Глава 8
Когда Сэм вышел из лифта, Нита уже стояла в дверях лаборатории. Не говоря ни слова, она впустила его и сразу же щелкнула замком.
– К чему такая конспирация? Что происходит – вы объясните мне наконец?
– Сейчас я покажу полученные мною результаты… Выводы делайте сами…
– Подождите. В телефонном разговоре вы употребили выражение «слишком страшно». Что имелось в виду?
– Я прошу вас, Сэм… – Губы Ниты сжались и побелели. – Никаких вопросов пока. Посмотрите и составьте собственное мнение… – Она кивнула на столик, заполненный пробирками и образцами тканей. – Я занималась исследованием сопротивляемости различных культур вирусу Ренда. Данные о результатах таких эмпирических опытов обычно вводятся в компьютер, с тем чтобы впоследствии использовать их в более сложной работе… Справившись с этим делом довольно быстро, я решила провести самостоятельные опыты по обычному и повторному инфицированию тканевых культур.
– Но ведь этим занимаются другие!
– Да, конечно. И я вовсе не собиралась дублировать чью-то работу. Просто надеялась, что этот вирус после многократных переходов с одной ткани на другую все же слабеет… Надежды не оправдались – он оставался бодр и смертоносен… Выяснилось и кое-что еще.
– Что?
– Проверьте-ка сначала результаты… – Она протянула ему журнал и терпеливо ждала, пока он листал страницу за страницей.
– Ну что ж… Все как полагается… минуточку!.. Очень интересная последовательность… Вы тут чередуете птичьи ткани с человеческими?
– Да, я использовала голубей и тканевую культуру «Детройт-6». В общей сложности семь переносов. Последний Ренд-бета, полученный от птицы, обладает всеми прежними качествами плюс еще одно. Этот новый фактор я обнаружила совершенно случайно. Он…
Не договорив, она кивнула на зачехленную клетку, и Сэм, приподняв край плотной ткани, заглянул внутрь.
В клетке, тяжело дыша, с высунутым языком, лежала собака. Редкая шерсть на ее брюхе не могла скрыть многочисленных красноватых вздутий.
Смертельно побледнев, Сэм опустил чехол и взглянул на Ниту.
– Вы… на ней?..
Нита кивнула.
– Значит, у этой собаки болезнь Ренда?
– Да, Сэм. Вирус Ренд-гамма – вероятно, так нам придется его называть – это нечто качественно новое. Ни одна из прежних разновидностей – ни альфа, ни бета, ни те, что были получены мной в шести первых случаях, – не инфицируют собак. Но с седьмым переносом происходит какой-то невероятный сдвиг! Ни о чем подобном мне слышать еще не приходилось!
– Мне тоже… – прошептал Сэм. – Нита, вы не испытывали Ренд-гамму еще на каких-либо организмах? И знает ли Мак-Кей о вашем открытии?
– Нет, – ответила она сразу на оба вопроса. – Я была слишком напугана, и единственное, что смогла и успела сделать, – это написать записку… Конечно, если б вы не вернулись сразу же после этого – я сообщила бы доктору Мак-Кею… Что же нам теперь делать, Сэм?
– Прежде всего необходимо срочно найти Мак-Кея и все рассказать. Да, не обрадуется он… Вы представляете, что означает эта новость для всех нас?
– Представляю…
– Пытаясь остановить распространение вируса, мы взялись уничтожать птиц. А что, если в организме некоторых из них уже размножается Ренд-гамма? Будем охотиться на собак? А потом? Эти мутации непредсказуемы и не укладываются ни в одну известную нам схему! Они не следуют никаким правилам! Земным, во всяком случае… Потому что чему-то они да подчиняются, нужно только докопаться до этого чего-то…
– Нет, Сэм, мы имеем дело не с чужеродной, а с вполне земной болезнью – своей, если угодно…
– Сейчас – да. Но ведь корабль привез нам ее с Юпитера? То есть…
– Ничего подобного. И это уже доказано. – Она порылась в кипе бумаг и вскоре извлекла оттуда несколько листов. – Пожалуйста! Можете сами убедиться! Это пока неполная информация, но и в таком виде она вполне убеждает. Понимаете, они не могут добиться того, чтобы вирус жил в условиях, напоминающих юпитерианские! Едва температура начинает падать, а давление повышаться – он гибнет! Причем задолго до того, как показатели достигнут тамошней нормы.
– Это невозможно!
– Все, что касается вируса Ренда, кажется невозможным. Но он-то есть! Этого вы не станете оспаривать? Хотя в любом случае, Сэм, ситуация, конечно, безрадостна. Я не знаю, что тут можно сделать…
– Ну, от нас с вами польза, конечно, невелика – а вот люди Мак-Кея могут и раскусить логику этих странных изменений…
Он взял Ниту за руки, холодные, как лед, и помог подняться с кресла. Лицо ее выглядело бледным даже под макияжем, а глаза воспалились от напряженной работы.
– Так вот… Мы передадим ему все ваши записи, и тогда вы сможете немного отдохнуть. Когда, кстати, вы спали в последний раз?
– Я тут вздремнула на кушетке – этого мне вполне… – Глянув в зеркальце, она закусила губу, а затем, рассмеявшись, достала из сумочки расческу. – Вы правы – этого мне недостаточно. Натуральный персонаж фильма ужасов. Подождите минуточку, Сэм, – сейчас я восстановлю разрушенное, и мы отправимся к Мак-Кею.
– Я узнаю пока, у себя ли он.
Дозвониться до Мак-Кея оказалось делом не из простых. Сэм дважды набирал номер и дважды слышал в трубке короткие гудки. Наконец он дозвонился до секретарши.
– Очень сожалею, но доктора Мак-Кея сейчас нельзя беспокоить, – сказала она печально и положила трубку.
– Что же у них там произошло? – задумчиво пробормотал Сэм, глядя на темный экран. – Похоже, она не в лучшем настроении…
– Выясним на месте, – отозвалась Нита, беря свой журнал.
– Я не удивлюсь, узнав, что она немного рехнулась. Напряжение вокруг и внутри нас – просто невыносимое, и главное – неизвестно, когда оно спадет…
Лифт стремительно вознес их на тридцать девятый этаж, и, когда двери открылись, до Сэма с Нитой донеслось какое-то приглушенное многоголосье.
В кабину служебного лифта, расположенного в дальнем конце холла, въехала каталка.
У открытой двери кабинета стояла небольшая толпа, из которой глаз Сэма выхватил знакомую по совместным дежурствам сестру.
– Что случилось, Энн? – спросил он, коснувшись ее плеча.
– Доктор Мак-Кей… – Она выглядела очень встревоженной и усталой, как, впрочем, выглядели теперь все в этом госпитале. – Переутомление… Это случилось так внезапно!.. Полагают – коронарный тромбоз… Только что у него был коллапс…
Пробившись сквозь толпу, Сэм с Нитой вошли внутрь. Здесь людей было поменьше. Секретарша уже ушла. Дверь кабинета Мак-Кея была приоткрыта, и Сэм, увидев там Эдди Перкинса, разговаривавшего по телефону, тихо постучал. Эдди обернулся и жестом пригласил войти.
– Да, разумеется… – сказал он в трубку. – Работа будет продолжена, и я буду регулярно информировать вас о состоянии здоровья доктора Мак-Кея… Договорились… Всего доброго…
Взяв со стола пачку сигарет, он вытащил одну и закурил.
– Ну и кутерьма, Сэм… Все ведут себя так, будто недомогание шефа означает конец света… Они думают, что он в одиночку борется с болезнью Ренда, а вся команда – нечто вроде греческого хора, призванного его подбадривать…
Заверещал телефон, и Эдди, с недовольной гримасой вынув сигарету изо рта, в течение нескольких минут рассыпался в твердых заверениях перед губернатором штата, а потом сослался на крайнюю занятость и положил трубку.
– Вот вам иллюстрация… – вздохнул он.
– Их можно понять, – сказал Сэм. – В конце концов, ведь именно Мак-Кей справился с пахиакрией Тофольма. И всем хочется, чтобы фокусник вытащил из своего цилиндра еще одного зайца… Эдди, а кто теперь будет за главного?
– Понятия не имею… Но пока все на мне – как на его ассистенте. Сейчас вот явится Чейбл с руководителями отделов – и начнем совещание…
– Значит, главный сейчас ты, Эдди? Я правильно понял?
– Да, – глубокомысленно посмотрев на струйку сигаретного дыма, ответил Перкинс. – Получается, что я… У вас какие-то проблемы? Нужна моя помощь?
Нита, протянув записи, кратко изложила суть дела. Перкинс, кивая, листал журнал и только раз вскинул глаза – когда она упомянула о зараженной собаке.
– До чего ж мрачно вы все подаете, Нита! – Журнал, захлопнувшись, скользнул по столу. – Ладно… Утром я пришлю кого-нибудь из патологов. Посмотрим – что там у вас в действительности… Ну а пока – благодарю за внеурочную работу! Возможно, этим данным найдется какое-то применение…
– Эдди… – Сэм улыбнулся, чтоб приглушить свое раздражение. – Ты, похоже, не совсем проникся важностью информации. Если вирус Ренда передается собакам – нас ожидают большие хлопоты! Птицы, конечно, тоже не дают скучать, но…
– Я же сказал, Сэм: все будет проверено. И прошу тебя – расслабься! – угрожающе-ласково ответил Перкинс.
– Да вот не с чего! Пойми: болезнь может быть подхвачена собаками! Нужно немедленно принимать меры!
– То есть перебить их всех, да? А ты хоть знаешь, сколько у нас уже неприятностей из-за птичек?
– К черту неприятности! Если понадобится истребить собак – мы сделаем это! И лучше сейчас, не дожидаясь, когда они все будут заражены!
– Доктор Бертолли, давайте не будем забывать одну вещь. – Голос Перкинса потерял всякую выразительность, но лицо его исказилось до неузнаваемости. – Вы у нас не более чем интерн, а решения здесь принимают совсем другие люди. И не следует…
– Брось, Эдди! Когда мы были студентами…
– Хватит!!! – крикнул Перкинс, тяжело ударяя по столу.
Сэм сделал глубокий вдох, затем медленный выдох – и встал.
– Пойдемте, Нита…
– Минуточку! – остановил их Перкинс, вскочив и оперевшись на стол кулаками. – Вы, как видно, недостаточно информированы! И не учитываете двух важных факторов! Во-первых, мы добились значительных успехов, применяя вакцину! На ранних стадиях болезнь Ренда уже излечивается! Во-вторых, мы никогда не допустим семи переходов вируса! Ваши лабораторные экзерсисы и окружающая реальность – не одно и то же, коллега Мендель! Распространение болезни – под контролем! Носители инфекции – уничтожаются! Очаг очень скоро будет ликвидирован! Я не советую вам раскачивать лодку!
– Все, доктор? – спокойно спросил Сэм.
– Все! И давайте-ка будем заниматься каждый своим делом!
Снова зазвонил телефон, и Перкинс, рухнув в кресло, схватил трубку.
Они вышли…
Дожидаясь лифта, Сэм угрюмо поигрывал желваками.
– Не переживайте вы так! – Нита осторожно коснулась его руки. – Не Перкинс – так другие поймут, что…
– Другие не поймут ничего! Он просто не покажет им ваши записи! Это ж политикан, поймите вы.
«Не раскачивать лодку…» Какое перспективное направление в практической медицине!
– Отчасти он, возможно, и прав. Пока все развивается относительно спокойно, и мы контролируем…
– Спокойствием и не пахнет! Того, что я видел, вполне достаточно, чтобы понять это! И если мы ничего не предпримем – чума расползется по всему миру!
Двери лифта открылись, и почти сразу же из динамика вырвалось: «Докторов Рассела, Кристенсена, Бертолли и Инвара просят явиться в отдел экстренной помощи! Докторов Рассела, Кристенсена…»
– Что бы это значило? – Глаза Ниты тревожно расширились.
– Новые неприятности. Лодка раскачивается, несмотря на все увещевания мудрого Перкинса… Вот что, Нита. Не будем ждать, пока он на что-то решится. Отправьте копию ваших материалов в Центр профессору Чейблу.
– Как же я могу действовать через голову Перкинса?
– Не до щепетильности, Нита, – что делать… – Он шагнул в кабину и, прежде чем двери закрылись, настойчиво повторил: – Отправьте копию Чейблу!..
– Не знаю, что мне с тобой делать… – пробормотала Нита, снова нажимая кнопку вызова. Этот Сэм, подумала она, временами просто не вписывается в схему их совершенного мира…
На светлых стенах кабины и на полу были свежие пятна крови. Нита вздрогнула от неожиданности. Мир перестал казаться ей таким уж совершенным…
– Очередной бунт – вот все, что мне известно, – сказал Рассел. – Убери свои грязные ножищи, Крис! Это моя последняя пара чистого!
Кристенсен, развалившийся на слишком миниатюрных для него носилках, ответил могучим храпом. Трое интернов, покачиваясь, бросали на него завистливые взгляды. Никто уже не помнил, когда началось это бесконечное дежурство… Машина экстренной помощи неслась по пустынным улицам.
– Ну, что тут у вас, в городе? – спросил Сэм. – А то ведь меня услали на денек в лесные дебри… Предполагалось, что там уже излечивают болезнь Ренда.
– Ничего подобного? – улыбнулся Инвар.
– Ошибка в диагнозе. Там оказался вполне невинный фурункулез. Врача, близорукого старичка, следовало бы спровадить на пенсию лет тридцать назад… Энтузиаст…
– Что в городе? Город разваливается на куски… – мрачно сказал Рассел. – Люди думают, будто мы хитрим, говоря, что этой болезнью можно заразиться только от птиц и никак иначе. Большинство сидит в своих норах и не высовывает носа. Остальные – буйствуют, насилуют, предсказывают конец света, напиваются как свиньи… Смотреть – одно удовольствие… У кого-нибудь есть кофеин? Похоже, что ночка будет веселой…
– Это страх… – продолжил Инвар. – Люди боятся выходить из своих домов. Утрачен нормальный ритм жизни города. Да, армия охраняет важные объекты: с электричеством, связью и доставкой продовольствия – тоже пока все в порядке… Но ведь так не может продолжаться вечно! В таком гигантском городе! Число больных все увеличивается – и у тех, кто еще здоров, начинают сдавать нервы… А тут вам – запрет на перемещения… Конечно, с точки зрения эпидемиологии – это разумный шаг, но кто-то теперь думает, что в этой клетке ему придется торчать до конца своих дней!
– Возможно, он прав, – сказал Сэм, возвращаясь в своих мыслях к эксперименту Ниты.
– Что за пораженческие настроения, доктор! – воскликнул Рассел, удивленно взметнув брови. – Мы будем отважно, невзирая на…
– Эта песенка для бойскаутов, но не для врачей. «Ни дождь, ни град, ни тьма ночная…»
– А эта – для почтальонов, – пробормотал Кристенсен, поворачиваясь на другой бок. – Заткнулись бы, а? Как бабы, честное слово… Не дадут вздремнуть человеку.
Завывая сиренами, их обогнали две машины – полицейская и пожарная. Все явственней слышался какой-то непонятный грозный гул.
– Что за чертовщина? – удивился Сэм.
– Толпа, сэр, толпа… – объяснил Рассел. – Граждане нашей прекрасной страны выражают недовольство конституционно избранными властями.
– Можно подумать, что ревут звери…
– Они и есть звери, – простонал Кристенсен, открыв глаза. – Как, впрочем, все мы. Внутри каждого сидит зверюга с налитыми кровью глазами… Так что – в бой, врачеватели! Или как там у Шекспира… «Сквозь брешь – вперед, друзья мои!»
Машина остановилась, и, когда Сэм открыл дверь, внутрь ворвались крики толпы, заставив четырех молодых людей сразу посерьезнеть….
Это была Двадцать третья улица. Залитый светом Вагнеровский мост, три пустых яруса которого тянулись через Гудзон к Нью-Джерси, осаждался темной бурлящей толпой. Что-то яростно выкрикивали люди с голубыми от ртутных ламп или бледно-розовыми – от факелов – лицами. Вдали горели пакгаузы. Забаррикадированные грузовиками и брошенными поперек дороги металлическими трубами, защитники моста, полицейские и ооновцы, стреляли поверх толпы, ослепляя ее мощными прожекторами. Все это вместе воспринималось Сэмом как ирреальные, непрерывно меняющиеся декорации, как задний план ярко освещенной площадки, на которой корчились или неподвижно лежали человеческие тела.
– Доктор! Доктор! Помогите мне!
Сэм ясно расслышал эти слова сквозь шум и, выхватив взглядом машущего рукой молоденького санитара, поспешил на зов, осторожно переступая через лежавших.
– Смотрите, доктор, как ее… Я не знаю, что делать…
Санитару было не больше девятнадцати, и он наверняка видел прежде лишь аккуратные пулевые и колотые раны. Вся правая сторона тела женщины – от ноги до плеча – обгорела и представляла собой спекшиеся комки кожи и одежды. Аэрозольного баллона, из которого этот парень все еще пытался что-то выжать, не хватило даже для полной обработки ноги…
– Я займусь ею, – глядя на застывшее лицо женщины, решительным тоном сказал Сэм. – А вы… Видите того полицейского? Пулевое ранение. Обработать и перевязать.
Санитар ушел, а Сэм, нагнувшись, приложил регистратор к руке женщины, хотя и понимал, что это уже бессмысленно. Ожог четвертой степени в сочетании с сильным шоком не мог не повлечь за собой почти мгновенной смерти… Он накрыл тело одеялом и огляделся.
Рваные и пулевые раны, всевозможные переломы и вывихи… Пострадавшие в большинстве своем были солдатами или полицейскими. Из штатских – лишь несколько человек, раздавленных или растоптанных в одном из штурмов. В своих истерических попытках вырваться из города мятежники использовали в качестве оружия все, что попадалось им под руку…
Перевязав полицейского и отослав его к санитарной машине, Сэм обратил внимание на прислонившегося к столбу человека, который обеими руками закрывал лицо. На голове его был тюрбан, а на одежде – нашивки солдата пакистанской бригады, прилетевшей утром. Бедняга изо всех сил прижимал к лицу руки, но кровь сочилась сквозь пальцы и капала на землю.
– Вот сюда… – Сэм подвел солдата к пустым носилкам и помог ему лечь. – Если вы уберете руки – мне будет проще заняться вашей раной.
Солдат приоткрыл один глаз и тихо простонал:
– Я боюсь, доктор… Если я сделаю это – мое лицо отвалится…
– Уж как-нибудь обойдется, я думаю. – Сэм мягко отвел его руки в сторону.
Из рваной круговой раны брызнула кровь. Щека была разрезана до кости, и ноздря еле держалась, свисая на губу. Все было в осколках стекла.
– Бутылка? – спросил Сэм, делая инъекцию морфина.
– Да, доктор… Он подскочил ко мне и ткнул, прежде чем я успел шевельнуться. Потом… Боюсь, что это не по уставу, доктор, но я врезал ему прикладом по животу, и он упал.
– Любой на вашем месте поступил бы точно так же.
Сэм вытащил пинцетом последний из видимых осколков, оставив совсем крошечные госпитальным врачам, и установил глубину стежка портативного сшивателя. Стянув края раны левой рукой, он приложил к ней свою машинку… Это действие повторялось несколько раз – пока всю рану не закрыл аккуратный шов. Кровотечение почти прекратилось – крупные сосуды, к счастью, не были повреждены. Обработанная таким образом рана уже могла ждать, когда ею займется хирург.
Как только пакистанец был помещен в уже переполненную машину, к Сэму приблизились двое.
– Доктор! – отдав честь, обратился к нему сержант. – Нужна ваша помощь – у нас раненые.
– Сколько и что за ранения?
– Пока – два человека. Ранены металлическими прутьями. Скоро будет больше… Мы сооружаем еще одно заграждение – чуть глубже, потому что уже не хватает людей сдерживать этот натиск с нескольких сторон… Вам хватит работы…
– Хорошо, пошли. Только захватите эти коробки с медикаментами…
Двухвинтовой военный вертолет ждал их, мягко посвистывая двигателями, – и, как только они забрались внутрь, взмыл к верхнему уровню моста, а потом осторожно опустился за барьер из опрокинутых грузовиков и легковых автомобилей.
Солдаты с нервозной суетливостью отходили сюда, покидая прежнюю позицию. Толпы пока не было видно, но грозный гул усиливался с каждым мгновением.
Сэм проследил за тем, чтобы выгрузили его коробки, и подошел к раненым. Один из них лежал с вытекшим глазом и, вероятно, сотрясением мозга. У второго была рваная рана, наскоро перевязанная бинтом из индивидуального пакета.
Крики между тем приближались, и солдаты, подсоединив к расположенным по обе стороны моста водоподъемникам пожарные рукава, раскатали их к барьеру.
Послышался топот множества ног, и несколько человек из числа защитников моста, стоявших до сих пор по ту сторону заграждения, спешно через него перелезли.
– Внимание! – зычно крикнул капитан. – Первый заслон смят! Минометы – к бою!
Сэм встал на крыло машины за капитаном – чтобы видеть происходящее на подступах к мосту… Пока еще там было пусто, и только несколько маленьких фигурок бежали к ним от грозного вала. Он нарастал и нарастал. Его рев становился все более похожим на разъяренное рычание исполинского зверя.
И вот – хлынуло. Пугающе черная однородная масса разом растеклась по скатам и лестницам – и устремилась вперед. У толпы не было ни лидеров, ни плана действий – ее гнали страх и желание выжить…
Уже можно было разглядеть отдельных людей, размахивающих металлическими прутьями и просто палками. Их рты были широко раскрыты в крике.
Позади Сэма послышался пронзительный свист, и тут же зачмокали минометы. Они методично и аккуратно усаживали поперек дороги начиненные газом снаряды.
Толпа замедлила бег, а потом и вовсе остановилась, не решаясь приблизиться к стелющемуся впереди туману. Воинственные крики сменились нерешительным гулом.
– Может быть, это их остановит? – спросил Сэм у капитана.
– До сих пор не останавливало… – устало ответил тот.
Снаряды падали и падали, но легкий ветерок, дувший с реки, быстро рассеивал газовые облачка. Смельчаки, один за другим, прикрывая ладонью глаза, стали перебегать опасную зону. За ними робко потянулись небольшие группки. И вот уже подалась вся бурлящая масса.
– Воду! – рыкнул хриплый голос, и тугие струи ударили по бегущим, сбивая их с ног. Толпа, глухо воя, попятилась.
– Берегись! – закричал Сэм, но голос его в этом шуме не мог быть услышан даже с пяти футов.
Снизу по одной из опор к ним вскарабкался и теперь перебирался через перила человек. В зубах он на пиратский манер сжимал большой кухонный нож и, как видно, порезался: с уголка рта по подбородку тонкой струйкой текла кровь.
Солдат обернулся в тот момент, когда человек, перехватив нож рукой, подкрался к нему совсем близко. Сцепившись, оба упали, но почти сразу нападавший поднялся вновь. Клинок был темным от крови.
Ничего больше, однако, этот человек сделать не успел, так как был сбит с ног подбежавшим здоровяком-дзюдоистом и, ухватившись обеими руками за шею, корчился теперь от боли.
Когда Сэм подошел, раненый солдат уже встал на ноги и, пошатываясь, удивленно посмотрел на свой мокрый рукав.
Ножевая рана оказалась довольно безобидной, и Сэм, наложив антисептическую повязку, тем и ограничился…
В реве толпы, в его тоне, появилась странная приподнятость, что-то даже близкое к ликованию. Или Сэму, одуревшему от невыносимого шума, только показалось? Вот появился новый звук, низкий и невнятный, который быстро усиливался… Сэм увидел, как, стоя на крыле своей машины и яростно размахивая рукой, капитан что-то кричит своим подчиненным, и те суматошно отступают – и как сам он, спрыгнув вниз, присоединяется к ним…
Громадный трейлер на скорости не менее шестидесяти миль в час, рыча от натуги, врезался в заграждение и разметал его. Камера одного из передних колес лопнула, и машину, отчаянно визжащую тормозами, развернуло на девяносто градусов и потащило к перилам. Послышался удар, и кабина зависла над рекой.
Это было все, что успел разглядеть Сэм, прежде чем толпа, уже ничем не сдерживаемая, хлынула в брешь. Не обращая внимания ни на что – два солдата были тут же растоптаны, – она понеслась по мосту, гонимая страхом, навстречу свободе…
– Им все равно не прорваться, – зло прохрипел капитан. – С той стороны мост перекрыт полицией Нью-Джерси… Но эти мерзавцы убили моих людей – и я очень хочу, чтобы они прорвались!
– Почему?!
– Потому что только нам было запрещено стрелять, даже в целях самозащиты! А полиция Нью-Джерси такого приказа не получила! Там граница зоны! Все перегорожено колючей проволокой! – Капитан посмотрел на своих мертвых солдат и вздохнул. – Они будут стрелять в любого, кто попытается пересечь пограничную линию…
Толпа – те, кто еще не прошел сквозь разрушенную баррикаду, – вела себя тихо. До другого конца моста им нужно было пробежать около мили, и люди берегли силы. Слышался лишь топот множества ног.
Мерный стрекот, доносившийся сверху, заставил Сэма поднять глаза. Со стороны реки к ним приближались огни. Пилот разглядел, должно быть, их военные машины, и вертолет, после того как поредел людской поток, стал снижаться. В свете мостовых фонарей Сэм разглядел надпись: «Военный транспорт штата Коннектикут».
Остатки толпы все еще текли мимо. Капитан, не выдержав, стал пробираться сквозь них в противоположном направлении. За ним следовал Сэм – по ту сторону заграждения могли быть раненые.
Когда они подошли к вертолету, пилот, открыв окошко, крикнул:
– Послушайте, я из Уотербери и совершенно не знаю город – не могли бы вы помочь мне?
– Я из Карачи, приятель, и знаю меньше тебя, – бросил на ходу капитан.
– Куда вам нужно? – спросил Сэм, взглядом выискивая пострадавших.
– В госпиталь Белвью. Не знаете, где это?
– Знаю. Я работаю там. А зачем вам в госпиталь? – Спросив, Сэм похолодел от недоброго предчувствия.
– Посылка. Дохлая собака в упаковке. Вы не покажете мне дорогу?
Побледнев, Сэм отбросил брезент, покрывавший собаку, и направил на тело луч фонарика.
Даже сквозь множество слоев полиэтилена невозможно было не увидеть безобразных нарывов.
