Книга: Незапертая дверь
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15

Глава 14

- Детка, ты в бога веришь?
- Умеренно, без фанатизма. А что?
- В церковь ходишь?
- Нет.
Н-да, девушка оказалась несовременной в религиозном плане. Нынче модно кичиться своей верой, знать все религиозные праздники и непременно посещать храмы. А Юля подкачала.
- Но ты хотя бы крещеная?
- Да нет же, Витя, - в ее голосе зазвучало усталое нетерпение. - Я же еврейка, какие могут быть крестины?
- Жаль, - он непритворно огорчился, - я хотел сегодня в церковь сходить.
- Ну так сходи, в чем дело?
- А ты как же?
- Домой поеду, нет проблем.
- Нет, я так не хочу, - возразил Виктор. - Я хочу побыть с тобой. Давай вместе поедем, прогуляемся, там место очень красивое. И, кстати, есть неплохое заведение со столиками на улице. Посидим, поужинаем. Потом я зайду в храм, а ты меня на улице подождешь, будешь пить кофе со своими любимыми пирожными.
- Хорошо, - Юля повела хрупкими плечиками, что на ее языке жестов означало недоумение. - Только я не понимаю, почему надо ехать куда-то. Рядом с твоим домом полно церквей, зайди в любую, помолись, свечку поставь. Или у тебя именно в том храме какое-то дело?
Вопрос Виктору не понравился. Вот уже третий день он присматривался к своей новой подружке, пытаясь выискать в ее поведении признаки, свидетельствующие о том, что их встреча и знакомство не были случайными. Порой ему казалось, что какая-то реплика Юли выдавала ее с головой, и сердце у него обрывалось, но уже через секунду она произносила слова, которые говорили об обратном. Та встреча с Русланом произошла в воскресенье, сегодня уже среда, а он так и не разобрался в Юле. Подстава это или нет? Проще всего было бы спровоцировать ссору, разругаться с девушкой и расстаться с ней навсегда, избавив себя тем самым от возможного соглядатая. Но Виктор не мог. Не хватало силы воли отказаться от ее гибкого горячего тела, от ярких темных глаз, прожигающих его в самые острые моменты насквозь, от ее прохладных гладких волос, приятно освежающих его разгоряченную грудь. Он мучился подозрениями и страстно хотел ее.
Вопрос же Юлин, на первый взгляд совершенно обычный и вполне оправданный, не понравился ему потому, что выбор храма действительно был обусловлен не религиозными, а деловыми соображениями. В этот храм ходит Гелик ремис. Причем ходит каждый день, если находится в Москве. Если кому-то нужно найти Гелика, то достаточно лишь занять пост возле церкви, и Гелик обязательно пройдет мимо. Либо утром, либо днем, либо вечером, но он обязательно появится.
- В этом храме есть одна икона... Ладно, не буду тебя грузить, ты от этого далека, все равно не разбираешься. Короче, я раз в месяц хожу туда и ставлю свечку именно этой иконе. Она удачу приносит. Я давно заметил: как схожу в храм, постою перед иконой, так ближайшие несколько сделок удачно пройдут. У меня на днях большая сделка намечается, одну квартиру, кажется, удастся толкнуть, она на нас уже три года висит - дорогущая, никто покупать не хочет. Теперь вот покупатель появился, если не сорвется - я прилично заработаю. Поэтому мне обязательно надо сегодня к иконе сходить, поняла?
Из всего сказанного ровно половина была ложью, но вторая половина была все-таки правдой. Квартира - трехкомнатная, с евроремонтом, в доме, расположенном внутри Садового кольца, - была выставлена на продажу еще три года назад и с тех пор существенно подешевела, но желающих ее купить все равно не находилось. Беда была в том, что хозяева вложили огромные деньги в евроремонт, сделали полы с подогревом, напичкали квартиру встроенной мебелью и дорогой техникой, увешали эксклюзивными светильниками, дополняющими замысел дизайнера. Естественно, что в продажную цену входила не только стоимость жилплощади как таковой с учетом престижности района, но и цена ремонта и оборудования. Но оказалось не так-то просто найти покупателя, которому понравился бы такой дизайн и который захотел бы выложить такие бешеные бабки - фактически тройную цену квартиры. А переплачивать за чужой вкус, потом все выбрасывать и переделывать по-своему желающих отчего-то не было. Вторая же беда состояла в том, что эта Роскошная хата находилась в невзрачном доме старой поcтройки, с убогим подъездом, обшарпанными лестницами, без мусоропровода, без консьержа и даже без собственной охраняемой автостоянки. И люди, в принципе готовые жить в такой квартире, совершенно не хотели жить в таком доме. И самим противно, и гостей стыдно приглашать.
Два дня назад, в понедельник, кажется, дело стало налаживаться. Виктор показывал квартиру покупателю, тот долго пристально изучал каждый предмет, начиная от мебели и заканчивая укрепленным в специальном углублении феном, одобрительно хмыкал, задавал массу вопросов, потом сказал, что завтра придет с женой. Во вторник с десяти утра до пяти вечера Виктор снова торчал в этой квартире. Покупатель обещал приехать к десяти, но появился только около часа дня в сопровождении капризной дамы с визгливым голосом, и все началось по новой. Полки, дверцы, краны, ковровые покрытия, стеклопакеты, светильники, ручки... И уже уходя, покупатель заявил, что его все устраивает, но ему нужно показать квартиру еще раз. Дело, видите ли, в том, что эта квартира - подарок их сыну к свадьбе. Половину подарка оплачивают родители невесты, и потому они тоже должны принять участие в выборе. Сегодня, в среду, Виктор снова показывал злосчастную "трешку". Покупатели взяли тайм-аут - два дня на размышления, и в пятницу обещали дать окончательный ответ. Виктору очень хотелось, чтобы квартира наконец продалась. Его интерес был понятен и поддавался нехитрым арифметическим обсчетам: хозяева давно уже жили за границей, после двух лет попыток получить за квартиру полную цену, они махнули на все рукой и заявили в агентстве, что их устроит сто двадцать тысяч долларов вместо первоначальных двухсот пятидесяти. Агентство же выставляло квартиру за двести тысяч, надеясь восемьдесят тысяч положить в карман. Поскольку за двести квартира тоже не продавалась, объявленная цена плавно сползла до ста семидесяти. Виктору же сказали, что в принципе можно идти на торг и снизить цену еще тысяч на десять-пятнадцать, лишь бы сбыть этот лежалый товар с рук. Агентство должно получить не меньше тридцати тысяч долларов чистого навара, то есть цену можно опускать-максимум до ста пятидесяти, а если Виктору удастся спихнуть квартиру дороже, то разница - его. Вот за эту разницу он и бился, желая непременно довести переговоры с покупателем до стадии оформления сделки.
Но к посещению храма все это не имело никакого отношения.
С того места, где они сидели с Юлей, отлично просматривался вход в церковь и даже часть улицы, по которой должен был идти Ремис. Виктор изо всех сил тянул время, мучительно долго изучал меню, потом обстоятельно обсуждал его сперва с Юлей, потом с официанткой, потом неторопливо ел. Ремис появился в тот момент, когда Виктор доедал последний кусок молочного поросенка. Виктор постарался запомнить всех, кто следом за ним вошел в храм, и поднялся.
- Я пойду, детка, а ты закажи себе кофе со сладким и подожди меня. Я недолго.
В церкви он быстро отыскал глазами Ремиса и начал изучать всех, кто оказывался в непосредственной близости от него. Да, так и есть, вот этот парень шел за Геликом по улице, а теперь стоит метрах в двух от него, сзади, чтобы не попадаться на глаза, и протирает взглядом дыру на спине Ремиса, обтянутой синей рубашкой из тонкого вельвета. Народу в храме много, вот Гелик, помолившись перед иконой, стал медленно пробираться вглубь, парень так же медленно просачивается за ним следом. Ремис поставил свечи еще двум иконам, перекинулся несколькими словами с проходившим мимо священнослужителем и двинулся к выходу. Парень шел за ним как приклеенный, но четко соблюдая безопасную дистанцию. Виктор злорадно ждал, когда Гелик спустится с крыльца. Он знал, что Ремис обязательно обернется и осенит себя крестом, стоя лицом к храму, так делают все верующие. И окажется лоб в лоб со своим преследователем. Но парень, видно, был опытным, либо сам верующий и порядки знает, либо следит за Геликом не первый день. Он чуть замешкался при выходе, дал Ремису возможность перекреститься на храм и только потом продолжил движение.
Стоя возле забора, огораживающего территорию храма, Виктор задумчиво смотрел вслед удаляющимся фигурам Гелия Ремиса и того, кто за ним следил. Все сработало. Они подумали именно так, как заставил их подумать Спилберг.
Не зря этот человек имеет такую кличку, Спилбергом его окрестили за любовь к сложным инсценировкам и за страсть к режиссуре криминальных спектаклей. Люди Богомольца на все пошли, чтобы выманить Юрку Симонова. И как только они узнали, что он не погиб при взрыве на шахте? Кто-то сдал, видно. Они, падлы, даже сестренку Аню не пожалели, убили, надеялись, что он на похороны приедет. Самое паскудное - они точно знают, что в Камышове у кого-то есть с ним связь, иначе как бы он вообще узнал о смерти младшей сестры? Но Богомолец был уверен, что Симонов про сестру узнает. И он узнал. Однако на трюк не купился, на похороны не поехал. А поехал позже, через полтора месяца. К этому времени Спилберг разработал комбинацию и подыскал нужных людей, возрастом, фигурой и цветом волос схожих с Виктором. Главная трудность была не столько во внешних данных, сколько в биографиях и образе жизни. Эти двое, без которых задуманная Спилбергом комбинация не могла состояться, должны были быть людьми либо с сомнительным прошлым, либо с таким, которое трудно проверить. Ранее судимый Эдик Гусарченко, не проживающий по месту прописки и редко появляющийся на своей съемной квартире, был идеальным вариантом. Странноватый Гелий Ремис тоже прекрасно вписался в отведенную ему роль осторожного и запуганного человека, боящегося собственной тени. Им были предложены хорошие деньги за сущую малость: поехать вместе с Виктором в Кемеровскую область, помочь организовать материальную и социальную помощь одинокой женщине, потерявшей всех близких, а по возвращении в Москву спокойно всем рассказывать о том, где были и зачем ездили, но напрочь забыть о том, что были они втроем и что им за это заплатили. И имена двух других спутников по поездке выкинуть из памяти. Больше ничего не требовалось. Эдик Гусарченко купился на легкие деньги, Гелик Ремис - на благотворительную, а стало быть, угодную господу помощь одинокой несчастной женщине. Одним словом, уговаривать их долго не пришлось. Спилберг сказал, что, может, ничего и не будет, и у Богомольца ума не хватит проверить в аэропорту списки вылетающих в Москву. Но рассчитывать на это особо не следует, у Богомольца мозги устроены как надо и сбоев пока не давали. Таким образом, правильно построенная комбинация даст возможность убить сразу двух зайцев: Виктор съездит в родной город и организует там все для матери, а заодно, если Богомолец просечет ситуацию и клюнет на приманку, запудрить ему мозги и подставить Гелика Ремиса вместо Виктора. Для этого нужно только в соответствующий момент услать Эдика Гусарченко из Москвы и разыграть соответствующий спектакль, чтобы Богомолец поверил: Виктор Слуцевич - это совсем даже не Юрка Симонов, а всего лишь вторая личина ловкого афериста Гусарченко. Стало быть, Симонов - это Ремис.
Ремиса должны убить, полагая, что он и есть Симонов. Перед этим его будут долго пытать и задавать разные вопросы, а Гелик, конечно же, будет говорить, что это недоразумение, что он ничего не знает и вообще они обратились не по адресу. Но все его слова будут как мертвому припарки. Ему никто не поверит. Даже если он начнет ни с того ни с сего рассказывать о том, что ему заплатили за поездку в Камышов, это его не спасет. Богомолец таким байкам не верит, комбинация Спилберга слишком сложна для того, чтобы в нее можно было поверить. На это, собственно говоря, и был расчет.
Да, на вопросы, которые ему будут задавать люди Богомольца, Гелик ответить не сможет и, скорее всего, умрет даже раньше, чем у них иссякнет терпение и они решат его прикончить. И вот тогда на истории с Юркой Симоновым будет поставлен крест, окончательный и жирный. И Виктор сможет дышать и жить спокойно. Если только этот пронырливый журналист не законтачит с Богомольцем и не вспомнит... Вот здесь комбинация Спилберга, которая казалась Виктору такой изящной и простой, почему-то засбоила. Что-то не складывается, как он задумал, не связывается, и дело no-прежнему стоит на месте. А время идет, и каждый день люди Богомольца могут прийти к Нильскому. Для этого нужна всего-то ничтожная малость: выяснить, что Нильский и Симонов родом из одного города. И тогда все выплывет.
И даже смерть Гелика Ремиса, святого и простодушного человека, ни в чем не замешанного и ни к чему не причастного, Виктору не поможет.

 

* * *

 

Накануне, во вторник, Коротков приехал вечером к Насте злой и раздраженный.
- Опять у меня свидание сорвалось! Какой-то роман получается с самого начала неудачный, - пожаловался он. - Ирина сказала, что Яна бьется в истерике, и она останется ночевать у Вороновой, чтобы быть буфером между Натальей Александровной и Нильскими.
- Не переживай, - с улыбкой утешала его Настя, - зато у тебя, а заодно и у меня есть возможность получать новости горячими, прямо с места событий.
- Что да - то да, - согласился Юра. - Я попросил Иру немедленно позвонить, если Яна или Руслан все-таки вспомнят, кто такой этот Николай Бесчеревных, снимок могилы которого им подсунули.
Настя уже знала, что и Руслан, и его жена без колебаний опознали кладбище как кемеровское: в кадр на заднем плане попал известный каждому жителю города надгробный памятник группе подростков, погибших в автокатастрофе. Но фамилия Бесчеревных супругам Нильским ни о чем не говорила. Так, во всяком случае, они заявляли.
В семь утра в среду раздался звонок от Ирины Савенич. Дрожащим и звенящим от гнева голосом она сообщила Короткову, что Яна ни за что не соглашается больше оставаться в Москве, она боится, и сегодня же Руслан вместе с ней улетает в Кемерово.
Еще через полчаса позвонил Зарубин. Его голос тоже звенел, но не от гнева, а от деловитости, смешанной с торжествующим лукавством.
- Здорово, Пална! - поприветствовал он Настю. - А чего я зна-а-аю! А чего я тебе расскажу-у-у!
- Говори, - нетерпеливо потребовала Настя.
- Ну да, прям-таки, разбежался с простого телефона. Вот придешь на службу и узнаешь. Если твое начальство тебе передаст.
- Сережа, ты маленький подлый клоп, - возмутилась она. - Кровопивец, одним словом. Будешь говорить или нет?
- Не, Пална, и не проси, - голос Зарубина внезапно стал серьезным. - Тут дело такое - сама понимать должна. Подожди пару часиков - и все узнаешь.
- Зачем же ты мне позвонил сейчас?
- А подразнить. Интересно же. И потом, меня тоже распирает удачей поделиться. Пусть рассказать не могу, но похвастаться-то хочется! Кстати, наш общий горячо любимый шеф с тобой?
- Куда ж он денется, - усмехнулась Настя. - Дрыхнет как сурок. Полчаса назад поговорил по телефону и давай снова спать. У него подъем минут через сорок по графику. Сережа, я вот о чем хочу попросить. Сегодня Нильские собираются возвращаться в Кемерово. Я бы хотела, чтобы ты там понаблюдал за ними на всякий случай. И еще: поспрашивай у местного народа насчет Николая Филипповича Бесчеревных, родился в шестьдесят пятом, умер в девяносто девятом, места рождения не знаю, а похоронен в Кемерове. Мне надо знать о нем все, что можно.
- Зачем? - неосторожно спросил Сергей и тут же нарвался:
- А я тебе потом скажу, если начальство разрешит, клопик ты мой ненаглядный.
- Сколопендра, - огрызнулся Зарубин.
- А ты - каракурт, - тут же отпарировала она. - Сержик, ты со мной в эти игры не играй, я всю жизнь кроссворды разгадываю и потому знаю нужных слов раз в сто больше, чем ты.
- Жужелица! - отчаянно кинулся в бой Сергей, но тут же испугался и повесил трубку.
Настя с улыбкой погладила телефон, щелкнула по нему указательным пальцем, мысленно представляя себе при этом зарубинский курносый нос, и принялась за приготовление завтрака.
Вечером того же дня она сидела в своей квартире одна-одинешенька. Короткой поехал к Ирине и, трогательно смущаясь, предупредил Настю, что ночевать не придет, но к завтраку непременно будет.
- Это еще зачем? - удивилась она. - Ты что, не можешь прямо от нее на работу приехать?
- Ира завтра снимается с девяти утра где-то у черта на рогах, за городом. Подъем у нее в шесть, выход из дома - в семь. Я, конечно, могу изобразить трудовой порыв и приступить к несению службы в половине восьмого, но лучше я все-таки к тебе приеду, ладно? Ты меня покормишь не спеша и расскажешь, чего за ночь надумала.
- Ну конечно, - фыркнула Настя, - ты ночью будешь развлекаться, а я думать должна? Здорово придумал.
- На то я есть твой начальник, - строго ответил Юра. - И не смей огрызаться.
Готовить еду для себя одной Насте не хотелось, она скучно сжевала оставшуюся со вчерашнего дня холодную отбивную с куском хлеба, запила этот изысканный ужин чашкой некрепкого кофе и улеглась на диван, закинув руки за голову.
Сведения, добытые Сережей Зарубиным, были и в самом деле интересными, они будили воображение, но в единую картинку не складывались. По крайней мере сразу. Может быть, в спокойной обстановке, в тишине одиночества и уюте мягкого дивана мысли станут более стройными и упорядоченными? Во всяком случае, Настя очень на это надеялась.
В начале апреля неизвестные воришки проникли в дом матери Руслана Нильского, перевернули все вверх дном, вероятно, искали деньги и ценности, однако таковых не обнаружили и удовольствовались какой-то ерундой вроде дорожной сумки из кожзаменителя и дешевой бижутерией. Руслан в это время уже уехал в Москву показывать свой роман, и Ольга Андреевна Нильская решила сына не тревожить из-за ерунды, тем паче урон был нанесен совсем незначительный, бижутерию эту она все равно уже давно не носит, а сумка слова доброго не стоит, да и некуда с ней ездить. В милиции дело возбудили, но никаких преступников, естественно, не нашли, списали все на залетных наркоманов, которые тырят по мелочи, лишь бы на очередную дозу хватило.
Спустя примерно неделю после кражи у Нильской весь город Камышов был взбудоражен убийством Анечки Симоновой. Убийц опять же не нашли, но зато рассказали Зарубину о несчастной семье, в которой сначала при взрыве на шахте погиб старший сын Юрочка, потом скоропостижно скончался глава семьи, а теперь вот Анечку убили. И все за какой-то год с небольшим. Клавдию Савельевну Симонову все искренне жалели, пытались помочь кто чем мог, но народ в Камышове в основном небогатый, так что помощь получилась от всей души, но не очень существенная. И вдруг спустя месяца полтора после Анечкиной смерти появился в городке незнакомец. Что-то типа графа Монте-Кристо, который явился, чтобы помочь семье судовладельца Мореля. Все организовал, всем денег дал, всех на уши поставил, чтобы осиротевшей Клавдии ни в чем и нигде отказа не было. И исчез. Так же внезапно, как и появился. Кто он и что - никому не ведомо, ведь когда человек такие деньги наличными прямо в руки дает, у него документов обычно не спрашивают.
А кемеровские оперативники, занимающиеся борьбой с организованной преступностью, поведали Зарубину, что какой-то слушок нехороший прошел среди братвы насчет Юрки Симонова. Дескать, и не погиб он вовсе при взрыве шахты. Другие двенадцать человек - да, погибли, а вот тринадцатого промеж них не было, да разве по разорванным и обгоревшим кускам плоти точно скажешь, сколько их там было? Кто не поднялся наверх после взрыва, того и считают погибшим. Симонов не поднялся. И отчего-то братва стала поговаривать, что он жив. Но разговоры эти появились не сразу, а только много месяцев спустя. Не то видели этого Симонова где-то живым и здоровым, не то шепнул кто... Но даже если Симонов жив, то ходить ему по этой земле недолго, видимо, осталось, потому как сам Богомолец, главнейший кемеровский авторитет, его активно разыскивает.
История конфликта Богомольна и Симонова выглядела и в самом деле устрашающе в том смысле, что шансов выжить y псевдопогибшего не было никаких. И если он действительно инсценировал собственную смерть, то совершенно ясно, почему. Никому не дозволено запускать лапу в "общак". За это неминуемо следует самое жестокое наказание. Странность, однако, состояла в том, что Симонов ни к какой группировке не принадлежал и к "общаку" доступа иметь не мог. Так, во всяком случае, выходило по сведениям местных оперативников. Почему же его так настырно искал Богомолец и почему в этой информации постоянно мелькало слово "общак"?

 

* * *

 

Сергей Зарубин проклинал все на свете. Ну почему так получается, что как только ты соберешься сделать решительный шаг в собственной жизни, так тебя немедленно посылают в командировку? Еще в понедельник он позвонил в Москву своей девушке по имени Гуля и, прикрывая показной вежливостью собственное смущение, спросил, не согласится ли она выйти за него замуж. На что Гуля, тихонько засмеявшись, ответила, что сделанные по телефону предложения не рассматривает как серьезные. Она, мол, никуда не торопится и вполне может подождать, пока Сергей вернется из командировки и повторит эти слова при личной встрече. Не исключено, что за время пребывания вдалеке от Первопрестольной он одумается.
Зарубин знал, что не передумает. Но боялся, что за время его отсутствия случится что-нибудь непредвиденное, например встреча Гюльнары с двухметровым красавцем-богатеем, который выразит готовность бросить к ее ногам куда больше, чем может предложить скромный опер с Петровки. Ему всегда казалось, что он влюблен в Гулю куда сильнее, чем она в него, и оттого Сергей постоянно ждал вмешательства неожиданного соперника.
А перспектива отъезда домой с каждым часом выглядела все более неопределенной. Ведь первоначально его заданием было выявить связи Яны Нильской и поработать с информацией о группировке Богомольца. Потом выяснилось, что надо заниматься еще и каким-то Николаем Бесчеревных. А теперь вот Симонов, сведения о котором он нарыл на свою голову. С одной стороны, к убийству Тимура Инджия и похищению Яны Нильской история с Симоновым никакого отношения иметь не должна, но Каменская сказала, что Симонов по крайней мере двумя точками соприкасается с Русланом Нильским: городом Камышовом, где прошло детство обоих, и личностью Богомольца, который их обоих почему-то страшно не любит, одного пытался запугивать, а другого вообще собирается убить. И закрыть глаза на эти две точки соприкосновения она не считала возможным.
Город Камышов Сергею понравился, давно уже не доводилось ему бывать в таких спокойных уютных местах, заросших буйной зеленью, столь густой и щедрой, что и заборов вокруг домов зачастую не было: все равно сквозь ветки и листву ничего не видно, а если кто вознамерится забраться в дом, так ему никакой забор не помешает, разве что бетонный, метров пять-шесть высотой, но ставить такие ограды в Камышове никому и в голову не приходило, да и дорого.
Первой, с кем решил поговорить Зарубин, была мать Руслана Нильского Ольга Андреевна, моложавая приятная женщина с милым лицом и негромким голосом.
- Что-то с Русланом? - испуганно спросила она, услышав от нежданного гостя, кто он и откуда. - Или с Яночкой?
- С ними все в порядке, - Сергей решил прежде времени не волновать Ольгу Андреевну рассказом о похищении Яны. - Меня интересует один человек, с которым, возможно, ваш сын был хорошо знаком.
- Кто такой?
- Юрий Симонов.
- Юрка-то? - Брови Ольги Андреевны взлетели вверх и забыли вернуться на прежнее место, так и остались где-то под линией волос. - Ой, шалопут он был! Вот родители-то с ним намучились. Отец его порол нещадно за каждую провинность, а толку никакого.
- И какие же это были провинности? - поинтересовался Сергей.
- Подворовывал, хулиганил, патронами баловался. В милицию его уж сколько раз забирали, внушения делали - да все без толку. Потом, правда, остепенился немножко, после армии техникум закончил, на шахту работать пошел взрывником. Даже деньги родителям постоянно привозил.
- Руслан с ним дружил?
- Нет, что вы, Руслан младше был года на два или на три я уж сейчас точно не вспомню. Но они оба в одной школе учились.
- А сами вы знали Юру?
- В лицо - знала, конечно, а так... Он к нам в дом никогда не приходил. Его мать, Клавдия, работала буфетчицей в исполкоме, я тоже в исполкоме тогда работала, вот я про Юркины подвиги от нее и узнавала.
- Скажите, Ольга Андреевна, а позже, когда Руслан уже переехал в Кемерово, он никогда вам не рассказывал, что, мол, Юрку Симонова встретил?
- Нет, - твердо ответила Нильская, - такого не было.
Выяснив, где находится школа, в которой учились когда-то Нильский и Симонов, Зарубин отправился искать учителей, которые могли бы припомнить что-нибудь интересное. Ведь часто так бывает, что родители и знать не знают, с кем их дети общаются на школьных переменках. Домой приводят одних друзей, а курить в школьный сад бегают совсем с другими, это Зарубин помнил еще по собственному опыту.
Директор школы сразу заявила, что сидит в этом кабинете всего третий год, посему о детях, учившихся полтора десятка лет назад, ничего сказать не может, и посоветовала Зарубину обратиться к тем учителям, которые работают давно. Например, преподавательницы химии или истории, они здесь старожилы, все остальные пришли позже.
Разыскав обеих, Зарубин не узнал ничего нового, оба педагога хорошо помнили и Юру Симонова (отпетого хулигана, с которым никто не мог справиться), и прилежного и воспитанного Русика Нильского, и категорически отрицали факт их дружбы.
- Да что вы! - преподаватель химии даже руками всплеснула, услышав вопрос оперативника. - Между ними на было ничего общего! И потом, Русик был младше, он общался только со своими ровесниками. Вы должны понимать, чтo в этом возрасте разница в три года - это очень много, это просто пропасть, через которую невозможно перепрыгнуть! Когда одному человеку тридцать, а другому тридцать три, они этого даже не замечают. Но когда одному мальчику десять, а другому тринадцать, это совершенно разные миры, поверьте мне как старому учителю. В тринадцать уже начинаются сигареты, выпивка, скабрезные разговоры о сексе и о том, как заработать деньги, а в десять мальчики еще сущие кутята.
Учительница истории была не столь многословна, как ее коллега-естественница. Вопрос о Юрке Симонове вызвал на ее породистом гордом лице лишь брезгливую гримасу, видно было, что она и вспоминать-то о нем не хочет, зато Руслана она отрекомендовала самым лестным образом, сказала, что мальчик был очень способный, прилежный, ответственный. И удивительный. Этим словом она и зацепила внимание Зарубина.
- Почему удивительный? - спросил он.
- Знаете, он был таким худеньким, маленьким, в очках. Его, как я помню, даже от уроков физкультуры освободили из-за зрения. А его боялись.
- Как это? Кто боялся?
- Да все, как это ни смешно. И ученики, и учителя.
- Вот как? - встрепенулся Сергей. - Даже учителя боялись?
- Представьте себе. Странно звучит, правда? - она улыбнулась. - И тем не менее так оно и было.
- Но почему? Почему взрослые люди, педагоги, могли бояться мальчишку? Он что, задавал на уроках неправильные вопросы?
- Да что вы, - учительница истории рассмеялась, - Нильский никогда не задавал неудобных вопросов, он был правильно воспитан, мама - член партии, работник исполкома. В том и дело, что он ничего не спрашивал. Он только ставил в известность.
- О чем? - терялся в догадках Зарубин.
- О том, что знал. При этом давал слово никому не говорить об этом, и слово свое всегда держал, что и удивительно Для такого мальчугана. Он уже в двенадцать-тринадцать лет вел себя совершенно по-мужски, очень честно и ответственно.
- Простите, - Сергей покаянно склонил голову, - но я ничего не понял из того, что вы сказали. Можно как-нибудь попроще, как на уроке в пятом классе?
- Попроще?
Она вздохнула, поправила прическу, о чем-то задумалась.
- Не знаю, имею ли я право... Впрочем, прошло столько лет, и потом, эти педагоги здесь уже не работают... Одним словом, Руслан все про всех знал. Уж каким образом ему это удавалось - мне неведомо. И вот представьте себе такую картинку: приходит мальчик-семиклассник к учителю или даже к директору школы и заявляет, дескать, я знаю про вас то-то и то-то, но вы не беспокойтесь, я никому об этом не скажу.
- Вот это да! - восхищенно протянул Сергей. - И что такого страшного он знал про своих учителей?
- Да про кого что. Сейчас это все может показаться смешным и нелепым, а тогда все боялись. У нашей тогдашней директрисы муж частным извозом подрабатывал, например. Некоторые учителя принимали подношения от родителей учеников, а это тоже могло повлечь неприятности вплоть до исключения из партии и увольнения с работы. А супружеские измены? Ведь Руслан и о них каким-то образом узнавал. Он половину педколлектива в страхе держал, можете мне поверить. Но что самое удивительное - он слово свое всегда держал, информация дальше его ни разу никуда не просочилась.
- А зачем же он это делал? Неужели шантажировал учителей для получения хороших оценок?
- Я бы не стала этого утверждать, - историчка покачала тщательно причесанной головой. - Руслан хорошо учился и не нуждался в поблажках. Конечно, он не был круглым отличником, по одним предметам он успевал только на четыре и пять, по другим и троечки случались, но это совершенно нормально для ребенка, у которого есть собственная система ценностей и интересов. Какие-то предметы он любил и, соответственно, учился лучше, какие-то были ему скучны, и оценки были хуже. Я думаю, ему нравился сам момент разговора со взрослым человеком, который вдруг терялся, пугался и попадал в зависимость от него.
- Он наслаждался своей властью над взрослыми?
- И этого я бы утверждать не стала. Видите ли, если бы его интересовало только ощущение власти, он бы это как-то проявлял... Например, время от времени напоминал бы о том, что знает. Или требовал в обмен на свое молчание определенных поблажек. Он же ничего этого не делал. Один раз подойдет, скажет, улыбнется - и все. И больше ни слова. Потому я и назвала его удивительным мальчиком.
Зарубину очень хотелось спросить, не подходил ли в свое время Руслан и к ней с таким же разговором, но он воздержался. К характеристике отношений Симонова и Нильского ее ответ ничего не прибавит, а настроение у преподавателя истории может испортиться. Но последний вопрос он все-таки задал:
- Как вы думаете, откуда Руслан мог все это узнавать? Его информировал кто-то из взрослых?
- О нет! Он все узнавал сам. Ему доставляло удовольствие наблюдать за людьми - кто куда идет, с кем, когда, как одет, кто с кем поссорился, кто выносит с работы объемистые сумки, кто в рабочее время бегает по магазинам и парикмахерским. Потом он все это анализировал, обобщал и делал выводы. Он просто играл в Шерлока Холмса. Знаете, он ведь даже в школу носил с собой какие-то специальные книжки про расследование преступлений, на переменках читал и во время уроков физкультуры.
Поблагодарив любезную учительницу, Сергей вновь вернулся на поросшую сиренью улицу, где прошло детство Руслана и где до сих пор проживала его мать. Ольга Андреевна была не одна, вместе с ней на крылечке стоял немолодой мужчина, который, судя по всему, только что вытащил из дома очередную сумку. Похоже, Нильская куда-то собиралась. Хорошо, что Зарубин не упустил ее.
- Мы уезжаем, - торопливо пояснила она, запирая дверь, - у нас автобус через двадцать минут.
И добавила, ласково кивнув в сторону мужчины:
- Это Семен Семенович, мой муж.
- Далеко едете? - поинтересовался Зарубин.
- К моему брату, - пояснил Семен Семенович, - ему сегодня семьдесят исполняется, он аж за полгода нас приглашал.
- А когда следующий автобус?
Сергей все еще не терял надежды задержать Ольгу Андреевну и поговорить о странном увлечении ее сына чужими тайнами. Но разговор этот должен быть спокойным и серьезным, не на бегу, уж больно тонка сама материя и важны вытекающие отсюда выводы.
- Завтра, - ответила Нильская. - А что, у вас есть еще какие-то вопросы?
Семен Семенович легко подхватил три из четырех сумок, Ольга Андреевна взяла четвертую.
- Вы извините, но мы очень торопимся. Если хотите - проводите нас до автостанции, задерживаться мы не можем. Зарубин покорно зашагал рядом.
- Ольга Андреевна, я был в школе, мне учителя сказали, что Руслан носил с собой какие-то специальные книжки о расследовании преступлений. Это правда?
- Конечно, - кивнула Нильская. - Он очень этим увлекался, с детства мечтал работать в милиции, хотел быть оперативником, как вы. Или следователем.
- Почему же не стал? Передумал?
- Медкомиссию не прошел, по зрению.
- А книжки эти специальные откуда? Их ведь в то время в обычном магазине купить было нельзя, я точно знаю.
- Ему участковый наш давал. Он тогда заочно на юридическом учился, вот и давал Руслану почитать свои учебники. Из библиотеки ему книжки привозил.
Участковый! Это уже что-то. Надо его найти обязательно, он может много интересного порассказать про отношения Руслана и Юрки Симонова. То, чего не знает мать, наверняка знает участковый. Обычно пай-мальчики из приличных семей со своими участковыми даже не знакомы и ни лица, ни имени его не знают, поэтому узнавать в милиции про таких мальчиков - дело тухлое и безнадежное. А тут такой редкий случай: пай-мальчик дружит с участковым, ходит к нему домой, книжки одалживает. Про воришку же и хулигана Юрку Симонова этот участковый должен знать все и даже больше. Таким образом, наметился уникальный источник сведений об обоих парнях.
- А как его зовут, этого вашего участкового?
- Петр Степанович Дыбейко, только он давно уже не участковый, - от быстрой ходьбы Нильская начала слегка задыхаться. - Он дорос до начальника нашей городской милиции, а теперь уже не работает.
- Адресочек не подскажете? - с надеждой спросил Сергей.
- Чего нет - того нет, - вступил в разговор Семен Семенович. - Он из Камышова уехал года четыре назад.
- Ну какие четыре, Сеня! - заспорила Ольга Андреевна. - Двух лет не будет, а ты говоришь: четыре.
- Да не может быть! - Семен Семенович не сдавался, и всю оставшуюся дорогу до автостанции супруги проспорили о том, как давно уехал из города Петр Степанович Дыбейко.
Зарубин из вежливости продолжал идти рядом с ними, хотя и понимал, что ничего интересного ему уже не узнать. Теперь следовало решить вопрос: начинать ли поиски бывшего участкового, тем самым еще больше затягивая свое пребывание на кузбасской земле, или плюнуть на него и придумать другие способы получения информации об отношениях не то погибшего, не то живого Юрия Симонова и журналиста Руслана Нильского.
К автобусу они подбежали минут за пять до отправления. Пока Семен Семенович затаскивал внутрь и пристраивал под сиденьями и на багажных сетках сумки, Ольга Андреевна опомнилась:
- Послушайте, а почему вы задаете эти вопросы? Сначала про то, дружил ли Русик с Юрой Симоновым, потом про книжки эти... Одно к другому отношения, кажется, не имеет. Да и Юрочки уже нет в живых. Вы от меня что-то скрываете? С Русланом беда?
- Ну что вы, - Сергей постарался улыбнуться как можно лучезарнее. - Я бы не посмел от вас скрывать, если бы с вашим сыном что-то случилось. Он жив и здоров, кстати, они с Яной сегодня вечером возвращаются из Москвы в Кемерово. Меня в основном Симонов интересует, вот я и ищу людей, которые с ним дружили.
- Но ведь он погиб! Зачем вам его друзья?
- Долго объяснять, Ольга Андреевна. Заходите в автобус, а то без вас уедут. - А с Клавой вы говорили? Я имею в виду Клаву Симонову, Юрочкину мать? Она вам всех его друзей назовет.
- Видите ли, мне сказали, что с ней говорить бесполезно. После несчастья с дочерью...
- Верно, верно, - Нильская заторопилась, увидев, как водитель автобуса выбросил окурок и забрался в кабину, - Клава совсем плохая, я-то ее давно не видела, но мне говорили... Ну, счастливо вам, московский сыщик!
Сергей уныло побрел от автостанции к городскому отделу милиции, где оставил машину, которую ему по дружбе одолжили кемеровские коллеги. Вот уж точно говорят: чем меньше знаешь, тем меньше работы. Каждый новый вопрос может вызвать такой ответ, после которого работы прибавляется вдвое, а то и втрое. Теперь вот еще Дыбейку этого искать... А может, ну его к черту, милиционера по имени Петр Степанович? Ну был и был, и ладно. В конце концов, сегодня вечером Руслан и Яна Нильские прилетят в Кемерово, и можно будет все вопросы задать самому Руслану. Все равно придется с ними встречаться, чтобы определиться с таинственным Бесчеревных Николаем Филипповичем, вид могилы которого поверг Яну в такую истерику, что она даже в Москве оставаться не захотела. А ведь утверждает, что не знает, кто это такой...

 

Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15