Но ты-то мне не доброе утро собираешься сказать?
– Я насчет девушки с итальянской фамилией Еванжелиста.
– Понял. Там весь пляж и все вокруг в этих чертовых следах… Какая-то баба на шпильках ходит и убивает всех подряд…
– Так уж и всех подряд?
– Мои ребята там сейчас опрашивают все местное население. Девушек-то было много, но чтобы в такую жару на пляж кто-то пришел в туфлях на шпильках, такого никто не помнит… Но следы-то в основном где – на лодочной станции, а там одни мужики… Следов много, все от сорокового и до сорок пятого размера, а эти следочки-то, наши, просто крохотные… А что это ты этим интересуешься?
– Так ведь Оленина-то убила та же самая женщина, на шпильках…
– Понимаешь, я мог бы тебе сказать, что это все совпадение, что такие туфли в городе не единственные. Но вот что учти: размер, это во-первых, а во-вторых – рисунок каблука, этой самой шпильки, везде одинаков. То есть – туфли одни и те же. Вот такая история. А что твоя Земцова – много ли нарыла?
– Много. Но всему свое время.
– Мне тут с самого утра Корнилов названивает, говорит, что знакомая Оленина пропала, что нет ее нигде… Советуется, не заглянуть ли в ее квартиру, чтобы посмотреть, не убита ли… Но я ему сказал так: сейчас жара, если бы она была там, соседи бы почуяли…
Крымов смотрел, не отрывая взгляда, на Юлю, которая молча кивала головой, и он понял ее, улыбнулся и выставил вперед большой палец правой руки: мол, ура!
После нескольких дежурных фраз разговор был закончен, трубка водворена на место.
– Так вот где вы с Шубиным были, черти… И как же вы туда забрались? Почему меня не позвали?
– Не хотели рисковать твоим добрым именем… А вот как мы попали туда – это наш секрет.
– Ну и что там?
– С каких это пор ты так увлеченно следишь за нашей работой? За работой своих рабов?
– Я всегда мысленно с вами. Ведь я ваш мозговой центр.
– Да что ты говоришь, а я-то думала, что ты производительный центр нашего города…
– Если ты не прекратишь сейчас же хамить, я тебя выпорю… Совсем от рук отбилась…
– Крымов, брось свой идиотский тон, я тебя не боюсь… Помоги мне лучше определить, что это за телефоны… Этот клочок бумаги я нашла возле телефона Лавровой… Думаю, что она звонила по ним перед тем, как куда-то уехать…
Надо было слышать, как Крымов беседует со своими знакомыми девушками из следственного отдела. Не успели они выпить по чашке кофе, как одна из них, выполнив просьбу своего обожаемого шефа, уже звонила ему с докладом (при включенном микрофоне):
– Это телефоны местного пансионата «Заря», администрации и дежурной. А третий номер – вызов такси на дом, – заливался звонкий девичий голосок.
– Спасибо, солнышко. С меня причитается. – И еще несколько дежурных мурлыканий по телефону. Короткие гудки и нарочито самодовольный взгляд, обращенный к Земцовой.
– Ты поедешь туда сама или с Шубиным?
– Думаю, что мне надо позвонить по этим же телефонам и заказать себе путевку на три дня. Заодно и отдохну.
– Отлично. Сейчас позовем Щукину – она все сделает. Ты пока поезжай домой, соберись, а я по своим каналам попытаюсь узнать, не выпорхнула ли птичка из клетки… Если я тебе в течение часа не позвоню, значит, Лаврова там. Ну все, счастливо…
– Мне нужны деньги…
– Скажешь Наде, она даст тебе командировочные и… на конфеты…
– И на бензин, я поеду на своей машине.
В агентстве, перед тем как уехать домой, она отдала Наде записку Инны Шониной.
– Надя, вот тебе телефон Олега Шонина. Попроси, чтобы он принес тебе образцы почерка Инны, и отдай записку на экспертизу, мне необходимо знать, кем она была написана и, по возможности, когда. И прими у меня вот эти драгоценности Шониной – меня интересуют отпечатки пальцев. И еще, вот, возьми на всякий случай список недостающих драгоценностей – со слов Олега…
– Интересно, кто мог взять у нее эти вещицы и когда, – пробормотала Надя, пожимая плечами.
Между тем Юля вернулась к Крымову:
– Жень, будь человеком… Шляпа… оранжевая шляпа с желтым газовым бантом… в ней была Таня Орешина в день смерти. Ее надо найти. Быть может, она уже в кабинете вещдоков в прокуратуре, а мы просто ничего не знаем… Шляпа – это такой большой предмет, к тому же такой яркий, что она не может вдруг исчезнуть без следа… Ее мог кто-нибудь видеть, к примеру, да мало ли… Ты поможешь мне ее найти?
– Конечно, но только если ты разрешишь мне поехать следом за тобой… Полтора часа счастья…
– Тогда не ищи шляпу, я ее сама найду, когда вернусь… – Она резко двинулась к выходу.
– Земцова!
– Крымов!
Щукина заглянула в кабинет.
– Я извиняюсь, конечно, но тебя к телефону… – сказала она, обращаясь к Юле, – приятный мужской голос… Представился Германом Кленовым…
