Валет прислушался к грохоту лопающихся камней и поглядел, как стремительно скользит вниз большое черное пятно. Он слышал стенания Мира, видел, как бегут по земле огненные трещины, терзая земную плоть.

Его ноздри трепетали, ловя едкие запахи, поднимающиеся из чрева планеты. Хлопья пепла, подобно крыланам, метались, опадали на землю и снова взлетали в струях ледяного воздуха. Звезды на небе прокладывали себе новые орбиты, каких до сих пор никто на свете не видывал. Семь горных вершин, выбрасывающих огненные факелы, поднимались вдали, и Валету живо припомнился тот день, когда он заставил одну из них двигаться по своей воле. Облака пара и струи дыма время от времени скрывали созвездия. Земля ни на миг не переставала дрожать, и весь Шэдоу-Гард тоже шатался и подпрыгивал на своем фундаменте. Валет не боялся, что башня рухнет, — он наложил на замок самые могучие из своих заклятий и знал: тот будет стоять, пока Сила не покинет самого Валета.

Рядом с Валетом молча стояла его душа. Он закурил новую сигарету и наблюдал, как по слону горы сползает в долину гигантский оползень.

Медленно-медленно накатывались тучи. Они собирались вдалеке, там, где зарождалась буря. Подобно гигантским сороконожкам, обладателям бесчисленных огненных суставчатых ног, тучи медленно перебирались с горы на гору. Они зажигали небо на севере, а атакованная молниями земля плевала в тучи собственным огнем.

Прошло еще некоторое время, и слух Валета уже начал улавливать приближающийся грохот этой титанической битвы. А вскоре он понял — сражение совсем рядом. Когда битва стихий загремела чуть ли не над его головой, Валет усмехнулся и обнажил меч.

— Что ж, душа, — воскликнул он, — давай-ка поглядим, сохранил ли я Силу!

Мечом он начертал на камне магический узор и произнес заклинание. Река огня и грома расступилась и обтекла Шэдоу-Гард двумя широкими рукавами, не нанеся замку никакого вреда.

— Недурно сработано.

— Спасибо на добром слове…

Они были окружены — земля горела и содрогалась прямо под их ногами, буря свирепствовала, небо швыряло в них падающие звезды. Услышав чьи-то шаги, Валет повернулся лицом к лестнице.

— Это, должно быть, Айвина, — сказал он. — Она боится бурь и всегда ищет меня, когда начинается ненастье.

Айвина вышла из люка на плоскую крышу башни, увидела Валета и подбежала к нему. Девушка не проронила ни слова. Он укутал ее своим плащом и, обняв одной рукой, прижал к себе. Айвина дрожала.

— Тебя не мучают угрызения совести из-за того, что ты с ней сделал? — спросила душа.

— Так, есть немножко, — ответил Валет.

— Тогда почему бы тебе не освободить ее?

— Нет.

— Потому что, если Айвина вспомнит то, что было, она возненавидит тебя?

Валет ничего не ответил.

— Не бойся, она меня не слышит. Я буду задавать вопросы в такой форме, что ты на них сможешь отвечать односложно. Она подумает, что ты просто бормочешь что-то про себя… Ведь тут нечто большее, чем ненависть?

— Да.

Оба помолчали.

— А не в том ли дело, что ты боишься, как бы она не сошла с ума, если снять чары?

— Да.

— Значит, ты стал куда более эмоциональным и чувствительным, чем был раньше; куда больше, чем я предполагала.

Айвина наконец подняла голову, взглянула в глаза Валету и промолвила:

— Мне жутко. Может, спустимся вниз, любимый?

— Нет. Ты иди, если хочешь.

— Тогда я останусь с тобой.

Медленно, еле заметно, буря уходила прочь, замирая вдали, пока не смолкла совсем. Валет видел, что разломы земли продолжают еще яростно выбрасывать наружу полотнища пламени, а вершины гор дымятся и пылают. Повернувшись в другую сторону, он обратил внимание на что-то белое, застилающее даль, и понял — это не дым, это — снег. Правда, пока еще где-то далеко на западе. В Валете возникла вдруг неожиданная уверенность, что из его затеи ничего не получится, что процесс разрушения зашел слишком далеко. Но теперь изменить что-либо было все равно невозможно. Оставалось лишь одно — наблюдать.

— Айвина…

— Да, мой повелитель?

— Мне надо сказать тебе кое-что…

— Что, любимый?

— Я… Нет, ничего.

Его душа придвинулась почти вплотную и теперь стояла у него прямо за спиной. И тут к Валету пришло такое сильное и странное чувство, что он не смог больше выдержать.

Повернувшись к Айвине, он шепнул:

— Прости меня.

— За что, любимый?

— Сейчас я этого тебе не смогу объяснить, но, может быть, придет время и ты припомнишь мои слова.

Ничего не понимая, Айвина произнесла:

— Надеюсь, такое время никогда не придет, Валет, я ведь всегда была счастлива с тобой.

На мгновение Валету показалось, что он задыхается и что глухие удары сердца отдаются в каждой жилке его тела.

Сквозь вихри пыли, сквозь грохот и гул, сквозь мертвенный холод он неуклонно шел по следу. Слепящие молнии, содрогавшаяся земля, стремительно приближавшаяся буря, все они не значили для него ровным счетом ничего, ибо чувство страха было ему неведомо. Он скользил по склонам холмов беззвучно, точно привидение, и проползал меж скалами и камнями, как змея. Он перескакивал через трещины, уворачивался от камнепадов. Однажды в него ударила молния. Никакого вреда она ему не принесла. Ведь он был всего лишь большим комом протоплазмы, который можно запросто и без всяких дурных последствий для него проткнуть, например, палкой; и, по правде говоря, трудно было бы назвать причину, которая позволяла ему жить и двигаться. Впрочем, вполне возможно, это и не настоящая была жизнь, во всяком случае, не та, которой живут другие существа — даже те, что обитают на Ночной Стороне. Вместо имени — кличка, а уж об умственных способностях вообще говорить нечего. По сути дела, набор инстинктов и рефлексов, большая часть которых — врожденные. Эмоции у него тоже отсутствовали — кроме одной.

Хотя земля дрожала, как в ознобе, а камни с гулом катились по склонам, он начал спускаться с Горы-Которая-Однажды-Пошла, и свирепые молнии, бившие из пылающих облаков, зажигали огни на его пути.

Оползни не замедляли его бег, буря не препятствовала его шагам. Он легко пробирался меж валунов, устилавших подножия горы, и останавливался лишь изредка, чтобы прикинуть, предстоит ли ему взбираться на новые высоты или нет.

След вел его туда. Значит, туда и нужно идти.

…Высокий, стоящий на огромной скале, обнесенный стеной, хорошо охраняемый…

— Выигрыш это или проигрыш, не знаю. Главное, сработало, — сказал Валет.

Айвина промолчала, но душа ответила:

— Ты проиграешь все равно. А выиграет или проиграет Мир — совсем другой вопрос. Но ты проиграешь, Валет, точно.

…И, поглядев на светлеющий восток, Валет почувствовал: правда. Ибо небо становилось все светлее и светлее, и это был отнюдь не отсвет вулканов или грозовых молний. И сам Валет ощущал, как иссякает в нем былая сила. Повернувшись на запад, он вновь убедился, что черная Сфера опустилась еще ниже, и Истина предстала перед ним во всей своей наготе.

По мере того как Сила покидала Валета, стены Шэдоу-Гарда начали шататься.

— Нам лучше поскорее удрать отсюда.

— А тебе-то чего волноваться, дух? Тебе же повредить невозможно. А я бежать не стану. Говорю тебе, эта башня сможет противостоять даже рассвету.

Камни и кирпичи водопадом хлынули во двор, рухнули стены замка, явив миру внутреннее убранство покоев. Валет услыхал вопли слуг, несколько человек опрометью выскочили из ворот. И снова дрогнула земля, и даже сама башня слегка качнулась.

— Потерянный Ключ, Кольвиния, снова утрачен, — сказал Валет, — и на этот раз уже навсегда.

Ибо произнесенное им простенькое заклинание не сработало. Раздался долгий могучий ропот, похожий на накат океанской волны. Дальняя стена крепости рухнула и рассыпалась в прах.

— Если ты не уйдешь, подумай, что будет с девушкой, стоящей возле тебя.

Валет повернулся к Айвине — он почти забыл о ее существовании. И увидел странное выражение, медленно возникающее на ее лице.

Сначала он просто не мог понять, что оно означает, но когда Айвина заговорила, он обнаружил, что изменение коснулось и ее голоса.

— Что тут происходит, Валет?

Он ощутил, как ее тело вдруг напряглось, а потом отшатнулось. И тут же ослабил свое объятие, как бы отпуская Айвину на свободу.

Объяснение пришло к нему мгновенно. Когда его магическая Сила стала уходить, заклятие, наложенное на Айвину в далеком прошлом, тоже перестало действовать. И чем ярче разгорался восход над измученным Миром, тем быстрее просыпался разум Айвины.

Валет заговорил, надеясь отвлечь внимание девушки и уберечь ее сознание от внезапного потрясения, когда она вдруг осознает весь масштаб происходящих перемен.

— Это все из-за меня. Те Семеро, что были записаны в Красную Книгу Элса, не захотели сотрудничать со мной и отказались нести службу у Щита, что защищает нас от Внешнего Холода. И тогда я казнил их. Но я ошибся, полагая, что без них можно обойтись. Хотя я и был убежден, что сумею выправить положение и предотвратить прорыв Холода, на поверку оказалось, что в одиночку мне с этим не справиться. Остался лишь один выход. Я разрушил Великую Машину, которая сохраняла наш Мир в привычном для нас виде. Мы, обитатели Темной Стороны, черпали наши легенды из почти недоступной пониманию вещи, именуемой наукой, а потому верили, что Миром управляет Машина. Обитатели Дневной Стороны, которые суеверны ничуть не меньше, чем мы, верят, будто ядро земли состоит из расплавленных металлов и духов огня. Как определить, кто из нас прав, а кто — нет? Философы с обеих сторон нередко утверждают, что чувственный мир — вообще иллюзия. Меня-то все это мало волновало. И какова бы ни была истинная реальность, я отправился к Центру Мира и вызвал там катастрофу. Вот ее-то последствия ты и видишь сейчас вокруг себя. Благодаря моим действиям Мир начал вращаться. Теперь не будет больше ни Страны Вечной Тьмы, ни Страны Вечного Дня. По всей вероятности, Свет и Тьма будут в строгой последовательности чередоваться по всей планете. Однако Тьма в каком-то виде сохранит в себе те черты, из которых складывалась наша жизнь, тогда как при Свете, без сомнения, будет торжествовать наука.

«Конечно, — думал Валет, — все это при условии, что Мир уцелеет. Любопытно, а как все это воспримут в странах Света?.. В университете, например?.. Когда вдруг наступят сумерки… а потом — ночь… и зажгутся звезды? Не примет ли это Пойндекстер за очередную выходку студентов по случаю окончания семестра?»

— И таким образом, — продолжал он, — отпала нужда в Щитах от холода или от жары. Тепло звезды, вокруг которой мы вращаемся, будет распределяться по всей поверхности планеты, а не концентрироваться лишь на одной ее половине.

— Валет-Стервятник! — дико выкрикнула Айвина, отшатнувшись от него.

Краем глаза Валет увидел, как над восточным горизонтом поднялась сверкающая оранжевая арка. Вмиг ударили ее лучи, и башня дрогнула, затряслась и стала раскачиваться из стороны в сторону. Он услышал грохот камней, падающих внутри самой башни, и даже сквозь толстые подошвы сапог сумел уловить колебания расходящихся перекрытий.

Айвина хищно пригнулась, ее глаза сквозь гриву волос, которую трепал ветер, горели безумным огнем…

…А в ее правой руке Валет увидел обнаженный кинжал. Он облизал пересохшие губы и попятился.

— Айвина, — прохрипел Валет, — пожалуйста, выслушай меня. Эту игрушку я легко отберу у тебя в любой момент, но мне не хочется причинять тебе боль без особой нужды. Я и без того доставил ее тебе слишком много. Брось кинжал, прошу. Я постараюсь сделать…

Айвина кошкой прыгнула на него. Валет попытался схватить ее за руку, промахнулся и быстро отступил в сторону. Клинок прошел совсем рядом. Айвина споткнулась, не встретив ожидаемого сопротивления, и Валет схватил ее за плечи.

— Валет-Стервятник! — опять выкрикнула девушка и полоснула его по руке, оставив длинную, хотя и не слишком глубокую рану.

Хватка Валета слегка ослабела. Айвина высвободилась и снова кинулась на него. Валет блокировал удар левым предплечьем, а правой рукой отшвырнул Айвину. Мельком он успел увидеть ее лицо — в углах губ пузырилась пена, из прокушенной губы по подбородку текла узкая струйка крови. Айвина отлетела к парапету, ударилась о него спиной и вместе с развалившейся почти беззвучно кладкой рухнула в пропасть.

Валет рванулся к ней, но успел увидеть лишь всплеск пышных юбок, когда она падала на каменные плиты двора. Короткий крик оборвался тяжелым мокрым шлепком.

Валет отпрыгнул назад — колебательные движения башни угрожали падением и ему. Солнце уже наполовину вылезло из-за горизонта.

— Валет! Пора уходить! Башня сейчас обрушится!

— Ну и пусть, — ответил он.

И все же повернулся и пошел к лестнице.

Тварь, после того как влезла в крепость сквозь зияющую брешь в северной стене, уже успела облазить все коридоры. Трупы тех, кого ей приходилось убивать по пути, лежали неоскверненными — она их не тронула. В одном из коридоров на нее обрушилась часть кровли. Тварь прокопала себе туннель под обломками и полезла дальше.

Она затаилась за грудой обломков, пропустив мимо себя вереницу слуг с ведрами — торопящихся тушить пожар, надо полагать. Ей приходилось прятаться в нишах, за портьерами, за мебелью, за дверями. Она скользила, как призрак, и струилась, как змея.

Тварь шныряла меж груд щебня и битого кирпича до тех пор, пока снова не взяла след.

След вел все выше и выше, штопором ввинчиваясь в высоту… И тварь полезла наверх…

Небо, пополам расколотое зарей; пролом в парапете, навечно врезанный в память; пышный цветок раскинутых ветром юбок перед его внутренним взором; пена на губах и кровь на подбородке — чернила, которыми подписан его приговор; пронзительные вопли истерзанной земли; раздавленные камни, чьи грани кажутся особенно острыми из-за прозрачных теней, наброшенных на них зарей; погребальный вой ветра; подрагивание разрушающейся башни — будто убаюкивающее…

Валет подошел к началу лестницы и увидел тварь. Он вытащил меч и стал ждать. Другого пути вниз все равно не было.

«Странно, — подумал он, — насколько могуч инстинкт самосохранения — он не унимается, что бы ни случилось с самим человеком».

Валет уже направил свой оружие острием в сторону Боршина, когда тот, взлетев в прыжке, преодолел последние ступени, и кинулся в атаку.

Меч пронзил левое плечо чудовища, но того это не остановило. Клинок вырвался из рук Валета, когда Боршин нанес свой удар, от которого Валет полетел кувырком; Боршин снова прыгнул, намереваясь покончить с врагом разом.

Однако Валет успел откатиться в сторону и даже поднялся на четвереньки, прежде чем Боршин атаковал его снова. Клинок меча, сверкая в утреннем свете, все еще торчал из плеча твари. Кровь из раны не текла, однако по краям раны выступила густая коричневая жидкость.

Валету удалось увернуться от второго нападения и ударить Боршина обеими руками, но мощные удары, казалось, не произвели на тварь ни малейшего впечатления. Ощущение было такое, что Валет ударил по еще сырому вязкому пудингу, который даже расплющиться не пожелал.

Дважды Валет уворачивался, причем один раз весьма удачно пнул Боршина в ногу, а другой — крепко хватил его локтем по затылку.

Однако в следующий раз тот все же поймал Валета за одежду, хотя Валет изловчился и вырвал меч из плеча противника, сам отделавшись лишь разорванным камзолом.

Пригибаясь, кружа и стараясь держаться от Боршина как можно дальше, Валету удалось подобрать два здоровенных камня и тут же отпрыгнуть назад. Если бы не это отступление, Боршин бы его поймал.

Тварь развернулась для новой атаки с необыкновенной быстротой. Валет запустил в нее камнем, однако промахнулся. Не успел он еще восстановить равновесие после неудачного броска, как Боршин вновь накинулся на него и повалил на землю.

Ребра Валета трещали, страшная морда мерзкой твари уже так приблизилась к его лицу, что Валету захотелось громко закричать от отвращения; он и закричал бы, если бы только мог вздохнуть.

— Как жаль, что ты выбрал такой неудачный прием, — донеслись слова души.

А затем лапа твари легла ему на затылок, пытаясь сломать шею.

Уже мрак, поднимаясь откуда-то из потаенных глубин сознания, начал сковывать движения Валета, уже слезы боли, смешавшись с потом, текли по его лицу, уже голова его была повернута врагом так, что смотрела куда-то совсем в сторону, когда Валет увидел нечто, сумевшее поразить его воображение даже в такой момент.

Магия не действовала, но рассвет ведь очень похож на сумерки. А в сумерках Валет привык действовать не столько как маг, сколько как ловкий и удачливый вор. Ибо источник Силы Валета лежал в Тенях.

Восходящее солнце, коснувшись лучами балюстрады, отбросило густую длинную тень, которая упала всего лишь в одном футе от Валета. Он яростно боролся. Дотянуться… Тщетно! Тогда он откинул руку как можно дальше, чтобы хоть пальцами коснуться тени.

Тень накрыла кисть и руку почти по локоть.

Боль не покидала Валета, позвоночник угрожающе хрустел, на груди лежала неимоверная давящая тяжесть. И вдруг прежнее темное ощущение вошло в него и разлилось по всему телу. Он поборол накатившее головокружение и напружинил шейные мышцы. Приложив всю Силу, которую он выкачал из тени, Валет дергался и рвался до тех пор, пока все его плечо не оказалось в тени. Потом, опираясь на локти и пятки, он втянул под покров тени и голову.

Высвободив вторую руку, он сжал пальцы на загривке Боршина и уволок его вслед за собой.

— Валет, что происходит? — верещала душа. — Я не вижу тебя, ты скрыт тенью!

Прошло немало времени, прежде чем Валет вновь вышел на свет. Он тяжело привалился к балюстраде и долго стоял так, пытаясь отдышаться. С ног до головы его покрывали кровь и клейкая коричневая жижа.

— Валет?

Его пальцы дрогнули, когда он опустил их в карман того, что еще недавно было нарядным камзолом.

— Черт… — вырвался хриплый шепот, — эта мразь раздавила мне последние сигареты.

Казалось, сейчас он был очень близок к тому, чтобы разрыдаться.

— Валет, вот уж никак не думала, что ты вывернешься…

— Я тоже… Ну что ж, душа, ты мне жутко надоела. Да и пережить мне довелось немало. А в результате — ничего у меня не осталось и жизнь потеряла всякий смысл. Единственно, что еще в моих силах, так это сделать тебя счастливой. Даю тебе мое согласие.

Потом он на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, души тут уже не было.

— Душа, где ты? — окликнул он.

Ответа Валет не дождался. Он не чувствовал себя изменившимся. Да и произошло ли воссоединение?

— Душа! Я дал тебе то, чего ты жаждала. Могла бы и поговорить со мной хоть немного по такому случаю.

Молчание.

— Ну ладно. Да кому ты нужна-то!..

И Валет отвернулся, чтобы еще раз поглядеть на эту опустошенную землю. Он увидел, как косые лучи солнца дарят краски рукотворной пустыне. Ветер немного утих, и его тонкий свист походил на гомон птичьих стай. Несмотря на разрушения и пожары, вокруг лежало какое-то странное очарование. Видно, было в самом Валете нечто такое, что несло в себе боль, смерть и бесчестие, и все же в этой кровавой бане, вернее поверх ее, чувствовалось нечто такое, чего Валет раньше никогда не замечал: будто все видимое им сейчас содержит в себе возможность совершенствования.

Там вдали были разрушенные деревни, обезглавленные горы, обугленные леса. Это зло лежало на его совести, и он и в самом деле заслуживал ту кличку, которой его наградили. И все же… Из этого зла, чувствовал он, родится и вырастет что-то другое. Нет, разумеется, его заслуги тут нет никакой, но он ощущал, что ответственность за содеянное уже не мешает ему смотреть и видеть то, что может вырасти тут теперь, когда Мировой Порядок изменен, не мешает ему предчувствовать новое, восхищаться им и, может быть, даже… Нет, нет, во всяком случае — пока…

Валет повернул голову, взглянул на восходящее солнце, вытер слезящиеся глаза и снова поглядел туда же, ибо понял, что никогда еще не видел ничего прекраснее. «Да, должно быть, я обрел душу, — решил Валет, — так как раньше у меня не было подобных ощущений».

Башня перестала качаться из стороны в сторону и начала разваливаться.

«Я сказал именно то, что хотела Айвина, — думал он. — Причем даже раньше, чем у меня появилась душа. Я сказал, что прошу прощения, сказал искренне. Прошу прощения не только у тебя, Айвина. У всего Мира. Я прошу прощения. Я люблю вас всех».

А башня рассыпалась камень за камнем. Валета прижало к балюстраде.

«Что ж, справедливо, — думал он, чувствуя, как острый металлический прут вонзается ему в бок. — Все справедливо в Мире. И спасения для меня нет. Если Мир очищается вихрями, огнем и водой, если все плохое смывается с лица земли, то лишь справедливо, что последний и самый великий из грешников не получит пощады».

Родился мощный нарастающий гул, похожий на гул шторма, и балюстрада рухнула. На мгновение гул перешел в мощные размеренные хлопки, отдаленно похожие на те, что издает белье, вывешенное для просушки на ветру. Когда Валета сбросило с башни, ему случайно удалось взглянуть вверх. Падая, он увидел в небе темную фигуру, которая успела вырасти даже за те короткие мгновения, которые были нужны, чтобы Валет долетел до земли.

«Разумеется, — мелькнуло в голове у Валета, — наконец-то Монингстар встретил свой так долго ожидаемый рассвет и стал свободным».

Сложив крылья, сохраняя безмятежно спокойное выражение на осененном рогами лице, Монингстар падал на землю подобно черному метеору. Приближаясь, он протянул руку и раскрыл огромные ладони…

«Успеет ли?» — подумал Валет.