Книга: Почем фунт лиха
Назад: Глава 11
Дальше: Глава 13

Глава 12

Все то время, пока меня пышно хоронили, я сходила с ума. Стрелки на часах словно заснули: или стояли на месте, или двигались нестерпимо медленно. Я сидела в пустой Марусиной квартире, сгорала от тоски, одиночества и любопытства, рисовала в своем воображении страшные душещипательные картины и даже всплакнула от жалости к себе.
Несмотря на то, что начало ритуала запланировано было на десять часов, — я бы сказала, на раннее утро, — закончилась церемония на удивление поздно. Маруся заявилась лишь к часу ночи, зареванная, убитая горем и сильно пьяная.
Она так вошла в роль, что напрочь забыла о моем пребывании в ее квартире и жутко испугалась, обнаружив свою «старушку» живой и в добром здравии, и, по-моему, даже огорчилась.
— Как? Это ты? — завопила она, шарахаясь от меня, как от зачумленной.
— Это я, — успокоила я ее.
— Но как же? — долго не хотела верить мне пьяная Маруся. — Этого не может быть.
Она еле ворочала языком и беспрестанно икала.
— Почему не может, когда очень может, — начала сердиться я.
— Но мы же, ик, только что тебя так хорошо похоронили, пышно… ик, и с почестями. Ой, старушка, как мы тебя поминали, — рухнула она в мои объятия и залилась слезами. — Как поминали…
— Вижу, — сдержанно констатировала я.
— Я еще ничего, а Нелли сама, как труп. Тосин муж повез ее к Саньке.
— Представляю.
— Нет, это, ик, невозможно представить. Старушка, это надо видеть.
— А Алиска? — решилась наконец спросить я о том что больше всего меня занимало.
— Ой, Алиска то и дело бухалась в обморок. Успокоилась лишь, когда ее окатили водой и испортили черную кружевную шляпу. Она скорбела больше всех, как настоящий убийца.
Маруся отбросила меня на край дивана, села, широко расставив ноги, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону.
— Ой, сколько горя, ик, сколько горя видела сегодня, сколько слез, — причитала она. — Я прямо вся как есть расстроилась и рыдала. Рыдали все, абсолютно все, кроме Тоськи.
— А что Тоська? — заинтересовалась я, стаскивая с тумбообразных ног Маруси туфли на каблуках и пытаясь надеть на ее распухшие ступни тапочки.
— Тоська перепила и давай злословить. Вспоминала, старушка, какие-то твои грехи, лепетала что-то о расплате, о том, что ты, слышь, старушка, хотела увести у нее мужа, что грязно домогалась его. Я прямо вся ее осудила и даже собиралась подсветить ей фингал. Муж ее был не против, а Нелли не дала. Но все присутствующие ее осудили и дружно пообещали аналогичное поведение на ее похоронах. Я разозлилась по-настоящему.
— Если Тоська думает, что хоть кому-то нужен ее облезлый мужик, пусть срочно лечится от паранойи, — заявила я, чем порадовала Марусю.
— Точно, пусть лечится, — рискованно качнулась она вместе с диваном. — Ой, старушка, это ты?
Я устала признаваться в своем существовании и лишь укоризненно покачала головой.
— Слушай, ик, а зачем ты здесь, когда мы так чудесно тебя похоронили? Я прямо вся была на твоих похоронах. И как ты здесь?
— Я вылезла из могилы.
— Правда? — слегка изумилась Маруся. — Ну и правильно сделала, — беспечно махнула она рукой. — Пойдем выпьем за упокой твоей души.
— Тебе уже хватит.
— Мне — да, но тебе надо выпить, — заверила меня она, хватая за руки и тщетно пытаясь встать с дивана. — Выпьем и споем. Эту споем… Черт, какую же мы с Нелькой пели… А-аа! А ты такой холодный, как айсберг в океане, и все твои печа-али…
Маруся так загремела своим противным голосом, что соседи не выдержали и застучали в стену.
— Так вы еще и пели? — обиделась я.
— Пели всю дорогу! — бодро подтвердила Маруся. — Покойная была жизнелюбкой, и мы решили, что надо петь. Пили и пели. Поминали, ик, от всей души.
— Может, вы и плясали?
— Не-а… А что, это идея…
Она внезапно вскочила с дивана, сделала пару игривых скачков, но тут же рухнула на пол и захрапела.
Только в одиннадцать утра Маруся кое-как пришла в себя и смогла удовлетворить мое любопытство по-настоящему. Тогда я узнала, что никто, кроме Тоськи (ну, я ей еще покажу), не поскупился на венки и на добрые трогательные слова на лентах.
Самый дорогой венок был от Алиски, которая убивалась по мне сильнее всех. Было много цветов, много слез и много горя. Оркестр играл великолепно и все завидовали мне и говорили, что других похорон и себе не желают.
Я осталась довольна. Все прошло просто замечательно, за исключением инцидента с тетушкой. Нина Аркадьевна, не проронив и пары слезинок, тут же бросилась требовать у Нелли свидетельство о моей смерти. Таким образом, видимо, она пеклась о наследстве. Еще она хотела сразу же забрать мою коллекцию хрустальных фигурок, кое-что из шуб и много чего из антиквариата под предлогом, что оставлять это в пустой квартире опасно.
— Я быстро поставила эту выдру на место, — с гордостью сообщила Маруся. — Хорошо, епэрэсэтэ, что мы догадались состряпать фальшивку от нотариуса, в которой ты поручаешь все похоронные хлопоты Нелли. Только этим и отбились. Нелли сказала, что до получения наследства еще полгода, а свидетельство о смерти пригодится для всяких формальностей. «Или вы хотите заняться этими формальностями сами?» — поинтересовалась она. Тетушка сразу же остыла, но вещи прибрать попыталась. Их пришлось, старушка, буквально выдирать из ее жадных лап.
— Легко верю. Неужели эта нахалка не постеснялась даже своих умных детей? — удивилась я, зная, что с тетушкой приехал ее сын, а мой двоюродный братец Денис. Да и Клавдия была на похоронах.
Маруся горестно покачала головой.
— Представь себе, — вздохнула она, — Денис — славный парень. Я видела — он готов был сквозь землю провалиться, но молчал, как рыба об лед.
Я всегда жалела Дениса, действительно воспитанного, порядочного и интеллигентного. Его маменька затуркала беднягу донельзя. Он с детства не смел и рта раскрыть. Вот Клавдия — другое дело.
Я поделилась своими наблюдениями с Марусей.
— Клавдия да-а, — согласилась она. — Клавка так одернула мать, когда та попыталась настаивать на своем, что все мигом ее одобрили. «Какое свидетельство! — прикрикнула она. — Соня, наша Соня лежит в гробу, а ты талдычишь о каком-то свидетельстве о смерти. Тебе что, недостаточно гроба?» Тут Нина Аркадьевна и заткнулась.
— Клавдия прикрикнула? — не поверила я.
— Прикрикнула, старушка, да еще как. Вся на нервах, вся прямо на нервах. Бледная, постаревшая. Тебе почаще надо умирать, может, тогда будешь лучше знать своих близких.
Я прослезилась.
— И не подозревала, что Клавдия может кричать, — шмыгая носом, всхлипнула я.
— Истинные страдания, — шмыгнув за компанию своей «плюшкой», с пафосом произнесла Маруся. — Всем, старушка, было нелегко. Правда, многие из твоих подруг, несмотря на скорбь, вздохнули с облегчением, но, видит бог, им за то воздается.
Потом примчалась Нелли, и мы по второму кругу, уже более подробно, с массой мелких деталей обсудили мои похороны. Надо сказать, у Нелли память оказалась значительно лучше, чем у Маруси, и я узнала бездну всякого такого… Ну ничего, я еще оживу, узнают они меня!
Потом мы выпили за мое здоровье, за мое счастье и много еще за что. Когда Марусе показалось, что я вполне готова хладнокровно воспринимать цифры, стоящие на счете за похороны, она открыла мне во что обошлось это удовольствие.
Я ахнула и поделилась мыслью о том, что такие похороны пустят меня по миру.
— А ведь поминки еще не кончились, — напомнила Нелли, закусывая селедкой, — еще девять дней и прочее. Думаю, не стоит доводить до сорока. К тому времени тебе пора бы воскреснуть…
Ее слова повисли в воздухе, поскольку мы услышали пронзительный звон дверного звонка.
— Кто бы это мог быть? — растерянно спросила Нелли и поспешно осушила рюмку.
— Пойду посмотрю, — сказала Маруся, делая мне знак спрятаться.
Я без энтузиазма полезла в шкаф для посуды. Нелли прикрыла дверцы, оставив узенькую щель для воздуха, вернулась к столу, налила себе еще водки, воровато глянула в мою сторону и залпом опрокинула рюмку. Вот же алкоголичка.
Через минуту на кухне появилась Клавдия с Изей на руках.
— Не могу оставаться одна, — жалобно призналась Клавдия. — Проводила маму и брата… Ох…
— Ставь Изю на пол и вся присоединяйся к нам, — с подъемом предложила Маруся.
По мягкому шлепку я поняла, что Клавдия опустила свой сухой задик на стул, по более громкому и гулкому удару догадалась, что Изя спрыгнула на пол.
— Завидую вам, — призналась Клавдия. — Смогли взять себя в руки, а вот у меня не получается. Неужели ее убили по дороге из моего дома?
— Нет, по дороге в мой дом, — ревниво уточнила Маруся.
Я сидела в шкафу и млела от удовольствия. Когда бы еще на меня пролилось столько жалости и любви. И какой только дурак придумал, что жалость унижает? Это смотря какая жалость. Я бы таким образом унижалась бесконечно.
За столом тем временем разворачивалась самая заурядная пьянка, которую могло украсить лишь мое участие. Но поскольку я сидела в шкафу, задыхаясь от недостатка кислорода и от пыли (какая все же Маруся неряха), пьянка казалась омерзительной. У меня затекли ноги и ныла спина, а шея просто закаменела. К тому же что-то звенело в ушах и страшно мешало прислушиваться к разговору.
Короче, я поняла, еще немного — и я просто вывалюсь на пол, невзирая на полную уверенность Клавдии, что я добросовестно лежу в могиле.
Нелли и Маруся так увлеклись поминанием, что начисто забыли о моем присутствии в этом дурацком шкафу. Я уже проклинала и похороны, и тот день, когда эта глупая мысль пришла в Марусину голову. Я опять готова была добровольно сдаться убийце, даже сама наложить на себя руки, лишь бы не сидеть в этом жутком шкафу, на который у меня аллергия по сей день. Отчаявшись, я всякими осторожными междометиями начала подавать признаки жизни.
— Ой, что это? — испугалась Клавдия.
— Где? — искренне удивилась Маруся. Надо же, она еще удивляется!
— Там, в шкафу! — пропищала Клавдия.
— Это домовой, — успокоила ее Нелли.
Что за небрежность? Вот вылезу, узнают, какой домовой.
— Не обращай на него внимания, — посоветовала Маруся. — Давайте закругляться, у меня дела. Слава богу, вспомнила наконец-таки обо мне.
— Выпьем на посошок, — предложила Нелли. И начали пить заново. Ну и крепкие девки. А Клавдия? И она туда же. Никак не ожидала. В нашей семье никогда не было алкоголиков. Это она, видимо, пошла в свою тетку, сестру Нины Аркадьевны, мать Антона, мужа Нелли.
В общем, закруглялись мои подруги так долго, что вынудили меня опять напомнить о себе новыми междометиями. На этот раз в них вплелось кое-что из нелитературной формы.
— По-моему, домовой ругается нецензурно, — не очень трезво заметила Клавдия.
«Вот мерзавки, и Клашу мою споили, наклюкалась, дурочка», — возмущенно подумала я.
— А, ерунда, — заплетающимся языком успокоила ее Маруся. — Не бери в голову.
Слава богу, она не совсем бесчувственная, тут же успокоила и меня.
— Домовой, не сердись, еще одна рюмка, ой, я хотела сказать секунда, — крикнула Маруся в сторону шкафа и громко икнула.
«Черт бы вас всех побрал», — подумала я, пытаясь бесшумно поменять позу, но дверца внезапно Распахнулась, я протянула руку закрыть ее, не рассчитала и кубарем выкатилась из шкафа.
Мои члены так затекли, что я еще не скоро смогла бы расправить их до прежнего состояния, если бы не громкий нечеловеческий крик. Он мгновенно подавил меня на ноги.
Кричала Клавдия. Она кричала, выпучив глаза и широко раскрыв рот, а я смотрела на маленькую шпротинку, лежащую у нее на языке, и думала: «Хоть бы она не подавилась. Тогда хоронить придется ее и уже по-настоящему».
Я сделала шаг вперед, собираясь успокоить Клавдию, но она так шарахнулась, что едва не сбила с ног монументальную Марусю. Вот какова сила ее испуга. Я знала, что произведу впечатление, но о таком даже не мечтала.
Клавдия кричала долго. Никакие уговоры на нее не действовали. Нелли и Маруся, наплевав на конспирацию, всячески старались ввести ее в курс происходящего. Они щипали меня, заставляли приседать и бегать вокруг стола. Я даже два раза сплясала чечетку; но без пользы. Клавдия продолжала вопить.
Мы уже стали опасаться за ее психическое состояние, а я трижды подумала, что не прощу себе, если Клавдия станет идиоткой. Она и так несчастна до предела и вполне может рассчитывать на диагноз, по которому дают инвалидность второй группы, а тут еще я со своими похоронами.
В общем, быть бы беде, если бы не кошка Изя. Она даром времени не теряла и, пока кричала ее хозяйка, спокойно лакомилась шпротами на столе. Когда шпроты закончились, она спрыгнула на пол и принялась ласково тереться о мою занемевшую ногу. Лишь это убедило Клавдию, что я не труп, вылезший из могилы, а вполне здоровая, хоть и едва живая после долгого сидения в шкафу.
— Соня! Так ты не умерла! — Клавдия, бросившись мне на грудь, разревелась.
Я сразу же подумала о том, что в нашем кругу существует добрая традиция время от времени бросатся друг другу на грудь. Сейчас вот настала очередь Клавдии. Я не возражала, обняла ее покрепче, давая понять, что стоять буду столько, сколько надо.
Теперь нам предстояло пережить длительный процесс ее рыданий. Нет, кто бы мог подумать, что Клавдия так эмоциональна!
С трудом успокоив сердечную, мы бросились наперебой рассказывать обо всех моих несчастьях, начиная со скрипа полов на вилле в Сестрорецке и заканчивая гибелью Марины из Челябинска. Клавдия слушала внимательно, стараясь как можно реже смотреть в мою сторону.
— Надо сейчас же сообщить маме, папе и Денису, — заявила Клавдия, когда мы иссякли.
Нелли и Маруся сразу запаниковали. Я одна сохраняла хладнокровие.
— Зачем? — строго спросила я.
— Чтобы они не волновались, — пояснила Клавдия; — Чтобы успокоить их.
— Ты всерьез собираешься успокоить свою матушку известием о Сонькином воскрешении? — с сомнением поинтересовалась Нелли.
— В то самое время, когда она так счастливо успокоилась ее смертью, — весомо добавила Маруся.
С большим трудом удалось убедить Клавдию в необходимости хранить тайну моего жития и доброго здравия. Мы настаивали, зная, что, раз пообещав, Клавдия не нарушит данного слова. Наконец удалось вырвать из нее клятву, после чего протрезвевшая Маруся решительно свернула пьянку под предлогом, что покойнице нужен покой.
И в самом деле, бессонная ночь с убитой горем Марусей, нервотрепка с моими похоронами, совершенно жуткая сцена с Клавдией — все это изрядно утомило меня. Захотелось любви.
Но откуда взяться любви, когда я на неопределенное время заточена в квартире Маруси. Именно об этом я сообщила ей, после того как мы проводили до двери Клавдию и Нелли.
— Старушка, ты неугомонная, — осудила меня Маруся. — Под тобой земля горит, а ты просишь любви. Я и то прямо вся забыла про любовь. Ну где я тебе возьму эту любовь? Это, наверное, недешево будет стоить.
— Не знаю, придумай что-нибудь. Должна же я как-нибудь развлечься.
Маруся ошеломленно уставилась на меня.
— Епэрэсэтэ! Неужели тебе еще мало развлечений? — едва не задохнувшись от изумления, спросила она. — Поверь, мало кому доступно такое. Шутка ли сказать: похоронить себя заживо.
— Ты считаешь, это способно развлечь?
— Мне, во всяком случае, скучать не приходится. Вся в делах.
— Это потому, что твоей жизни ничто не угрожает!
— Ну, не скажи. Сама знаешь, рядом с тобой небезопасно.
— Тем более. Пережив столько напастей, я особенно остро почувствовала свое одиночество и нуждаюсь в крепком мужском плече.
Маруся от удивления так широко распахнула рот, что у меня возникли опасения, не вывихнет ли она челюсть. Она уже два раза вывихивала.
— Крепком мужском плече? — завопила она. — Епэрэсэтэ! Ты, старушка, еще веришь в такое?
— Представь себе, да. Во всяком случае, когда дело касалось развлечений, я всегда могла рассчитывать на крепкое мужское плечо. А именно развлечений мне сейчас и не хватает.
— Не собираешься ли ты устроить развлечения в моей квартире?
— Ничего себе вопросик. А ты думала, что я буду сиднем сидеть на диване и смотреть телевизор? Тогда надо было Клавдию хоронить. У нее такое времяпрепровождение — норма.
Маруся закатила глаза, выражая крайнее возмущение. Я готова была к атаке. Предстоял неравный бой. Неравный, потому что проигрывала всегда Маруся. Не понимаю, что заставляет ее ввязываться в драку, когда заранее известно, что она обречена на поражение.
— Ну где я тебе возьму развлечение? — все еще сопротивлялась она. — Послушай, старушка, может, подогнать тебе своего профессора? Признаться, он изрядно мне надоел. Ах, черт, — с досадой хлопнула она себя по колену, — нельзя профессора. Он был на твоих похоронах.
— Ты за кого меня принимаешь? Хочешь из старого сундука вытащить своего древнего профессора и, стряхнув нафталин, предложить его мне? Мне, которая выгнала красавца Артура!
— А почему бы и нет? — удивилась Маруся. — Жизнь прекрасна в своем разнообразии.
— Да потому, что Артуру тридцать и у него бицепсы, как у… как у…
Я просто не нашла слов от возмущения, что очень на меня не похоже. Маруся осознала, наконец, степень своей не правоты.
— Не кипятись, старушка, — успокоила она. — Завтра что-нибудь придумаем.
Назад: Глава 11
Дальше: Глава 13

Luda
R