Из дневника Жизели де Лонгпре,
15 апреля 1814 года, Мальмезон

Русский император зачастил к нам. Он одинаково любезен и с Мадам, и с принцессой Гортензией, прогуливается по аллеям то с той, то с другой, но я-то вижу: если в Гортензии его восхищает утонченная красота, то к Мадам влечет другое… Да, моя госпожа не утратила умения возбуждать в мужчинах истинную страсть. Что и говорить, Гортензия молода: это утро во всей его прелести и предчувствии яркого дня. Но Мадам… это вечер, вечер, напоенный запахами цветов и женского тела, манящего обещаниями бурной ночи.

Ах, Мон Дье, я становлюсь сентиментальной и поэтичной не в меру! А ведь о нас, француженках, говорят как о самых практичных из женщин, якобы мы превзошли даже немок. Может быть, ибо немки всего лишь расчетливы и прямолинейно напористы, мы же… мы берем свое при помощи лукавой игры. Результаты этой игры могут быть самыми неожиданными, например, такими: за бывшей императрицей и при новой власти сохраняются дворцы в Мальмезоне и Наварре, приносящие миллионный доход; владения Гортензии в Сен-Ле получают статус герцогства, ей установлен годовой пенсион в четыреста тысяч франков… Так что теперь наша милая Гортензия – герцогиня! Все эти блага пообещал обитательницам Мальмезона их постоянный гость, русский император, а так как он фактически является главой союзнических войск и именно от него зависит восшествие на престол нового короля, с ним никто не осмеливается спорить.

Казалось бы, от такого внимания, от такого успеха Мадам должна расцвести. Кроме того, ее порою угнетала уединенная жизнь, а сейчас в Мальмезон зачастили роялисты: и те, которым она оказывала помощь прежде, и те, которые надеются на новую протекцию. То есть у нее есть все основания быть довольной. И все же я вижу, что ее беспрестанно гнетет невысказанное. Думаю, она уже давно открылась бы Александру, когда бы не настойчивые взгляды Талейрана. Чудится, эти двое ведут между собою безмолвный спор, полный взаимных угроз.

Кто победит в этом споре? Почти не сомневаюсь, что князь Беневентский!