ЧАСТЬ III
В маленьком городке, до которого Юра и профессор Горчицкий добрались наконец на вторые сутки своего странствия, самым большим дефицитом была тень. Ослепительное, беспощадное, непривычное для жителя средней полосы солнце заливало его почти безлюдные и лишенные растительности улицы.
Юра оставил профессора рядом с автобусной станцией, а сам пошел разыскать адрес, которым его снабдил дядя Гена.
Дверь открыл Ростовскому светловолосый, совсем не местного вида человек средних лет.
Летчик — надо полагать, это был местный Мимино, только без черных усов, — как только Юра сослался на Воробьева, сразу провел его в комнату, главным украшением которой был кальян.
— Садитесь, — пригласил его местный Мимино. — Не хотите попробовать? — кивнул он на кальян.
— Да нет уж, спасибо! — поспешил отказаться Ростовский, с поистине милицейской подозрительностью относящийся ко всякого рода окуриванию.
— Да? Ну как хотите… А я, с вашего позволения, продолжу!
Юра пожал плечами.
Летчик, потягивая дым из кальяна, на удивление быстро понял, о чем Юра его просит…
И сразу назвал цену.
Юра для виду подумал и согласился.
— Тогда возьмусь, — коротко сказал летчик. — Это трудно, но я выполнял уже подобный полет.
— Любопытно… — заинтересовался Ростовский. — А кто это был, если не секрет?
— Секрет, — обломал его летчик. — Вы ведь не из органов, чтобы я рассказывал вам, кого и куда вожу?
— Нет, не из органов… — соврал Юра.
— Ну а если нет — тогда пойди где-нибудь потусуйся пока, пообедай… А я займусь организационными вопросами. Я сам потом вас найду. Тут у нас не потеряешься.
И летчик опять вернулся к кальяну — в красивом, цветного стекла, сосуде забулькала вода.
«Ох, трам-там-там… — только и смог подвести итог этой сделки Ростовский, закрывая за собой дверь. — А что, если этот парень просто наглотался своего чудного дыма — и вообще плохо соображает, о чем шла речь? Почему все так легко получилось? Почему летчик сразу согласился? Ведь Воробьев предупредил, что попасть в долину будет непросто… И куда я вообще собираюсь лететь? Что я вообще делаю?»
Но дело уже вертелось. Очевидно, во всяком деле есть момент, когда еще можно остановиться, и есть момент, когда этого сделать уже нельзя. Просто делается такой шаг — или несколько шагов, после которых события уже развиваются сами собой, помимо воли их участников.
И, надо полагать, эти шаги Ростовским уже были сделаны.
Когда Юра вернулся к автобусной станции, профессор Горчицкий сидел в скудной тени одинокого дерева, прикладывая к вспотевшему лбу носовой платок. Увы, его белоснежные платки перестали вызывать у Юры зависть, напрочь потеряв свою белоснежность. А сам профессор еще больше усох, побледнел и на фоне темноликого местного люда выглядел довольно контрастно.
В общем, вид у Горчицкого был неважный.
«Ну что ж… — почти бесстрастно подумал Юра. — Возможно, вопрос решится сам собой».
— Пойдемте, что ли, перекусим где-нибудь, профессор, — предложил он фальшиво-жизнерадостным голосом. — Я тут обнаружил по дороге некое заведение общепита.
В «неком заведении» они заказали большой пузатый фарфоровый чайник с зеленым чаем и принялись обсуждать с хозяином, довольно легко подбиравшим русские слова, меню своего будущего обеда.
Хозяин устроил их на улице, под навесом, сплетенным из виноградных листьев.
Под навесом было попрохладнее. Неподалеку на крошечном клочке зеленой травы, явно претендовавшем на звание газона, пасся привязанный к колышку симпатичный барашек.
— Жир нагуливает, — объяснил хозяин заведения.
Он посоветовал гостям начать свою трапезу с зеленого салата. И тут же принялся сам у них на глазах шинковать зелень петрушки и листья мяты. Потом он добавил к зелени несколько измельченных маленьких луковиц, помидоры и дробленую пшеницу, вымоченную в молоке. Потом посолил. Добавил черного перца…
— В меру, в меру… — пояснил он. — Важно не переперчить. Так, чтобы, когда кушанье в тарелке, оно дразнило язык. А когда во рту, ласкало его, а не обжигало.
Хозяин-повар заправил салат лимонным соком, а потом еще и оливковым маслом.
Затем пришла очередь барашка. К счастью для чувствительного профессора — все-таки не того симпатяги, который пасся по соседству!
— Бедняжка так человечно блеет, что я, право же, не смогу его съесть! — заметил еще в самом начале трапезы, приступая к салату, Горчицкий.
Надо полагать, потчевали их предшественником человечно блеющего симпатяги.
И они «съели столько, сколько захотел Аллах, чтобы они съели».
* * *
— А, вот вы где! — Летчик подошел к столу, когда чайник был уж наполовину пуст. — Пообедали?
— Хорошая чайхана, — похвалил Юра. — Кормят вкусно. И посуда чистая, представляете? Просто на удивленье.
— Ага… — загадочно кивнул летчик. — Представляю. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
Юра и профессор проследовали за ним через заднюю дверь во двор чайханы. Там, у порога, прямо на земле, лежали тарелки, с которых они только что ели… Рядом клубилась, вылизывая их, стая собак.
— Не сомневайтесь, они вылижут ее до блеска. Здешнему общепиту не нужен «Фэрри». И никакие другие средства для мытья посуды. Этим и объясняется, почему посуда, из которой вы ели, была такой — на удивление! — чистой!
Ростовский резко отвернулся — его чуть не стошнило.
— Да не расстраивайтесь вы так, Юрочка, — успокоил его профессор Горчицкий. — Собачья слюна, надо вам заметить, обладает антисептическим свойством.
— Спасибо… Успокоили! Ученый вы наш…
— Не за что…
— Ну, в общем, все в порядке, мужики! — перебил их перепалку летчик. — Насчет керосина я договорился. Думаю, лететь нам нужно завтра же, прямо с утра. Если погода не испортится.
— А где мы будем ночевать?
— Остановиться вы можете здесь же, — летчик кивнул на чайхану. — Хозяин сдает комнату. Ну вроде все…
— Все?
— Да. Встречаемся завтра в восемь, прямо на нашем аэродроме.
И местный Мимино объяснил Юре и профессору, как его найти. Оказалось, это тоже несложно.
Здесь, в этом городке, вообще все было просто и все было рядом.
* * *
Погода наутро не испортилась. Напротив, она стала, кажется, еще лучше. На небе над аэродромным полем не было ни облачка.
— Это что же — и есть ваш самолет? Кукурузник? — Юра разочарованно воззрился на обшарпанный самолетик, к которому они вместе с Мимино подошли.
— Ага… «Ан-2»!
— Ну удружили!
— Самолетик, конечно, небольшой… — вздохнул летчик.
— Я уже заметил…
— Но исключительно надежный.
— Ой ли?
— Только давайте без шуток! — обиделся летчик. — Между прочим, безопасность полета на этой машине одна из самых высоких в мире!
— Да ну?
— Понимаете, только у «Аннушки», так любовно еще называют этот самолет, — двойное крыло…
— Это вы к чему?
— Да разбиться на такой этажерке сложно.
— Ну успокоили… Спасибо.
— Не за что… А что кукурузником кличут… Что ж! «Крестным отцом» «Ан-2» и правда считается Хрущев…
— Кукурузу опыляли?
— Ага… Именно Хрущ организовал выпуск самолета, когда уже решили прекратить его сборку, списав модель как морально устаревшую. Решили использовать «Аннушку» для опыления кукурузных полей… Потому и кукурузник. Но не прогадали… С уходом Хрущева лицензию на сборку «Ан-2» продали полякам.
— Ну и?
— Самолетик-то между тем многофункциональный и исключительно надежный. Чтоб вы знали — да за более чем полувековую историю эти этажерки вообще получили всемирное признание! — гордо заметил летчик.
— Что-то ничего об этом не слышал…
— А так оно и есть. Эти «Аннушки» до сих пор востребованы по обе стороны океана.
— Даже так?
— Представьте… Популярен не только в Европе, но и в Америке. И знаете, главная причина столь большой популярности «Ан-2» — его неприхотливость. Для посадки этого самолета достаточно всего двести метров ровной поверхности.
— Вообще-то, неплохо… — посветлел лицом Ростовский. — Это нам подходит.
— Я думаю.
— А скорость?
— Расстояние в тысячу километров покрывает за шесть с половиной часов. Или около того… Скорость не реактивная, конечно.
— Да уж… — с иронией в голосе согласился Юра.
— Зато долетит точно! Машина-то вас не подведет… А вот тянуть с отлетом не стоит. Надо лететь, пока хорошая погода, — заметил летчик. — Сейчас то, что надо. Очень ясная и очень хорошая погода. А то там, в горах, ведь знаете как: если в ущелье облако зайдет — все, кранты!
— Слышал, слышал…
— Ну вот я и говорю…
— Чего говорить-то одно и то же? Полетели, — согласился Юра. — Я готов!
— Один, что ли?! — удивился летчик. — А где старик-то ваш?
— Пошел в медсанчасть, к военным, — объяснил Юра. — Это тут, оказывается, единственная медицинская помощь. Понимаете, чего-то нехорошо старику стало.
— Да, выглядит он неважно, — согласился летчик. — Может, и лететь не сможет?
— Очень может быть…
«И вот это было бы отличным «решением проблемы»!» — подумал Юра. Он озабоченно поглядел на часы:
— Короче, я думаю, если Горчицкий не появится через десять минут, летим без него, — жестко объявил он. — Не маленький. Знает, когда собирались вылетать. Кто не успел, я не виноват!
— Может, и правда, плохо ему стало? И дойти не может? — заметил летчик.
— Тем более! Пусть остается и лечится. А мы…
— Погляди-ка… — Летчик потянул Ростовского за рукав. — Кажется, к нам гости!
Юра оглянулся…
Действительно, доселе безлюдное поле аэродрома более не было безлюдным. На взлетной полосе появились трое дочерна загорелых людей. В камуфляжной форме и с автоматами. Рядом с одним из них трусил пятнистый спаниель.
— Это что же — верный страж границы? — ухмыльнулся Ростовский, когда троица подошла к самолету. И тут же перестал улыбаться — в ребра ему уперлось дуло автомата.
— На землю! — скомандовал старший пограничник. — Всем лежать! Досмотр багажа.
«Ничего себе досмотр…» — пробормотал Ростовский, поеживаясь. Упершийся в ребра автомат — не самое приятное ощущение.
Люди с автоматами уложили пассажиров на землю. А спаниель деловито, с явным знанием дела, запрыгнул в самолет.
— Что случилось-то? — просипел Юра — в горле у него после того, как их так оперативно уткнули носом в землю, першило от пыли. — Ищете, что ли, чего?
— Так граница рядом, сынок… — усмехнулся старший. — Ты не в курсе, что здесь ищут?
— Да нет у нас наркоты… — подал голос летчик. — Зря вы это! Зря шмонаете — время только теряете.
— Ага, зря… Так я тебе и поверил. А куда собрались, если не секрет?
— Да просто… Путешественники. Какой тут секрет! Любители экзотики, если тебе понятно, что это такое.
— Ага, просто… Так я тебе и поверил. Просто… Любители! Здесь просто ничего не бывает. Налегке никто в дорогу не отправляется. Ни один «любитель». Обычно хоть немного да прихватят с собой наркоты! А вы вообще, наверное, полный самолет нашпиговали?
— Ну шмонайте, шмонайте, коли приспичило, — безропотно вздохнул летчик. — Не возражаем.
— Еще б ты возражал! — усмехнулся пограничник, передернув затвор автомата.
Из самолета выпрыгнул спаниель. Вид у него был просто по-человечески разочарованный.
— Ну я же говорил, ничего у нас нет, — заметил летчик.
И вдруг пятнистый «друг человека» закрутился возбужденно на месте и, что-то вынюхивая, стал рыскать вокруг самолета. Поиски его закончились возле синей сумки «Адидас», застегнутой на «молнию». Сумка лежала в тени под брюхом у самолета. Спаниель обнюхал сумку и замер.
— А это что такое? — обрадованно воскликнул пограничник. — Это кто же тут сумочку оставил?
— Да еще не успели, наверное, погрузить… — растерянно объяснил летчик.
— Ага, не успели! Как же! Так я вам и поверил.
Обрадованный пограничник расстегнул «молнию». И вдруг с криком «Ложись!» бросился в сторону.
— Да мы и так уже лежим… — пробормотал Юра.
Через некоторое время вызванные саперы обезвредили «сумочку».
— Да, парни! Снабдил вас кто-то в дорогу «подарочком». А вы все ругались, неудовольствие выказывали! — заметил пограничник. — Мы вам, можно сказать, жизнь спасли! Спасибо скажите. Особенно Моне.
Пятнистый Моня потупился, скромно, но с достоинством, и принялся выкусывать блох.
— Спасибо, Моня… — почти растроганно прошептал Ростовский.
— Колбаски бы ему лучше купили… «Спасибом» сыт не будешь.
«Это что ж такое? — ошеломленно прошептал Юра. — Это кто же взрывчатку подложил?»
— Конкуренты мои, мать их… — выругался летчик. — Ну что за народ — уже ни перед чем не останавливаются! Видят, что хорошая работа мне подвернулась, — так вот тебе, Коля, килограмм-другой тротила! Не переходи нам дорогу! Вот ведь что вытворяют!
— Конкуренты, говорите? — Юра задумчиво почесал в затылке.
— А кто же?
— Да вот и я думаю: кто?
Тем временем на безлюдном, залитом ослепительным солнцем летном поле появилась тщедушная согбенная фигурка Горчицкого.
— А вот и профессор ваш! — воскликнул летчик.
— Не опоздал? — взволнованно прошелестел Горчицкий, приближаясь к самолету. — Я так волновался, так торопился. А медсестра все уговаривает: полежите еще, дедушка, на кушеточке — у вас такое давление. Какие тут все-таки люди отзывчивые!
— Всем бы так опаздывать, как вам дедушка, — заметил летчик. — Просто в рубашке родились. Мы ведь тут без вас чуть в воздух не взлетели.
— Что-то случилось? — забеспокоился профессор.
— Да люди тут чересчур отзывчивые! — Летчик наподдал ногой распотрошенную сумку. — Чересчур! Только вот дорогу переходить им не стоит, а так… Сама доброта!
— То есть?
— Взрывчатку конкуренты подложили — вот что случилось, профессор!
— Да что вы?!
— Ага! Хорошо пограничники пришли шмонать. Не было счастья, да несчастье помогло. Стали искать наркотики, а нашли взрывчатку. Хорошо, что Моня, спаниель, у них такой многогранный: и на наркотики натаскан, и взрывчатку чует.
— Ай-ай-ай…
— А вы говорите, люди тут отзывчивые! Сволочи это, а не люди.
— Ну так это везде так, голубчик, — заметил профессор. — В природе, я имею в виду. Борьба за выживание — основа любой формы жизни. Не расстраивайтесь.
— Да такой «формы жизни», как у нас, наверное, даже в зоопарке нет! — никак не мог успокоиться летчик.
Они с профессором увлеклись разговором.
Только Юра помалкивал. И, почесывая в затылке, подозрительно поглядывал то на профессора, то на летчика.
— А откуда вообще у нас появилась эта сумка? — наконец поинтересовался он. — Вы случайно, профессор, раньше ее не видели?
Горчицкий, растерянно и близоруко щурясь, уставился на сумку:
— Понятия не имею!
— Ну не имеете — так не имеете… — странным голосом заметил Ростовский.
— Так что? — Летчик оглядел, словно пересчитывая, собравшихся возле самолета людей. — Все готовы?
И он посмотрел на небо, безупречную утреннюю синеву которого уже нарушили редкие легкие облачка.
— Тогда — по коням, господа! — скомандовал Мимино.
— Нет! Нет! Подождите! Еще не все!
К самолету бежал человек.
— Я тоже с вами!
— Чего-чего?! — возмутился Ростовский.
— Вот записка от Приходько! Вы — Юрий Ростовский?
— Ну я.
Невысокий худощавый и светловолосый молодой человек, запыхавшийся и обливающийся потом от быстрого бега, протянул Ростовскому конверт.
— Я лечу с вами!
Юра с удивлением разглядывал незнакомца.
— То есть как это вы с нами?
Он достал из конверта листок бумаги и стал читать.
Увы, Юра, сразу узнал и стиль, и почерк…
«Юрочка, я к тебе там человечка послал вдогонку. Знаешь, как говорится, доверяй, но проверяй. Человечек этот — тебе в помощь. Ты его непременно с собой возьми! И учти, это не совет мой, а команда!
А в общем, ты не пожалеешь. Паренек очень профессиональный, с хорошими рекомендациями, из детективного агентства. Эти ребята работают в самых экстремальных условиях! Ты ведь, Юрочка, всего-навсего московский мент. К экстрему мало привычный. Вдруг пропадешь?! Ну ты-то ладно, а мне ведь Оскара надо позарез найти. Вот человечек тебе и поможет!
До встречи.
Твой Семен Семенович Приходько».
— Мы ведь так не договаривались… — растерянно пробормотал Ростовский, роняя конверт.
— Ну так мы летим? Или как?! — уже не сдерживаясь, раздраженно воскликнул летчик. — А то я за последствия не отвечаю!
— Летим, — только и смог выдохнуть Ростовский.
* * *
Самолет набирал высоту. Внизу проплывали склоны гор, пугающе безжизненных и диких. Ростовский впервые в жизни оказался в таких местах.
Однако вместо того, чтобы прильнуть завороженно к иллюминатору, Юра, как зачарованный, смотрел на полоску светлых усиков, ухоженных, аккуратнейшим образом подстриженных и словно приклеенных у «засланного» сыщика под носом. На его аккуратную, словно отутюженную, курточку.
— Как вас зовут-то? — наконец поинтересовался Ростовский у «засланного казачка», стараясь перекричать шум двигателя.
— Антон Королевич.
— Чего?
— Фамилия у меня такая — Королевич.
«Только королевичей и царевичей мне не хватало…» — подумал Юра, с изумлением продолжая созерцать незваного гостя.
Доконала Юру обувь сыщика Королевича. Это были не кроссовки, не «гриндерсы», а начищенные полуботинки хорошей марки. Начищенные до невероятного блеска.
Это зеркальное сияние просто завораживало Ростовского, просто-напросто гипнотизировало и доводило до отупения.
— Это кто? — прошептал ему на ухо профессор, по-видимому, еще не врубившийся в ситуацию. — Что за паренек?
— Какой там, на фиг, паренек! — пробормотал Юра. — Это сыщик. Детектив из агентства.
— Сыщик? Надо же какой денди… Прямо Эркюль Пуаро какой-то! — ехидно хихикнул Горчицкий. — Особенно усы и ботинки похожи.
— Насчет ботинок — это верно… — растерянно пробормотал Юра. — Тут вы правы, профессор.
* * *
Из иллюминатора самолета было видно, что зажатую среди высоких гор небольшую долину пересекает река. Чуть в стороне проглядывалось и старое русло.
— Да, это, скорее всего, она, — кивнул профессор. — Прекрасная долина. Очень похоже на то, что Элла нарисовала в своем дневнике. Видите, это кратер вулкана. Видите?
— Вижу-вижу, — хмуро кивнул Юра.
— Не волнуйтесь — доставлю вас точно в соответствии с указаниями дяди Гены, — крикнул летчик. — А дядя Гена Воробьев — старый ас, проверенный, такие люди не ошибаются. Он тут каждую скалу знал. Да и я не лыком шит!
И самолет пошел на посадку.
* * *
— Ну вот, прибыли.
Юра спрыгнул на землю. Затаив дыхание, он смотрел на землю, до которой так стремился добраться.
И что-то вроде предчувствия сжало в это мгновение Юрино сердце. В какой-то миг более всего на свете захотелось ему снова очутиться в своем околотке. Просто ужас до чего захотелось. Пусть опять вылавливать призывников и заниматься «профилактикой» потомственных, в третьем поколении, алкоголиков, пусть…
Почему-то вдруг показалось Юре в этот самый первый миг, когда он увидел долину, подернутую какими-то таинственными синеватыми дымками — клубящимися, туманными, — что он никогда уже отсюда не вернется.
— Ну, мне, пожалуй, пора! — сразу засобирался летчик, едва вещи были выгружены на землю. — Все! Вернусь, как договорились.
— О'кей… — Юра пожал Мимино руку. — До встречи!
Самолетик покружил над долиной и стал скрываться за вершинами гор.
— Прямо как в песне: «А ты улетающий вдаль самолет в сердце своем сбереги…» — пробормотал профессор Горчицкий. — Пели мы когда-то такие песни… Я тогда был, правда, здорово помоложе!
Солнце уже клонилось к закату, и вершины гор все более резко чернели на фоне алого, почти малинового неба.
Путешественники молча смотрели на «улетающий вдаль самолет».
Зрелище было не просто грустным. Оно было поистине безнадежным. Поддерживало душевные силы участкового Ростовского лишь то, что основную часть денег летчик должен был, по уговору, получить только после того, как увезет их отсюда обратно. А значит, в соответствии с основными законами человеческого бытия и логикой жизни летчик должен за деньгами в долину непременно вернуться.
Когда серебристая точка окончательно исчезла за вершинами гор, в воздухе повисла такая тишина, что даже в ушах заломило.
— Ну, где будем устраиваться? — первым поинтересовался, нарушив ее, профессор. — По-моему, нам надо поторапливаться с обустройством. В темноте палатки не поставишь.
— Может, переберемся поближе к склону горы и устроимся там? Там, наверное, потише и ветер не дует? — заметил Юра.
— Я бы предпочел переночевать на месте открытом и хорошо просматриваемом. Пусть лучше и на сквозняке, — отрезал сыщик Королевич. — Тем более что нам нужна будет вода.
— Верно, лучше у реки, — кивнул Горчицкий.
Юра пожал плечами:
— Ну вот и принимайтесь за дело. Ставьте палатки, разводите костер… — посоветовал он сыщику. — Или вы, Королевич, ботинки бережете? Боитесь, как бы не испачкались?
— Глупо, — парировал сыщик. И принялся разворачивать палатку.
* * *
И профессор Горчицкий, и сыщик Королевич людьми оказались опытными, и путешественники довольно скоро уже обустроились на новом месте. В походных, так сказать, на скорую руку, условиях.
Юра суетился у костра, добровольно взяв на себя роль повара. По армии Ростовский знал, что роль эта ключевая. «Иногда, пока дождешься ужина — с голоду помрешь, — рассудил он. — А тут уж все сам: сам приготовил, сам поел…»
— А здесь довольно приятная погода, профессор, — заметил Ростовский, стягивая с себя свитер. — Совсем не холодно!
— Безусловно, мы имеем дело с микроклиматом, — согласно кивнул Горчицкий в ответ на Юрино замечание. — Долина довольно компактна, защищена от ветров и даже подогревается. Горячие источники, о которых пишет Элла и до которых мы еще пока не добрались, — это, несомненно, плод деятельности вулкана. — Профессор кивнул в сторону горы со срезанной вершиной.
— Черная гора? — заметил Юра. — Вулкан?
— Да… Элла, кажется, называла эту гору Черной. Что ж, будем и мы придерживаться того же названия.
— Не возражаю. — Юра отправил содержимое консервной банки в походный котелок, висящий над огнем, и отшвырнул ее в сторону.
— Что это вы делаете?! — Королевич в ужасе, совсем по-женски всплеснув руками, набросился на Юру.
— Я? Как — что делаю?! Готовлю ужин, как видите. Жрать-то надо…
— Ростовский, вы не ужин готовите, вы гадите!
— Чего?
— Посмотрите, какую грязь вы развели! Почему вы мусор бросаете?
— Да тут же никого нет. Дикая местность!
— Это не местность дикая, это вы, Ростовский, дикарь. Именно дикую, нетронутую природу и следует особенно беречь, потому что таких мест на Земле становится все меньше…
— Да ну?!
— Например, в национальных парках туристам тоже кажется, что они «один на один» с дикой природой… Тем не менее все отходы приличные люди обычно собирают в пакетики и увозят с собой.
— Ах, вот оно что…
— А вы как думали? Люди вообще делятся на свиней, то есть тех, кто, выбравшись на природу, тут же ее загаживает, бросает пакеты и банки там, где ел, — и собственно людей, то есть тех, кто за собой убирает. Мусор следует собрать в пакет, Ростовский.
— Ну хорошо-хорошо… — Юра вздохнул и собрал мусор в пакет.
— Давайте я отнесу! — Сыщик забрал у Юры пакет. — Надо определить место, где мы будем это закапывать.
— Вот зануда! — пробормотал ему вслед Ростовский.
Вернулся Королевич довольно быстро. Без пакета. Но зато с консервной проржавевшей банкой в руке.
— Поглядите-ка!
— Ну глядим…
— Соображаете, что к чему?
— Не очень…
— Здесь кто-то уже до нас останавливался! — объявил сыщик.
— То есть?
— А вот это вы видели? — Королевич выставил консервную банку на всеобщее обозрение. — Датский паштет!
— Чего-чего?
— Я нашел пакеты с мусором.
— И что с того?
— Чужие пакеты с мусором! Понимаете?!
— Н-да… — вздохнул Горчицкий. — Значит, мы не ошиблись?
— Не ошиблись, — подтвердил сыщик. — Оскар и Нинель Звездинские, а также, по всей видимости, ваша племянница, профессор, были здесь до нас.
— Мусор мог оставить кто угодно, — вредным голосом заметил Юра, которому все больше хотелось перечить «больно умному» сыщику.
— Не думаю… — возразил Королевич. — Это любимый датский паштет Оскара.
— Вы-то откуда знаете?
— Я сыщик, Ростовский, и подготовился. Собрал необходимую для выполнения задания информацию, изучил жизнь объекта. Я, видите ли, тщательно готовлюсь к работе.
— Надо же, какой молодец, — ухмыльнулся Юра. — А мы, грешные, — он подмигнул Горчицкому, — все больше с налету. Верно, профессор?
— Экспромтом, экспромтом, — оценил ехидный Юрин намек Горчицкий. — Верно, Юрочка. — Он вздохнул.
— Но все-таки, подготовленный вы наш, — не унимался Ростовский. — Как это вы, Королевич, так быстро напали на их след? — удивился он.
— Ничего удивительного, — заметил сыщик. — Просто, выбирая место для лагеря, люди руководствуются одними и теми же соображениями. И в итоге выбирают одно и то же.
— И мусор в одном и том же месте закапывают, так, что ли?
— Ага… Угадали, Если это приличные люди и они привыкли за собой убирать. Я начал копать яму для наших отходов — и вот, пожалуйста!
— Понятно, понятно…
— Очевидно, это самое удобное место в долине, — продолжал развивать свою мысль сыщик. — Потому и они здесь останавливались. До нас. Но! Обратите внимание на эту банку… — Королевич протянул консервную банку профессору.
— Ну что там еще? — вздохнул Юра. — Эркюль вы наш… Пуаро… — «Недоделанный!» — мысленно добавил милиционер про себя.
— Пробита пулей?! — удивился профессор, осматривая консервную банку.
— Именно! Продырявлена выстрелом насквозь.
— А что это может значить — простреленная консервная банка?
— Мишень!
— То есть?
— Я думаю, что это всего-навсего мишень. Они тренировались, стреляя по банкам.
— Однако странно, — задумчиво произнес Горчицкий. — Как-то не слишком все понятно. Ну хорошо, они разбивали тут лагерь… Но почему остался только мусор? Ни палаток, ни брошенных вещей? Ведь если все погибли, то это произошло внезапно. А место выглядит так, как будто здесь все тщательно убрали. Кто же убрал лагерь?
— Значит, они живы! — оптимистично провозгласил Королевич. — А лагерь не убрали, а перенесли в другое место.
— Ну конечно… — иронически заметил Юра. — Метров на двести в сторону…
— Ну, может, и дальше, — постарался не заметить его иронии сыщик. — Во всяком случае, завтра, сразу же с утра, мы начнем обследовать долину! — более чем категорично заявил Королевич. — Как вы считаете, профессор?
Профессор кивнул.
— Ростовский, а вы? — не унимался Королевич. — Надеюсь, вы примете в этом участие?
— Угу… — неопределенно промычал в ответ Юра.
Он-то был уверен, что лагерь «зачистил» тот, кто забрал тетрадь Эллы. Петухов. Вот с мусором Вася Петухов не доглядел… Впрочем, он, наверное, не слишком и старался. Эта долина как необитаемый остров — от кого тут прятать следы преступлений? Так, подчистил немного за собой. На всякий случай. А с мусором лоханулся… Однако разочаровывать сыщика, нанятого Семеном Семеновичем Приходько, было пока рано. Королевич владел «неполной информацией» — Юра намеренно скрыл от Приходько, спонсировавшего путешествие в Прекрасную долину, что Оскар Звездинский погиб. И оттого сыщик Королевич вполне искренне надеялся выполнить задание своего нанимателя. Королевич, кажется, был уверен, что найдет шоумена Оскара.
Юра доел свою порцию тушенки с кашей и встал от огня.
— Вы куда, Ростовский? — довольно строго поинтересовался сыщик.
— Пойду прогуляюсь.
— А почему без ружья?
— То есть?
— Это вам не Тверская. На прогулки в такой местности отправляться лучше всегда с ружьем. Надеюсь, Юрий, вы не забыли захватить сюда с собой оружие?
— А что — дикие звери? Опасно?
— Сами по себе дикие звери не так уж и опасны. Но вы можете потревожить, например, самку с детенышем. И тогда вам не сдобровать.
— Спасибо за совет, Королевич! Что бы я без вас делал!
Юра вернулся и достал из своей палатки ружье.
— Можно взглянуть? — заинтересовался сыщик.
— Ну взгляните.
— Фу… — Королевич презрительно фыркнул. — Ну и барахло! Китайское барахло. Вот уж не решился бы я с таким отправляться на настоящую охоту.
— Что так?
— А подведет.
— А у вас что — лучше?
— Ну, может, и не шедевр… — Сыщик полез в свою палатку и вскоре вернулся с винтовкой в руках. — Видите… «Merkel». Германия. Недорогое, но очень качественное.
— Ну прям…
— Верно-верно, — подтвердил профессор слова сыщика.
— А у вас, профессор?
Горчицкий скромно протянул свое уже расчехленное ружье…
— Ого! «Джон Лаззерони»… — восхитился Королевич. — Отменная винтовка! Для охоты лучше не придумаешь.
— Да ведь, верите ли, голубчик, был у меня когда-то и «Ремингтон», — зашелестел оживленно Горчицкий.
— Да что вы, профессор?
И они принялись с искренним жаром и азартом обсуждать эту тему.
«Да… — думал Юра, удаляясь от лагеря. — Я все, можно сказать, это придумал… Организовал, возглавил, а они тут меня, кажется, за сопляка считают. Ишь, знатоки какие выискались! «Ремингтоны» у них, понимаешь ли! А этот Королевич… Этот — вообще! Мы еще и дня тут не провели, А он уж меня достал! Учит, воспитывает… Сам сопляк!»
Ростовский прошел немного вдоль реки и остановился. Уходить далеко не имело смысла: солнце уже село за горами. Погаснет малиновый край неба — и сразу наступит темнота.
«Надо будет прямо с утра завтра начинать действовать, — размышлял Юра. — Появление сыщика, конечно, это крайне неприятный сюрприз. Сначала «неожиданный» профессор, теперь этот Эркюль недоделанный. Когда задумывался план, разумеется, совсем не имелось в виду, что появятся такие попутчики. Но что делать… Обстоятельства повернулись именно таким образом. И отступать некуда. Иначе нечего было и огород городить!».
Ростовский обвел взглядом долину и темные уже склоны гор. Ни звука, ни огонька. Где тут кого искать? Но ведь нашел же Вася Петухов… Целое состояние тут нашел. Чем он, Юра, хуже?
И вдруг некий звук заставил Юру вглядеться пристальней в надвигающиеся сумерки.
Впрочем, какой там звук! Это было реальное, вполне конкретное козлиное блеянье!
Самая обыкновенная серая коза с рогами совсем неподалеку пощипывала травку. Время от времени поднимала голову и так же настороженно, как и сам участковый, поглядывала на Юру.
Больше никого милиционер не увидел.
Ладно. Коза так коза. Не медведь и не тигр. И не йети.
И Ростовский повернул обратно к лагерю. Утро вечера мудренее.
Горчицкий и Королевич еще не спали.
Сыщик с фонариком в руке листал свою записную книжку, а профессор что-то увлеченно чихал.
«Интеллигенция… Ни дня без строчки! Хоть бы тут отдохнули от печатного слова», — Юра хмыкнул, забрался в свой спальный мешок и блаженно закрыл глаза.
И в это время где-то вдалеке раздался вой.
Почему-то первое, что пришло Ростовскому в голову при этих звуках, — снова слова гражданки Иды Сергеевны Беленькой: «Вы бы все-таки пришли и послушали, Юрочка. Понимаете… Просто тоска смертная в этом вое. Она так воет, эта тварь, словно бы даже и не собака».
«Может быть, все-таки послышалось», — вздрогнув, подумал Ростовский.
И тут вой раздался снова.
— Слышали? — встрепенулся и Королевич.
— Слышали, — почти шепотом подтвердил Ростовский.
Один профессор оставался безмятежно спокойным.
— Вот видите, Юра… — только наставительно заметил Горчицкий, устраивая винтовку рядом со своим спальным мешком. — Правильно говорил вам Антон: не гуляйте тут без ружьишка. Видите?
— Скорей уж слышу, а не вижу… — пробормотал Юра.
— А на ночь ружье всегда кладут рядом, — продолжал объяснять профессор. — Это еще одна непреложная заповедь для человека, путешествующего в дикой местности. Надо быть готовым застрелить хищника прямо из постели. Понимаете?
— Понимаю.
— Я тоже ведь кое-что в этом соображаю! — самодовольно заметил старик. — Попутешествовал в свое время… Правда, давно уж это было.
«Ну просто со всех сторон обложили со своими поучениями!» — Юра, вздыхая, выбрался из теплого спального мешка, принес ружье и положил его в изголовье. Так добропорядочные граждане ставят на тумбочку перед сном ночничок с абажурчиком, стакан молока и кладут детективчик в мягкой обложке.
— Да не вздыхайте вы, Ростовский! — тут же встрял и неуемный сыщик. — Говорю вам, дикие звери не так опасны, как принято думать! Если вы сами не лезете на рожон, то они, скорее всего, вами и не заинтересуются.
— Правда?
— Правда.
— А если заинтересуются?
— Ну это только в том случае, если хищник, например, стал людоедом.
— Вот как? А как они, эти хищники, становятся людоедами?
— Ну обычно это происходит со старыми хищниками, потерявшими клыки. Такой зверь может счесть человека самой легкой добычей. То же самое касается и раненых зверей, которые не могут больше охотиться. Кроме того, большое искушение представляет для хищника спящий человек…
— Ну спасибо! Вы, оказывается, умеете утешить. Умеете успокоить на ночь глядя!
— Что же касается хищников, которые убивают человека не ради пищи, а беспричинно, то они нетипичны, — продолжал наставительно Королевич. — Это, в общем, аномалия. Отклонение от нормы… Так же как люди, которые совершают серийные убийства.
— Значит, все-таки случается и такое?
— Случается. Но, повторяю, это большая редкость.
— Снова утешили…
— Однако должен вам заметить, если у пары людоедов появляются детеныши, то они учат их своим постоянным привычкам.
— А откуда у вас, Королевич, такие познания, если не секрет?
— Не секрет… Дикая местность — это моя специализация.
— Да ну?!
— Представьте! Например, последнее задание, которое я выполнял, привело меня в Африку.
— И что же вы там делали?
— Представьте: партнеры по бизнесу, давние старые друзья, из тех, что не только вместе работают, но и вместе отдыхают, отправляются в экзотическое путешествие. В дикую, снова использую это определение, местность.
— Пампасы? Прерии?
— Вроде того…
— И что же?
— И вот по дороге один погибает. Потом гибнет другой… И тогда третьему приходит в голову, что в ход, возможно, запущен сценарий…
— Очередные «десять негритят»?
— Ага…
— И что, возможно, он будет следующим. В дикой местности для этого открываются, как вы сами понимаете, неограниченные возможности.
— И что же?
— Этот человек связывается с нашим агентством. И вот я догоняю компанию в Найроби. Присоединяюсь к ним… Ну и так далее. Так вот, Ростовский. Чтобы работать в таких условиях, следует знать довольно много весьма специфических вещей.
— Каких, например?
— Например, как вести себя при нападении слона.
— И как же?
— А нужно спрятаться за дерево и бросать оттуда в слона камнями.
— Здорово. И все?
— Все.
— А если не поможет?
— Поможет.
— Хотите сказать, что на себе испробовали?
— Представьте.
— А знаете, что я думаю, Королевич? — Юра зевнул.
— Ну? Выкладывайте уж…
— Я думаю, что вы все врете.
— Не слишком вежливое замечание.
— У меня вообще плохо с манерами. Я ведь всего-навсего московский мент, участковый. Но именно поэтому я и поднаторел в общении с разного рода людом. В том числе и с абсолютными прохиндеями. Может, я и не в курсе, что нужно делать, когда нападает слон… Но зато я сразу просекаю, когда мне пытаются вешать на уши лапшу.
— Но почему вы решили, что я лгу?
— По кочану… И выключайте свой фонарь, спать пора.
На самом деле Юра блефовал. Ни на какой явной лжи он Королевича не подловил. Но это был классический, чисто ментовской прием: на фиг ее, эту презумпцию невиновности! — надо с ходу обгадить человека, и пусть оттирается. Обвинить! Короче, сделать так, чтобы ему, растерянному, пришлось оправдываться. Причем изо всех сил. Вот тогда, может, что и выяснится! Юра использовал этот прием практически наобум, можно сказать, по ментовской привычке — «на автомате».
И, к его собственному удивлению, это сработало. Королевич, когда его обвинили во вранье, вдруг ужасно заволновался. Просто в лице переменился.
«Ничего-ничего… Пусть повертится, поволнуется этот самодовольный Королевич». Юра смотрел на освещенные электрическим фонарем лица своих спутников… И думал о том, что ему будет ох как непросто. Они такие опытные путешественники: у них позади и прерии, и пампасы… А он, кроме Москвы и Краснодарского края, ничего и не видел. И они так трогательно его, не знающего, как защищаться от слонов, опекают!
Наконец Королевич погасил свой фонарик.
Что касается профессора, то он уже давным-давно спал, безмятежно, по-стариковски похрапывая во сне.
* * *
«Сразу», «завтра» и «прямо с утра», как рассчитывал Ростовский, действовать у него не получилось.
Королевич и Горчицкий спелись. Они составили план: разбили долину на условные секторы и определили последовательность поисков. А также решили, что держаться надо всем вместе, по крайней мере до тех пор, пока не станет ясно, насколько долина безопасна.
И Юра подчинился. Откалываться от коллектива было бы слишком подозрительно.
Полдня поисков не принесли никаких результатов.
Юра, с трудом изображая интерес к происходящему, тащился вслед за Горчицким и Королевичем.
К полудню голову напекло так, что казалось, еще несколько минут, и она просто лопнет.
«Сыщику нужен шоумен, профессору нужна его племянница. А мне? Мне-то нужно совсем другое! — с трудом подавляя вздохи, думал Юра. — И уж точно, мне не нужен ни профессор, ни этот сыщик, навязавшийся так некстати на мою голову. Как же они мне мешают!»
— Все! С меня хватит! — наконец забастовал Ростовский. — Сдается мне, что все это бесполезно. Скорее всего, их нет в живых. Если бы дело обстояло иначе, они заметили бы самолет. И сразу бы дали о себе знать.
Профессор и Королевич нерешительно остановились.
— Лично я предлагаю искупаться. Возвращаемся к реке! — решительно заявил Ростовский.
— Ну хорошо… — не слишком охотно согласился профессор. — Пожалуй, на сегодня действительно хватит. Я тоже что-то подустал. Однако купайтесь, молодежь, без меня. Я лучше — в лагерь. От жары в моем возрасте больше помогает зеленый чай…
— А вы? — Юра посмотрел на Королевича.
Сыщик кивнул, но как-то нерешительно.
Ростовскому показалось, что тот хочет так же, как и Горчицкий, отказаться. Но Королевич все-таки согласился.
Вода в реке была обжигающе холодной. Но это было такое блаженство! Юра нырнул и потерял счет времени…
Когда Ростовский вынырнул, фыркая и отплевываясь, сыщик, нанятый Приходько, по-прежнему сидел на берегу. Он даже и не разделся. Правда, ботинки свои роскошные снял и поставил аккуратно, носок к носку, рядышком. И сидел, шевелил пальцами… Отдыхал, стало быть.
— Ты чего?! Неужто неохота искупаться? — удивился Ростовский.
Молодой человек только покачал головой.
— Слишком вода холодная.
— Что еще за нежности при нашей бедности! — засмеялся Юра. — Здесь нет кранов с горячей водой.
— Ненавижу холодную воду.
— Что так?
— Мне нагадали, что я умру в ледяной воде.
— Суеверный, значит?
— Считайте, как хотите.
— А водичка — класс!
— На вкус и цвет товарищей нет. Не люблю холодной воды.
— Вот чудной! — опять рассмеялся Юра.
— Уж какой есть.
— Где он вас подобрал-то? — поинтересовался Ростовский.
— Кто?
— Приходько! Кто же еще?
Молодой человек дернул головой, как сноровистая лошадка.
— Не подобрал, а обратился в наше агентство и заключил соответствующий договор. Я не вещь, чтобы меня подбирать. Я детектив.
— Ну-ну… — пробормотал Юра. И ему самому не понравилось, как странно прозвучало это «ну-ну». — Не вещь так не вещь.
— Именно.
— Да я — что ж… Я ведь не наезжаю. Это я так… просто интересуюсь!
— Скажите, пожалуйста!
— Ага. Ну наняли тебя — так наняли. Детектив — так детектив. Вот и ищи, раз ты детектив. Ищи своего шоумена Звездинского. Где он тут притаился и перед кем выступает?
Юра многозначительно обвел взглядом непроницаемую зелень, тянущуюся вдоль берега реки.
— Насколько я понимаю, Ростовский, вы ведь прибыли сюда для того же самого? Или для чего-то другого? — заметил Королевич.
— Да нет, конечно. Зачем же «для другого»? — Юра немного смешался от вопроса догадливого сыщика.
— Ну вот и хорошо! А то уж мне было показалось…
— Что именно?
— Да так, ничего особенного…
— А все-таки?
— Ну, мне показалось, будто бы вы не проявляете особого интереса к поискам Звездинского.
— С чего это ты взял?!
— Ну будто бы вы что-то знаете, чего, например, не знаю я. Вот и не проявляете должного энтузиазма. Может быть, вам кажется, что мы Оскара не найдем? И вообще — напрасно ищем?
— Да ты чего?! С дуба свалился?! Ничего подобного! — довольно фальшиво возмутился Юра.
— Нет?
— Нет, конечно!
— Ну тогда, значит, будем работать вместе. Можно сказать, рука об руку! Мне показалось, что вы недовольны моим присутствием.
— Да ну что вы! Не извольте беспокоиться! — стал ерничать Юра.
— Ну, в общем, я просто хотел вам сказать: если вы рассчитывали на что-то иное, то это глупо.
— Глупо?
— Да, конечно. Это видите ли закон бизнеса: если Приходько вкладывает в какого-то человека деньги, то непременно приставляет к нему другого человека, который будет следить за тем, как эти деньги расходуются.
— Тогда понятно…
Молодой человек поднялся с камня, на котором сидел, и, не торопясь, направился в сторону лагеря.
— Ну конечно, будем работать вместе. О чем речь? Именно рука об руку. Как же иначе? — Юра зло смотрел сыщику вслед.
Ох, как они ему мешали! Увязавшийся за ним «фанат научных открытий», прибитый горем и чувством вины родственник, траченный молью профессор Горчицкий и этот денди в начищенных ботинках, так прозорливо приставленный к нему хитрым Приходько.
Ай да «доверчивый» Семен Семенович! Обвел-таки Юру вокруг пальца. Теперь-то Ростовскому стало понятно, почему в шоу-кругах Семена Семеновича считают таким хорошим и осторожным бизнесменом.
Странно все-таки… Почему Королевич так и не стал купаться? Ледяная вода, говоришь?
Нет, нет… Странно все-таки… Ледяная вода! Чушь какая-то! А может, у сыщика дефект тела какой-нибудь? Повышенная аномальная волосатость? Татуировка неприличная? Вот он и застеснялся?
* * *
В их палаточном лагере, когда Ростовский вернулся, никого не было.
И, пользуясь отсутствием назойливых спутников, милиционер развернул поскорее — надо было проверить, все ли в порядке! — свое снаряжение.
Самое главное — пистолет с усыпляющими ампулами — было на месте.
Ростовский снова убрал его в рюкзак, потом достал бинокль и навел его на склоны гор.
— Что рассматриваете? — бодро поинтересовался у него неожиданно появившийся возле палаток профессор Горчицкий.
— Да вот смотрю: вроде какие-то пятна на уступах были — и вдруг исчезли! — нехотя заметил Юра.
— Ну, ну… Знаете, однажды в Африке в отрогах горной цепи Матьюс проезжаем мы на джипе под отвесной скалой — а она вся испещрена черными пятнами. Проводник как крикнет — и вдруг пятна превратились в бабуинов и поскакали! Они, оказывается, на уступах спать устроились, чтобы леопард их не достал.
— Ну да?
— Представьте!
— А как вы думаете, могут тут быть… Ну как бы это сказать… Не то чтобы бабуины…
— Обезьяны? Да что вы! Это же не Африка.
— Ну а если не обезьяны?
— А кто же?
— Ну что-то «между»…
— Между обезьяной и человеком?
— Да!
— А-а… Опять вы про это.
— А, правда, что вы все-таки думаете, профессор? Сами слышали — кто-то воет!
— Кто-то воет, кто-то воет… — пробормотал профессор. Он взял у Юры бинокль и принялся тоже рассматривать скалистые уступы гор.
— Н-да… Местечко любопытное, — заметил он задумчиво. — Там ведь действительно пещеры.
— А в пещерах, вы хотите сказать…
— Теоретически, конечно, все может быть.
— То есть?
— Знаете, Юрочка, есть много легенд о неких обособленных «островах жизни». И, признаться, они всегда меня лично волновали.
— Даже так?
— Да-да. Представьте! Разочарование в достижениях человеческой цивилизации диктовало этот интерес.
— При чем тут разочарование?
— Ну вот думал-мечтал старый романтик: есть где-нибудь на Земле дикий рай без этих мерзостей нашей цивилизации.
— А что за легенды-то? — перебил старика Юра, стараясь направить его ближе к интересующей его теме.
— Одну из них, например, я слышал в Африке. Она об африканском острове Эль-Моло. Представьте огромное озеро в Кении: постоянный ветер, сильные волны… Рыбакам из прибрежных деревушек на своих примитивных лодчонках и плотиках и не добраться до этого странного островка. В общем, легенда эта такова… Однажды молодая беременная женщина пасла коз далеко от своего селения. Она захотела пить и подошла к источнику. Без особых мыслей пастушка подняла камень.
— Ну конечно, откуда у пастушки мысли, тем более особые?
— Да-с… Подняла, стало быть, девушка камень и бросила его в устье ручья.
— И?
— И вдруг устье разверзлось, и из него стремительно хлынула вода, заливая все вокруг. Молодая женщина бежала со своими козами в горы, которые оказались окружены водой, и одна из них, самая высокая, превратилась в остров. На нем пастушка родила близнецов, потомки которых заселили остров.
— Интересно. — Юра задумался, слушая профессора.
— Правда, потом, — вздохнул профессор, — по причинам, о которых легенда умалчивает, на острове остался отчего-то только ужасный демон.
— Да что вы?
— Ужасный демон, который в облике козла обитает якобы в кратере вулкана.
— Почему козла?
— Какой вы дотошный! Это же народное сказание. Логика тут ни при чем. Так получилось, что козла.
— А здесь тоже есть вулкан, — многозначительно заметил Ростовский.
— Так вот, каждого, кто отваживается появиться на острове Эль-Моло, демон заманивает и пожирает.
— Козел этот?
— Именно.
— Вот гад…
— Вы, Юра, рассуждаете как милиционер.
— Почему?
— Потому, что демону тоже надо жить и питаться… Чем-то!
— Значит, поэтому там, на этом острове, никто и не появляется? Из-за страха?
— Ну, по этой причине или по какой-то другой.
— По какой — другой?
— Да говорю же вам: недоступность — вот основная причина, по которой такая обособленная сепаратная жизнь имеет шанс сохраниться. Ну это как динозавры на плато в «Затерянном мире» Конан Дойла.
— Ну так то выдумка, сказка.
— Я видел там, в Кении, двоих американцев, которые все-таки до этого острова Эль-Моло доплыли… Так они на неделю стали его пленниками.
— Как это?
— Волны. Поднялись сильные волны, начался шторм. И эти люди неделю не могли оттуда выбраться.
— А эти американцы… Они действительно кого-нибудь там видели?
— Они видели огонь. И не только они. Некоторые путешественники, которым все-таки довелось там побывать, тоже якобы говорили, что видели костры на этом острове. Но люди обычно принимали эти огненные отсветы за проявления вулканической деятельности.
— Дайте-ка, я еще погляжу! — Юра выхватил у Горчицкого бинокль. — Вот и Элла ваша пишет, что будто ей что-то здесь мерещилось… Отголоски эти… Огни! Прямо как на Эль-Моло этом вашем африканском!
— Есть и другой вариант легенды об острове Эль-Моло, — заметил профессор.
— Какой?
— Ну якобы никакого демона там нет, а люди все-таки все вымерли, и в живых на острове остались только козы.
— Я видел здесь, в Прекрасной долине, козу, — «деревянным» голосом заметил Ростовский. — Правда! Вчера.
— Вот как?
— Ага… Клянусь!
— Не надо клясться, Юрочка… Я верю. Помнится, и Элла пишет о чем-то похожем.
— А потом, помните, что еще в дневнике у вашей племянницы…
— Что именно?
— Она пишет про утонувшую лошадь.
— Лошадь?
— Ну помните — голова торчит из ила?
— Ах, это… — Профессор поморщился.
— И потом… Я почему-то запомнил… Дядя Гена тоже говорил про лошадь, привязанную к дереву… Как его это поразило: все кругом рушится, и эта лошадь на картофельном поле… И как ее отбросило ураганным ветром на другой склон ущелья.
— Ну что ж… — профессор вздохнул. — Мы не можем исключать такого варианта.
— Какого варианта, профессор?
— Что какие-то живые существа во время того страшного землетрясения выжили, уцелели. Дали потомство. Жизнь стала продолжаться и в этом отрезанном от мира уголке.
— Вы тоже это допускаете?
— Ну… Возможно, это были уцелевшие в катастрофе дети, вынужденные выживать, как Маугли: среди дикой природы, отрезанные от большого мира…
— Ага… молодая женщина с близнецами… Мальчиком и девочкой!
— Да, возможно. Ведь легенды часто в основе имеют какую-то реальную подоплеку. Возможно, появилось потомство, уже и не подозревающее о существовании остального мира. И вполне приспособившееся к жизни в этой «затерянной долине»… Возможно, что хомо сапиенс здесь вернулись назад, к тому существованию, которое вели когда-то, скажем, десять тысяч лет назад, наши предки: огонь, охота… На Земле ведь еще остались племена, которые живут именно так или почти так.
«Собственно, на что-то похожее я и надеялся… — думал Юра, снова вглядываясь в скалистые уступы гор. — Какие там бриллианты, какое золото… Вот оно, золото! Не долина, а ферма, на которой произрастают «муму». Прогресс не стоит на месте. Спасибо науке. Нынешний Клондайк — это не золотой песок, это запчасти для трансплантации. Василий Петухов заманил супругов Звездинских обещанием какой-то невиданной охоты — теперь понятно на кого! Странное «муму»… воющее. Правильно профессор сказал: какие-нибудь одичавшие дети природы.
И их тоже можно упаковывать, как упаковывают накачанных транквилизаторами шимпанзе в коробки».
— Значит, вы думаете, профессор, — вслух произнес Юра, — приспособились к жизни в этой «затерянной долине» наши хомо сапиенс? Вернулись назад, к первобытному существованию? Так, что ли?
— Собственно, чтобы выжить, надо не так уж и много.
— Охота? На зверей?
— Да необязательно. Охота — это для сильных. А необходимый организму белок — это и жуки, и гусеницы, и черви, и муравьи…
— Брр…
— Ну, ну… Смотрите на проблему шире, не так узко. И будьте естественней. В сущности, это такая же пища, как и всякая другая.
— А этот вой? Вы не думаете, что он принадлежит…
— Возможно, возможно… Скажем, какие-то особи, выжившие среди дикого мира, усвоили привычки и приемы его обитателей. Вполне возможно, что дитя, взращенное волчьей семьей, будет, скорее всего, передвигаться на четвереньках и «разговаривать» на языке своих родителей.
— Родителей?
— Да…
— А если они, эти родители, людоеды? — вдруг вспомнил Юра объяснение сыщика Королевича насчет того, какие хищники становятся людоедами.
— Ну вы и сами понимаете…
— Яблоко от яблони недалеко падает?
— Верно, Юрочка. Я, правда, не совсем понимаю, почему вас это так интересует? То есть, на мой-то взгляд, это действительно тема волнующая и дьявольски интересная! Но вот вы, Юрочка… Как-то непохоже это на вас. Столь отвлеченный интерес. Вы ящик-то свой ищете?
— А как же! — как можно убедительнее уверил профессора Юра. — Вот план, который нарисовал мне дядя Гена. — Ростовский достал из кармана какой-то сложенный вчетверо листок и помахал им для виду перед носом у профессора. — Завтра же снова отправляюсь искать эту старую штольню. Вы уж извините… ищите свою Эллу без меня. У меня своих дел по горло хватает!
— Ну-ну… Я ведь Королевичу ничего не сказал. Утаил, что вы сюда из-за ящика прибыли, Юра! — заговорщическим голосом заметил Горчицкий.
— И это правильно, профессор… Мерси за конспирацию! Пусть думает, что я тоже ищу их знаменитого Оскара Звездинского. Все-таки, понимаете, деньги, выделенные Приходько на эту экспедицию, нужно отрабатывать. Или по крайней мере делать вид, что отрабатываешь.
И Ростовский снова жадно прильнул к биноклю.
— Ах, ящик-ящичек… — пробормотал он. — Золото-бриллианты… Что может быть ценнее?
— Вот и я думаю — что? — задумчиво произнес профессор, внимательно глядя на Юру, прильнувшего к биноклю.
* * *
«Может, взять старого гриба в долю? — размышлял Юра. — Да нет, скорее всего, мухомор разахается, разволнуется, испугается… Станет толковать про гуманизм. Про «благоговение перед жизнью». А мне дело делать надо! Сам-то Горчицкий, кажется, помирать передумал, — с искренним огорчением думал Юра. — Так что рассчитывать на то, что ситуация «рассосется сама собой» — то есть старый профессор просто даст дуба и таким образом перестанет мешать, — уже не приходится…»
Наоборот! По прибытии в долину, прежде ссохшийся, как осенний лист, старик как-то расправился, ожил, приобрел нормальный цвет лица, приободрился.
«Прямо как отдыхающий в санатории себя здесь старпер чувствует», — с сожалением думал Ростовский.
Значит, надо что-то Юре делать, что-то предпринимать…
* * *
На следующий день сыщик Королевич, рыскавший по Прекрасной долине все утро в одиночку, вернулся в лагерь необычайно оживленный.
— Видели бы вы, что я только что обнаружил!
— Что же? — откликнулся Горчицкий.
Юра, занятый банками с тушенкой, промолчал.
— Этого словами не передать… Это надо видеть!
— Даже так? — хмыкнул Юра.
— Идемте!
— Ага… сейчас! Может, все-таки сначала пожрем?
— Да будет вам, Юра… Успеете поесть, — возразил профессор. — Кажется, это действительно что-то очень важное.
— Кажется… Креститься надо, когда вам кажется…
— Да вы посмотрите на Королевича, — продолжал уговаривать Юру Горчицкий. — Он просто светится тайной.
— Ну и пусть светится. Пересказать своими словами что — нельзя? Что он обнаружил?! Знаете, как в школе: перескажите, Королевич, своими словами.
— Нет! — возразил сыщик Королевич. — Ни своими словами, никакими… Вы мне не поверите. Это надо видеть своими глазами…
— Ну хрен с вами. Пошли. — Ростовский нехотя отставил открытую банку с тушенкой. — Считайте, что уговорили.
И Ростовский снял с костра закипающую воду.
Они отошли от лагеря километра на два. Всю дорогу Королевич таинственно молчал.
— Ну скоро, что ли? — недовольно поинтересовался Ростовский, пробираясь сквозь заросли сухого тростника, в который их завел Королевич.
— Скоро.
— Куда вы нас ведете-то, Сусанин вы наш?
— Скоро уже придем, — утешил его сыщик. — Тут уж совсем близко. Можно сказать, рядом.
В это время заросли кончились. И все трое вышли наконец на открытое пространство.
— Что это?
— Похоже на обмелевшее русло, а?
— Да… — заметил Горчицкий. — Какая-то ровная затвердевшая растрескавшаяся поверхность. Кажется, это…
— Только не вздумайте наступать!
— А-а… Понял! — догадался профессор. — Это подсохший сверху ил?
— Тот самый ил? — пробормотал Юра.
— Да, профессор! — подтвердил Королевич. — Эта безобидная на первый взгляд поверхность, по всей видимости, довольно страшная трясина. И простирается она довольно далеко, не на один километр.
— Так-так… — покачал головой профессор.
— Ну что-то об этом мы уже читали… — снова пробормотал Ростовский.
— А теперь — обратите внимание! — Сыщик указал на высокое дерево, росшее рядом с трясиной. — Видите, что тут привязано?
— Веревка?
— Именно! Дерево растет под наклоном, и к нему привязана крепкая длинная веревка.
— Ну и?
— Это тарзанка, господа. Если вы ухватитесь за эту веревку и оттолкнетесь ногами от земли…
— То? — не понял профессор.
— То окажетесь на другом берегу.
— Но откуда вы знаете, что не на середине этой хляби?
— А я уже попробовал.
— Вот как?
— Могу продемонстрировать еще раз… Вот посмотрите! — Сыщик ухватился за веревку, раскачался и — перемахнув через ил — очутился на другом берегу.
— Здорово! — похвалил Горчицкий.
— А обратно? — скептически поинтересовался Юра.
— А вот поглядите!
И они увидели, как Королевич подошел на той стороне к другому, растущему там так же наклонно дереву и ухватился за точно такую же спускающуюся с толстой ветки веревку.
Сыщик раскачался и — снова перемахнув через ил — оказался рядом с Юрой и профессором.
— Переправа?
— Вот именно.
— А кто же ее сконструировал?
— Очевидно, наши предшественники.
— Те, кого мы ищем?
— Выходит, что так.
— Любопытно… — задумчиво произнес профессор. — А вы, однако, ловкий, — заметил он сыщику.
— Спасибо за комплимент…
— И догадливый.
— Еще раз спасибо!
— И не трус, как ни странно, — нехотя добавил милиционер. — А если бы веревка оборвалась, Королевич?
— Это вряд ли, — заметил сыщик. — Я ведь предварительно осмотрел все внимательно. Дерево не трухлявое. Очень крепкое. Веревка тоже. По сути дела, это очень прочный, из специальной синтетики шнур, которым пользуются альпинисты. Такой шнур любой груз выдержит.
— Интересно, интересно… — пробормотал профессор. —
— А что касается ловкости, — Королевич вздохнул. — То, видно, не очень-то я ловкий. — Сыщик стал осторожно закатывать рукав рубашки. — Вот видите…
— Что это?
— Да вот… Руку ободрал, когда давеча попробовал эту конструкцию. — Сыщик наконец закатал рукав рубашки.
— Поранились? — забеспокоился Горчицкий.
— Тоже мне рана! — хмыкнул пренебрежительно Ростовский. — Царапина какая-то. Нашел, о чем толковать! Может, ты, Королевич, еще и в обморок от духоты, как барышня, падаешь?
Королевич тоже с удивлением смотрел на свою собственную руку.
— Просто чудеса! — поразился он. — Зажило как на собаке! Ведь два часа назад это была жуткая ссадина. А сейчас — все почти затянуло.
— А зачем им нужна была эта переправа? — поинтересовался Ростовский, не проявляя особого интереса к ране сыщика. — Чего они там забыли, на той стороне?
— Да вот, кажется, и ответ. — Сыщик снова торжественно продемонстрировал свою царапину.
— То есть?
— Там, на другом берегу, — источник. Я попробовал воду.
— И что же? Необычная?
— Да, вода в источнике имела сильный привкус серы.
— Понятно…
— Я пить не стал — промыл только рану. И вот, пожалуйста…
— Вы думаете, в том источнике целебная вода?
— Получается, что целебная… — пробормотал сыщик, с прежним изумлением продолжая созерцать свою царапину.
— И какая тут связь с переправой?
— Чтобы добраться до этого источника из лагеря, нужно довольно долго топать… Понимаете? Чтобы попасть туда без тарзанки, придется сделать здоровенный крюк. А вода им, видно, была эта нужна… Причем постоянно. Вот отсюда, надо полагать, и возникла идея этой переправы.
— Вот как, значит… — задумался профессор.
— Хотите переправиться? — предложил сыщик.
— А это, кажется, по силам даже такой старой перечнице, как я! — с готовностью откликнулся Горчицкий. — Все довольно просто. И не требует особых физических усилий.
— Ну что, хотите попробовать? — повторил свое предложение сыщик. — Сами посмотрите на этот источник. Вы ведь, наверное, лучше меня разбираетесь в свойствах серной воды, профессор?
— Может, мы все-таки сначала пожрем?! — возмутился Юра. — Нам эта вода сейчас пока на фиг не нужна! Все здоровы, кажется… На тебе, Королевич, вообще все зажило, как на барбосе. Так?!
— Ну, в общем, да…
— Тогда пошли обедать — я жрать хочу, а не пить. А уж если и пить, то, уж конечно, не вашу вонючую воду с запахом серы!
Речь Ростовского была страстной и, по-видимому, убедительной. Поскольку Юрины спутники с его доводами согласились.
Минут через пятнадцать, довольно шустро шагая, подгоняемые аппетитом, все трое уже были в лагере.
— А тушенка где? — хлопнул себя по бокам Ростовский, подойдя к костру. — Кто тушенку сожрал, я спрашиваю?
— Человек не одинок во вселенной, Юрочка, — хмыкнул профессор. — Звери, например, тоже любят тушенку. Правда, они не умеют открывать консервные банки. Так вы для них постарались — открыли.
— Какие звери?! — продолжал возмущаться Ростовский. — Я не вижу тут пока никаких зверей!
— Ну это еще не значит, что они тоже вас не видят.
— Ну и долина… вороватая! Ничего нельзя без присмотра оставить! — снова возмутился Ростовский. — Хорошо хоть один милиционер тут наконец появился.
— Да, вы уж порядок наведете, — отчего-то вздохнул Королевич. — Нет сомнений.
* * *
«Ты прав, сыщик… Наведу! — думал Ростовский. — Что, если просто взять да…»
Юра задумчиво взял в руки ружье.
Сможет и ли нет?
В конце концов, он никогда даже не охотился… Тем более никого не убивал! Но пока эти двое, Королевич и Горчицкий, целы и невредимы, они ничего не позволят ему сделать.
А если все-таки решиться… То с кого начать?
Лучше все-таки с Королевича. Это более сильный противник. Если убрать сначала профессора, то сыщик насторожится и сладить с ним будет непросто…
Что скажет летчик, когда обнаружится, что Юра остался без своих попутчиков? Да, скорее всего, ничего не скажет… Скатает в шар прессованные листья табака, положит их в кальян, сверху уголек — и, вдохнув прохладного ароматного дыма, забудет про Юру и про всех, кого перевозил на своем самолете. Про все, что видел.
Да-да, именно так. Восток есть восток. Набьет, вдохнет прохладного ароматного дымка — и забудет обо всем, что знал и видел.
С таким летчиком Юра и о транспортировке «товара» бы договорился… За деньги тот на все согласится.
Но как поймать «товар»? Ловушка ведь не сработает. В конце концов, «муму» — это не животное, не зверь в полном смысле этого слова. Да и ориентируются «они» тут лучше, чем милиционер Ростовский. И скорее уж не он за ними наблюдает, а они за ним.
«То есть мозги-то у него, у этого «муму», есть, — думал Юра, забравшись с биноклем на уступ высокой скалы и наблюдая за долиной. — Безусловно… Вопрос, много ли? Больше ли, чем у милиционера? И где все-таки эти дикари прячутся? Где обитают?»
* * *
Решив начать с Королевича, Юра старался уже не спускать с него глаз. В связи с чем некоторые и прежде отмечаемые Юрой странности в поведении сыщика снова взволновали ум милиционера.
Все-таки… Почему Королевич не стал тогда купаться? Ледяная вода? Нагадали парню про смерть в ледяной воде? Как-то, извините, господин сыщик, не верится в эту чушь.
Застеснялся? То есть… Прямо, как девица, застеснялся…
Юра так и замер при этом своем соображении!
Как девица! Елы-палы!
А усики-то у «парня» ведь как приклеенные. Ха-ха! Побоялся, что в воде они отклеятся?
И в палатке Королевич не раздевается. Вчера вот тоже спал в одежде…
И главное, уж слишком сыщик разволновался, когда Юра во вранье его заподозрил.
Ах ты, ну надо же… Неужели?
Юра вспомнил тут, кстати, и странный, очень аккуратный, «женский» обыск в своей квартирке. И потревоженную тетрадь. И свои тогдашние подозрения: кто-то забирался в его дом, чтобы прочитать дневник Эллы Фишкис! Вспомнил Юра и постоянную слежку за собой…
Этот «кто-то» мог навешать Приходько лапшу на уши: мол, «сыщик» я и все такое… «специалист по дикой местности»! И таким вот макаром этот «кто-то» смог отправиться вместе с Юрой в Прекрасную долину.
* * *
Юра выбрал время, когда Королевич опять исчезнет из лагеря, чтобы поговорить с Горчицким наедине.
— Профессор, а вы сестру Эллы — Эмму Фишкис давно в последний раз видели? — поинтересовался он у рассеянно листавшего свой блокнот профессора.
— Давно, Юрочка.
— Как давно?
— Да уж лет десять тому назад.
— Что так? Эллу часто видели, а Эмму, получается, нет?
— Да она у нас спортсменка, Юрочка. Подавала с детства большие надежды. Понимаете? Нашли ей спонсора, как это сейчас в спортивном мире водится, — еще лет двенадцать девочке, кажется, было. И уехала она в один славный испанский город. Это, знаете, тоже своего рода бизнес: вкладываются деньги в юное спортивное дарование, а потом оно подрастает, начинает выступать и отрабатывает вложенные в него суммы.
— И что же?
— И такая у нее, у Эммы нашей, понимаете ли, напряженная, расписанная по минутам жизнь профессионала, что ни разу она нас с тех пор и не навестила.
— Десять лет… — пробормотал Юра.
Он почесал затылок.
— Значит, вряд ли бы вы ее теперь узнали?
— Ну, раза два мне ее фото Элла показывала. Вообще-то они — близнецы и в детстве были очень похожи.
— Да, я вспомнил, об этом есть запись в дневнике.
— А в чем дело-то?
Юра с сомнением оглядел подслеповатого рассеянного профессора.
— Да так… Ничего. Забудьте.
* * *
«Так, значит, — задумался Ростовский, подытоживая сообщенную ему профессором информацию, — и сестру эту Эмму давно уже никто в глаза не видел. Как она выглядит?» И этого сыщика Королевича они с профессором увидели впервые несколько дней назад. И потому — все возможно. Хотя если это загримированная Эмма, а сестры в детстве были похожи…
Ну что ж! В общем-то, какая ему, Юре, разница? Сыщик ли Королевич — соглядатай Семена Семеновича Приходько? Или это на самом деле сестра-девица Эмма? Она же сыщик. Какая разница! Все равно надо убирать.
Конечно, разница-то есть. Делать теперь это — убирать то есть — будет, несомненно, более противно.
Однако другого, кажется, варианта нет. Такой свидетель Юре совсем не нужен. А профессор-то хитер… Он будет следующим.
Ведь перспективы открываются удивительные. Прекрасная долина может стать поистине Клондайком! Юриным Клондайком… Пара-тройка поездок сюда, и он озолотится!
А может, все-таки не трогать ее?
Девчонку убирать — уж больно противно! Скорее всего, она ищет сестру… И весь этот маскарад устроен для того, чтобы спасти Эллу.
Ну убедится Эмма, что сестры уже и в помине нет в Прекрасной долине, погрустит и отправится обратно.
И все! Тайна долины перестанет существовать! Девчонка раззвонит о ней по всему свету.
Убирать, не убирать… Прямо хоть на цветочке впору гадать! Юра сорвал… цветок… Дельфиниум, кажется, такой называют? Белый… Красивый… Голубая изящная тычинка, белые кружевные лепестки.
Убирать, не убирать?
Один за другим Ростовский обрывал лепестки.
Убирать! Погадал — и вышло: убирать!
Ростовский бросил сорванный дельфиниум на землю и наступил на него ногой. Королевича надо убирать. Причем как можно скорее.
А лучше — сразу! Иначе нерешительность Юру замучит — и он не сможет выполнить задуманное.
Юра взял ружье, которое, как и советовали ему его бывалые попутчики, он держал теперь постоянно заряженным, и отправился на поиски Королевича.
Чего тянуть? Пора встретиться — на узкой дорожке. Тем более что таких здесь немало.
* * *
Когда через пару часов Ростовский вернулся обратно, профессор по-прежнему сидел у костра, отхлебывая из эмалированной кружки подозрительного цвета жидкость.
— Опять зелье свое пьете? — Юра присел рядом.
— Чай на травах!
— Ну я же говорю — зелье…
— А где паренек? — поинтересовался профессор, подкладывая в костер охапку толстых веток.
— Что вы костер-то раскочегариваете?! — вдруг почти на крик сорвался Юра. — И так вечер теплый!
— Да я ведь не для жару, — растерялся профессор. — Это я тьму разогнать. А то не по себе как-то. Что это вы так нервничаете?
— Ничего я не нервничаю! С чего это вы взяли!
— Так где паренек? Не видели?
— Я за ним не слежу. — Ростовский отвернулся от огня.
— Юрочка… А дело-то уж к ночи идет… — Профессор между тем поглядывал на Ростовского несколько испуганно.
— И что?!
— А сыщик наш все не появляется.
— Хм-м… Он вообще — что-нибудь сказал, когда уходил? — хмыкнул Юра.
— Сказал, что пойдет к реке…
Профессор помолчал.
— Может, и нам?
— Что — нам?
— К реке сходить?
— Ну идемте, идемте… Пока не стемнело, — вздохнул Юра, — если вам так хочется. Экий вы беспокойный, профессор.
— Фонарь взять?
— Возьмите. Хотя я не собираюсь там до темноты шататься.
* * *
Королевича нигде не было.
У воды стояли, причем аккуратно — носком к носку, как в прихожей педантичного человека, его ботинки.
Самое удивительное, что на них по-прежнему не было ни пылинки. Они сияли так, как будто их только вытащили из магазинной коробки, развернув шуршащую папиросную бумагу.
— Жуть какая-то… — пробормотал профессор. — Он что же — утонул?
— Выходит, утонул.
— А ботинки-то почему такие чистые?
— Ботинки?
— Ну да! Он что — летал, а не ходил?! Нет, тут что-то уже сверхъестественное.
— Ничего «сверх»! Просто есть такие «маньяки чистых ботинок», они постоянно носят с собой губку и то и дело протирают ботинки. Так же, как другие моют руки.
— И?
— Что «и»?
— Парень собрался купаться, снял ботинки, почистил по привычке, по инерции, поставил…
— И?
— Ну и пошел купаться.
— И?
— И утонул, профессор! Ну что тут не понять! Нередко люди умирают от разрыва сердца после купания в ледяной воде.
— Странно, конечно, все это. — Профессор искоса поглядел на Юру. — Но тем не менее можно все-таки с некоторой натяжкой предположить и такой вариант.
— Ну вот и предположите!
— А где же его одежда?
— Не знаю! Вы задаете слишком много вопросов.
— Вообще-то он боялся купаться, — заметил профессор. — Я знаю, он мне говорил.
— Ну вот видите.
— Ничего я не вижу.
— От страха, наверное, и утонул. Так оно и бывает.
— Как?
— Чего боишься, то и случается.
— Он не утонул.
— Вы что — думаете иначе?
— Думаю.
— Вы чего это? — возмутился Юра. — Уж не меня ли подозреваете?
— Да нет же! Я и не думал, Юра, ничего такого.
— А смотрите на меня так, как будто подозреваете, что это я сыщика утопил.
— Ну, Юрочка… Вообще-то это напрашивается. Если честно: он ведь вам мешал? Сознайтесь?
— Вы что, следователь, чтобы мне сознаваться?!
— Нет, но…
— Ах, так! Ну тогда и я выдвину версию!
— Да?
— Ничего он не утонул! И ботинки эти — для того, чтобы мы на них «зациклились», заострили внимание. Он оставил их у воды, чтобы первым делом именно это нам и пришло в голову: утонул! А сам он где-то здесь. Верней, не он, а она.
— Она?!
— А вы что, не догадались? Одни усы чего стоят — точно приклеенные.
— Юра, о чем вы толкуете? Я просто не понимаю.
— Это Эмма.
— Эмма?
— Да. Ее сестра. Переоделась… Навешала Приходько лапши на уши. Прокралась коварно в наши ряды. Вы же видели ее, когда она была совсем маленькой девочкой — теперь вряд ли узнаете ее в лицо… Верно, профессор?
— Пожалуй, да — не узнаю. Хотя они ведь близнецы, должны быть похожи.
— Но вы не узнали?!
— Юра, но зачем Эмме все это?
— Может, сестру ищет?
— Но почему она мне ничего не…
— А я почем знаю?
— Хорошо. А одежда? — ехидно ввернул Горчицкий. — Почему, задумав инсценировать утопление, он — или она, как вам угодно! — не оставил рядом с ботинками одежду?
— Н-да… — Юра задумался. — Хотя! Могу и про одежду сказать! Все очень просто. Именно потому, что Эмма не утопла, ей и нужна одежда. Холодно ей без одежды, сечете? А другой нет! — горячо заметил Ростовский.
— А ботинки у нее, значит, есть запасные? — Профессор снова внимательно взглянул на Юру.
— Что это вы опять на меня так смотрите? — возмутился Ростовский.
— Как?
— Странно!
— Не понимаю…
— И понимать тут нечего!
— Ну, Юрочка… Просто эти ваши странные фантазии насчет Эммы, эти ваши объяснения насчет того, что случилось с нашим несчастным Королевичем, они как-то сами собой наводят все-таки на мысль…
— Не знаю, на что они вас там наводят, — грубо оборвал Ростовский профессора, — но я этого парня — или не парня, не знаю уж, кто он там на самом деле! — не мочил.
«Хотя и очень хотелось!» — чуть не сорвалось у Юры Ростовского с языка. Но он вовремя удержался и не произнес этой фразы.
А ведь чуть не брякнул! Чуть не спугнул профессора.
* * *
Самое удивительное, что на сей раз — по роду своей профессиональной деятельности и по складу характера постоянно лгущий — Юрочка не врал.
«Непонятная, однако, история…» — размышлял Ростовский.
Ему, действительно, надо было убрать Королевича. И Юра все последние дни думал усердно и целенаправленно, как это осуществить. Строил планы и козни. И наконец решился. И даже, взяв ружье, пошел Королевичу навстречу.
Но Юра его не убирал!
Сыщик убрался сам собой.
К своим палаткам Ростовский и профессор возвращались уже в темноте.
Неожиданно откуда-то издалека из этой темноты снова долетел знакомый уже вой…
«Странно, — подумал Юра. — Мы уйму времени тут «паримся», рыщем по всей долине, но еще так и не увидели никаких следов этого любителя повыть».
А что, если исчезновение сыщика — это и есть «следы»? Что, если все-таки это был настоящий сыщик? Никакая не переодетая Эмма Фишкис?
Да-да. Взаправдашний сыщик Королевич, который боялся ледяной воды, потому что ему нагадали, что от нее можно умереть.
Тогда почему он в нее все-таки полез, в эту ледяную воду?
«Кого я, вообще говоря, ищу?» — вдруг подумал Юра. И вздрогнул, потому что откуда-то с дальних склонов гор опять донесся леденящий кровь вой.
И стоит ли так уж стремиться «это» найти?
Что, если обнаружится вовсе не «товар», аналогичный тому, что находился в шестьдесят девятой квартире? А, скажем, что-то иное… Ведь что-то же напугало Королевича? Да так, что смертельно боящийся ледяной воды сыщик все-таки в нее попер?
А ведь он сыщик, «специалист по дикой местности», слонов не страшился. Бывалый мужик, а не дамочка слабонервная.
Значит, на берегу было что-то пострашнее холодной водички?
Юра вздрогнул от этого предположения.
А ведь такая версия имеет столько же прав на существование, сколько их имеет и версия с инсценировкой! Даже больше… Она, эта версия, по правде говоря, более складная.
Скажем… Королевич сидел на берегу: ботиночки снял, как в прошлый раз, и поставил рядом, чтобы ножки отдыхали… И тут…
Что-то его испугало… Или кто-то! Возможно, это нечто появилось оттуда, из зарослей… Сыщик стал пятиться, отступать. Зашел со страху в воду… Ну, может статься, это его и доконало. Спазм от ледяной воды — очевидно, у него действительно были плохие сосуды. Недаром во всех гаданиях есть что-то от правды — гадалки хорошие диагносты, учитывающие реальные особенности человека. Спазм… Плюс страх от увиденного. Сердце остановилось, Королевич захлебнулся.
Вот и объяснение загадки. Ботиночки остались, а сыщика нет.
Элла, кстати, пишет в дневнике, что Звездинского перед смертью тоже что-то очень испугало.
Кстати говоря!
* * *
— Профессор, а вы в снежного человека верите? — Юра присел у костра рядом с профессором.
— Это не религия, чтобы верить. Я допускаю.
— Интересно…
— Еще бы не интересно, Юрочка! Ведь, по сути дела, все, что создала природа, — игра случая.
— Как это?
— Понимаете… Не надо полагать, Юра, что эволюция — это упорядоченный процесс перехода от примитивных форм к более развитым. Надеюсь, вы так не думаете?
— Да что вы… — замахал руками Ростовский. — Ничего такого! То есть я хочу сказать: я как-то вообще об этом не слишком думал.
— Так вот, скорее всего, были некие хаотические изменения… Игра случая. Эксперименты эволюции, которые часто терпели неудачу.
— То есть?
— Например, появляется в эпоху кембрия какая-нибудь «опатиния длиннорылая» — существо с пятью вытаращенными глазами. Почему она появилась, почему исчезла и что было бы, если бы не вымерла?
— А что было бы?
— А кто это может знать?! Никто! Некоторые ученые вообще задают вопрос: а если бы пленку прокрутить повторно?
— Как это?
— Что бы случилось, если бы процесс эволюции мог быть запущен с самого начала еще раз?
— Ну? И что бы было?
— Вот вам и «ну», Юрочка… Результат мог быть другим!
— Как это?
— Так это… Сегодняшний мир животных был бы другим. И даже, возможно, радикально другим.
— Ни фига себе… А давно это было?
— Что?
— Ну кембрий этот?
— Давно.
— А-а… Это, как «парк юрского периода»?
— Юрский период — это сто-двести миллионов лет назад.
— А кембрий?
— Кембрий — пятьсот.
— Миллионов?
— Конечно. Представьте историю Земли, Юрочка, как трехчасовой фильм — так вот, мы как вид появились в этом фильме лишь в последнюю секунду.
— Кошмар!
— Вот именно! Представьте, например, что как раз в эпоху кембрия на Земле очень быстро увеличивается разнообразие форм жизни. Кроме этой «опатинии длиннорылой», еще огромное количество вариантов…
— А вы откуда знаете?
— Это можно проследить по окаменелостям, найденным в знаменитом карьере Берджесс-Шейл.
— Как вы сказали?
— Берджесс-Шейл еще называют каменной «летописью» кембрия. Понимаете, в Британской Колумбии, в одном-единственном карьере, в толще сланцев учеными были найдены десятки тысяч окаменелостей… Разнообразие очертаний и телесных форм поразительное! В то время на Земле произошло нечто вроде «взрыва»…
— Да ну?
— Однако при этом происходили и вымирания. Причем явно случайного характера… И уж что осталось, Юрочка, то осталось, понимаете?
— Не очень.
— Вывод, по сути дела, ужасен. Уцелевшие животные выбраны эволюцией скорее случайным образом, чем согласно какому-то предопределению! Понимаете, если бы процесс мог быть запущен с самого начала, маловероятно, что сохранились бы те же самые группы животных. Вы понимаете, что это означает?
— А что?
— А то! Весьма вероятно, что вид хомо сапиенс никогда бы не появился. Такой вывод кажется неизбежным, как бы это ни было вам неприятно!
— Мне? — Юра пожал плечами. — Да я-то что…
— Впрочем, если у вас есть пылкое желание узнать побольше о мягкотелых животных кембрия и их роли в эволюции, то я лично с удовольствием потолкую с вами на эту тему.
— Нет-нет, спасибо, профессор. Как-нибудь в другой раз. Вообще мне лучше что-нибудь поближе.
— Поближе?
— Ну по времени поближе… Например, когда наши предки были уже не «с пятью вытаращенными глазами», а когда — мы больше на людей стали похожи.
— Ну недаром одна из версий, объясняющих существование снежного человека, именно такая.
— Какая?
— Эксперимент эволюции, потерпевший неудачу. Тупиковая ветвь развития.
— Значит, эти снежные люди — они что же, появились, а потом вымерли?
— Возможно.
— Но как бы не все?
— Как бы да. Если упорно циркулируют по миру истории о том, что кто-то что-то видел и кого-то встречал, то да.
— И каков он, этот «северный олень»?
— Ну… Йети, по описаниям, которые, наверное, и вы, Юра, встречали в газетах, печатающих рассказы «очевидцев», например, оставляет огромные следы. Он огромен и невероятно космат. В общем, некто между гориллой и человеком. Некоторые исследователи даже писали, что это уцелевшие неандертальцы… Чудом уцелевшие, как динозавры на плато в «Затерянном мире» Конан Дойла.
Юра слушал профессора и то и дело возвращался мыслями к «неопознанному существу», обнаруженному в квартире номер шестьдесят девять. К этому «муму», как он сам про себя его называл.
Нет, «не тянуло» существо на снежного человека. Во-первых, не дотягивало по размерам. Йети огромный. А существо, обнаруженное в квартире номер шестьдесят девять, было самых обыкновенных, человеческих размеров. И, в общем, не слишком похоже на йети — во всяком случае, такого йети, которого Юра видел в рекламном ролике сыра «Хохланд».
Что и хорошо, поскольку заказчик в Москве ждет кондиционного «товара». «Товара», который подойдет для человеческих запчастей.
Но, может, тут, в Прекрасной долине, есть и то и другое?
И это «другое» Королевича испугало.
Возможно, и впрямь это нечто появилось откуда-то из зарослей… Сыщик стал пятиться, отступать. Зашел со страху в воду… И привет! Спазм от ледяной воды. Сердце остановилось, Королевич захлебнулся.
Но тогда рано или поздно должен всплыть труп.
— А вы не думаете, профессор, что Королевича кто-то сильно напугал? — произнес вслух — озвучил версию — Ростовский.
— Неизвестное существо? — Горчицкий отложил свой блокнот и внимательно посмотрел на Юру.
— Да!
— Ну не знаю, не знаю… Должны были бы ведь остаться какие-то следы.
— Будем искать! — оптимистично, как Никулин — о халатике с перламутровыми пуговицами в «Бриллиантовой руке», объявил Юра.
«Как бы то ни было, снежный человек, вообще неизвестное чудовище, якобы обитающее в Прекрасной долине, — это очень удобно, — подумал он. — Ведь на чудовище можно многое списать».
Тем более что, как выяснилось, профессор Горчицкий не отрицает такой возможности.
Юре казалось, что он очень искусно подвел профессора к этой мысли и усыпил его бдительность. Возможно, теперь профессор перестанет подозревать Юру и бояться его.
Собственно… задача как бы упростилась сама собой. Сыщика больше нет.
Остается только профессор.
И хорошо, что Горчицкий сам посоветовал Юре не расставаться с ружьем.
Поэтому при первом же удобном случае… Что тут хитрить, мудрствовать и что-то изобретать! Один меткий выстрел. И еще один — контрольный. Ведь свидетелей все равно нет… И представители закона тоже отсутствуют на этой территории. Как и сам закон. Дикая местность, дикие правила.
Есть одно только «но». Юра никогда прежде не убивал. И на самом деле, он не уверен, что сможет это сделать.
Эта неуместная тонкокожесть и чувствительность вдруг обнаружились, когда Юра пошел в прошлый раз с ружьем навстречу Королевичу — с четким намерением того убить. Но…
Вот ведь оно как получается… Собирается человек разбогатеть любым способом, готов на все. Да не так это просто, оказывается. Одно дело думать, что ты готов на все, а совсем другое — сделать это все.
А вдруг он, Юра, не сможет «убрать» старика?
Надо же, какое нелепое обнаружилось препятствие… Прямо-таки интеллигентская какая-то нерешительность! А ведь Юра прежде думал, что ее, нерешительность эту, писатели придумали. А в жизни так: решил кого-нибудь кокнуть — и кокнул! Задумал и исполнил. Ан нет… Что ж получается, не всем эта простота — подумал и кокнул! — дана? Наверное, потому и разбогатеть дано не каждому.
Однако вот что следует сделать… Юра взял в руки ружье и задумался.
Нужно стрелять издалека, когда ему не видно будет лица Горчицкого… На расстоянии человек уже воспринимается не как человек, а как нечто. Мишень. Если не в упор, а на расстоянии, то он, наверное, сможет. Правда, в таком случае трудней попасть в цель и больше шансов промахнуться. А если попытка не удастся, то это, конечно, вспугнет профессора. Но… нет, в упор — рука не поднимается!
Нужно дождаться такого момента, когда профессор пойдет, скажем, за водой, а Юра тогда спрячется вон за тем камнем и с расстояния метров в сто… Да, нужно подождать такого момента.
* * *
На следующий день с утра профессор и Юра предприняли попытку отыскать тело Королевича. Если он действительно утонул, тело должно было всплыть…
Утро было хмурым. Над Прекрасной долиной нависли тяжелые, пропитанные влагой тучи.
— Дождь, наверное, скоро будет, — заметил Горчицкий. — Может, не ходить?
— Не сахарные, — возразил Юра. Загадка исчезновения Королевича не давала ему покоя. Если бы они обнаружили труп сыщика — это бы кое-что, возможно, прояснило!
— Промокнем… — вздохнул профессор.
— Промокнем — вернемся и посушимся. Да и не факт, что промокнем. Когда еще польет! Дождь, может, к вечеру только соберется.
— Ну как знаете… Я готов.
Они прошли вниз по течению реки, осматривая берега. Рассчитывая, что, может быть, тело утопленника зацепилось где-нибудь за корягу или его прибило течением к берегу.
Так они дошли до того самого места, где вода уходила вниз, скрываясь в толще горного массива, и становилась подземной рекой. Здесь начинались пещеры…
Некоторое время можно было еще продвигаться вперед под естественными сводами пещеры — и даже идти в полный рост.
— Смотрите! — вдруг прошептал профессор, указывая куда-то наверх.
Юра задрал голову. На скале, нависшей над водой, ясно были видны какие-то изображения.
— Ну-ка посветите фонариком! — попросил Ростовского профессор.
Тот направил луч фонаря на неровную, шероховатую поверхность скалы.
— Юра, я вас поздравляю! Вас, себя и всю науку в моем лице! — торжественно произнес профессор.
— Ну что такое?
— Это самые настоящие наскальные рисунки!
Профессор огляделся по сторонам:
— Обратите внимание на эту площадку! — обронил он.
Юра обратил…
Узкое ущелье, по которому они шли, действительно, выходило на небольшую круглую площадку.
— Вы понимаете, Юрочка?
— И что я должен понимать?
— Эта площадка вполне может служить местом для сборищ… Ритуальных, например… Ведь наскальные рисунки часто носят именно ритуальный характер!
— Сборищ кого?
— Эти изображения… — продолжал профессор, по-видимому, пропустив Юрин вопрос мимо ушей и увлеченно вглядываясь в рисунки на скале. — Возможно, они недавнего происхождения!
— Так, на скалах же эти… только древние люди рисовали, — заметил милиционер.
— Необязательно, что древние…
— То есть?
— Если сознание на примитивном уровне, то такой способ самовыражения вполне… В общем, это все вполне возможно! Я видел, например, в Африке наскальные рисунки животных племени Бхаванга Банга — фламинго, жирафы, буйвол…
— Что за племя такое? Вымершее?
— Да в том-то и дело, что нет. Реально существующее. Когда мы спросили местных охотников, знают ли они, кто это нарисовал, они так и ответили: «Бхаванга Банга!»
— Бхаванга Банга, Мумба-Юмба… — пробормотал милиционер. — А здесь-то кто нарисован? — поинтересовался Юра, тоже вглядываясь в рисунки. — Каракули какие-то… На фламинго не похоже. Правда, я этих фламинго и не видел никогда…
— Ах, ах… — вдруг разахался профессор. — Смотрите, голубчик! Удивительно! Такое ощущение, что это — пусть неуклюже, не слишком искусно, — но это изображены обыкновенные домашние животные!
— Да?
— А вот и люди…
— Какие-то они странные… — заметил Юра, еще пристальней вглядываясь в «каракули» на скале. — Мужики, что ли?
— Да, присутствуют фаллические признаки… Несомненно. Это, кстати, тоже характерно именно для ритуальных изображений.
— А что еще характерно для ритуальных изображений? И вообще… Чем это все нарисовано? — вдруг подозрительно поинтересовался участковый. — Уж не краска ли, извините, производства Ярославского лакокрасочного завода?
— Сейчас посмотрим…
И профессор внимательно, достав лупу из кармана, стал изучать рисунки.
— Поглядим-поглядим… Может, это глина? — пробормотал он.
— Глина?
— Нет, не глина… Скорее всего, это какой-то темный порошок… Природного происхождения.
— Какой еще порошок?
— Ну, например, некоторые дикие племена извлекают такой порошок из грибов-дождевиков, чтобы раскрашивать свои боевые щиты.
— А это что? — Юра вытаращил глаза. — Что это тут, елы-палы, нарисовано?
— Где? — Профессор близоруко прищурился. — Ах, вы про этот рисунок…
— Это что же он такое делает, тип этот?
— Что делает? — Профессор задумчиво наклонил голову набок, разглядывая рисунок на скале. — На мой взгляд, этот тип… точнее сказать, это существо терзает свою жертву. Обедает, так сказать!
— Чего-чего?
— Да, да. Несомненно! — Профессор прищурился, вглядываясь в наскальное изображение. — Сцена весьма недвусмысленна.
— Чего?!
— Я говорю, нет сомнений, Юрочка: здесь изображен акт каннибализма.
— Канниба… Что?
— Людоедства, Юрочка!
— Вот ведь чертовня какая…
Ростовский, поеживаясь, оглядел пещерные своды, окружавшие площадку.
— А как вы думаете, это…
— Вас волнует, отражает ли это примитивное искусство действительность? Или это вымышленная — другая — реальность?
— Вот-вот! Это я бы очень хотел понять.
— Я думаю… Видите ли, для примитивного мышления характерна все-таки детская непосредственность. Что вижу, так сказать, то и рисую, так сказать.
— Вот оно что…
— Знаете ли, как у представителей наших малых народов, например: чукчей, эвенков… Что вижу, о том и пою. Вот, мол, еду, кругом снег, сейчас поймаю кого-нибудь и…
— И съем!
— Вот-вот.
— Так, значит? О чем подумал, то и нарисовал? Мечту о сытном обеде, например?
— Как вы сказали? — повысил голос профессор. — Говорите громче, Юрочка, — я вас что-то плохо слышу!
— Говорю, изобразили мечту о сытном обеде!
— А-а-а.
— А что это вы вдруг стали плохо слышать?
— Что вы говорите, Юрочка? Говорите громче, а то шум воды все забивает.
— Шум воды? — Ростовский тоже повысил голос, почти переходя на крик.
— Ну да! Слышите, как река шумит?!
— А ведь еще недавно нам не приходилось кричать! Мы говорили нормальными голосами, профессор. Откуда этот шум?
— Откуда, откуда… От реки, разумеется!
Юра взглянул на поверхность воды в подземной реке.
Она была теперь какого-то странного красноватого цвета. Будто наполнена кровью. И уровень ее существенно поднялся. Теперь это был почти бурный поток — полноводная река, которая несла с собой траву, листья, волокла ветки, какой-то мусор… Мимо проплыла тушка дикого кролика.
— По-моему, нам надо смываться! — Профессор, наверное, от волнения заговорил Юриным языком.
— Смываться?
— Вы что, не видите?
— Что происходит?
— Там в долине идет, наверное, настоящий ливень — уровень в реке поднялся.
— Ни фига себе — попали! — осенило наконец милиционера.
— Побежали, Юрочка! Нам надо срочно уносить ноги.
Подземная река и в самом деле становилась все полноводнее: еще немного, и начнется настоящее наводнение. И поток воды просто захлестнет их в этой пещере.
Убегая, Юра оглянулся на рисунки.
Какая-то смутная догадка вдруг кольнула его… Но необходимость экстренным образом спасаться тут же отвлекла его, не дала возможности зацепиться за эту промелькнувшую было мыслишку.
Ростовский, увы, дал ей «убежать». Поскольку нужно было срочно убегать самим!
Горчицкий и Юра еле успели выбраться из пещеры. В долине бушевал настоящий ливень. Просто потоп.
Они вмиг вымокли до нитки.
— Хорошо, что мы зашли не слишком далеко! — подвел итог этому путешествию запыхавшийся милиционер, когда они уже торопливо шагали вдоль русла взбесившейся реки к своими палаткам.
— Слишком далеко вообще никогда не надо заходить, — как-то чересчур многозначительно заметил Горчицкий.
— О чем это вы? — Ростовский оглянулся на ковыляющего позади профессора.
— Да так… Просто!
— Просто ничего не бывает, — пробормотал Юра.
И давешняя мыслишка, мелькнувшая было и убежавшая, вновь посетила подозрительный ум милиционера.