Глава 36
Любовь Николаевна почти не обманула следователя в телефонном разговоре. Она действительно мчалась по Ленинградскому шоссе в сторону Твери.
Вот только добраться ей нужно было до Клина, проехать еще около пятнадцати километров, свернуть у поселка Ямуга, затем за деревней Троицыно выехать на проселочную дорогу, миновать птицефабрику и ровно в двадцать ноль-ноль остановиться в чистом поле.
Здесь должен был состояться обмен. Один миллион американских долларов валялся на заднем сиденье, упакованный в черную холщовую сумку.
Ей позвонили сегодня утром, назвали место и время — восемь вечера. Речь шла только о Коляне. Ревенко спросила о Филимонове.
— Ну, если есть еще «лимон», подвезем и этого.
— Вы с ума сошли…
— Так будешь платить за него или нет?
Ревенко закусила губу. Решать надо было прямо сейчас.
Она вспомнила, как вчера плакала Настя и кричала: «Убили! Убили!» Вспомнила Витино лицо, неулыбчивое, серьезное и вместе с тем такое добродушное и простое. У нее внутри все сжалось, и она тихо произнесла в трубку:
— Может, позже? Мне необходимо время, чтобы собрать эту сумму…
— Ну, тогда и сыночка позже. Если он, конечно, дотянет. Так как?
У Ревенко все поплыло перед глазами, горло перехватил спазм, сердце ухнуло куда-то вниз, и, с трудом ворочая языком, она сказала:
— Нет. Все сегодня. Виктор останется на вашей совести.
— А у нас совести нету.
Это был приговор Филимонову, который только что она подписала ему сама.
Ревенко ничего не ответила и молча повесила трубку.
В три часа дня к ней приехал Виктор Григорьевич. Он привез деньги, вытряхнул их на диван, и они еще раз тщательно все пересчитали. Ревенко достала с антресолей холщовую черную сумку, приобретенную еще в незапамятные времена, и сложила в нее пачки хрустящих зеленых купюр.
Слегка передохнув, она наклонилась, чтобы застегнуть «молнию». У нее вдруг закружилась голова, и она растерянно огляделась по сторонам, размышляя, не забыла ли чего. Так ничего и не припомнив, она решительно закрыла сумку и, потирая занывшую поясницу, выволокла ее в коридор.
— Ну, кажется, все…
Петров засобирался. Уже на пороге он обнял ее и перекрестил:
— С богом, матушка. Все образуется. Как вернетесь, сразу звони мне, не жди утра. Я на даче буду.
— Виктор Григорьевич, вы думаете…
— Все будет хорошо, милая. Вот увидишь. Бог поможет.
— А как же Виктор?.. Грех-то какой…
— Ты сделала все, что могла. На тебе вины нету. Может, все обойдется. Бог поможет.
— Бог поможет, — сказала себе Любаня, напряженно вглядываясь в дорогу.
Наконец показалось Троицыно.
Следуя указателю, Ревенко свернула к птицефабрике. Огибая серые, обшарпанные здания, дорога вела в близлежащий лесок. Трясясь на ухабах и матерясь, Любаня через несколько минут миновала ельник, и ее глазам предстал бескрайний простор.
Вдали маячил дачный поселок, кругом не было ни души, только сиротливо паслись три бурые коровы. Понуро опустив массивные головы, они нагло вытаптывали колхозный урожай. Изредка раздавалось их протяжное мычание.
Похитителей не было. Ревенко взглянула на часы — было без четверти восемь.
Примятой тропинкой она проехала вперед и остановилась посреди поля. Она выключила двигатель, открыла оба окошка и приготовилась ждать.
Пятнадцать минут прошло, но ни один посторонний звук не нарушил безмятежной деревенской тишины. В бреющем полете верещали ласточки, коровы позвякивали колокольчиками, от сильных порывов ветра шумели кроны деревьев. Зарядил мелкий дождь, но где-то за горизонтом погромыхивало в преддверии сильного ливня.
Стало смеркаться, буренки потащились в сторону деревни, день заканчивался.
И только одинокая синяя «Тойота» нелепо застыла посреди мироздания.
Ревенко начинала нервничать. Она то и дело поглядывала на часы и озиралась по сторонам. Наконец она не выдержала и вышла из машины.
Ветер ударил ей в лицо. Дождь мелкими струйками стекал по ее роскошным светлым волосам, превращая их в блеклые пряди. Но она продолжала прислушиваться и напряженно глядеть на дорогу.
Когда она уже потеряла всякую надежду, из леса донесся приглушенный звук мотора. Он становился все отчетливее, и вскоре Любаня увидела черный джип с затемненными стеклами. Он ехал ей навстречу.
Ревенко словно приросла к земле, не в силах сдвинуться с места. Метрах в двадцати от нее джип остановился, но из него никто не вышел. Тогда Любаня открыла заднюю дверцу своей «Тойоты», вытащила из машины сумку и бросила ее перед собой на траву. Затем отошла назад на несколько шагов и замерла в ожидании.
Только после этого из джипа вылез крепкий, небритый человек в темных очках. Он подошел к сумке, пнул ее ногой и процедил: «Открой!»
Любаня пошла к нему навстречу, наклонилась и рванула «молнию». Несколько пачек вывалились на траву. Переступив через сумку и пухлые пачки, парень обошел «Тойоту», заглянул в окна машины. Потом с наслаждением закурил сигарету, с хрустом потянулся и пошел обратно к джипу.
Ревенко рванулась за ним, на ходу засовывая деньги в сумку, и успела схватить его за рукав, прежде чем тот залез в джип.
— Где мой сын?! — закричала она. — Где сын?! Говори, подонок!
Уже не владея собой, Любаня вцепилась в парня мертвой хваткой и в бешенстве трясла его, продолжая истошно орать. Парень неловко отбивался, а Любка размахивала сумкой.
— Да отцепись ты, зараза! — Он слегка толкнул обезумевшую Любаню, но та схватила его за волосы.
— Где мой сын?! Где мой сын?!
В своем исступлении она не заметила, как из машины вышел еще один мужик, похожий на первого, только ниже ростом. Он крепко обхватил сзади бьющуюся в истерике Любаню и тихо сказал ей на ухо:
— Не заткнешься — пристрелю…
В доказательство его слов потрепанный Любаней напарник распахнул полу пиджака и продемонстрировал заткнутый за пояс пистолет. Любка затихла. Ее отпустили.
— Ты выполнила только одно условие, — сказал коротышка.
— Я все ваши условия выполнила. Все! — Любка едва переводила дух. — Деньги — вот, — она потрясла сумкой над головой. — Можете не пересчитывать. А что касается мужа…
— Вот именно.
— Я не смогла его найти. Но этим занимаются. Он «заказан». Вы же этого добиваетесь?
— Исполнитель?
— Давид.
Мужики молча переглянулись. Коротышка вырвал у нее сумку, достал мобильник и залез в джип. Его приятель курил, пряча от дождя сигарету в кулаке.
Любка уже вымокла насквозь, ее била нервная дрожь, но она не чувствовала ни дождя, ни холода. По старой привычке она грызла ноготь на большом пальце, вытирая выступившую кровь о манжету.
В джипе опустилось тонированное стекло, и коротышка поманил ее пальцем. Любаня подошла.
— Езжай домой.
— Как домой? А ребенок?!
— Он уже там. Ждет тебя.
— Я вам не верю! — Любка уцепилась за ручку дверцы. — Вы не посмеете… Отдай сумку!
— Остынь, тебе говорят. — Первый парень схватил ее за руку и надавил на запястье. Кисть разжалась, но Любка умудрилась укусить его за плечо. У нее в зубах остался клок кожаной куртки. Парень не выдержал и отвесил ей звонкую оплеуху.
— Вот дура! Позвони домой, к матери своей.
Любка попятилась назад, споткнулась о кочку, ноги заскользили по мокрой траве, она упала. Подхватив длинную юбку, она опрометью кинулась к «Тойоте».
Джип развернулся и поехал к лесу.
Телефон, забытый Ревенко на переднем сиденье, разрывался трелями. Они доносились из открытой машины, и Любка прибавила ходу. К счастью, телефон не умолкал, и, прижав трубку к уху, она плюхнулась в салон.
— Любочка! Да что же это такое! — заверещал пронзительный голос Дины Григорьевны. — Тебя нет дома! Коляшечка приехал ко мне! Боже мой!! Ты бы видела его! Что же это за дача такая? В кого мальчика там превратили! Немедленно свяжись с родителями этого приятеля. В суд на них подать надо!
— Мама, не кричи, пожалуйста, — устало сказала Люба. — Позови Колю.
— Не позову. Мальчик все время плачет! Немедленно приезжай!
— Позови, я сказала! — рявкнула Любаня.
— Мама… — услышала она через несколько секунд. — Мама… это я…
— Сынок! Не говори сейчас ничего, ладно? Жди меня. Я еду к тебе. Слышишь? Я еду!
Любаня нажала на газ и понеслась через кочки и ухабы к шоссе.
Голос сына звенел у нее в ушах, и она неслась по мокрому асфальту, все прибавляя скорость. Ей не терпелось увидеть Коляна, но она почему-то думала о Насте, ее отчаянный крик гнал ее вперед. Дождь хлестал в лобовое стекло, «дворники» едва успевали справляться с потоками воды.
До въезда на Кольцевую автодорогу оставалось метров двести, как вдруг огромная фура, шедшая перед ней, резко затормозила, прицеп понесло влево юзом, и он оказался прямо перед Любаней. Она резко дала по тормозам, но было уже поздно. «Тойоту» закрутило, и она выскочила на обочину, врезавшись со всего маху в опору рекламного щита.
«Коляша, сыночек…» — только и успела подумать Любаня и провалилась в небытие.
