Глава седьмая

Нахальный взгляд этого парня обжег Юлю еще в тот момент, когда она, прикрытая лоскутком кисеи, лежала на диване, позируя свободным художникам Макару и Алику, друзьям Светланы Голенищевой. Раньше Юля испытывала невольное смущение, обнажаясь перед художниками мужского пола. Но постепенно свыклась с ремеслом натурщицы и решила, что это даже неплохая тренировка для будущей актрисы, которой, при ее молодости и красоте, придется не раз участвовать в постельных сценах. Позируя, Юля читала или думала о своем, абсолютно не обращая внимания ни на художников, ни на посторонних людей, захаживавших в мастерскую. Но этот взгляд, как ни странно, заставил ее вздрогнуть. Она невольно оторвала глаза от книги и посмотрела в сторону двери. На пороге мастерской стоял высокий темноволосый парень и, улыбаясь, разглядывал ее так пристально, что она даже смутилась и инстинктивно прижала раскрытую книгу к своей обнаженной груди. Алик, заметив этот жест, дурашливо заржал, а флегматичный Макар недовольно оглянулся на вошедшего. Но незнакомец уже скрылся за дверью.

Конечно, Юля о таком коротеньком эпизоде скоро бы забыла, но он имел продолжение. Выйдя после сеанса позирования на улицу, девушка снова натолкнулась на этот пристальный, откровенный взгляд. Она хотела обойти незнакомца, но он заслонил ей дорогу. Прямо взглянув в его смеющиеся карие глаза, она спросила с нарочитой грубостью:

— Чего надо?

После недавнего объяснения с Жоржем Юля все еще пребывала в ужасном настроении и не имела охоты заводить новые знакомства, ибо в каждом мужчине подозревала тщеславного потребителя, желающего попользоваться ею, а затем отставить, не задумываясь о ее судьбе и чувствах.

Но темноволосый парень не смутился из-за Юлиной неприветливости и, лучезарно улыбаясь, объявил;

— Хочу с вами познакомиться. Вы отличная натурщица. А я — ассистент знаменитого портретиста Седова.

— Неправда, у Седова нет ассистентов, — сухо ответила Юля. — Да и вы абсолютно не похожи на художника. Так что для знакомства выбран неудачный предлог.

— Ну, что ж, я лучше выдумать не мог, — с покаянным видом сообщил незнакомец. — Делайте со мной что хотите, я неважный ценитель живописи, но вот вашу красоту оценил сразу.

— Дорого оценили? — спросила Юля с саркастической улыбкой. — Хотите купить?

— Ну, зачем вы так? — упрекнул незнакомец. — Сразу уж «купить»! Я что, похож на какого-нибудь персонажа «пальцы веером»? Неужели в наше время нельзя просто познакомиться с красивой девушкой? Просто так, без всяких задних мыслей? Полюбоваться на ее красоту… За просмотр ведь денег пока не берут, а?

— А вы забавный, — усмехнулась Юля и внимательно пригляделась к незнакомцу.

На вид парню было лет двадцать семь. Спортивная фигура, мужественное лицо и обаятельная улыбка составляли весьма удачное сочетание. К этому прибавлялся немного магнетический взгляд темно-карих глаз, подействовавший на Юлю еще во время позирования. Девушка невольно отметила про себя, что парень принадлежит к тому мужскому типу, который нравился ей едва ли не с детства: авантюрный весельчак с внешностью в латинском стиле, что-то между Бельмондо и Бандерасом. Заметив интерес в ее взгляде, парень тут же протянул ей руку и представился:

— Роман Туз. Прошу любить и жаловать.

— Туз? — Юля улыбнулась. — Важная кличка. Где ж вы такую заслужили?

— Ну, во-первых, это не кличка, а фамилия. Во-вторых, давай перейдем на «ты». А, в третьих, назови мне свое имя.

Юля секунду поколебалась, но потом все-таки подала ему руку и назвала себя. Рукопожатие затянулось, и во время оного парень со значением посмотрел Юле в глаза и заметил:

— Юлия и Роман. Роман и Юлия. Тебе это ничего не напоминает?

Она засмеялась, выдергивая свою руку, и ответила, стараясь не смутиться и не отвести глаза под его пристальным взглядом:

— Я, между прочим, окончила театральное училище, так что классические пьесы худо-бедно знаю. Но, хоть наши имена и созвучны Ромео и Джульетте, однако мы сами на шекспировских героев ничуть не похожи.

— Да? — В его темных глазах разгорался все больший интерес. — Кто знает… Говорят, в каждом человеке дремлет способность к большому чувству. Надо только, чтобы судьба свела двух подходящих людей в одно время и в одном месте.

Тут Юля не выдержала и отвела взгляд, ибо Роман высказал именно ту мысль, которая и ей не раз приходила в голову. А он вдруг взял ее под локоть и, как-то незаметно увлекая за собой по улице, спросил:

— Значит, ты училась на актрису? А почему же работаешь натурщицей?

— Долго рассказывать.

— А я не тороплюсь. Давай пойдем, посидим где-нибудь. Тут недалеко есть подходящее кафе. Между прочим, называется «Театральное».

На сегодня Инга дала Юле выходной, и вечер был свободным. «Почему бы нет?» — подумала девушка, принимая приглашение напористого джентльмена. Она давно уже не питала иллюзий и не верила в схему классического знакомства, ухаживаний, влюбленности. Все это было слишком просто, наивно и не годилось для изломанного мира, в котором Юле приходилось методом проб и ошибок искать свое место. И все-таки, хоть на один вечер, ей вдруг захотелось представить себя персонажем из другой жизни, некой современной Джульеттой, с первого взгляда поразившей воображение современного Ромео.

Кафе «Театральное» располагалось в одном квартале от театра «Новый Глобус», и, когда Юля со своим новым знакомцем приближались к этому кафе, их увидел оказавшийся недалеко от театра Жорж Фалин. Он слегка опешил, даже спрятался за рекламный щит, чтобы Юля его не заметила. Но девушка была так увлечена разговором со своим спутником, что вовсе не смотрела по сторонам.

Жорж оглянулся вслед уходящей паре и невольно отметил, какие они оба молодые, стройные, симпатичные. Интересно, кто этот парень и давно ли Юля познакомилась с ним? Ведь еще несколько дней назад она приходила к Жоржу для решительного объяснения, клялась в любви… Конечно, она притворялась. Ведь какая-никакая, а все ж актриса. Притворялась, чтобы не потерять в лице Жоржа проводника в манящий мир столичного театра. Но, может быть, она действительно его немножко любила? По-своему, как покровителя. Жорж тяжело вздохнул. Да, этой девочке как-то надо жить. Надо встречаться с такими вот молодыми, крепкими парнями. Если бы она еще не забивала себе голову мечтами об актерской славе. Но от такого наркотика не просто избавиться. Жорж это знал по себе. Он грезил кино и театром с подросткового возраста, когда впервые позавидовал актерам — этим особым людям, проживающим не одну, а сотни жизней, умеющим без оружия и денег властвовать над толпой. Посмотрев лет в десять-одиннадцать знаменитую французскую комедию «Фанфан-Тюльпан», юный Гоша смастерил себе деревянную шпагу, надел белую отцовскую рубашку, подпоясался широким ремнем и стал тайком от всех изображать перед зеркалом любимого героя. Недаром психоаналитики утверждают, что детские впечатления надолго врезаются в память. Для Георгия Фалина и во взрослой жизни образцом и кумиром остался поразивший его в отрочестве Жерар Филип. Поступая в театральное училище, Гоша даже имя свое переиначил на французский лад, чтобы хоть инициалами совпадать с любимым актером.

Сейчас, прохаживаясь неподалеку от театра, Жорж вдруг стал вспоминать свое прошлое, и ему захотелось сказать о себе: «И с отвращением листая жизнь мою». А ведь все начиналось совсем не плохо. Его жизнь отнюдь не была слишком трудной или безрадостной. Способный мальчик из благополучной московской семьи ученых-гуманитариев, он сходу добился того, чего хотел: поступил в именитое театральное училище, затем в не менее именитый театр, снимался в кино, был достаточно популярен. Но потом… что случилось потом, почему он словно бы сломался? Он сменил нескольких жен и три театра, разругался с кинорежиссером, сделавшим его в свое время известным на всю страну, начал пить запойно, едва не пристрастился к наркотикам. Некоторые называли это звездной болезнью, другие объясняли отсутствием крепкой семьи и детей, третьи советовали заняться йогой, медитацией или еще чем-то модно-эзотерическим. Но сам Жорж не обращал внимания на советы. Скука и недовольство всем и вся одолевали его со страшной силой. Он чувствовал, что в его жизни нет стержня, который придавал бы ей смысл. Поначалу таким стержнем было творчество, но потом и оно превратилось в рутину. И режиссеры, словно почувствовав его апатию, стали предлагать какие-то однотипно-безликие роли — в основном, секретарей парткомов и таежно-строительных начальников. А Жорж на все махнул рукой, перестал «выбивать» и роли, и поездки за границу, и звания. Он даже внешне опустился: не следил за модой, не охотился за дефицитными вещами, которые в то застойное время доставались только самым пронырливым, либо самым терпеливым, имеющим время и силы проводить полжизни в очередях. Скоро Фалина стали считать чудаком, пофигистом и ленивым Обломовым. Находились и такие, у которых его стиль даже вызывал уважение: вот, дескать, человек не бегает, не суетится, а живет с сознанием того, что «все мое ношу с собой».

Впрочем, подобное ощущение жизни интеллигентов времен застоя было отражено в фильмах и пьесах, таких как «Полеты во сне и наяву» и «Утиная охота». Оказалось, что они страдали от несоответствия распиравшего их духовного потенциала и ничтожных возможностей его реализовать. Но Жорж, который все больше спивался, еще не знал, что он типичный представитель своего поколения, а потому и не чувствовал гордости за самого себя. Напротив, у него было ощущение, что он скатывается в пропасть.

И вдруг пришло спасение. Пришло неожиданно, как порыв свежего ветра в разгар изнурительной жары. Случилось это, когда Фалина пригласили на второстепенную роль в пятисерийном телефильме. Тогда, в середине восьмидесятых, телезрители еще не были избалованы зарубежными сериалами, а отечественных снималось немного, и каждый был на виду. Во время съемок того телефильма Жорж близко столкнулся с Мариной Потоцкой, игравшей одну из центральных ролей. До этого он видел знаменитую красавицу только издали и считал ее слишком изысканной, слишком неприступной, чтобы можно было с нею без церемоний, запросто пообщаться. А Марина при близком рассмотрении оказалась совсем не надменной и даже очень непосредственной, а в чем-то и простодушной, И что больше всего поразило Жоржа: она умела слушать. Не отмахивалась, не перебивала его полупьяные философствования, а сразу же улавливала то основное, что он пытался выразить. Очень скоро Жорж стал являться на съемки трезвым, как стеклышко, и даже потрудился подсуетиться и достать в «Березке» фирменный костюм. В те дни он не просто ходил, а летал, и речь его была пересыпана искрометными остротами, цитатами и почти оскаруайльдовскими парадоксами. Тридцативосьмилетний Жорж почувствовал себя мальчишкой, Фанфан-Тюльпаном, которого судьба свела с принцессой. Марина была его ровесницей, но выглядела значительно моложе. Она всегда казалась юной, даже когда морщины обозначились на ее прекрасном лице. Юной делала Марину та особая настроенность души, имея которую, как романтик, так и трезвый реалист ухитряется поднять себя над мерзостями жизни и увидеть людей не только такими, как они есть, но и какими могут быть.

Очень скоро Жорж Фалин понял, что стержень, которого ему так мучительно не хватало, именуется любовью. Да, он давно никого не любил. У него не было детей, а родители умерли. Он без особого сожаления расставался со всеми женщинами, к которым был в свое время привязан. С друзьями у него тоже была «напряженка»: имелись в наличии все больше приятели, дружки и собутыльники. Он даже творчество свое перестал любить, когда после былой яркости и новизны косяком пошли обыденно-серые роли.

А теперь он любил, да еще как! Любовь к Марине придавала краски всей его уже почти обесцвеченной жизни. Он вдруг вспомнил хрестоматийную фразу о том, что нет маленьких ролей, а есть маленькие актеры, и стал играть так, что в театре заговорили о втором дыхании Жоржа Фалина. Он даже сделал попытку прейти в «Новый Глобус», и — о, чудо! — старик Рославлев его принял. Так Фалин оказался в одном театре с Мариной.

Марина ко времени знакомства с Жоржем уже лет семь была в разводе. Официально второй раз замуж она не выходила, но о ее романах периодически появлялись слухи. Впрочем, познакомившись с Мариной поближе, Жорж понял, что половина этих слухов возникла на пустом месте. Просто такая женщина, как Марина, одним своим присутствием, голосом, взглядом невольно будоражила фантазию в самых разных людях. Для появления всевозможных легенд ей даже романы не надо было заводить, ибо она сама по себе была роман.

Фалин удивлялся «этому дураку Голенищеву», как мысленно называл он Виктора, не удержавшего рядом такую женщину. Когда Жорж и Марина стали достаточно близки, он пытался ее расспрашивать о причинах развода, но она всякий раз отмахивалась, отшучивалась. Лишь однажды ответила серьезно: «Просто мы с Виктором — эгоисты, а два эгоиста вместе не уживаются. И, потом, я оказалась, по мнению Голенищевых-старших, плохой хозяйкой. Ведь мать Виктора была мастерицей на все домашние дела, а если сама чего-то не могла или не хотела делать, то ухитрялась организовать разных приходящих домработниц, компаньонок и прочих. Ну, а я устроена иначе. У меня голова всегда забита моими ролями, ты же знаешь. Да, еще Голенищсв-папа был недоволен, что я провожу праздники со своими родителями. Но я же не виновата, что мои родители не любили компанию Голенищевых. Ну, в общем, мы с Виктором банально не сошлись характерами. Ни я, ни он не согласились переделывать себя ради другого».

«Боже мой, неужели из-за таких мелочей Виктор тебя упустил? — поразился Жорж. — Нет, не может быть, ты чего-то не договариваешь. Не верю!»

«Не верю!» — передразнила Марина. — Подумаешь, какой Станиславский! И вообще, ты, похоже, жалеешь, что мы с Голенищсвым развелись?»

«Жалею? Да я счастлив, что этот дурак тебя не удержал!» — Жорж кинулся целовать смеющуюся Марину, а про себя подумал: «То-то Голенищев поспешил сразу после развода жениться на своей модельерше. Побоялся разговоров о том, что Марина его бросила. Индюк самовлюбленный! А вот Марина не спешила выходить замуж. Ей эта показуха ни к чему, она и так себе цену знает. Каждый нормальный человек поймет, что таких женщин не бросают, а теряют. Но я-то уж наизнанку вывернусь, чтобы ее не потерять».

Вскоре Жорж и Марина официально стали мужем и женой. А через несколько месяцев Виктор развелся с Кирой Шубниковой и женился на Инге Ховриной.

Фалин с самого начала понимал, что Марина не пылает к нему особыми чувствами, но готов был с этим мириться. Он, во-первых, помнил пословицу, что из двоих всегда один любит, а другой позволяет себя любить, а, во-вторых, знал, что любовь Марины поделена между сыном, матерью и творчеством. Он, Жорж Фалин, мог рассчитывать самое большее на четвертую часть ее любви. Но ему и этого было достаточно.

Однако после трех лет брака Жорж почувствовал, что выдыхается. Его любви уже не хватало на двоих. Если бы Марина была к нему просто равнодушна, это бы еще куда ни шло. Но Жорж видел, что она начинает им тяготиться, что он раздражает ее. Та симпатия, скорее дружеская, чем любовная, которая когда-то толкнула Марину в объятия Жоржа, стала улетучиваться. Фалин сделался подозрительным, видел соперника в каждом мужчине, скандалил и не спал ночами. Потом понял, что реальных соперников у него нет, что Марина влюблена не в какого-то конкретного Иван Иваныча, а в Антония, Астрова или профессора Хнггинса — это уж зависит от роли. Чувства придуманных героинь были ей интересней, чем ее собственные.

Потом умер старик Рославлев, и это явилось для Марины тяжелым ударом. Рославлев был ее учителем и единомышленником, а еще он приходился другом покойному Андрею Станиславовичу — отцу Марины, с которым во время войны они выступали в одной фронтовой бригаде.

После смерти патриарха в «Новый Глобус» пришел Вениамин Цегельник, и начались перетурбации. В театр потянулись актеры, которых Рославлев бы и на пушечный выстрел не подпустил. Среди них была Эльвира Бушуева — красивая дама с громким прокуренным голосом и склочным характером, помогавшим ей в прежнем театре быть на первых ролях, успешно воплощая образы советских героинь-энтузиасток. К Марине она давно питала скрытую неприязнь, замешанную на актерской и женской зависти. Когда-то они вместе пробовались на одну роль в фильме известного режиссера, и предпочтение было отдано Марине. С тех пор Бушуева не переставала подбрасывать реплики о том, что «барыньке» Потоцкой не хватает народности и жизненной достоверности, что снимать ее могут только те режиссеры, которые сами далеки от народа и неравнодушны к чарам салонных див. При этом Эльвира, часто пробивавшая себе путь наверх через постели власть имущих мужчин, напрочь отметала предположение, что Марина могла действовать иным образом.

Теперь, сообразно с веяниями времени, Бушуева под руководством Цегельника быстро переквалифицировалась на роли маньячек, проституток и бандерш. А, поскольку Марина с самого начала не шла навстречу модным изыскам Цегельника, то Эльвира получила полную свободу действий и вскоре стала примой в «Новом Глобусе». Теперь она уже не называла Марину «барынькой», но постоянно роняла фразочки типа: «Потоцкая безнадежно консервативна», «Это же продукт совдеповской театральной школы», «Она совершенно не чувствует времени».

Марина не снисходила до склок и вульгарного соперничества, чем еще больше злила Эльвиру. Бушуева вскоре догадалась, что Жорж Фалин не слишком-то счастлив в браке с Мариной, и не преминула этим воспользоваться. Ей не столько нужен был сам Жорж, сколько хотелось унизить соперницу чисто по-женски. Но Фалин тогда еще этого не знал и был даже польщен, увидев, сколько интереса проявляет к нему любимица главного режиссера. Внимание Эльвиры уж слишком контрастировало с равнодушием Марины, и Жоржу невольно закралась в голову мыслишка о своеобразной мести. Движимый намерением вызвать ревность жены и тем самым подогреть ее чувства, он забыл об особенностях характера Марины. Когда Жорж оказался в постели Эльвиры, заранее все спланировавшей так, чтобы Марина стала свидетельницей альковной сцены, он не увидел в глазах жены ни ревности, ни боли, а только ледяное презрение. Теперь развод был неизбежен. Жорж лихорадочно пытался все исправить, но никакие его уговоры и ссылки на коварство Эльвиры не помогли. А сама Эльвира рассказывала о пикантной сценке весьма охотно, и таким образом вся бульварная пресса была оповещена о том, что яркая и сексапильная «оторва» Бушуева отбила мужа у рафинированной аристократки Потоцкой.

Вскоре после развода с Жоржем и новых конфликтов с Цегельником Марина перешла в «Феникс» — театр довольно скромный и спонсорами не обласканный. Жорж с Эльвирой остались в «Новом Глобусе» и некоторое время выступали вместе, играя ведущие роли. Тогда, в первой половине девяностых годов, Цегельник и его актеры были в большой моде. Эльвира даже ухитрилась пролезть в телефильм «Пармская обитель» на роль Сансеверины, хотя многие понимали, что эта роль классически подошла бы Марине Потоцкой.

А время летело вперед, стремительно менялись ориентиры как в политике, так и в искусстве. Постепенно публике стали приедаться новации Вениамина, и «Новый Глобус» выпал из шеренги самых модных театров Москвы. И Жорж, которого поначалу сценические успехи отвлекали от мрачных мыслей, вдруг оказался одиноким и растерянным перед морем личных проблем. Он понял, что женитьба на Эльвире была не просто ошибкой, а бедой. Вязкая трясина этого брака затянула Фалина грубо и безжалостно, не оставив ему ни достоинства, ни доброго имени. Он стал посмешищем околотеатральной тусовки, с зубоскальством подсчитывавшей количество рогов, которое ему наставила Эльвира. В глубине души Фалину было решительно наплевать на ее измены, но ради приличия он иногда принимался бушевать и устраивать ей скандалы с драками, о которых Эльвира тут же рассказывала всему свету, поддерживая свою угасающую популярность. В конце концов, Жорж с ней развелся и стал все чаще ударяться в запои, как некогда до встречи с Мариной.

А тем временем скромный театр «Феникс» начал понемногу набирать силу и к концу 90-х о нем уже заговорили; в авторитетном издании появилась статья, красноречиво названная «Феникс возрождается из пепла». В этой статье отдавалось должное и Марине, как одной из ведущих актрис театра. Эльвира на всех углах бросала реплики о том, что статья-де заказная и организована «искусствоведшей» Лилией Чубаровой, давней подругой Потоцкой.

Жорж несколько раз виделся с Мариной, но встречи были случайными, он их не искал. Ему невыносимо было замечать жалость в глазах этой все еще любимой женщины, и он стал избегать Марину. Когда до него дошел слух о том, что она уезжает работать во Францию, он даже почувствовал что-то вроде облегчения.

А вскоре всех потрясла трагическая новость. Фалин был в числе тех немногих, кто отказывался верить в самоубийство Марины. Он не раз повторял и себе и другим, что, сколько б ни было доказательств в пользу такой версии, он не поверит ничему, так как знает характер Марины.

Все, что случилось сразу после ее гибели, иногда казалось Жоржу дурным сном. В перерывах между запоями его больно ранили то подленькие намеки Ильи Щучинского, то показное сочувствие Эльвиры. Он не мог себе простить, что позволил ей на старый Новый год притащить его в гости к Голенищевым. Единственной наградой за этот скандальный и унизительный вечер оказалось неожиданное участие хорошенькой домработницы Юли.

Вскоре эта девушка стала очень много значить для Жоржа. В какой-то момент ему даже показалось, что она может сыграть в его судьбе ту же спасительную роль, что некогда сыграла Марина. Только теперь это будет уже на новом витке жизненной спирали, когда он, потерявший самую большую любовь своей жизни, вдруг находит в душе силы для еще одной, последней любви — не столь безумной, но покровительственно-нежной.

Возможно, так бы все и случилось, и рядом с Юлей Жорж постепенно расправил бы скомканные листы своей судьбы. Но опять какая-то злая сила отогнала его от спасительного берега…

Отправляясь на летние гастроли по сибирским городам, Жорж и подумать не мог, что в разлуке сможет изменить своей прелестной юной любовнице. Она была единственной женщиной, к которой его тянуло, и он, прощаясь, уже заранее мечтал о встрече.

И все-таки это случилось. Закрыв глаза и прислонившись спиной к рекламному столбу, Жорж вспомнил тот роковой вечер в Омске. Если бы он тогда не остался на банкет, если бы плюнул на все просьбы «поддержать компанию»! Впрочем, этих «если бы» может быть очень много, а судьба складывается всегда только одна, ее не переиграешь в разных вариантах, как на сцене. И, потом, кто знает, не подстерегал ли его злой рок и на других путях? Ведь не случайностью было его подозрительно быстрое опьянение, а потом тяжелый и грубый блуд с профессионалкой где-то в незнакомой отдельной комнате. Очнувшись, Жорж не чувствовал ничего, кроме стыда — мерзкого, липкого, к которому примешивался страх, что его ночное приключение станет всем известно, слухи дойдут до Юли, а она… Даже если она простит, все равно эта грязная ночь будет стоять между ними.

Но, как оказалось, самое страшное поджидало Жоржа впереди. Вернувшись в свой гостиничный номер, он лег спать, чтобы хоть ненадолго забыться. Мозг его все еще был одурманен, а потому, наверное, не пришла в голову мысль о странном бескорыстии девицы, даже не прикоснувшейся к его бумажнику. Вскоре Жорж был разбужен телефонным звонком. С досадой он узнал голос своей ночной бабочки. Тихо и торопливо она сообщила ему примерно следующее: «Прости, ты, кажется, хороший мужик, но мне тебя заказали, ничего не поделаешь. А я за деньги на все согласна, у меня ребенок маленький и мамаша нездоровая, им же надо как-то жить, когда я умру. И, потом, местный наш хозяин мне приказал, так что я бы все равно не отвертелась. В общем, я тебя СПИДом заразила. Ты уж сразу начинай лечиться, когда вернешься в Москву. Авось как-нибудь…»

Не дожидаясь ответа, девица повесила трубку. А Жорж сидел на кровати, охваченный ужасом, готовый завыть, как раненый зверь. У него даже не мелькнула спасительная мысль о том, что это может быть чьей-то шуткой, жестоким розыгрышем. Он с самого начала был обреченно уверен, что это правда. Сомнение было только в одном: кто помог Эльвире все подстроить? Каким образом она, не будучи сама на гастролях в Сибири, сумела все так ловко организовать? А в том, что это дело рук Эльвиры, Жорж не сомневался. Да, она затаила злобу еще с того памятного Старого Нового года, когда Жорж выкрикнул ей: «Ты, Эльвира, гляди сама СПИД не подхвати, ведь на тебе уже негде пробу ставить». Кто же еще мог быть заинтересован так низвести Жоржа Фалина?

Но, когда по приезде в Москву он, дрожа от ярости, накинулся на Эльвиру в ее гримуборной, она все отрицала. Впрочем, Жорж не мог говорить с ней полностью откровенно, потому что маленький процент сомнения у него оставался: а вдруг это все же не Эльвира? Если она ничего не знает, то нельзя давать ей в руки такие сведения. И свои обвинения Жорж сводил к тому, что Эльвира поручила неким сообщникам подбросить ему в питье наркотик, а затем подослать проститутку, чтобы поссорить его с Юлей и просто скомпрометировать. Однако то ли Эльвира была слишком хорошей актрисой, то ли она действительно ничего не знала, но только слова Жоржа повергли ее в неподдельное изумление. Разобравшись, в чем он ее обвиняет, она вначале растерялась, а потом стала истерически хохотать, приговаривая:

— Значит, я кого-то наняла, чтобы подсыпать тебе наркотик, а потом уложить в койку с проституткой? И все для того, чтобы испортить твою драгоценную репутацию? Ну и ну! Так ты всерьез думаешь, что я буду тратить на тебя столько денег и усилий? Да, милый, ты от скромности не умрешь.

После сцены в гримуборной Жорж перестал что-либо понимать. Если это не Эльвира, то кто же тогда? В театре у него не было заядлых конкурентов, по жизни тоже вроде бы не имелось врагов. Или, может, какой-нибудь тайный вздыхатель Юли? Но, если бы у нее был поклонник с большими возможностями, это уж как-то проявилось бы и раньше. Нет, бедная девочка так переживала из-за непонятного ей разрыва с Жоржем. Не может быть, чтоб у нее имелся другой мужчина, да еще с такими злодейскими наклонностями.

Но тогда кто? Кому это надо, кому выгодно?.. На днях Жорж получил окончательное подтверждение рокового диагноза в медицинском центре, где анонимно проходил обследование. Теперь он раздумывал, ставил себя перед выбором: как жить дальше? Лечиться, обнародовав свою болезнь, или уехать куда-нибудь в глубинку, в медвежий угол, и там тихо сгинуть под чужим именем, предоставив столичным сплетникам решать задачку «Что сталось с Жоржем Фалиным?

И все-таки, прежде чем махнуть на себя рукой, не следует ли разобраться, кто виноват? Размышляя над этим мучительным вопросом, Жорж все время приходил к одному и тому же выводу: его погубил тот, кто как-то связан с гибелью Марины. Жорж, который на всех углах кричал о том,

что не верит в ее самоубийство, что у Марины не было оснований уходить из жизни и что вообще суицидальный синдром был чужд ее натуре, — такой Жорж кому-то мешал. Но его убийство могло бы наделать много шума и привлечь к высказываниям Жоржа уважительный интерес. А вот опустившийся пьяница и развратник-спидоносец ни в ком не вызовет сочувствия, и никто не воспримет его слова всерьез. Да еще и дополнительно будет брошена тень на Марину: вот, дескать, с каким барахлом она якшалась.

Жорж застонал, стараясь отогнать невыносимые догадки. Только сейчас ему пришло в голову, что, обнародовав свою болезнь, он лишний раз опорочит память Марины.

Понурив голову, Жорж медленно побрел прочь от театра, и сам не заметил, как оказался на улице, где жила Лиля Чубарова.

Марина и Лиля дружили еще со старших классов. Пожалуй, в жизни Марины Лиля была единственной настоящей подругой. Все остальные появлялись и как-то незаметно исчезали, переходя в разряд неблизких приятельниц или просто знакомых. И потом часто именно с их подачи за спиной Марины острыми шипами вырастали слухи и сплетни.

А Лиля не была завистлива по самой своей природе. Она не обладала красотой Марины, но не комплексовала по поводу внешности, была живой и открытой, и многие считали ее интересным человеком и обаятельной женщиной. Она, как и Марина, с детства мечтала о кино и театре, но у нее не было актерского таланта, и Лиля приняла эту реальность, не маялась злобой и завистью, а решила стать искусствоведом, чтобы в таком доступном ей качестве приблизиться к любимому делу. В Лиле было что-то теплое, располагающее, она вызывала доверие даже у малознакомых людей, И сейчас, в тяжкую минуту, Фалин невольно потянулся к ней, хотя не был у нее в гостях уже давно, со времени развода с Мариной.

Жорж боялся, что окажется неприятным гостем, но, когда Лиля открыла ему дверь, на ее лице не отразилось даже тени досады или недовольства. Да и удивления она почти не выразила. Сразу догадавшись, что ему плохо, ни о чем не стала спрашивать, а перво-наперво усадила за стол, угостила чаем с ватрушками.

Простое, но приятное лицо Лили в обрамлении коротких каштановых волос, крепенькая фигура в домашнем халате, внимательный взгляд зеленовато-карих глаз — все это действовало на Жоржа успокаивающе, как свет домашнего очага после холодной, темной улицы. Он хотел бы полностью излить свою душу этой милой, уютной женщине, но не мог. Груз, который упал ему на плечи, нельзя было разделить ни с кем. Из груди Жоржа непроизвольно вырвался глубокий вздох, и Лиля, помолчав, спросила:

— Что, тяжко тебе, Гоша?

— Не то слово, — ответил он, на секунду прикрыв глаза. — С тех пор, как Марины не стало, давит меня что-то изнутри. Я все думаю, что, если бы тогда был с ней рядом, то она бы не умерла.

— Это ты зря, — спокойно возразила Лиля. — Твоей вины тут никакой. Ну, а то, что казнишься, — понятно, ты ведь Марину очень любил. Я-то в курсе ваших дел. Знаю, как Эльвирка вас развела, как потом она вместе с Цегельником выжила Марину из театра.

— Да не в Эльвирке дело! — Жорж с досадой махнул рукой. — Если бы Марина хоть немного любила меня, ничего бы ни у какой Эльвиры не вышло. Вся беда в том, что не нужен я был Марине, тяготилась она мной… — Жорж вскинул на собеседницу вопрошающий и какой-то воспаленный взгляд. — Вот ты, Лиля, ты была ее единственной подругой. Скажи, она вообще любила кого-нибудь в жизни? Или вся ее страсть уходила на фильмы, на пьесы? Неужели даже в юности не случалось такого, чтоб она теряла голову? Ведь за Голснищева она вышла в двадцать один год, не мог же это быть брак только по расчету?

— Знаешь, вообще-то Марина была очень скрытной, — сказала Лиля, задумчиво глядя куда-то в сторону. — Она казалась общительной, легкой, могла рассказывать разные истории о своих поклонниках, при этом смеяться, делать какие-то намеки. Но это была артистическая откровенность. По-настоящему в свою душу она никого не пускала. Ни Евгению Константиновну, ни меня. Ты вот спросил о Голенищеве. А я, честно говоря, и сама не знаю, что у них с Виктором были за отношения. Иногда мне казалось, будто там не семейная жизнь, а какое-то перетягивание каната. Каждый тащил в свою сторону и был уверен, что только на его стороне правда. Знаю, что однажды дело у них дошло до драки. После этого Марина и подала на развод. А он потом женился на Кире Шубниковой и строил из себя образцового патриарха, главу семьи. Но, мне кажется, никого, кроме Марины, он по-настоящему не любил.

— А она его?

— Господи, да разве ж у нее можно было что-то вызнать? Помню такие стихи: «Она в улыбку слезы спрячет, переиначит правду в ложь». Это словно о ней… Любила ли она Виктора, по которому столько женщин сходило с ума? Конечно же, любила. Я понимаю, Гоша: тебе это больно слышать, но, думаю, что Виктора она любила как мужчину, а тебя — скорее, как друга. Однако даже Виктору она не позволила распоряжаться ею. И не простила грубости. Другие звезды устраивали из своих семейных драк чуть ли не шоу, рассказывали об этом на всех углах, чтобы подогреть популярность. А Марина никогда не выносила сор из избы. Она слишком чтила свое искусство. Никому не дозволялось оскорбить в ней Актрису, Художника. Понимаешь?

Он все понимал и в эту минуту мучительно завидовал Виктору. Сам Жорж в свое время готов был заслужить любовь Марины на любых условиях.

— Да, сложна она, семейная жизнь, — сказал он отвлеченно, не решившись на новую откровенность.

Лиля помолчала, потом осторожно стала спрашивать:

— А как теперь твои дела, Гоша? Пора тебе из этого кризиса выбираться, а? Между прочим, дошли до меня слухи, что у тебя роман с молоденькой то ли актрисой, то ли…

— Она домработница Голенищевых, — жестко уточнил Фалин. — И настоящая актриса из нее вряд ли получится. А мой с ней роман завершен. И не надо об этом. Лучше расскажи о себе. Я ведь так давно с тобой не общался. Где ты, как ты?

— Да вот, сейчас преподаю в институте историю искусств. Ну, иногда и статейки пописываю.

— А на личном фронте есть перемены?

Жорж знал, что первый муж Лили умер, а со вторым она развелась лег пять тому назад. Оглядевшись по сторонам, он заметил в небольшой двухкомнатной квартире Лили явное наличие постоянно проживающего мужчины: в прихожей — мужские тапочки и туфли, на вешалке — куртки, шапки и шляпы, на спинке стула — мужской пиджак, на кресле — небрежно брошенная барсетка и галстук. Это не могли быть вещи сына или зятя, так как, насколько помнил Жорж, у Лили была одна уже взрослая дочь, которая жила отдельно.

— Да, я замужем, — подтвердила Лиля, проследив за направлением его взгляда. — Муж скоро вернется с работы. Он у меня на заводе работает. Как говорится, простой рабочий парень. Хотя не простой, а очень квалифицированный, такие при всех видах собственности нужны. Да, а еще он младше меня на десять лет.

— Гм, теперь это модно. И что же, у вас есть общие интересы? — спросил Жорж с сомнением.

— Представь себе, живем душа в душу. А вот и он идет…

Лилин муж произвел на Жоржа хорошее впечатление. Он так открыто и слегка смущенно улыбался, так влюбленно смотрел на Лилю, что Жорж даже позавидовал этой паре.

— Иван, — представился он, протягивая Жоржу свою крупную загорелую руку.

Отвечая на рукопожатие, Фалин вдруг с ужасом подумал, что скоро, наверное, ему нельзя будет дотрагиваться до нормальных людей, сидеть с ними за одним столом. Лиля и Иван, расценив уныние Жоржа по-своему, пытались как-то отвлечь его от мрачных мыслей, говорили наперебой.

— Вы, наверное, удивляетесь, что Лиля за меня вышла, — заметил Иван с добродушной улыбкой. — Я человек простой, небогатый, без высшего образования. С первой женой мы вроде на одном уровне были, а не ужились. А вот Лиля, казалось бы, среди людей искусства вращается, с актерами знакома, от которых все женщины без ума…

— Ну, хватит тебе, Иван, — с улыбкой перебила его Лиля. — Я, между прочим, никогда к актерам не льнула. Не в обиду тебе, Гоша, будет сказано, но есть такая поговорка: «Или мужчина, или актер».

— Почему-то считается, что актеры-мужчины тщеславны и завистливы, как женщины, — с хмурым видом кивнул Жорж. — Но лично я думаю, что актер — это, наоборот, мужская профессия, очень жесткая.

— Да, может быть… — вздохнула Лиля. — Во всяком случае, на примере Марины я это наблюдала. Ей приходилось быть бойцом, чтобы не затоптали. А сколько раз она сетовала, что актерская профессия — слишком зависимая, что роли часто достаются не тем, кому они действительно подходят… Да и за примерами далеко ходить не надо. Вот ведь Марина идеально бы подошла на роль герцогини Сансеверины. А взяли Бушуеву. И получилась не герцогиня, а нечто среднее между важной исполкомовской теткой и владелицей ночного кабака. И кто от этого получил удовольствие? Во всяком случае, не зрители.

— Да, довели Марину разные сволочи-интриганы, — вздохнул Иван. — А ведь ей бы еще и жить и играть…

— Но лично я не верю, что Марина покончила с собой, — решительно заявила Лиля. — Не такой она была человек. И как бы там разные Щучинские не изощрялись, а правда все равно рано или поздно выплывет.

— Но следствие давно закрыто, — напомнил Иван. — Сыщики больше к этому делу не вернутся. Зачем признавать убийство? Это будет еще один «глухарь». Легче все на самоубийство списать — тем более, что очень уж похоже.

— Да, похоже… — прошептал Жорж, глядя в одну точку. — Убийство может выглядеть, как самоубийство… Но ведь может быть и наоборот…

— О чем ты, Гоша? — удивилась Лиля.

— А? — Жорж вздрогнул. — Нет, это я так, про себя. Привык учить роли вслух.

Вскоре он торопливо распрощался и покинул уютную, гостеприимную квартиру Лили. Возвращаясь по темной улице домой, он что-то беззвучно шептал губами — словно и вправду повторял текст роли.