Глава тринадцатая
Как и обещала Юля, Голенищевы не высказали недовольства, когда Роман зашел за ней прямо к ним в квартиру. Больше года прослужив у именитых хозяев честно и без особых нареканий, Юля ни разу не позволила себе привести в их квартиру кого-то из своих знакомых. С Фалиным она всегда встречалась у него, а других мужчин покуда себе не завела. Художники, рисовавшие Юлю обнаженной, не были, вопреки расхожему мнению, ее любовниками.
Роман пришел раньше назначенного времени, и Юля еще не успела собраться. Когда она открыла ему дверь, в прихожую выглянула Инга. Прихожая в квартире Голенищевых скорее напоминала холл: просторное, стильно обставленное помещение, лестница вдоль стены, ведущая на второй этаж. Юля стеснялась показать Роману, что ее комната — шестиквадратная каморка под лестницей, а потому оставила его в холле, а сама пошла одеваться в эту каморку. Инга милостиво разрешила поклоннику домработницы посидеть на диване в глубине холла. Потом мимо Романа пробежал Голенищев, что-то кричавший в трубку и одновременно дававший указания идущему следом помощнику. На незнакомого парня он даже не обратил внимания и, торопливо накинув пальто, тут же скрылся за дверью.
Между тем, Юля в своей комнатушке одевалась, причесывалась и накладывала макияж, чувствуя, как беспричинно-радостное возбуждение охватывает ее все сильней. Она даже напевала неизвестно где услышанный припев: «Санта-Мария Маджоре, счастья мне дай вместо горя…» Закончив свои недолгие сборы, девушка еще раз внимательно осмотрела себя в небольшое зеркало, висевшее на стене, и, улыбнувшись своему отражению, тихо сказала: «Вот она, современная Джульетта…»
Когда Юля вышла из комнатушки в холл, Роман поднялся ей навстречу, и глаза его вспыхнули радостно и восхищенно. Он даже поцеловал ей руки, задержавшись взглядом на обломанных из-за домашней работы ногтях. Сердце ее учащенно забилось, и девушка отчетливо поняла, что этот молодой и красивый парень просто нравится ей, нравится самым естественным образом, без расчетов и комплексов, без всякой словесной мишуры. Назвать свое чувство любовью Юля не решалась, поскольку давно постановила для себя, что лучше начисто отбросить эту иллюзию шестнадцатилетних девочек, дабы потом не разочаровываться. После разрыва с Фалиным она и вовсе решила стать убежденной хищницей, выбирающей мужчин по расчету, ибо только с помощью влиятельных любовников бедная, но красивая девушка может пробиться наверх, — увы, эта давняя аксиома не стареет. Однако Роман не вписывался в ее схему, нарушал все Юлины планы. Он не мог быть ей полезен для карьеры, да и для жизни был явно человеком неудобным, каким-то загадочно-опасным, непредсказуемым, — и все-таки ее тянуло к нему. Ей очень хотелось убедиться, что и его чувство к ней такое же стихийное и бескорыстное. Юля устала от вечной настороженности, от подозрений, что окружающие люди относятся к ней потребительски, стараются использовать в собственных интересах. Светлане и ее друзьям-художникам она нужна как почти бесплатная натура, Голенищеву — как связанная пропиской недорогая домработница, а Фалин использовал ее в качестве своеобразного допинга для поднятия тонуса стареющего ловеласа.
Если бы Юля узнала, что и Роман встречается с ней из-за какой-то надобности, а не ради нее самой, это явилось бы для нее тяжким ударом. Но сейчас, взглянув в его горячие карие глаза, она на минуту забыла о своих опасениях. Ей просто хотелось жить сегодняшним днем и радоваться жизни.
Когда Роман помогал Юле надеть куртку, мимо них через холл прошествовал Герасим, как всегда хмурый и непроницаемый. Он быстрым, но довольно цепким взглядом скользнул по Роману, затем скосил глаза на Юлю и вроде бы даже слегка ей улыбнулся, хотя улыбка на его лице была скорее похожа на гримасу.
Уже на улице Роман спросил Юлю:
— А кто этот мрачный тип?
— Герасим ни му-му, — засмеялась Юля. — Он у Голенищева правая рука. И телохранитель, и помощник, и организатор.
— Кажется, я его уже видел по телевизору. Он всегда возле Голенищева, да? Значит, он у них и дома — свой человек? А как Инга к нему относится?
— По-моему, неплохо. А вот Светина мама, Кира Васильевна, говорит, что у него плебейская рожа, и она не стала бы с таким общаться. Но он вообще-то мужик неплохой, добрый, хоть с виду и хмурый. Он мне вроде бы даже сочувствует.
— Сочувствует? А, может, ты ему нравишься? — Роман обнял Юлю за плечи и заглянул ей в глаза. — Признайся, этот тип к тебе приставал?
— Да ты что? — шутливо возмутилась Юля. — Герасим вообще от этого далек. Может, где-то на стороне он и развлекается, все же ведь живой человек. Но чтобы в хозяйском доме — ни-ни! Инга с Виктором его бы за такие номера понизили в звании.
— Да? У них строгий семейный дом? — с иронией спросил Роман. — А как Инга относится к тебе? Неужели не ревнует Голенищева к такой красивой девушке?
— По-моему, она ни к кому его особенно не ревнует. Не знаю, почему. Возможно, ревнует к памяти Марины Потоцкой, потому что все время старается говорить о ней гадости и поощряет, когда другие говорят.
— А что, у нее были враждебные отношения с Потоцкой?
— Да вроде нет. — Юля пожала плечами. — Не помню, чтобы они когда-то ссорились, выясняли отношения. Вражда у нее к Потоцкой была исподтишка, а с виду все выглядело прилично. Она даже специально ходила к Марине в театр, приглашала ее на юбилей к своему папаше. Мне запомнилось, потому что это было незадолго до Марининой гибели. Я потом еще слышала, как Инга докладывала по телефону не то отцу, не то брату: «Мадам сказала, что уезжает в Париж, так что не ждите ее на своем торжестве».
— Ну, если Инга так не любила Потоцкую, то, наверное, очень обрадовалась ее отъезду?
— Ничуть. Как ни странно, она в тот день была злая. Помню, я зашла к ней в комнату прибраться, а у нее из сумки выпал какой-то плакатик, я хотела его поднять, так Инга меня чуть по руке не ударила и тут же выгнала из комнаты. Я только успела заметить, что это была фотография молодой Марины. Потом еще я про себя посмеялась, подумала: может, Инга, как индианка какая-нибудь, втыкает иголки в изображение соперницы?
— Да, опасная у тебя хозяйка, — хмыкнул Роман. — И брат у нее — серьезный тип. Кстати, мне Эльвира советовала с ним познакомиться. Говорила, что Ховрин в рекламном деле — настоящий зубр.
— А у вас с Эльвирой, я чувствую, была интимная беседа? — Юля погрозила ему пальцем. — Зря я тебя брала с собой в театр, ох, зря.
— А как ты вообще решилась проталкиваться в театр, где верховодит эта женщина-танк? Между прочим, Ингу называет своей подругой. Не понимаю, что у них общего. Ты не знаешь, они давно знакомы?
— Может, знакомы и давно, но сдружились только в этом году. Вот как пришла к нам Эльвира на старый Новый год — так с тех пор и приятельствует с Ингой.
— Старый Новый год? — переспросил Роман, и странное выражение промелькнуло у него на лице. — Это, когда вы с Фалиным сошлись?
— И это тебе Эльвирка доложила. Вот змея!
Роман обнял Юлю уже знакомым ей грубовато-порывистым жестом и небрежно сказал:
— Ладно, чего уж там. Не будем ворошить прошлое. Лучше пойдем ко мне.
Девушка не стала возражать, хотя что-то во взгляде и голосе Романа ее настораживало. Но, отправляясь на свидание, она дала себе установку сегодня делать то, что хочется. А ей очень хотелось быть с этим парнем. Здесь не было желания утвердиться, как со Щукиным, или делового расчета, как с Фалиным. К Роману ее влекли естественные чувства. На перекрестке он кинулся к цветочному ларьку, купил Юле букет сиреневых, тонко пахнущих хризантем. Она прижала цветы к губам, скрывая довольную улыбку.
Роман взял такси, и скоро они оказались возле его дома. Дорога прошла перед Юлей, как в тумане, она даже не разбирала, по каким улицам едет машина. Все ее усилия уходили на то, чтобы пресекать слишком уж откровенные жесты Романа, которые шофер мог наблюдать в зеркальце. Юля, хоть и насмотрелась американских фильмов, изобиловавших любовными сценами в такси, но все же не могла спокойно воспринимать подобную ситуацию.
В квартире Романа она тоже не успела оглядеться, потому что парень буквально с порога, не включая свет, набросился на нее, и девушке стоило большого труда его остановить, не дать ему заняться любовью прямо на полу прихожей. Он отпустил ее только тогда, когда она, теряя силы, с горечью и слезами в голосе сказала:
— А я так надеялась, что у нас все будет по-человечески…
После этих слов Роман, словно одумавшись, разжал руки и, тяжело переводя дыхание, постепенно обуздал свой порыв. Они вошли в комнату, тонувшую в вечернем полумраке. Роман не включил свет, а зажег две свечи на столе. Эти свечи, а также бутылка шампанского, ваза с фруктами и коробка шоколадного печенья свидетельствовали о том, что парень готовился к сегодняшнему вечеру, старался, чтобы все выглядело приличным. Юлю тронула эта забота. Но, в то же время, девушка сразу же обратила внимание на красноречиво разложенную постель, с которой заранее было снято покрывало. Она невольно подумала о своих предшественницах на этом ложе.
За столом Юля нарочно тянула время: медленно пила из высокого бокала, не спеша, закусывала. Ей нравилось наблюдать, как нетерпение все сильнее прорывается в каждом взгляде и жесте Романа. Наконец, она почувствовала, что играть с ним больше нельзя, и с улыбкой протянула к нему руки.
Они сблизились так, как Юля и мечтала: на постели, в мягком свете ночника, под звуки тихой и нежной музыки. Впервые в жизни девушка, привыкшая всегда все рассчитывать и предусматривать, не контролировала себя, полностью отдавшись во власть своих чувств и желаний. Ей даже показалось, что в минуту наивысшей близости и она, и ее партнер признались друг другу в любви.
Но потом, когда экстаз сменился тишиной и блаженным покоем, Роман внезапно все испортил. Приподнявшись на локте и заглядывая в полуприкрытые Юлины глаза, он с усмешкой проговорил:
— А ты не так опытна, как я думал.
В другое время Юля бы, наверное, обиделась, но сейчас она все еще была полна нежности к Роману, а потому ответила просто и искренне:
— Ты у меня второй. Так уж получилось.
Лицо непредсказуемого парня внезапно исказила саркастическая гримаса, и он слегка охрипшим голосом заметил:
— Ну да, как в песне: «Каждый, кто не первый, тот у нас второй».
Тут уже Юля не выдержала. Ее словно подбросило с кровати. Она стала трясти Романа за плечи, испепеляя его яростным огнем изумрудных глаз и с ненавистью повторяя:
— Подлец!.. Негодяй!.. Скотина!.. Почему, зачем надо обязательно все опошлить, выкачать в грязи?!.
— Успокойся! — прикрикнул Роман и, повалив Юлю на спину, крепко прижал ее руки к кровати. — Хватит разыгрывать из себя оскорбленную невинность. У тебя это неважно получается, потому что ты слабенькая актриса. И не сверкай на меня глазами, все равно не выпущу тебя, пока сам этого не захочу.
Юля сделала попытку вывернуться из-под него, но тут же с ужасом ощутила, что мускулы у этого парня железные. Она хотела закричать, но Роман зажал ей рот поцелуем. И через несколько секунд ей уже и самой не хотелось сопротивляться. Она и не заметила, как во время этого долгого поцелуя ее руки обвились вокруг шеи Романа. Оторвавшись, наконец, от губ девушки, он пытливо и настороженно посмотрел ей в глаза и с нарочитой грубоватостью спросил:
— Неужели старый алкаш Фалин тоже так тебя целовал?
Сопротивляться его силе было бесполезно, да ей и не хотелось этого. Юля внезапно почувствовала, что ее злость улетучилась, что расслабляющее тяготение к Роману взяло верх над всеми ее мыслями и порывами. Она ответила спокойно и даже с улыбкой:
— Не вспоминай о Фалине. Сегодня я окончательно поняла, что он мне совсем не нравился, как мужчина. Фалин был моим проводником в театральный мир, вот и все. Но я уже давно с ним не встречаюсь.
Юле показалось, что в глазах Романа промелькнула радость, но слова его по-прежнему звучали грубо:
— Теперь тебя интересуют только небритые художники? Отдаешь им в распоряжение свое голое тело?
— Они меня рисуют, но не трахают.
— Замолчи! Я не прошу тебя оправдываться! Что я, по-твоему, ханжа, баклан неотесаный? Это твое дело, с кем ты и когда…
Внезапно Юля поняла, что вся нарочитая грубость Романа — только маскировка, желание прикрыть свою ревность и душевную боль — чувства, которые, по его мнению, не должен был испытывать настоящий современный мужчина. И тогда она почувствовала себя в чем-то сильней этого крепкого мускулистого парня. Нежно погладив его плечи и затылок, девушка со вздохом сказала:
— Мой опыт гораздо меньше твоего, но я же тебя не допрашиваю.
Он снова внимательно и пытливо уставился ей в глаза и спросил, словно обращаясь к самому себе:
— А, может, ты не такая уж плохая актриса?
— Я с детства мечтала стать актрисой. Но, похоже, ошибалась. В театре мне дали понять, что талантик у меня слабый. И Фалин это подтвердил.
Роман лег на спину рядом с Юлей, повернул к ней голову и следил глазами за выражением ее лица, пока она говорила. А рука его в это время крепко сжимала ее руку.
— Все мои надежды были связаны с театром, — продолжала Юля. — А что теперь? Всю жизнь оставаться домработницей и натурщицей для Светкиных художников я не хочу. Вот если бы Голенищев помог мне пробиться на телевидение… Но он этого не сделает. Какой смысл им с Ингой терять дешевую рабсилу? А мне ходить по разным конкурсам, пробам не хочется. Все равно выберут кого угодно, только не меня. Я всегда остаюсь на втором плане. Уж такая моя судьба с самого детства. Родители и бабушка носились со старшей сестрой, считали ее великим талантом, а меня как-то не замечали. Потом оказалось, что особого таланта у Людмилы не было. Преподает теперь музыку в школе, недавно вышла замуж за такого же бедного музыканта, как и сама. А ведь, кто знает, не прилепись ко мне с детства этот комплекс вторичности, — может, и судьба моя сложилась бы иначе. А так я все время была в себе не уверена… ну, и старалась это переломить.
— Что ж, тебе удалось, — усмехнулся Роман. — Теперь ты отнюдь не выглядишь неуверенной. И в столице уже осела прочно, и покровителей научилась искать. Ну, с Фалиным не повезло, так другой найдется. Хотя бы тот же Голенищев.
— Голенищев — никогда, я ведь уже говорила, — заметила она с легким раздражением. — И, вообще, неблагородно осуждать, если не можешь помочь.
— Я и не осуждаю. — Роман искоса посмотрел на нее. — Я только рассуждаю. Между прочим, есть такой роман — «Идиот». Так там одна девушка по имени Настасья Филипповна злится на весь мир из-за того, что по бедности вынуждена была жить с богатым стариком. А другая девушка, Аглая, говорит, что на ее месте лучше бы в прачки пошла. Вы в театральном училище этих девушек не изображали?
Юля оттолкнула Романа и, усевшись на постели, со злостью обрушилась на него:
— Ты, значит, грамотный, да? Достоевского почитываешь? Примеры мне приводишь? А того не замечаешь, что я и так прачка и уборщица? Да еще Светочке Голенищевой отрабатываю за то, что она помогла мне устроиться в Москве. Чего ты от меня хочешь? Думаешь, не было у меня случая завести себе покровителя? И массажисткой в салоны сто раз приглашали, и работу за границей сулили непыльную. Да только я знаю, чем все это кончается. Слава Богу, газеты почитываю, телевизор посматриваю. Лучше дома на кислой капусте буду перебиваться, чем в борделе пахать. И нечего меня исподтишка воспитывать, Макаренко хренов. Не учите меня жить, лучше помогите мне материально.
Вид голой и разгневанной Юли, сидящей среди подушек и одеял, показался Роману таким забавным и в то же время притягательным, что он снова хотел схватить ее в объятия, но девушка ловко увернулась и, соскочив на пол, стала подбирать свою разбросанную одежду. Роман устремился было вслед за ней, но Юля с охапкой одежды убежала на кухню и захлопнула за собой дверь. Он чертыхнулся, с досадой вспомнив, что двери в его квартире запираются изнутри, сам выбрал такую конструкцию. Теперь придется ждать, когда девушка соизволит выйти из кухни. Он понял, что сегодня уже не удастся склонить Юлю к близости, и стал нехотя одеваться, ругая себя за несдержанность и дурацкий воспитательный порыв. Наконец, Юля открыла дверь и остановилась на пороге, посматривая вокруг суровым и настороженным взглядом. Роман заметил, что в руке она сжимает кухонный нож, и рассмеялся:
— Девочка приготовилась обороняться?
— С такими типами, как ты, ко всему надо быть готовой, — проворчала Юля.
— До сих пор подозреваешь во мне маньяка? — усмехнулся он, заслоняя ей путь. — Разве я был недостаточно нежным?
— Пусти меня! — Она хотела отстранить его, но он перехватил ее руку и, заглядывая в гневные зеленые глаза, требовательно спросил:
— Ты правду говорила, что я у тебя второй после Фалина?
— Хочешь знать, сколько у меня было любовников? — Юля язвительно прищурилась и сделала паузу, во время которой Роман напряженно ждал. — Подсчитываю в уме, боюсь сбиться. С дробями у меня всегда не ладилось. Так вот, их было… один целый и пять десятых. А теперь пусти или я закричу.
Роман растерянно отступил в сторону, не выдержав яростного напора в ее взгляде и голосе. Девушка пулей вылетела из квартиры и, не дожидаясь лифта, помчалась вниз по лестнице. Он вдруг сообразил, что ей придется возвращаться одной по полуночному городу и, накинув куртку, выбежал вслед за Юлей. Ему удалось догнать девушку на автобусной остановке. Как раз подъехало маршрутное такси, и Роман вошел туда вслед за Юлей. Она подчеркнуто не смотрела на парня и не хотела с ним разговаривать, но Роман все-таки провел ее до самого подъезда. Перед дверью она оглянулась и небрежно бросила:
— Больше можешь не утруждать себя визитами в этот дом.
— Отчего же? Разве тебе было плохо со мной?
— С тобой мне все время кажется, что я хожу по лезвию ножа. А это утомляет. Хочется уверенности в завтрашнем дне. И еще мне надоело, что ты периодически принимаешь меня за шлюху.
— Ты самая невинная шлюха на свете, — сквозь зубы сказал Роман и, схватив Юлю в объятия, сначала посмотрел ей в глаза, а потом крепко поцеловал в губы.
Она хотела его оттолкнуть, но он сам отпустил ее и с комической галантностью поклонился ей вслед. Когда Юля скрылась за дверью, Роман медленно побрел прочь от роскошного дома, в котором эта пленительная девушка занимала крошечную каморку.
Теперь Роману предстояло возвращение в пустую квартиру, где простыни на кровати еще хранили тепло и тонкий аромат Юлиной наготы. Эта девушка сегодня открылась ему с неожиданной стороны. Он не только познал ее тело, но и, кажется, заглянул ей в душу, обнаружив сходство со своей собственной душой. Как странно, что она тоже всю жизнь страдала от комплекса вторичности… Когда Юля об этом рассказала, Роман внутренне был потрясен совпадением их судеб. Он, парень из подмосковного научного городка, был младшим в семье. Старший брат — вечный победитель олимпиад по физике, лучший ученик школы, в 15 лет поступивший в институт, был гордостью родителей. На Романа как-то не очень обращали внимание, и он всю жизнь инстинктивно стремился доказать, что тоже чего-то стоит. Рано занявшись спортом, он вначале преуспел в легкой атлетике и культуризме, потом увлекся боксом. В школе учился неплохо, но далеко не блестяще, с братом-физиком сравниться не мог, однако все учителя отмечали его сообразительность и умение логически рассуждать. Неизвестно, как бы сложилась судьба Ромы, если бы в 16 лет случайно ему не пришлось проходить в качестве свидетеля по делу об убийстве управляющего банком. Этот управляющий жил в соседнем подъезде, и Роман, возвращаясь с тренировки, видел двух незнакомых мужчин, входивших в машину банкира. Поскольку в те времена — а шел 88 год — иномарки еще не стали привычным явлением на одной шестой части суши, «Мерседес» управляющего невозможно было спутать с другой машиной. Роман мимоходом удивился, что банкир доверяет кому-то столь дорогое авто, и пошел к своему подъезду. Он уже открывал дверь, когда страшный женский крик заставил его вздрогнуть. Как оказалось, кричала жена банкира, обнаружившая возле лифта труп своего мужа. Убийц нашли благодаря, главным образом, словесным портретам, полученным от Романа. Именно тогда один внимательный и толковый майор милиции, который вел это дело, отметил наблюдательность, хорошую память и быструю реакцию молодого свидетеля. Все эти качества, помноженные на спортивную форму Романа, позволяли предположить, что из парня вышел бы прекрасный оперативник. Так впервые Рома задумался о будущей профессии, и ему понравилась указанная майором перспектива. Затем была школа милиции, заочная служба на юрфаке, работа в районном управлении внутренних дел. Рому не устраивало только одно: он не любил бюрократическую рутину, субординацию, чиновничьи рамки инструкции. Его героями всегда были частные детективы, раскрывавшие дела благодаря своей изобретательности, дедуктивному методу и серым клеточкам. Сыщицкая работа казалась ему делом слишком творческим, чтобы заниматься ею в какой-то планово-отчетной организации. Когда стали появляться первые частные агентства, Роман поначалу смотрел на них с недоверием, считая, что они служат, в основном, для охраны интересов различных воров в законе и мафиозных олигархов. Но потом случайно он узнал, что одной из таких частных фирм руководит проживающий в Днепропетровске Леонид Становой — бывший боксер, о котором Роман читал в спортивном обозрении и слышал от своего тренера, не раз приводившего а пример спортивную честность и порядочность Станового. У Ромы появилась мысль познакомиться со столь необычным частным детективом. Он написал в Днепропетровск и, как ни странно, получил ответ. Вскоре Становой приехал по какому-то делу в Москву и тогда познакомился с Романом лично. Именно Леонид предложил Роману и еще двум молодым подмосковным сыскарям, которых звали Артем и Кирилл, учредить фирму, аналогичную «Стану».
И вот уже два года, возглавляя «Перун», Рома занимался детективно-творческой работой. Это были, в основном, тайные расследования, заказчики которых избегали огласки, либо безнадежные дела, отвергнутые официальными органами. Работа оказалась интересней, да и прибыльней, чем в районном отделе. Роман купил квартиру в Москве, машину, стал дорого одеваться, посещать тренажерные залы. Появилась возможность и для развлечений, но не было времени. Впрочем, Роман очень скоро обнаружил, что по натуре он — трудоголик, и работа ему интересней, чем разного рода «оттяжки» и «расслабухи». Лишь изредка он позволял себе с головой уходить в загул — с выпивкой, девочками, сумасшедшей музыкой, порнухой, банькой, стрельбой по мишеням и катанием на водных лыжах. Происходило это обычно за городом, на даче одного из друзей-коллег, расположенной в лесной зоне, возле озера. Потом Рома снова возвращался к нормальной жизни, и лица развлекавших его «девочек» забывал на второй день.
Когда Леонид Становой предложил Роману Козыреву заняться делом об убийстве актрисы Потоцкой, Рома даже не предполагал, как это расследование сможет внезапно повлиять на его личную жизнь. Он десятки раз в интересах дела знакомился с молодыми и не очень девушками и женщинами; используя свое мужское обаяние, выуживал у них нужные сведения, запускал с их помощью мнимые слухи, провоцировал на различные поступки. И никогда не задумывался, что они чувствуют после того, как он неожиданно и бесповоротно исчезает из их жизни.
Познакомиться с молодой и красивой домработницей Голенищевых для Ромы не составило труда. Он назвался ей одним из привычных псевдонимов — Туз. (Свою фамилию «Козырев» Роман часто варьировал в «картографических» вариантах — Бубнов, Валетов, Королев). Дальше все тоже вроде бы шло по сценарию: девчонка оказалась неглупой, но при этом достаточно разговорчивой, да и он явно произвел на нее благоприятное впечатление. В общем, то, что нужно.
Но очень скоро Роман понял, что увяз по самые уши. Лицо этой девчонки преследовало его день и ночь, большие изумрудные глаза заглядывали ему в самую душу. Он уже отдавал себе отчет, что в отношениях с Юлей стал буквально злоупотреблять «служебным положением», стараясь затащить ее к себе домой, хотя в этом не было необходимости. От Юли требовалась информация о домочадцах и гостях Голенищева, а Роман старался побольше узнать о ней самой. Он поймал себя на том, что прошлое Юли заботит его куда сильней, чем та польза, которую знакомство с девушкой может принести для расследования.
Роман представил, как отреагирует Юля, когда узнает, с какой целью он познакомился с ней. Ведь у этой девчонки, которую он поначалу считал провинциальной шлюшкой, оказывается, гордый и независимый нрав. Она обидится, возненавидит, будет презирать. А не лучше ли исчезнуть из ее жизни, не назвав себя? Но он не хочет этого делать. А теперь уже, показав ей свое жилье, и не может. Никогда раньше Роман не приводил женщин, которых использовал для расследования, к себе домой. Юля была первой. И он знал, что будет приводить ее и впредь, только бы она соглашалась.
Он пока не представлял своего будущего рядом с Юлей, но и без нее уже не мог обходиться. Слишком все перепуталось в этой игре, которая вдруг затронула неуязвимое до недавнего времени сердце Романа Козырева.
Но работа продолжалась, и Роман, отойдя на достаточное расстояние от престижного дома, позвонил Леониду. Сообщил, что во время визита в квартиру Голенищевых установил у них в холле подслушивающее устройство. Приемник и магнитофон помещены в соседнем доме, где снимает комнату Кирилл, который и будет контролировать прослушивание. В следующий раз, наведавшись к Юле, Роман уберет «жучок». Также Козырев передал Становому некоторые подробности, услышанные от Юли. Не упомянул лишь о том, что сегодня стал любовником своей ни о чем не ведавшей осведомительницы.
