В лаборатории было темно, и голубовато-зеленый свет от экрана монитора едва выхватывал из мрака лицо Сэма, подчеркивая морщины и мешки под глазами.

Он с отвращением смотрел на экран. В дикой пляске палочковидных вирусов Ренда – картинке, транслируемой из главной вирусологической лаборатории, – было что-то опереточно-демоническое.

Сэм зевнул и отвел взгляд в сторону. Конечно, ему следовало бы поспать, но при всей усталости сон не шел. В окно по-прежнему барабанил дождь, и уже пробивалась утренняя серость… Обязательно нужно поспать…

Нита, в самый разгар их беседы уронившая вдруг голову на руки, безмятежно посапывала, разметав по столу свои красивые волосы.

Пискнул сигнал, которым обычно предварялись важные сообщения, – картинка дернулась, но чем-то новым не сменилась. Все те же вирусы все так же энергично толклись.

«Идентификация положительна, – пробурчал равнодушный голос. – Ткани фурункулов коннектикутской собаки содержат вирус Ренда – он на ваших экранах. До завершения всех исследований по приспособляемости данного штамма к различным средам и организмам он именуется вирусом Ренд-гамма…»

Нита уже выпрямилась в своем кресле и, отбросив волосы назад, сонно щурилась.

– До чего ж быстро! – воскликнул Сэм, гневно сжав кулаки. – Такой сдвиг – и меньше чем за неделю! Как он успел в такой короткий срок перебывать в семи различных организмах?!

– Успел. И от этого никуда не денешься.

– Как и от многого другого… – Сэм, кипя от злости, мерил шагами комнату. – Разваливается все! Мы катимся к первобытной дикости! Кубарем! Мне никогда не приходило в голову, что слой цивилизованности настолько тонок! Его можно смахнуть в несколько дней!

– Вы слишком суровы, Сэм. Люди просто-напросто боятся…

– Да, конечно! Я сам боюсь! И, кстати, у меня гораздо больше оснований для страха – ведь мне известна степень нашей беспомощности перед болезнью Ренда! Но я также знаю – а они почему-то забыли, – что у нас есть чудесный дар – шевелить мозгами, думать, прежде чем что-то предпринимать! А эти безумцы действуют – только действуют! И мало того, что обрекают себя на верную гибель, так еще пытаются увлечь за собой весь мир! Буйствуют! Лезут под пули! Вопреки здравому смыслу прячут где только можно своих несчастных кур и длиннохвостых попугаев! Подождите, вот мы еще примемся за собак… «Только не моего Рекса! Только не моего верного друга Рекса!» И попробуйте втемяшить идиоту хозяину, что его друг Рекс превратился в смертельного врага… Все охвачены паникой! Я видел толпу, в которой уже не было людей! Они насилуют и убивают – мимоходом! Каждый пытается любой ценой выбраться отсюда – и кому-то ведь это удастся! Или чья-то собака убежит за пределы зоны! Люди…

– Людей винить не следует, Сэм. – Голос Ниты был тих и спокоен. – Им присущи эмоции, обычные человеческие эмоции…

– Но я – точно такой же человек! – воскликнул он, остановившись. – И тоже не без эмоций! Я прекрасно понимаю, что они чувствуют сейчас! Те же кошки скребут и у меня на сердце! Но для чего же нам дан интеллект, если мы не можем контролировать свои эмоции!

– Кое-кто из контролирующих мечется сейчас из угла в угол…

Сэм уже открыл рот, чтобы ответить, – но внезапно передумал и улыбнулся.

– Да, вы правы. Вся моя ярость – ни к чему… Просто бывают моменты, когда все, что чувствуешь, обнажается, выходит наружу… А потому – слушайте! Вы так хороши сейчас в этом голубом луче и с этими спутанными волосами!

– О ужас… – прошептала она, поправляя прическу.

– Оставьте, прошу вас! – Сэм потянулся к ее руке, и что-то произошло! В глазах Ниты отражались его, Сэма, чувства!..

Что есть поцелуй? Поцелуй есть контакт, соединение, обмен. Одним народам и племенам он вообще неизвестен – другие считают его чем-то омерзительным. И те и другие – обделены… Поцелуй может быть и холодной формулой, и знаком родства, и прелюдией к акту любви. А еще – откровением в безмолвном, таинственном языке чувств, не передаваемых словами…

Прижавшись ухом к его груди, она улыбалась – он это знал, потому что водил пальцем по ее лицу.

– По-моему, все наши чувства поднялись сейчас на поверхность… Мы говорим то, что говорят они, и действуем так, как им угодно. Я, наверное, выгляжу очень смешным…

– Перестань, Сэм!

– Я, должно быть, действительно выгляжу довольно нелепо, но… Если б ты знала, какое отвращение у меня вызывают все эти телекрасотки с их деловитым барахтаньем в постели и дозированным закатыванием масленых глазок! Настойчивое принижение высокого… Я хочу сказать, что люблю тебя и что это… не шутка…

– И я тебя люблю, Сэм… Звучит, конечно, ужасно, но я благодарна болезни Ренда и всему, что произошло… Женщины эгоистичны, дорогой! Мне кажется, что ты так и остался бы одним из тех ушедших в работу мужчин, которым просто некогда подумать о таком незначительном предмете, как мы…

– «Незначительном». – Сэм обнял ее и тут же услышал сигнал вызова. – Черт побери!

– Я понимаю ваши чувства, сэр! – Нита, рассмеявшись, выскользнула из его объятий. – Но мне звонят!

Сэм милостиво улыбнулся, и она поспешила к телефону.

Дождь почти прекратился. Редкие порывы ветра бросали капли на оконное стекло. Сэм смотрел вниз, на влажную серость безмолвного города. Отсюда, с двенадцатого этажа, хорошо просматривалась Первая авеню с ехавшей по ней бело-зеленой полицейской машиной. Вот машина исчезла, куда-то свернув…

Неясное бормотание за спиной тоже смолкло, и, когда он обернулся, Нита уже положила трубку. Она так грациозно потягивалась, что Сэм тут же почувствовал необыкновенный прилив сил.

– Так. Умыться, переодеться и приготовить что-то похожее на завтрак, – энергично перечислила она. – Через час – совещание. Дирижирует Чейбл, если я правильно ее поняла…

– Кого – ее?

– Секретаршу Мак-Кея… Перкинса, вернее.

– Обо мне она ничего не сказала? Ведь этому локатору наверняка известно мое местонахождение!

– Нет, о тебе – ни слова. Может быть, твое присутствие там кажется ей уже само собой разумеющимся?

– Думаешь? Не более чем интерну – так, кажется, величает меня Эдди Перкинс? – дозволят присутствовать на этом политиканском таинстве?

– Но ты же должен быть там, Сэм!

Он грустно улыбнулся:

– Я буду, и обязательно.

…Это был один из самых больших залов госпиталя, и собравшиеся, человек тридцать, чувствовали себя в нем довольно неуютно. Сэм увидел здесь много знакомых лиц – руководителей отделов, людей из команды Мак-Кея, двух офицеров службы здоровья. Уже войдя в дверь, он подумал, что явиться сюда было не лучшей его мыслью. Нита, что-то почувствовав, крепко сжала его руку, когда он усаживал ее в кресло. Сразу полегчало… А потом отступать было уже поздно, да и незачем. Знакомые кивали ему или приветственно махали рукой – а прочие не обращали на него внимания…

«Доктор Бертолли?» – прогремело сзади, и Сэм вскочил. Насупленный бородач с перебитым носом был очень хорошо знаком ему по фотографиям.

– Да, доктор Хатьяр. Чем могу…

– Как вы себя чувствуете? – Хатьяр, подавшись вперед, почти уткнулся носом в лицо Сэма. Если б это проделал кто-то другой, Сэм обязательно вышел бы из себя, но Хатьяр был не другой… Сэму не раз приходилось слышать истории об этом гениальном венгерском иммунологе, создателе радиоактивного дифференциатора, касающиеся в основном его близорукости и болезненного самолюбия. Хатьяр, например, наотрез отказывался признать, что его зрение не идеально, и потому никогда не пользовался корректирующими линзами. В лаборатории, возможно, это не создавало особых неудобств, но в общении с людьми…

– Как вы чувствуете себя? – повторил он с чудовищным акцентом прямо Сэму в ухо.

– Спасибо. Не мешало бы, правда, поспать, а так – все в порядке… Во всяком случае, никаких симптомов болезни Ренда.

– Вот как? А ведь небольшое повышение температуры было бы очень кстати! Вы, значит, уверены, что жара у вас не было?

– Совершенно.

– А вот я не уверен… Мне нужно немного вашей сыворотки. То, что я имею, взято у людей, впоследствии умерших. Быть может, нам удастся наконец выделить антигены…

– Сэм? Вы не на дежурстве? – послышался голос Эдди Перкинса.

– Я отдежурил, – вежливо ответил Сэм, обернувшись. – Последняя поездка заняла около двадцати часов. Ситуация в городе весьма напряженная.

– Знаю. А что, вас кто-то пригласил сюда?

Они смотрели друг другу в глаза: взгляд вопрошавшего был ледяным.

– Нет, – ответил Сэм, и Перкинс победно ухмыльнулся.

– В таком случае… Я, конечно, очень сожалею, Сэм, но вам придется…

– Какого дьявола?! Кто вы такой, собственно? – зарычал Хатьяр, пытаясь разглядеть лицо неизвестно откуда взявшегося нахала.

– Я Перкинс, мистер Хатьяр! Ассистент доктора Мак-Кея! В настоящий момент исполняю его обязанности!

– В таком случае идите, пожалуйста, и исполняйте их дальше! Мы заняты!

Хатьяр сгреб Сэма и утащил подальше от пунцовеющего Перкинса. Сэм не знал, то ли радоваться этому торжеству справедливости, то ли огорчаться по поводу неизбежных теперь неприятностей…

Профессор Чейбл постучал молотком – группки стоявших распались, все заняли места за длинным столом.

Сел и Чейбл. Он долго разглядывал множество бумаг, лежавших перед ним, и аккуратно их складывал – а когда заговорил, в голосе его была бесконечная усталость.

– Прежде всего я должен сказать, что совещание организовано Всемирным центром здоровья. По моей просьбе доктор Перкинс, временно заменяющий Мак-Кея, пригласил вас сюда для обсуждения некоторых весьма важных вопросов. Я получил ваши отчеты и хочу выразить признательность за столь исчерпывающую информацию… Далее. В настоящий момент Центр осуществляет контроль за носителями вируса. Определена карантинная зона. Принимаются самые решительные меры в борьбе с болезнью. Однако нам необходимо принять некоторые основополагающие решения, касающиеся наших дальнейших действий. И прежде чем они будут приняты, мы должны окончательно выяснить: что сделано, что делается и что предстоит сделать для укрощения этой болезни.

Чейбл умолк, и наступила тишина… Наконец Эдди Перкинс, откашлявшись и обведя аудиторию испытующим взглядом, сказал:

– Позволю себе подытожить наши достижения… Болезнь Ренда – неизлечима. Смерть наступает в течение десяти-двенадцати часов с момента заражения. Вероятность – стопроцентна, во всяком случае, до сих пор было так. Симптоматическое лечение, однако, позволяет продлить период болезни почти до сорока восьми часов. Это вселяет определенные…

– Ничего это не вселяет! – сердито перебил его Хатьяр. – Небольшая оттяжка – и все. При чем тут лечение?

– Возможно, вы правы, доктор Хатьяр, – еле сдерживаясь, ответил Перкинс. – И я не совсем точно выразился… Кстати, самое время, по-моему, выслушать информацию о том, сколь велики успехи вашей иммунологической команды.

– Их нет.

– Нельзя ли поподробней, доктор Хатьяр?

– И подробней нет тоже… Пока не выделено антитело – мы работаем впустую! Все здесь вроде бы элементарно. Альфа, бета и гамма – очень даже просты в своих реакциях. Организм либо заражен, либо нет. Если заражен – он гибнет… И никаких вам мягких форм! Ни один из пораженных организмов не способен бороться с антигенами!

– Скажите, доктор, – подал голос Чейбл, – какова вероятность получения этих ваших антител?

– Вероятность – нулевая. Без какого-то совершенно нового фактора тут не обойтись…

Тишину, вновь наступившую после этих слов, довольно долго никто не прерывал. Призывы к активности не оказали никакого действия. Перкинс в конце концов стал выкликать по именам руководителей групп. Далеко не каждый был или позволял себе быть таким искренним, как Хатьяр, но это не меняло сути.

– Если не возражаете – я обобщу… – Голос Чейбла дрожал, и это уже было вызвано не только усталостью. – Положение не из лучших. Мы знаем, откуда пришла болезнь Ренда и каким образом она распространяется. Нам известны ее первые симптомы и исход, который мы можем чуть-чуть оттянуть. Мы убедились также и в том, что зараженный организм не вырабатывает антитела для борьбы с болезнью и что антибиотики ей нипочем. Применение интерферона дает ничтожный и кратковременный эффект. Каких-либо химических препаратов, способных пресечь развитие болезни, не убив при этом больного, у нас нет… Что еще? Еще мы знаем о странной привычке болезни Ренда поражать определенных животных – которые в свою очередь передают ее представителям своего вида или же человеку… Такой вот жуткий перечень, в котором единственно отрадный пункт – то, что мы не можем заразиться друг от друга.

– Не можем – пока, – очень ясно произнесла Нита и тут же испуганно прикрыла рот рукой.

Каждый счел своим долгом повернуться и посмотреть на нее – кресла дружно заскрипели…

– Может быть, вы поясните свои слова, доктор Мендель? – сурово сказал Чейбл.

– Извините меня… Я не хотела прерывать вас… И это пока не доказано… Не исключено, что мое предположение вздорно, но… Понимаете, я пропустила Ренд-бету через семь тканей – и она стала Ренд-гаммой, способной поражать собак!

– Простите… – буркнул Чейбл, вороша свои бумаги. – Но я не вижу отчета об этом!

– Дело в том, профессор, что мой эксперимент не входил ни в одну из официальных программ. Я занялась этим исключительно по собственной инициативе. Что же касается моих записей – я должна привести их в порядок…

– Записи записями, но вам следовало немедленно поставить меня в известность!

– Я хотела, но… – Она вскинула глаза на побледневшего Эдди Перкинса. – Видите ли, это случилось прошлой ночью, и когда я отправилась к доктору Мак-Кею – его уже увезли, и все пребывали в замешательстве… Ну а потом, когда в Коннектикуте обнаружили зараженную собаку и об этой опасности стало известно всем…

– В любом случае вы должны были сообщить мне!.. Уж простите, что так накидываюсь на вас, но – и это относится ко всем! – информация, имеющая хоть какое-то отношение к болезни Ренда, должна немедленно доводиться до моего сведения! Даже если она кажется вам совершенно пустячной!.. Продолжайте, доктор Мендель. Значит, вы полагаете, что болезнь Ренда будет, рано или поздно, передаваться человеку от человека?

– Боюсь, профессор, что не смогу пока подкрепить свою мысль доказательствами… Эта болезнь подчиняется неведомым законам и меняет свой нрав всякий раз, как только вирус попадает в новую среду, переходя от человека к птице, а от птицы – к человеку. До поры до времени. Вдруг добавляются собаки! А что, если после серии подобных перебросок между собакой и человеком произойдет новый сдвиг? Кстати, у нас нет уверенности в том, что подобное – с какими-то другими, еще не выявленными носителями – уже не произошло… Возможно, существует некий ряд, ведущий к такой мутации, после которой мы сможем заражать друг друга без посредников.

– Возможно… – задумчиво кивнул Чейбл. – И не хотелось бы в этом убедиться. Да, нельзя недооценивать степень опасности… Доктор Перкинс! Ваши соображения относительно программы дальнейших действий!..

Когда наступил момент распределения заданий между группами, и все, одновременно оживившись, принялись демонстрировать свои ораторские способности, Сэм наклонился к Ните:

– Сжалилась над Перкинсом, да?

– Да, Сэм. Ему ведь несладко теперь, когда приходится работать еще и за Мак-Кея… А тут мы со своими обвинениями…

– Иными словами, ты не захотела раскачивать лодку… Жаль. Ее следовало перевернуть. Он совершил непростительную ошибку, скрыв твои записи от Чейбла! Ты должна была сказать об этом! Его уволили бы – и поделом… Слишком дорого обходятся нам такие ошибки…

– А не мстишь ли ты?

– Мщу? Нет. Конечно, было бы приятно посмотреть, как он с треском вылетает отсюда, но мною движет другое… Перкинс сейчас не на своем месте, и он блестяще это доказал! Пока этот парень сидит в кресле Мак-Кея, ничего хорошего не жди…

Его прервал настойчивый стук молотка.

– Всем спасибо! – натужно выкрикнул Чейбл и подождал, пока все утихнут. – А сейчас я хотел бы поделиться с вами следующей информацией… Чрезвычайный Совет ООН, президент и представители Генерального штаба пришли наконец к единому решению. Операция «Избавление» – таким замечательным названием могли разрешиться только военные – начнется через несколько часов. Она включит в себя самые серьезные меры по пресечению дальнейшего распространения болезни. Красная зона – территория, на которой зафиксированы случаи заболевания, – полностью эвакуируется. Мы уже начали переселять людей в карантинные лагеря, и как только будут выявлены и отсеяны инфицированные – всех удалят за пределы зоны. Кроме Красной имеется еще и Синяя зона. Это полоса мертвой земли, окаймляющая Красную зону. Вся она идеально – при помощи бульдозеров, взрывчатки и огнеметов – выровнена и посыпана отравленной приманкой. Ширина Синей зоны составляет двести ярдов, а по завершении работ она достигнет полумили. К моменту, когда это произойдет, эвакуация населения Красной зоны уже закончится, и ее подвергнут обработке радиоактивным веществом с периодом полураспада в два месяца…

Все силились представить себе масштабы этих мероприятий. Свыше восьми тысяч квадратных миль должны обезлюдеть? Нью-Йорк, Ньюарк, Филадельфия, покинутые своими жителями, превратятся в города-призраки? В них умрет даже последняя инфузория?..

Чейбл продолжал:

– Это нужно сделать незамедлительно, потому что мир напуган… Как только очаг инфекции будет локализован и в качестве ее носителей мы будем иметь дело лишь с животными – операция «Избавление» продолжится. – Голос Чейбла звучал теперь предельно тихо. – Я хочу, чтобы вы поняли: мы вынуждены пойти на это… Мир, как я уже сказал, напуган – и до того напуган, что всерьез подумывает о водородной бомбардировке Красной зоны…

Он умолк, не в силах больше говорить и видеть, в какой ужас приводят слушателей его слова.

– Доктор Чейбл! – решительно сказал Сэм, слегка удивившись своей решительности. – Операция «Избавление» – вполне, на мой взгляд, логичное решение проблемы, поставившей медицину в тупик. Некоторым, правда, кажется более разумным сбросить на нас водородную бомбу, что мне, потенциальному угольку, не слишком по душе, как, кстати, и угрозы сбросить ее вот-вот. Но не о том речь… По-моему, мы еще не окончательно убедились в бессилии медицины! Еще не выполнена одна часть исследований – возможно, наиболее важная!

Он остановился, чтобы перевести дыхание, и только сейчас заметил, что его слушают более чем внимательно, но с каким-то мучительным напряжением. Вопрос перестал быть чисто медицинским. Он перерос в проблему выживания.

– О каких исследованиях идет речь? – спросил Хатьяр.

– Проникнув внутрь «Перикла», мы могли бы обнаружить там сведения об этой болезни – записи, например. Ведь неспроста же Ренд пытался объяснить нам что-то о корабле… Кроме того, если уж вопрос о бомбардировке почти решен – кого может волновать тот факт, что мы откроем эту бутылку…

Громко застучал молоток.

– Доктор Бертолли! Никаких проникновений! На конечном этапе операции «Избавление» – после эвакуации и радиоактивной обработки территории – «Перикл» будет уничтожен тактическими ракетами! Мы должны быть уверены, что ни болезнь Ренда, ни какая-то другая космическая хворь землянам больше не грозит! Так что – извините… Решение принято и обжалованию не подлежит. Никто даже слушать вас не станет! Если бы, конечно, был найден способ лечения болезни Ренда… Но в этом случае и вся операция была бы отменена!..

Раздалось несколько негодующих возгласов, а темпераментный Хатьяр даже разразился тирадой – но все это было впустую, для очистки совести, для протокола. Все понимали, что решение принято на самом высоком уровне.

Чейбл внимательно слушал, кивал, отвечал на вопросы и при первой же возможности закрыл совещание…

Нита с Сэмом отправились в лабораторию. Когда они проходили мимо стеклянных дверей одной из переполненных палат, Нита опустила глаза.

– Я боюсь, Сэм… Все кажется каким-то безысходным… Эти разговоры – о бомбах, о радиоактивности… Значит, с исследованиями покончено? И эти больные, а также все, кто заразится позже, – обречены на смерть?

– Они уже мертвы. Мы же отныне – не врачи, а кладбищенские сторожа… Однако поставим себя на место большей части человечества. Она, эта часть, собирается принести нас в жертву и спастись. Уничтожить небольшое количество себе подобных – ради благородной цели… Возможно, это отличная идея, от которой я не в восторге только по эгоистическим мотивам… Но! Я против нелепого запрета на посещение «Перикла»! Запрета, исходящего от насмерть перепуганных людей, потерявших способность логически мыслить! Внутри корабля может находиться ответ на наши вопросы – спасительный для многих!

– Дорогой, но что мы можем сделать? Чейбл все популярно объяснил. Корабль закрыт – как для всех, так и для нас. Все ответы предписано искать в любом другом месте.

Убедившись, что их никто не видит, Нита мягко пожала руку Сэма – и не заметила, как расширились вдруг его глаза.

– Тебе на дежурство? – спросила она, открывая дверь.

– Через час, – ответил Сэм и прошел в комнату, где хранились инструменты.

– Все. Хватит терзаться – займемся делом… Что это?! – Она увидела в его руке регистрирующее устройство.

– Скорее всего, моя очередная глупость… Наверное, я замерз, оттого что не выспался, но твоя рука показалась мне слишком теплой. – Он коснулся прибором ее запястья, и стрелка метнулась к отметке 38,8.

– Ты могла просто подхватить грипп, – было сказано не слишком бодрым тоном…

Люди еще не научились излечивать болезнь Ренда, но диагностика ее была уже на неплохом уровне.

Через пять минут стало ясно, что у космической чумы есть новая жертва.