Дит выглядел сейчас парящим в пространстве золотым шаром, похожим на глобус в классной комнате. Облака не скрывали его поверхности, из космоса Дит казался доброй и ласковой планетой, пристанищем в ледяной тьме космоса. Брайон почти пожалел о том, что он сейчас не там. Он сидел, закутавшись в теплую куртку, и дрожал от холода, размышляя о том, когда его организм сменит летний режим существования на зимний, и надеясь на то, что эта перемена не произойдет так же стремительно, как это случилось на Дите.

Отражение Леа в стекле иллюминатора казалось легким волшебным видением. Она тихо подошла к Брайону — только это отражение да почти бесшумное легкое дыхание указывали на присутствие девушки. Брайон стремительно обернулся и взял ее руки в свои.

— Ты выглядишь намного лучше, — проговорил он.

— Что ж, ничего странного, — ответила она, привычным жестом отбрасывая волосы назад. — Я хорошо отдохнула, валяясь целыми днями в госпитале, покуда ты там внизу развлекался — бегал и стрелял в магтов.

— Нет, мы только усыпляли их газом, — поправил ее он. — Нийордцы больше не могут себя заставить убивать, даже если с их стороны это ведет к потерям. На самом деле, труднее всего им сейчас удерживать дитов, которых возглавил Улв, — они-то как раз убивают всех магтов, которых только видят.

— А что нийордцы будут делать, когда переловят всех магтов?

— Они пока еще не знают, — ответил Брайон. — И не будут знать, пока не увидят, что представляет собой взрослый магт с удаленным мозговым паразитом. С детьми все проще. Если их удается поймать в достаточно раннем возрасте, паразита можно уничтожить прежде, чем он сумеет нанести существенный ущерб.

Леа еле заметно передернула плечами и прижалась к нему.

— Я все-таки еще недостаточно здорова, давай поговорим сидя.

Напротив иллюминатора стоял диван, на котором можно было спокойно сидеть и разглядывать Дит.

— Мне даже представить себе страшно магта, лишенного его симбиота, — сказала она. — Если даже его организм сможет перенести такое потрясение, мне кажется, все, что можно получить в этом случае, — тело, лишенное разума. Мне бы не хотелось стать свидетелем таких экспериментов. Я надеюсь только на то, что нийордцы сумеют найти наиболее гуманное решение.

— Я уверен, что сумеют, — заверил ее Брайон.

— А что будет с нами? — смущенно проговорила она, откидываясь назад, ему на грудь. — Надо сказать, у тебя самая высокая температура тела, с какой мне приходилось сталкиваться. Это совершенно восхитительно.

Это действовало Брайону на нервы. Он не обладал способностью Леа забывать все прошлые ужасы и помнить только о приятном настоящем.

— И что же будет с нами? — спросил он с совершенно не подходящей к случаю властностью.

Леа улыбнулась:

— Ты вовсе не был так нерешителен в ту ночь в госпитале. Кажется мне, я помню еще кое-что, что ты тогда говорил. И что делал. Ты не можешь утверждать, что я совершенно безразлична тебе, Брайон Брандт. А потому я только спрашиваю у тебя то же, что спросила бы любая честная анвхарская девушка. Мы поженимся?

Ему было невероятно приятно держать ее хрупкое тело в объятиях, чувствовать, как ее волосы касаются его щеки. Оба они ощущали и понимали это — и оттого его слова прозвучали еще более жестоко:

— Леа — милая! Ты знаешь, насколько ты для меня важна, но, разумеется, понимаешь и то, что мы никогда не сможем пожениться.

Ее тело напряглось, и она резко высвободилась из его объятий.

— Что?! Ты, здоровенный жирный эгоистичный кусок мяса! Что ты хочешь этим сказать? «Ты мне нравишься, Леа, мы здорово поразвлекались и повеселились, но ты же понимаешь, что ты не из тех девушек, которых везут домой к мамочке?!»

— Леа, погоди, — прервал он ее гневную тираду. — Ты же все понимаешь, зачем говорить такие вещи… То, что я сказал, не имеет ни малейшего отношения к моим чувствам. Но женитьба означает детей, а ты достаточно хороший биолог, чтобы знать, что земные гены…

— Дубина бесчувственная! Неграмотный болван! — крикнула она, с размаху залепив ему пощечину. Он не пошевелился и даже не попытался остановить ее. — Оказывается, ты только и думаешь, что о кошмарных историях насчет «усталых генов» Земли. Ты такой же, как все эти здоровенные тупицы с дальних миров. Я знаю, как вы все смотрите на нас с нашим невысоким ростом, нашими аллергиями и гемофилией и прочими всякими слабостями и болезнями. Вы ненавидите…

— Но я же вовсе не это имел в виду, — потрясенно перебил Брайон. — Это у вас сильные и жизнеспособные гены, а смертельны мои. Мой ребенок при родах может умереть. Ты забываешь, это ты — истинный homo sapiens. Я же — недавняя мутация.

Леа замерла, пораженная ужасом. Слова Брайона открыли ей истину, которую она знала, но не позволяла себе вспомнить и осознать.

— Земля — это наш дом, где развивалось человечество, — сказал он. — Последние несколько тысяч лет, возможно, на Земле и правда развивались слабые гены. Но это ничто в сравнении с сотнями миллионов лет развития самого человека. Сколько новорожденных на Земле доживает до года?

— Ну… почти все. Какая-то доля процента умирает — не могу точно вспомнить, сколько.

— Земля — это дом, — вновь мягко повторил Брайон. — Когда люди покидают дом, они могут приспособиться к самым разным планетам, но им приходится платить за это. И страшная цена — это мертвые младенцы. Удачные мутации выживают, неудачные умирают. Естественный отбор прост и жесток. Во мне ты видишь удачу. У меня есть сестра, она — тоже удача. Но у моей матери было еще шестеро детей, которые умерли в младенчестве. И еще несколько, которых она не доносила до срока. Ты ведь знаешь о таких случаях, не так ли, Леа?

— Я знаю, знаю… — она всхлипывала, закрывая лицо руками; Брайон снова обнял ее, и на этот раз она не стала вырываться. — Я знаю все это как биолог, но я так устала быть биологом, лучшей в группе, равной любому мужчине… Я хочу быть просто женщиной… Ты мне нужен, Брайон, ты мне очень нужен, потому что я люблю тебя…

Она помолчала, вытирая глаза.

— Ты отправляешься домой, да? Назад, на Анвхар. Когда?

— Скоро, — ответил он, чувствуя себя до крайности несчастным. — Анвхар мне снится каждую ночь, я все чаще вспоминаю, что являюсь его частью. Многие поколения анвхарцев страдали и умирали для того, чтобы я мог вот так сидеть здесь… Наверное, с точки зрения логики, странно выглядит то, что я себя чувствую обязанным им. Но я действительно так думаю. Поэтому самое важное для меня сейчас — вернуться на родную планету.

— И я не полечу с тобой.

Она сказала это тоном утверждения, а не вопроса.

— Нет, не полетишь, — ответил он. — Ты не сможешь жить на Анвхаре.

Леа с грустью смотрела в иллюминатор на Дит. Сейчас ее глаза были сухи.

— Мне кажется, где-то в глубине души я знала, что именно так все и закончится, — проговорила она. — Если ты думаешь, что твоя небольшая лекция о колыбели человечества была для меня открытием, то ты ошибаешься. Это просто напомнило мне о тех вещах, о которых меня заставили забыть гормоны. В некотором роде я ревную тебя к твоей будущей крепкой и сильной жене и счастливым детишкам. Но не слишком. Уже давно я осознала то, что на Земле нет никого, за кого я хотела бы выйти замуж. Да еще эти вечные подростковые мечты о герое из Космоса, который уведет меня в дальнюю даль — и, должно быть, не понимая этого, я связала тебя с этим образом. Теперь я достаточно взрослая, чтобы осознать тот факт, что моя работа привлекает меня больше, чем банальное замужество, и я кончу как фригидная и добродетельная старая дева, у которой будет больше ученых степеней и званий, чем у тебя — рекордов в толкании ядра.

Они оба смотрели на Дит. Планета становилась все меньше и меньше, словно бы сжималась в точку по мере того, как их корабль удалялся от нее, направляясь к Нийорду. Теперь они сидели порознь, не касаясь друг друга. Покидая Дит, они оставляли позади и то, что их связывало. Там они оба были чужаками в чужом мире. На недолгое время их жизни соприкоснулись. И теперь это время было на исходе.

— Ну разве мы не смотримся счастливыми! — фыркнул, подходя к ним, Хис.

— Если вы к тому же сейчас на месте помрете, я просто с ума сойду от счастья, — с горечью бросила Леа.

Хис не обратил внимания на ее ехидство и уселся рядом с ними на диван. С тех пор как он перестал командовать мятежной армией Нийорда, Хис казался много мягче, чем прежде.

— Собираетесь и дальше работать на ФКО, Брайон? — спросил он. — Вы из тех людей, которые нам нужны.

Когда до Брайона дошел смысл последних слов, его глаза расширились от изумления:

— Вы что, из Фонда?

— Так точно, действующий агент, работающий на Нийорд, — отрекомендовался Хис. — Надеюсь, вы не думаете, что все эти канцелярские крысы вроде Фосселя и Мерва действительно представляли нас там? Они только делали записи да создавали прикрытие реальной организации. Нийорд — отличная планета с прекрасными людьми, но нужно осторожно и незаметно направить их, чтобы они не распылялись, а нашли свое место в Галактике.

— В какую грязную игру вы играете, Хис? — сдвинув брови, спросила Лea. — Я уже давно и по многим признакам начала подозревать, что в ФКО есть кое-что, кроме всего этого добра и света, которых я насмотрелась. Вы что, эгоманьяки, или вам власть нужна, или как?

— Вот-вот, именно это и было бы первым обвинением против нас, если бы о нашей деятельности стало известно всем, — сообщил ей Хис. — Вот почему по большей части мы работаем под прикрытием. Лучший аргумент, который я могу этому противопоставить, — деньги. Откуда, как вы думаете, мы можем взять деньги на операцию таких масштабов?

Заметив их растерянные взгляды, он улыбнулся:

— Позже вы увидите наши записи, и тогда никаких сомнений не останется. Правда в том, что наши фонды пополняют спасенные нами планеты. Даже ничтожный процент с доходов планеты представляет собой огромную сумму, а если сложить их вместе, денег будет достаточно, чтобы помогать другим планетам. Добровольная благодарность — прекрасное доказательство пользы нашей деятельности. Людей нельзя заставить, чтобы им нравились наши действия. Они должны во всем убедиться сами. Всегда были те, кто знает о нашей работе и одобряет ее, поддерживая нас в финансовом плане.

— И к чему же вы мне рассказываете все эти сверхсекретные сведения? — поинтересовалась Леа.

— Разве это не очевидно? Мы хотим, чтобы вы продолжали на нас работать. Вы можете назвать любую сумму жалованья — как я и говорил, недостатка в наличных деньгах у нас нет.

Хис взглянул на Брайона и Леа и выдал еще один сокрушительный аргумент:

— Надеюсь, Брайон тоже продолжит на нас работать. Он относится именно к тому типу агентов, которые нам отчаянно необходимы и которых почти невозможно отыскать.

— Скажите только, где подписаться, — сказала Леа. Ее голос снова ожил.

— Конечно, чистым шантажом я это не назову, — улыбнулся Брайон, — но, сдается мне, уж коли вы способны разбираться в планетарной психологии, то что вам стоит двигать людьми, как шахматными фигурками? Хотя вы должны понимать, что в этом случае и стараться особо нечего было.

— Вы подпишете? — спросил Хис.

— Я должен вернуться на Анвхар, — ответил Брайон, — но особой срочности в этом нет.

— Земля, — откликнулась Леа, — и без меня перенаселена…