Из дневника Жизели де Лонгпре,
19 апреля 1814 года, Мальмезон
Как давно я не писала под диктовку Мадам… Но вот сегодня привелось. И, чудилось мне, ни одно из ее писем, даже те, достопамятные, к Ипполиту Шарлю, которые некогда заставляли меня проливать слезы, – ни одно из ее писем, говорю я, не были столь трогательны и проникновенны, как это, написанное нынче, в день, когда до Мадам дошла весть из Фонтенбло об отречении императора от престола и о прибытии его на остров Эльба. Привожу это письмо здесь все, от первой до последней строчки.
«Сир, только теперь я со всей полнотой ощутила, сколько бед принесло расторжение нашего брака. Я мучаюсь и плачу от бессилия, ведь я всего-навсего ваш друг, который может только сострадать Вам в так неожиданно постигшем Вас горе.
Я сочувствую Вам не потому, что Вы лишились трона. По собственному опыту знаю: с этим можно примириться. Но судьба обрушила на Вас куда более страшный удар – предательство и неблагодарность друзей. Ах, как это тяжело! Сир, отчего я не могу перелететь, как птица, и оказаться рядом с Вами, чтобы поддержать Вас и заверить: изгнание может повлиять на отношение к Вам только заурядной личности, моя же привязанность к Вам остается не только неизменной, но и еще более глубокой и нежной.
Я готова следовать за Вами и посвятить Вам остаток жизни, в недавнем прошлом столь счастливой благодаря Вам. Но одна причина удерживает меня от этого шага, и она Вам известна. Если же, вопреки здравому смыслу, никто, кроме меня, не захочет разделить с Вами горе и одиночество, ничто не удержит меня и я устремлюсь к своему счастью.
Одно Ваше слово – и я выезжаю.
Жозефина».
Он не позовет. Я знаю его довольно хорошо! Слишком всерьез он относится к тому препятствию, о котором упоминала Мадам. К своему браку! Он влюблен в австриячку, а она едет в Вену, на родину. Думаю, ее пугает одна только мысль о необходимости последовать за мужем на остров Эльба.
Господи! Император сослан!
Рассказывают, что в пути чернь вела себя по отношению к нему отвратительно. Когда он въехал в Прованс, чернь встречала его презрительными насмешками и неистовыми криками. Какая-то старая дура подошла к карете, где сидел Наполеон, и спросила его, не знает ли он, пойман Бонапарт или нет, и решили ли его наконец казнить, потому что этому кровожадному чудовищу нет места на земле, а Франции нужен не тиран, а король.
Король им теперь понадобился! А кто отправил на плаху истинного короля, как не чернь, подстрекаемая вот такими же старухами?! Словом, даже по рассказам это было ужасно, что же говорить о реальности?..
Только благородство русского генерала Шувалова, который сопровождал венценосного узника, спасло императора от страшной участи – быть растерзанным той же толпой, которая еще недавно превозносила его до небес. Шувалов был вынужден даже отдать императору свой плащ, чтобы тот не был узнан…
Не чудовищно ли, что представитель вражеского войска пытается спасти его жизнь, в то время как друг, человек, который обязан ему своим богатством, почестями…
Не могу писать! С каждым днем все больше ненавижу князя Беневентского. У меня нет причин любить Марию Луизу, но то, что проделал с нею этот старый, мерзкий интриган…
Он одержим намерением утвердить власть Людовика Восемнадцатого и пользуется для этого всеми мыслимыми и немыслимыми средствами. Ходят слухи, что он фактически вынудил Марию Луизу изменить Наполеону. Для начала подослал к ней в качестве приближенной дамы мадам де Бриньоль – одну из самых искушенных и опасных женщин, к тому же известную куртизанку. Без интриг она не мыслит себе жизни, наиболее счастлива тогда, когда может стать участницей какой-нибудь драматической авантюры. По требованию Талейрана она ежедневно внушала Марии Луизе, будто Наполеон никогда ее не любил и постоянно изменял ей. Императрица не поверила, и тогда мадам де Бриньоль подкупила двух камердинеров, находившихся при Бонапарте в Фонтенбло, и те подтвердили все, что было ей нужно, упомянув даже о приезде туда Марии Валевской, которой, кстати, так и не удалось повидать свергнутого императора. Таким образом, рядом с австриячкой не нашлось никого, кто мог бы поддержать ее. Измена мужа оказалась для нее страшнее потери трона. Она захотела отомстить. Как? Ну, самым простым способом. «Как ты поступил со мной, так и я поступлю с тобой». Ей подсовывали во время следования в Вену обворожительных охранников, зная о ее непомерной чувственности, разбуженной Наполеоном. И это свершилось! Говорят, она затащила к себе в постель какого-то часового…
Я начинаю бояться за Мадам. Князь Беневентский не остановится ни перед чем, если та решится поговорить с русским императором и открыть ему душу!
Как нарочно, Александр теперь не появляется у нее без букета фиалок. И при взгляде на эти цветы черты ее лица сначала озаряются радостью, а потом их окутывает вуаль задумчивости. Но Талейран настороже! И Жозефина молчит.
Умоляю ее молчать и впредь.
