Хэбершем-роуд… Хэбершем-роуд… Можно камнем докинуть до старого дома на Вэлли-роуд, где живет Марта, но это лишь так, обрывок случайной мысли. Куда больше Чарли беспокоило то, что за четверть мили отсюда на Такседо-роуд стоял дом Инмана… Опять укол совести, один из многих с тех пор, как он согласился приехать к Макнаттеру и познакомиться с Фариком Фэноном. Чарли медленно катил по Хэбершем, отнюдь не спеша на свое рандеву и довольный лишь тем, что к половине девятого почти совсем стемнело. Не хватало еще трястись из-за каждой любопытной рожи в окнах этих дворцов на вылизанных холмах престижного Бакхеда: «Смотрите-ка, Крокер к Макнаттеру пожаловал! Интересно, с чего бы это?»

Обычно подобная паранойя была несвойственна Крокеру. Вот что делает с человеком предательство — он перестает быть собой. «Нет! — твердил Чарли мысленно. — Я никого не предаю, просто знакомлюсь с этим выскочкой! Никаких обещаний я не давал. Может, даже удастся выяснить что-нибудь полезное для Инмана». И все-таки в глубине души Чарли чувствовал горькую правду — он… готов был поддаться.

Крокер включил дальний свет, чтобы разглядеть номера домов на почтовых ящиках рядом с вечнозелеными, вечноподстриженными газонами… так, это здесь… Кизил, магнолии, японские клены, каштаны росли вокруг дома так густо, что с дороги его и не видно. Но когда «кадиллак» взобрался на холм, свернул на подъездную дорогу и подъехал поближе — Крокер с трудом поверил своим глазам. Старый дом Лэнгорна Эппса! Лэнг Эппс, который унаследовал огромное, самое старое во всей Атланте состояние в акциях Южной железной дорога, президент «Пидмонтского ездового клуба», бессменный учредитель благотворительных автопробегов! Нет, ошибиться было невозможно — это его старый дом в стиле французского замка, с башенками и створчатыми окнами… а теперь там живет футбольный тренер Технологического! Конечно, Чарли любил американский футбол, но… Мать честная, как быстро меняется мир!

Новая волна отвращения к себе… Он сам, Чарли Крокер, тоже слишком быстро меняется. Инман… но ведь он еще ничем не предал Инмана! Будущее контролировать нельзя, можно контролировать лишь свои поступки…

Лучше не думать об этом, выбросить пока из головы. Вокруг асфальтированной площадки у крыльца широкой каймой цвел мышиный гиацинт. Чарли поставил «кадиллак» рядом с серебристым «лексусом». Шестьдесят пять тысяч стоит машинка. Интересно, чья? Макнаттера? Черного юриста? Фарика Фэнона? Судя по теперешним идиотским нравам, скорее всего, Фэнона.

Чарли с трудом выбрался из «кадиллака», морщась от боли в правом колене, которое изнемогало под его внушительным весом, и похромал к двери, размышляя, насколько в этой боли виновата психология. Наверняка, столь мучительно стреляет в колено измученный совестью мозг. Дверь почти сразу открылась на звонок, и Чарли предстала удивительная картина — молодая женщина с копной светлых волос, таких же густых и непослушных, как у Серены, в экстравагантной темно-красной блузке.

— Мистер Крокер! — Она чуть опустила голову, лукаво глядя на него и многообещающе улыбаясь. Черт ее знает, что означала эта улыбка. — Проходите! Я Вэл Макнаттер! — Блондинка протянула руку и показала куда-то в боковой коридор. — Ребята там. Но сначала я хотела кое-что вам сказать. — Она замолчала, взглядом приглашая гостя спросить, что же именно.

— Что же именно?

— Позавчера я обедала в вашем «Космос-клубе» — и это было просто очаровательно! Я могла бы там просидеть целый день!

— Рад слышать, — улыбнулся в ответ Крокер. — Боюсь только, немногие разделяют ваше мнение.

Блондинка так посмотрела на Чарли, словно сами его слова невероятно возбуждали. Если бы не хроническая бессонница и угрызения совести, он почувствовал бы знакомый толчок в штанах.

— Принести вам что-нибудь выпить? — спросила она.

У Чарли действительно пересохло в горле — нервы шалят, подумал он. В таком подавленном состоянии алкоголь сперва помогал, но через час-другой становилось только хуже. Однако Крокер решил, что подкрепиться необходимо. Кратковременный выигрыш — или долгосрочный проигрыш? К черту долгосрочные перспективы, подумал он. Еще неизвестно, сколько удастся протянуть. А подкрепление нужно сейчас.

— Да, — кивнул он с самым небрежным видом, — я не отказался бы от большой порции виски с содовой, если не возражаете, — «есс не зражаете».

— Нисколько. Проходите, я принесу вам бокал. — Девушка провела его по коридору и заглянула в одну из дверей:

— Бак? Мистер Крокер пришел.

Дверной проем тут же закрыла знакомая мощная фигура тренера Макнаттера — знакомая не столько по личной встрече (это была именно личная встреча — как-то раз они обменялись рукопожатиями и парой комплиментов на вечере выпускников Технологического), сколько по газетным фотографиям и телерепортажам, где эта глыба мускулов с модной стрижкой частенько мелькала. Вспыхнула широченная улыбка:

— Привет, Чарли! — Будто то шапочное знакомство автоматически делало их закадычными друзьями, сто лет не видевшими друг друга. Тренер выбросил крупную ладонь и сдавил руку Крокера, точно прессом. Дудки, не на того напал. Чарли в ответ тоже изо всех сил стиснул его руку. Идеальное равновесие композиции — два гиганта, скривившихся от боли. Макнаттер первым разжал руку.

— Рад тебя видеть, Чарли! Проходи к ребятам!

Комната была обита таким темным деревом, что стены, казалось, поглощали весь свет. Чарли не сразу разглядел двух других мужчин. Один, который стоял и дружелюбно улыбался, был юрисконсульт Роджер Белл, по-прежнему одетый как посол на официальном приеме. Второй, куда моложе и куда темнее, — бритоголовый парень, развалившийся на кожаной кушетке. Макнаттер грозно зыркнул на парня. Тот медленно, как под грузом прожитых лет, поднялся и уставился в пространство между Чарли и Макнаттером, словно то единственное, что привлекало его в этом скучном мире, было очень далеко от макнаттерского замка и подстриженных газонов Бакхеда.

— Чарли, — продолжал тренер, — кажется, вы с Роджером Беллом уже знакомы?

Крокер и Белл дружелюбно улыбнулись и пожали друг другу руки.

— А это Фарик Фэнон. Фарик, это Чарли Крокер.

Протягивая руку, Чарли окинул взглядом молодую знаменитость, к чьей спортивной славе приплелась теперь и дурная. Уши… Говорят, у Бомбардира в каждом ухе по брильянту, а на шее золотая цепь вроде собачьей. Однако никаких драгоценностей на Фэноне не было. Он оказался чуть выше Чарли и шире в плечах, подчеркнутых темно-синим костюмом с лацканами почти до нижней пуговицы. Чарли этот костюм показался каким-то театральным — такие надевают на своих подзащитных адвокаты перед судебным процессом. Воротничок белой рубашки трещал на мощной шее, явно не знакомой с подобными деталями туалета, на груди лежат галстук с голубыми и серыми дорожками. Знаменитость смотрела на Чарли хмурым настороженным взглядом, типичным для его поколения черных, белых и прочих — взглядом пойманного с поличным молодого уголовника. Опускаешь подбородок на грудь, поворачиваешь голову слегка в сторону и хмуро смотришь на взрослого, будто тебя поймали за каким-то преступлением. И представляешься только по имени, без фамилии, как наркодилер. Важный скучающий Фарик протянул Чарли вялую руку.

— Привет, Фарик, — сказал Чарли. — Рад тя видеть. Как дела?

Даже вежливой улыбки от Бомбардира добиться не удалось. Кивнул, сплющив губы. Не хватало только надписи на груди: «Больно нада».

— Садись, Чарли! — с натужной бодростью воскликнул Макнаттер, показывая на стул у края кушетки. Роджер Белл сел на стул с другой стороны, а сам Макнаттер — напротив своего молодого бойца. Тренер сиял, как новенькая монетка. — Я как раз начал рассказывать Фарику, что тебя называют парнем «Шестьдесят минут». Это ведь откуда пошло? Ты играл без передышки, и в нападении, и в защи…

— Че, правда? — перебил Фарик. — Вас типа называют парнем «Шестьдесят минут»? — Он расплылся в улыбке, что Роджер счел добрым знаком — похоже, мальчик решил постараться.

— Ну-у-у, вы же знаете, как газеты раздувают такие вещи, — потупился Крокер, прямо эталон скромности.

— Гы-ы-ы, — вырвалось у Фарика, улыбка съехала набок. — Значит, в той песне поется, это, про вас.

— В какой песне? — спросил Чарли.

— «Парень „Шестьдесят минут“», — сказал Фарик и затянул вполголоса: — «Ху-у-ха-ху-хам-хей, шестьдесят минут…»

— И о чем же там поется? — поинтересовался Макнаттер, улыбаясь теперь уже тревожно.

— Об одном перце, от которого телка тащится в постели шестьдесят минут без остановки. «Ху-у-ха-ху-хам-хей, шестьдесят минут…» — Широкая сальная ухмылка. — Вас типа за это прозвали?

Долгая пауза.

Макнаттер повернулся к Чарли и продолжил:

— Как же ты умудрялся играть целых шестьдесят минут кряду в Первой лиге — ну, все равно что в теперешней Первой лиге?

— Да я не один был такой, — объяснял Чарли Макнаттеру. — Тогда было что-то вроде перехода от старых правил, когда вылетевший игрок не мог вернуться до следующей четверти, к новым правилам, когда игроки строго делятся на нападающих и защитников. — Он посмотрел на Фарика с победной улыбкой Чарли Крокера. Их взгляды пересеклись, но звезда спорта тут же снова с отсутствующим видом уставилась в пространство. Никаких улыбок, даже пошлых. Крокер снова повернулся к Макнаттеру. — От этого всегда немного ехала крыша, хотелось долбать по головам все шестьдесят минут, надо и не надо. Одно время в Национальной футбольной лиге, даже в Американской футбольной лиге — помнишь АФЛ? — были парни, которые делали то же самое. Последним, кажется, был Чак Беднарик. Играл за «Орлов Филадельфии».

Макнаттер улыбался, делая вид, что ему очень интересно. Но глаза выдавали панику. Он повернулся к Фарику:

— Ты хотел бы попробовать поиграть одновременно в защите и в нападении? В защите ты был линейным, да? — Это уже Крокеру.

— «Хум-ха-хей», — тянул Фарик насмешливо, но тихо.

Чарли кивнул.

— Так как, хотел бы? Могу устроить! — не отставал тренер, будто в жизни так не забавлялся.

Фарик снова опустил подбородок на грудь и уставился в пол. Шумно выдохнул носом, остановил взгляд где-то между тренером и юрисконсультом Беллом.

— Не знаю. Я, это, подумаю.

На секунду Макнаттер лишился дара речи. Потом начал вертеть массивное кольцо на левой руке — память то ли о выпуске, то ли о завоеванном Кубке США.

— Я тут недавно рассказывал Фарику и Роджеру, — оправился он наконец, — о том знаменитом матче с «Бульдогами», когда ты играл в защите и увел мяч у них из-под носа, только вот подробностей не помню.

— Ну, это просто везение, — улыбнулся Чарли. — Счет был в пользу «Бульдогов», до конца оставалось сорок секунд, и мяч был у них, на двадцать пятом ярде. Так что «Бульдогам» требовалось только потянуть время с выходом в середину, и игра была бы за ними.

— И все-таки вы их обставили?

— Эт точно!

— Потому что ты прорвался в тачдаун через сорок восемь ярдов? — Макнаттер то и дело поглядывал на Фарика, надеясь, что двадцатилетняя знаменитость продемонстрирует, по крайней мере, видимость интереса к разговору. Фарик демонстрировал только царственное равнодушие.

— «Ху-у-ха-ху-хам-хей, шестьдесят минут…»

— Отчаянный взгляд Макнаттера перешел на Чарли.

Как же это произошло?

— Ну-у, у них был такой разыгрывающий, Руфус Смайли. Хитрый парень, даже слишком хитрый. — Чарли тоже посмотрел на Фэнона — может быть, хоть эта история привлечет его внимание? Бомбардир сидел с таким видом, словно давно вышел в астрал. — В первом дауне он дал пас здоровенному принимающему, Руди Брайеру, и тот добежал до середины. Во втором дауне — то же самое. Двадцать секунд уже ушло, осталось только двадцать. Я подумал — надо что-то сделать… это наш единственный шанс. И пошел на блиц, прямо между центровым и блокировщиком — надеялся увести мяч. Вот тут-то Смайли и перемудрил. В третьем дауне, чтобы потянуть время, он сделал фальш-пас их боковому защитнику, который бежал между ним и Руди Брайером. — Крокер опять глянул на Фэнона. Полное отсутствие всякого присутствия. Тогда он перевел взгляд на Белла. Юрист хотя бы делал вид, что слушает. И Чарли стал рассказывать ему, время от времени кося глазом в сторону молодого таланта: — Значит, я рванул между центровым и блокировщиком, надеясь перехватить мяч у Смайли или Брайера, — и успел, самому не верится! — Он старался описывать всё как можно красочнее и живее, упрямо надеясь вернуть Фэнона в орбиту разговора. — Смайли в этот момент еще держал мяч после фальш-паса боковому и собирался передать его Брайеру. Я бросился не к Смайли, а за мячом — кажется, быть такого не может, но я взял мяч как раз так, словно его передали мне. Это была самая настоящая передача — только ошибочная! — Чарли по-прежнему смотрел на Белла, тот улыбался и увлеченно кивал. Фарик сидел с таким видом, словно ждал очереди у телефонной будки. — Через долю секунды подлетел Брайер, чтобы взять пас, и — бац! — я впечатался прямо в него. Брайер был здоровый бугай, но я точно поймал момент: все кинулись за мячом в другую сторону, а он не удержался на ногах и упал на спину. На пути к их зачетной зоне никого не было, я рванул, мы получили дополнительное очко и выиграли четырнадцать — тринадцать. Вы не представляете! Если б Смайли не тормознул с этим фальш-броском, мы бы проиграли!

Чарли с довольной улыбкой оглядел свою аудиторию. Роджер Белл удивленно качал головой, будто говоря: «Вот это да! Потрясающе!» Тренер Макнаттер улыбался и кивал, но не Чарли, а Фарику, словно надеясь, что его большая голова передаст бритой башке воспитанника некий психокинетический импульс и Фарик тоже улыбнется и кивнет. А Фарик… что ж, по крайней мере, теперь он смотрел на Чарли. Правда, без улыбок и кивков, да и вообще без всякого интереса к этому эпизоду спортивных баталий родного Теха. Взгляд его выражал нечто среднее между недоверием и скепсисом, но и то хорошо — по крайней мере, удалось обратить на себя его внимание. Довольный Чарли обратился к нему:

— Фарик, я слышал, ты в прошлом году прорвался на семьдесят, — «семьсят», — ярдов в игре против «Медянок» и раскидал шестерых защитников?

Фэнон пару раз кивнул, поджав губы, словно говоря: «Ну да, было такое, и что?» Потом еще ниже съехал на кушетке, вытянув длинные расставленные ноги, и сказал Чарли:

— Их там в «Медянках», это, не учат как следует блокировать. — И пожал плечами, повернувшись к Макнаттеру за поддержкой. Тот энергично закивал. Слава богу, его доморощенная звезда разродилась хоть парой слов в адрес парня «Шестьдесят минут». Фарик опять перевел взгляд на Чарли.

— Слышьте, а против кого вы играли? — теперь уже с вызовом.

— Когда?

— Ну, в той игре, с перехватом у разыгрывающего.

— Против Джорджии, — сказал Чарли, — Университета Джорджии.

— Не, а кто там был? — не отставал Фарик.

— В смысле?

— На поле. Кто за них играл?

— Кто за них играл? — Краем глаза Чарли видел Белла и Макнаттера. Лица у обоих вытянулись от беспокойства.

— Угу. Кто?

— Э-э-э, черт… кое-кого я помню… Смайли, Руди Брайер… на том крыле был такой Гудикунц, кажется…

— И, это, какие они все были? — спросил Фарик.

— В смысле?

— Ну, сколько там было афроамериканцев?

Роджер обмяк на стуле и закрыл глаза. С этим сократовским диалогом всё ясно. Ну почему, почему он, Роджер Белый, так сглупил! Зачем рассказал Фарику, что все достижения игроков Юго-восточной лиги того времени немногого стоят, потому что черные спортсмены не допускались к соревнованиям из-за расовой дискриминации? Зачем растолковывал мальчику, что все записи в книгах того времени необходимо снабдить сносками-звездочками и примечаниями: «Черным спортсменам (или афроамериканцам — Фарик уже успел подцепить новомодный термин) доступ в спортивные школы Юго-восточной лиги закрыт». Зачем объяснял Фарику, что такие, как Чарли Крокер, в современных сборных скорее всего были бы посредственностью? Нет, Роджер знал, зачем, хорошо знал… Он изо всех сил старался завоевать доверие Фарика, чтобы тот видел в нем своего, черного, чтобы эгоцентричный молодой талант с брильянтами в ушах перестал считать его очередным офисным дармоедом… Но ведь Роджеру и не снилось, что у мальчика хватит глупости использовать его слова против Крокера! Он сто раз объяснял Фарику — Крокер на его стороне, он тоже когда-то был спортивной звездой, хоть и ни разу не соревновался с черными, и он понимает, как люди завистливы, как они бывают несправедливы к молодым успешным спортсменам вроде Фарика. Роджер сделал все, что мог, разве что сценарий разговора ему не написал! Разжевал тщательнее некуда — Крокер пожилой человек, в чем-то старомодный, шишка в белых кругах, но именно этим он им и полезен! А от него, Фарика, требуется только вести себя вежливо и быть хотя бы немного внимательным к старику! Даже восторгаться необязательно! Просто нормально себя вести! И нате — мальчик швыряет гостю в лицо все, что должно оставаться за кадром, а сам «кадр» шлет куда подальше, хотя это его единственный шанс выбраться чистым из той грязи, в которую он вляпался.

«Сколько там было афроамериканцев?» Вопрос застал Чарли врасплох. Секунду он без всякого выражения смотрел на Фэнона. Потом повернулся к Макнаттеру, который выпучил глаза и скривил рот, словно говоря: «Я не виноват! Не могу же я всё предусмотреть!» Юрисконсульт Белл закрыл глаза и откинулся на спинку стула. «Черт! Я попал!» — читалось у него на лице. И Чарли сказал как мог ровно и спокойно:

— Ни одного.

— Значит, на всех турнирных таблицах надо поставить типа звездочки и внизу написать эти… примечания про афроамериканских спортсменов, что они, это, не допускались.

«О господи, — подумал Роджер, — даже про звездочки не забыл! Всё вывалил Крокеру в лицо, все звездочки и примечания!» Замешательство Чарли постепенно сменялось гневом.

— Слушай, друг мой, вот что я тебе скажу, — («дру-уг мой, во шо я те скжу»). — Я тогда был таким же парнем, как ты. Не я делал историю Юга, не я заправлял Технологическим или Университетом Джорджии. Я играл против пацанов, которых ставили на другую сторону площадки. Но знаешь что? Точно так же я играл бы против любого козла, который попал бы в команду противников. Я был двадцатилетним пацаном, и мне было плевать. Я уделал бы любую задницу, которую поставили бы против меня. А потом я поехал воевать во Вьетнам.

Роджер вжался в спинку стула и приготовился к ответному выступлению своего непредсказуемого клиента, которого только что обозвали, пусть и косвенно, козлом и задницей. Однако застывший Фарик только смотрел на Крокера, приоткрыв рот. Будто ему в лицо ударил мощный порыв ветра. Теперь Роджер испугался, что Крокер встанет и «уделает» Фарика. И юрисконсульт поспешил вставить:

Да, я тоже ему об этом рассказывал!

— О чем? — спросил разозленный Крокер.

— О том, сколько у вас военных наград, — пояснил Роджер Белый.

— При чем тут награды, на кой те они? — Чем сильнее Крокер раздражался, тем больше его речь превращалась в говор бейкерского паренька. Он бросил укоризненный взгляд на Фарика. — Ты када-нить был на войне? Был на глине окня?

— Чего? «На глине окна»? — переспросил Фарик. «На линии огня», — догадался Роджер.

— На линии огня, — торопливо объяснил он Фарику. — В бою, на передовой.

— Не, — сказала знаменитость хмуро, но хотя бы без раздражения. — Я не был на войне, а если б типа велели поехать, послал бы всех, как Мухаммед Али . Он сказал, люди там это, воюют во имя дьявола.

— Да-а уж, — кипятился Крокер, — твой Мухаммед Али на передовой первым бы полные портки набуздырил!

Роджер снова закрыл глаза. Комментировать это своему клиенту он не собирался. Ситуация все равно катилась под откос.

— Спра-тивная борьба и футбол, если на то пошло, эт те простецкие брюки по сра-нению с мясорубкой на глине окна.

Роджер не сразу понял, что «простецкие брюки» значит «просто детские бирюльки». Мысленно он взмолился, чтобы Фарик никогда не догадался об этом, и зажмурился еще крепче.

— Мистер Крокер? Ваш виски с содовой!

Услышав женский голос, Роджер открыл глаза. В комнату вплыла Вэл Макнаттер. На губах у нее играла лукавая улыбка, будто тут сидит теплая мужская компания, сплошь приятели Бака, и у всех слюнки текут от этой Венеры во плоти. Высокий бокал виски с содовой она держала, словно дар богини.

Один из противников, Крокер, был мгновенно нейтрализован — как шнур из розетки выдернули. Второй, Фарик, будто лишился дара речи и только смотрел на Венеру во все глаза.

— Спасибо, — сказал Крокер неожиданно слабым голосом, принимая бокал, — спаси-ииб бшое.

Вэл Макнаттер крутнулась на своих высоких каблучках — и туда и сюда, и нашим и вашим, и кудрями и буферами, и булками и втулками.

— А еще кому-нибудь… что-нибудь принести, а?

— Не-ет, — почти проблеял Роджер, — нет, спасибо.

— Не, не надо, Вэл, — сказал Макнаттер тоном раздразненного самца.

Фарик, впитывающий это зрелище так жадно, словно ему предстояло путешествие по безлюдной пустыне, лишь мотнул головой.

Богиня на секунду застыла, потом пошла к двери, но на полпути обернулась к ним с той же провоцирующей улыбкой и лукаво протянула:

— Если вы передумаете, джентльмены… только скажите. «Только свистните, и я к вашим услугам», — добавил про себя

Роджер, хотя и не мог не признать, что вихляния мадам Макнаттер существенно разрядили обстановку. А ее супруг, как только она вышла, начал вдруг примирительно:

— Согласись, Чарли, есть вещи, которые не меняются. Что хошь ставлю — и ты с этим сталкивался, и я, когда учился в Старом Миссисипском, а теперь вот Фарик столкнулся. Я насчет всяких смазливых штучек, которые бегают за парнями из футбольных команд. Говорят, мол, это вчерашний день, — «грят, мол, эт черашний день». — «Мясистый краснолицый Макнаттер всегда был таким же деревенщиной, как Крокер, но теперь явно специально настраивался на одну с ним волну», — подумал Роджер. — Не, щас всё в том же духе, просто один в один. Вот скажи чесна, Чарли, разе не так?

Уставившийся в угол Чарли вздохнул, отхлебнул виски с содовой и нехотя процедил:

— Навроде того…

Он всё еще злился, но благоразумие подсказывало: «Да, парень — просто наглый непуганый щенок, каких свет не видывал, однако такой сделки тебе, Чарли, больше не предложат, и Макнаттер сейчас делает всё, чтобы она не сорвалась». Крокер перевел взгляд на тренера и кивнул пару раз — дескать, да, мол, согласен.

— Одна тока разница, — продолжал ободренный Макнаттер, — девки щас больно бесстыжие стали. Понимаешь, да? Стоит куда-нить поехать играть, и я должен своих перцев, — он кивнул в сторону Фарика, — просто держать под замком, потому что эти милочки-подстилочки заявляются прямо в отель или в спортлагерь, всюду пролезут. Ни стыда ни совести. Да, Фарик?

Фэнон тоже пару раз нехотя кивнул, совсем как Чарли. Наверно, тоже не хотел, чтобы сделка сорвалась.

— Да в придачу, — усердствовал Макнаттер, изо всех сил стараясь не упустить момент, — эти цыпы так много о себе понимают, что человеку вроде нас с тобой такое и в голову бы не пришло. Чуть что — бегом в суд. Представляешь? Я не только о несовершеннолетних — хотя поди угадай, совершеннолетняя она или нет, — я в основном о «сексуальных домогательствах», «принуждении к половым контактам», «изнасилованиях на свидании». В наше время такие вещи… да мы и слов-то таких не знали! Или это изнасилование, или нет. И всё, никаких те разбирательств, не то что сейчас… Правда, Чарли?

Чарли кивнул. Сдержанно, но все-таки более энергично, чем в прошлый раз, и по нервам опять прокатилась жгучая волна вины. Да, надо смотреть в лицо горькой правде… он не хотел, чтобы сделка сорвалась.

— Вот представь, у тебя парень лет двадцати, кровь в нем так и бурлит, он играет в футбол, и колледж проводит мероприятие для поднятия спортивного духа — весь стадион забит студентками, которые вертят всем чем можно, скандируют и орут ему, какой он крутой, — что, по-твоему, будет думать мальчик в таком возрасте? Это же сплошные сексуальные ловушки, просто минное поле, Чарли!

Чарли вдруг подумал о Серене… и о Марте. Вот и у Макнаттера есть своя Серена. Лакомая блондиночка, которая только что вертелась перед ними, явно не слишком давно шла с Баком по жизни. Видимо, это всеобщее помешательство… эпидемия… может, и мальчика не стоит слишком строго судить только потому, что… Инман… Элизабет Армхольстер… Неизвестно еще, как себя вела сама Элизабет… Макнаттер говорит, ребята в возрасте Фарика живут сейчас в совершенно другом мире…

— Кр-р-р-р-а-а-а-а-а-а-к! — Фэнон откинулся на кушетке. Он массировал свои большие руки, громко щелкая суставами. Ноги по-прежнему врозь. Чарли вдруг заметил его часы с тяжелым золотым браслетом, золотые кольца на пальцах. Пальцы такие длинные и толстые, что суставы щелкали, будто сломанные позвонки. Да и сам чернокожий футболист до того высокий и крупный, что слово «мальчик» по отношению к нему звучало странно.

Макнаттер наклонился вперед и настойчиво смотрел на Чарли. Шея у тренера шире головы, а лицо мясистое — глаза, как две маленькие круглые дырочки.

— Фарик — потрясающий игрок, Чарли, лучший из всех, кого я тренировал, но в этих делах с фанатками он — сущий младенец. — Тренер бросил взгляд на жемчужину своей сборной. — Я всё говорю как есть, Фарик. — «Жемчужина» опустил голову и ответил наставнику угрюмым взглядом исподлобья. — Сам посуди, Чарли, разве у него был достойный пример — ну, в отношениях с девушками и так далее? Фарик, расскажи Чарли об отце.

Глухой, еле слышный голос:

— Я его не знаю.

— Даже не знать собственного отца! — сокрушенно воскликнул Макнаттер.

Опять хриплый шепот:

— Мать раз показала мне его, но мы это, никогда не разговаривали.

— Фарик, расскажи Чарли, где ты вырос, — продолжал Макнаттер. — На Инглиш-авеню, да? В Блаффе?

— Угу, — буркнул Фарик, не поднимая головы. Будто рассматривал что-то сквозь пол.

— Ты ведь у матери один такой? Один из всей семьи, из всей округи, кому удалось чего-то добиться? Правда, Фарик?

Взгляд пойманного с поличным уголовника:

— Угу…

Внезапно парень поднял голову и воскликнул с горящими глазами:

— А теперь они заморозили контракт!

— Я уверен, что подобные вещи в последнюю оче… — Роджер попытался прервать эту компрометирующую жалобу.

— «Айронмен», «Марс» и, это, «Мисима», — возмущенно продолжал Фэнон, не обращая на юрисконсульта никакого внимания, — три месяца друг у друга цену перебивали, а как только девка стала катить на меня баллон, все тут же испарились!

Роджер снова закрыл глаза. Да, до профессионала Фарику далеко, хотя статус любителя в Первой межуниверситетской лиге давно превратился в шутку. Ему нельзя было не только подзадоривать производителей спортивной обуви вроде «Айронмен», «Марс» и «Мисима» в борьбе за контракт на его поддержку — по правилам он даже не должен был знать о таких вещах. Хуже того, выставляя на первый план финансовые последствия скандала, Фарик отправлял коту под хвост образ несчастного мальчика, сумевшего выбраться из негритянского гетто.

— Что за дела, блин, — продолжал Фарик, — стоит какой-то шлюхе покатить на тебя баллон, как всякие дармоеды в костюмчиках начнут языком молоть, и все, копец, никто уже знать тебя не хочет. — Он горестно покачал головой, словно на свете не было большего вероломства.

— Но ведь на самом деле тебя беспокоит совсем не это, да, Фарик? — спросил Роджер.

— Не-а, — с горькой усмешкой, — это меня ваше не колышет. Только бабки по нулям, а так типа фигня.

— На тебя каждый день вешается куча девушек, — продолжал Макнаттер, — черные, белые, азиатки, испанки, какие хошь, да, Фарик?

Молодой талант задумчиво сдвинул брови и наконец изрек:

— Не, азиаток в наших фэнах еще не было.

— Но остальные ходят табунами, правда?

— Зачем еще трем белым точилкам тусоваться на Фрикнике, — опять загорелся Фарик, — если они не хотят склеить кого-нибудь и потрахаться? Ту телку я раньше даже не видел! И она стала отмазываться, только когда…

— Мы собрались не ради обсуждения подробностей, Фарик, — вмешался Роджер. — Мы собрались, чтобы обменяться опытом в самых общих чертах. Мистер Крокер как никто способен понять твое… э-э-э… твое положение. — Он отчаянно искал слова, любые слова, лишь бы удержать Фарика от очередного ляпа, который впоследствии может быть использован Крокером против него. Тем более что сделка с парнем «Шестьдесят минут», на которую возлагалось столько надежд, летела прямиком в канализацию.

Фарик бросил на юрисконсульта недовольный взгляд.

— Не, в общем, она не имеет никакого права гнать насчет изнасилования.

— Чарли, — сказал Бак Макнаттер, — тут ведь что важно — Фарику не предъявляли никаких обвинений. У него вообще никогда не было неприятностей с законом, а для парня из Блаффа это кое-что значит. Фарик, расскажи мистеру Крокеру о мальчиках, с которыми ты играл.

— Че рассказать? — искренне удивился Фарик.

— Расскажи, что сейчас с ними стало.

— А, — питомец Макнаттера будто вспомнил строчку из заданного стихотворения. — Одни, это, в тюрьме, другие умерли, ну, все почти, — он излагал это не Чарли, а Макнаттеру, явно ожидая одобрения.

— Я уверен, мистер Крокер очень хорошо тебя понимает, — кивнул ему тренер и повернулся к Чарли: — Я читал, вы тоже не в пансионе росли.

«Хорошо его понимаю… вот ведь чушь!» — Чарли оскорбился, но сказал:

— Хорошо понимаю? Дайте-ка вспомнить… да, был случай… Я действительно знал с пеленок одного парня, Бобби Ли Кайта, которого арестовали за нарушение тишины после обычной субботней драки возле магазинчика Маккрори в Ньютоне. — Он с интересом посмотрел на Макнаттера — уловил ли тот иронию? В голове тут же вспыхнуло: «Ты еще иронизируешь? Почему прямо не скажешь этим зарвавшимся идиотам всё, что о них думаешь? Неужели ты такой слабак? Дрейфишь, что сделка сорвется?»

Фэнон вдруг повернулся к нему — он не смотрел Чарли в глаза с тех пор, как тот вошел в комнату, и сказал:

— Он говорит, — кивок в сторону юрисконсульта Белла (и Роджер вспомнил, что Фарик еще ни разу не назвал его по имени), — у вас есть типа своя плантация.

— Да. — Чарли насторожился.

— Я показывал Фарику статью о вас в журнале «Атланта», — добавил Роджер.

— Я, это, слышал про плантации, — сказал Фарик Фэнон, — но еще ни разу не видел.

Чарли не нашелся, что ответить, и промолчал.

— Он говорит, у вас там приемы по выходным, типа вы приглашаете кучу народу.

Чарли пожал плечами.

— Знаете что? — сказал Фэнон. — Я хочу посмотреть плантацию. Поехали с вами на выходные?

Чарли уставился на него. Фарик сидел, откинувшись на кушетку и протянув руки вдоль спинки. Пальцы почти доставали до краев. Предложение молодой звезды застало Чарли врасплох — казалось, не было никакого повода. Пауза длилась все дольше и дольше… «Еще минут десять с этим щенком, — подумал Чарли, — и мне придется надавать ему по шее». Но вслух сказал:

— Сейчас тебе там вряд ли понравится, дру-уг мой. В Терпмтине в эту пору жара, ничего хорошего.

— Точно! — Фэнон ударил кулаком в ладонь. — Точно, он так и сказал — Терпмтин! Он сказал, типа вы туда ездите охотиться на перепелов! А из чего вы в них стреляете?

— Из чего стреляем? — Секунду Чарли изучал его лицо — смеется, что ли? — Из ружей.

— Из ружей… — На лице у Фарика появилась странная мечтательная улыбка. — Круто было бы попробовать.

— Охота на перепелов уже закрыта. Ее разрешают только со Дня Благодарения до конца февраля. А теперь там стрелять некого, кроме комаров, слепней да навозных мух.

— Мне, в общем, по барабану, поехали! — Вместо Чарли Фэнон смотрел на Макнаттера, словно поездка зависела исключительно от него. Парень опять мотнул головой в сторону юрисконсульта Белла. — Он говорит, там это, всё как сто пятьдесят лет назад, еще до Гражданской войны, когда были рабы и плантаторы. Хочу посмотреть.

«Господи боже, — подумал Роджер, заливаясь краской стыда, — у него интеллект орангутанга! Какие проницательность и такт…»

«Мать честная, — подумал Чарли, — этого мне не хватало! Только представить, этакий черный чурбан рядом с гостями… Фарик Фэнон Бомбардир сидит за столом в Оружейной, а тетушка Белла, дядюшка Бад и Мэйсон ходят вокруг Его Нахальчества. Его Нахальчество развалился на стуле, расставил ноги и массирует пальцы, оглушительно щелкая суставами, а прислуга убирает со стола и поет „Ближе быть к Тебе“… Его Нахальчество объезжает Терпмтин, останавливаясь время от времени полюбоваться на то или другое…» И все — Билли Басе, судья Маккоркл, Инман — узнают — а ведь они узнают! — что он, Чарли, принимал в Терпмтине обидчика Элизабет Армхольстер как почетного гостя… Нет! Такую бездну стыда даже вообразить невозможно! Чарли посмотрел на Макнаттера, на юриста Белла — может, хоть они что-нибудь скажут! Как-то выручат его! Но оба сидели как ни в чем не бывало, словно так и должно быть — Фарик Фэнон требует, чтобы его пригласили в Терпмтин.

— К сожалению, это невозможно, — услышал наконец Чарли собственный голос. — Там всё закрыто до следующего сезона. Дом нельзя отпереть даже ради визита английского короля. — И тут же вспомнил, что никакого английского короля не существует! — Слишком много людей пришлось бы задействовать. Не знаю даже, где их искать в такое неурочное время.

«Ты слабак! — твердил он себе все это время. — Ты прогибаешься под него! Можно подумать, будь сейчас сезон, ты действительно пригласил бы щенка в Терпмтин!» Чарли заметил, как Макнаттер и Белл обменялись взглядами. Неужели они тоже так думают? Великий Крокер неумолимо погружался в ледяное озеро стыда. Он хлопнул себя по коленям, давая понять, что пора закругляться. Встал, слегка качнулся и поморщился — одна кость в колене проехалась по другой.

— Ну, мне пора, — сказал он.

— Так че он говорит? — спросил Макнаттера Фарик Фэнон. — Я как, еду на плантацию или нет?

Макнаттер молча встал. Юрист Белл тоже. Наконец Фарик последовал их примеру.

— Поди сюда на минутку, — вполголоса сказал Фэнону Белл и вывел парня в коридор. Чарли пошел было к двери, но Макнаттер удержал его.

— Слушай, Чарли, — он поднял указательный палец и подошел ближе, — есть кое-что еще. Нельзя допустить, чтобы это дело стало просто очередным иском о сексуальных домогательствах, когда миниатюрная белая девушка из хорошей семьи говорит одно, а здоровенный черный спортсмен из городских трущоб — другое. Нам надо показать, что есть целое… целое общество в защиту этого молодого человека, и оно готово поддерживать его наперекор устоявшимся расовым и классовым предрассудкам, и тэ дэ и тэ пэ.

— То есть ты думаешь, что он этого не делал? — заключил Чарли.

— Свечку никто не держал, но версия Фарика мне кажется вполне правдоподобной — судя по тому, что я знаю о современной молодежи.

— И какая у него версия?

— Между нами? — поднял брови Макнаттер.

— Да, конечно.

— Между нами — Фарик говорит, что познакомился на вечеринке с девушкой, она пошла к нему домой, он недолго думая повел ее в спальню, туда-сюда-обратно, обоим приятно, и всё, ничего криминального не было.

— И ты веришь? — спросил Чарли.

— Я уже говорил, что ничего не утверждаю наверняка, но одно могу точно сказать: это не шутки, девчонки на наших парней вешаются круглосуточно, трясут перед ними своими булками — не стесняйтесь, мол. Афроамериканский паренек, если чувствует себя звездой, не очень-то разбирает, что перед ним за девушка, а Фарик действительно звезда, каких мало.

Чарли уставился на Макнаттера. Его поразило слово «афроамериканский». Черт, что случилось с Макнаттером? Всегда был старым добрым парнем с Миссисипи, а теперь вот стал соблюдать новомодный… этикет… или что там еще?

— Дело вот в чем, Чарли, — продолжал Макнаттер, — твоя роль в защите Фарика очень важна для нас.

— Моя роль?

— Слушай, тебя не просят убеждать кого-то, что Фарик ни в чем не виноват, ведь ты этого не знаешь. Как и я. Тебя даже не просят говорить о Фарике что-то хорошее. Я понимаю, он не самый приятный в общении юноша. Хотя это просто потому, что никто не учил его вежливости. Никто не объяснял ему самых элементарных правил. Тебя просят сказать только то, что ты действительно знаешь. Ты знаешь, что значит быть звездой сборной Технологического в таком городе, как наш, где все помешаны на спорте. Ты знаешь, как люди завидуют знаменитым спортсменам, недолюбливают их, пытаются использовать в своих целях, строят козни, — говори что хочешь, это на твое усмотрение.

Чарли глядел на тренера, изумленно приоткрыв рот.

— Попробуй взглянуть с другой стороны, — продолжал Макнаттер. — Ты будешь выступать не в интересах Фарика, даже не в интересах Технологического, хотя и Технологическому ты тоже окажешь этим большую услугу — всем и каждому в институте, начиная с Уолли Суиндела. Ты будешь выступать в интересах целого города. Ты скажешь: «Эй! Охолоните! Давайте не будем спешить с самосудом! Не будем устраивать расовые беспорядки!» И знаешь что? Весь город тебе зааплодирует. Все будут восхищаться твоей отвагой, включая «Джорнэл конститьюшн». Можешь не сомневаться, они поддержат тебя на все сто процентов. Само твое присутствие там, на пресс-конференции, — если ты скажешь: «Спокойно, давайте смотреть на факты, не надо скоропалительных выводов, будем судить беспристрастно», — само твое присутствие пресса назовет отважным поступком.

— Отлично, — сказал Чарли. — А что, других белых смельчаков не нашлось?

— Честный вопрос, Чарли, — признал Макнаттер, — и я постараюсь честно на него ответить. Насколько я знаю, есть еще Джин Ричман. Знаешь, тот, у которого фитнес-центры, «Формула Америки»?

— Знаю, — сказал Чарли. «Еврей и либерал» — эта характеристика несостоявшегося арендатора «Крокер Групп» накрепко отпечаталась у него в уме.

— Но он не лучший вариант — не хватает веса в обществе.

— А ты сам?

— Я?

— Да. Ты будешь выступать за Фарика?

— Ну-у, мы над этим думали, выступать мне или нет. Дело в том, что я — заинтересованная сторона.

— Угу, — неопределенно кивнул Чарли.

— Так как, ты согласен?

Чарли стоял в кабинете Лэнгорна Эппса и рассматривал большую, с модной стрижкой, голову тренера. Значит, он, Чарли Крокер, будет единственным белым, который выступит в защиту этого чурбана! А Инман… Нет, это невозможно! Как потом смотреть людям в глаза? Кто из гостей, которых Чарли недавно развлекал в Терпмтине, захочет после этого еще раз приехать к нему? А с другой стороны, откажись он… Если только представить, что у него больше нет Терпмтина, ничего нет, даже дома на Блэкленд-роуд — всё пропало! исчезло! — результат будет тот же. Никто не придет к нему! Всё, что представлял собой великий кэп Чарли, сдулось, обесценилось, смешалось с грязью… и дальше будет только хуже.