Книга: Стихотворения. Проза. Театр (сборник)
Назад: Картина вторая
Дальше: Картина четвертая

Картина третья

Стена римского цирка. Слева на стене нарисована луна, прозрачная, как желатин. Посередине огромный зеленый ланцетообразный лист.
Первый человек (входя). После всего, что стряслось, мне уже нельзя говорить с детьми и радоваться небу – это будет слишком несправедливо.
Второй человек. Дурное здесь место.
Режиссер. Видел схватку?
Третий человек (входя). Оба должны были погибнуть. В жизни не видал такой кровавой забавы.
Первый человек. Два льва. Два полубога.
Третий человек. Два полубога, если б обошлись без дыр.
Первый человек. Вот чем человек наказан – дырой. Вот где его стыд, его крах и смерть. Оба они дырявые, и ни один не выстоит, если сразится с красотой, что таит свою жажду за чистой мраморной гладью.
Третий человек. Когда восходит луна, деревенские дети вместе идут в поля облегчаться.
Первый человек. А за камышами, у заводи я видел след того, кто угрожает свободе голых!
Третий человек. Оба должны были погибнуть.
Первый человек (властно). Победить!
Третий человек. Как так?
Первый человек. Оставаясь собой, отметая фальшивое чувство, оставаясь мужчинами. Разве мужчина может перестать быть мужчиной?
Второй человек. Гонсало!
Первый человек. Они потерпели поражение и стали посмешищем.
Третий человек. Потому что они не мужчины. И вы не мужчины. Меня тошнит от вас.
Первый человек. Будет пир. А после – Император. Ты что, не можешь его задушить? Ты ведь доблестен и красив – кто станет это отрицать? Так что ж ты не вцепишься ему в глотку?
Режиссер. А почему ты не вцепишься?
Первый человек. Потому что не могу, потому что не хочу, потому что я – слабый.
Режиссер. А он – сильный, он может, он властен. (Громко.) Император среди руин!
Третий человек. Кто хочет послушать, как он сопит, – спешите!
Первый человек. Ты и спеши.
Третий человек. Была б у меня плетка, я б тебя погнал.
Первый человек. Ты знаешь – я покорен, но я презираю тебя, ты – трус.
Второй человек. Трус!
Режиссер (властно, глядя на Третьего человека.) Император, что пьет нашу кровь, здесь, среди руин.
Третий человек закрывает лицо руками.
Первый человек (Режиссеру). Вот он, узнаешь? Вот он, храбрец, что в кафе и в книге наматывал наши жилы на рыбий хребет. Это он одиноко любит Императора и рыщет, ища его, по портовым тавернам. Энрике, посмотри ему в глаза. Гляди – виноградные лозы оплели ему плечи. Но меня не обмануть. Я сам убью Императора. Без ножа – руками, вот этими слабыми руками, красоте которых завидуют даже женщины.
Режиссер. Нет, пусть он! А ты подожди. (Третий человек садится на стул и плачет.)
Третий человек. Значит, я так ни разу и не надену мою пижаму с облаками? Ай! Вы, наверно, не знаете, что я выдумал чудный напиток – только три негра в Гондурасе знают его рецепт.
Режиссер. В болоте нам тухнуть, а не здесь сидеть. На самом дне, по горло в иле, где гниют дохлые лягушки.
Второй человек (обнимая Первого человека). Гонсало, почему ты его так любишь?
Первый человек (Режиссеру). Я принесу тебе голову Императора.
Режиссер. Лучше подарка для Елены нельзя и придумать.
Второй человек. Гонсало, останься. Позволь я вымою тебе ноги.
Первый человек. Голова Императора сожжет тела всех женщин.
Режиссер (Первому человеку.) А ты разве не знаешь? Елена мажет себе ногти негашеной известью и фосфором. Чтобы блестели. Вот тебе нож, иди. Елена, сердце мое, Елена!
Третий человек. Сердце мое, бедное мое сердце. Не произносите этого имени – Елена.
Режиссер (задрожав). Никто и не произносит. Давайте наконец успокоимся.
Первый человек. Елена.
Режиссер (Первому человеку). Молчи. Я буду ждать там – за стеной. Молчи.
Первый человек. Лучше покончить сразу. Елена! (Хочет уйти.)
Режиссер (останавливая его). Послушай, а если я стану крохотным жасминовым человечком?
Второй человек (Первому человеку). Идем. Не попадись ему на удочку! Я сам отведу тебя в развалины.
Режиссер (обнимая Первого человека). Я стану анисовой пилюлькой, застывшим тростниковым соком с берегов всех рек, а ты – высокой китайской горой в зарослях крохотных живых арф.
Первый человек (мечтательно глядя вдаль). Нет, не китайской горой. Я стану бурдюком со старым вином, что сотнями пиявок впивается в горло.
Третий человек. Нам придется расстаться.
Второй человек. Иначе сожрем друг друга.
Третий человек. Даже если я обрету свободу…
Режиссер и Первый человек молча борются.
Второй человек. А я найду свою смерть.
Третий человек. Предположим, у меня есть раб…
Второй человек. Если и есть, то лишь потому, что я – раб.
Третий человек. А если рабы мы оба, разве нам не под силу разорвать цепь?
Первый человек. Я позову Елену.
Режиссер. И я позову Елену.
Первый человек. Нет, не зови, не надо!
Режиссер. Не буду. И ты не зови. Чем захочешь, тем я и стану.
Все еще борясь, они исчезают в правой кулисе.
Третий человек. Столкнем их в колодец. И обретем свободу.
Второй человек. Ты обретешь. А я останусь рабом, и уже бесповоротно.
Третий человек. Пусть. Я все равно их столкну. Я хочу жить на своей земле, хочу пастушить, пить родниковую воду.
Второй человек. Ты забыл, что и я могу быть сильным? Мальчишкой я запрягал отцовских волов. И хотя орхидеи сковали мне кости, у меня еще остались мускулы, и они мне послужат, стоит лишь захотеть.
Третий человек (вкрадчиво). Так будет лучше для нас и для них. Идем! Колодец глубокий.
Второй человек. Я тебе не позволю!
Борются. Второй человек толкает Третьего человека, и оба исчезают в левой кулисе. Стена раскрывается. За ней гробница Джульетты в Вероне. Декорация узнаваема. Гирлянды роз, плющ. Джульетта лежит в гробнице. На ней длинное, как у балерины, белое платье с глубоким вырезом – видны ее розовые целлулоидные груди.
Джульетта (вскакивая). Умоляю вас! Я прошла три тысячи арок, и везде было пусто, никто мне не встретился. А мне так нужна помощь. Немного помощи и целое море сна. (Поет.)
Море сна.
Волны белого поля.
В небе арки, а в них – пустота.
И морская трава на подоле,
и плывет, тяжелея от соли,
унесенная морем фата.
Море времени.
Берег пустынный,
короеда следы-письмена.
Стекленеют в деревьях дельфины.
Мел агоний. Руины! Руины!
Одиночество моря и сна…

Джульетта. А людей все больше! В конце концов они заберутся сюда, в гробницу, и влезут ко мне на постель. Что мне споры о любви? Что мне театр? Я хочу любить!
Первый Белый жеребец (входит с мечом). Любить.
Джульетта. Да. Той любовью, что длится один миг.
Первый Белый жеребец. Я ждал тебя в саду.
Джульетта. А надо было в гробнице.
Первый Белый жеребец. Ты такая же сумасшедшая, как была. Джульетта! Когда ты поймешь, как прекрасен день – рассвет, полдень, сумерки!
Джульетта. И ночь.
Первый Белый жеребец. Ночь – это другое. А днем можно развеять тоску, удрать отсюда, из этой холодной мраморной тюрьмы.
Джульетта. Как?
Первый Белый жеребец. Садись на меня!
Джульетта. Зачем?
Первый Белый жеребец. Я тебя умчу.
Джульетта. Куда?
Первый Белый жеребец. Во тьму. Там такие нежные ветви. На кладбище крыльев такая густая бахрома.
Джульетта (задрожав). А что ты мне подаришь?
Первый Белый жеребец. Самое тайное, что есть во тьме.
Джульетта. День?
Первый Белый жеребец. Мох, не видавший света, прикосновенье, что губит крохотные миры.
Джульетта. Разве не ты уверял меня, что нет ничего лучше дня?
Первый Белый жеребец. Чтобы открыть тебе ночь.
Джульетта (в ярости). На что мне ночь, глупый конь? Чему мне учиться у звезд и у пьяниц? Мне нужен крысиный яд, чтобы потравить назойливых посетителей. А крыс я не трону – они мне принесли маленький рояль и щеточку из китайского лака.
Первый Белый жеребец. Джульетта! Ночь – не мгновенье, но мгновенье может длиться всю ночь.
Джульетта (плачет). Довольно. Не хочу тебя больше слушать. Зачем тебе меня увозить? Слово «любовь» – это обман, зеркало, разбитое вдребезги, рябь на воде. А после ты бросишь меня в гробнице, как бросают все и повсюду, да еще уверяют, что никакой любви нет. Я измучилась и встала только затем, чтобы просить помощи. Пусть кто-нибудь выгонит их из моей гробницы – и тех, что разглагольствуют о моем сердце, и их подручных, что раздирают мне рот мраморными пинцетами.
Первый Белый жеребец. День – это призрак.
Джульетта. Я знала женщин, готовых умереть ради солнца.
Первый Белый жеребец. Пойми, один-единственный день, а после – любить! Все ночи, сколько их ни есть – любить.
Джульетта. Так все говорят. Все! Люди, деревья, кони. Я знаю наизусть все, что ты скажешь. Луна потихоньку рушит покинутые дома, подпиливает колонны и дарит червям малюсенькие фонарики, чтоб им было светлее в потемках черешен. Луна сует в окна спален маски болезней, обдает холодом животы беременных, а стоит мне замешкаться, оплетает плечи травой. Не смотри на меня так, конь. Я знаю, что тебя влечет. Когда я была маленькой, в Вероне, я видела коров – таких красивых коров на лугу. А после я видела их на рисунках в книжках и всегда вспоминала, когда шла мимо бойни.
Первый Белый жеребец. Любовь, что длится один только миг.
Джульетта. Да, один миг. И Джульетта совсем другая – живая, веселая, а не та, над которой вьется рой окуляров. Та, что была прежде – в Вероне. (За сценой снова раздаются голоса и звон шпаг.)
Первый Белый жеребец.
Любовь! Любовь!
Улитки, выставившей рожки
у дорожки, рожки, рожки.
Любовь и боль!
Коня, который лижет соль.

(Танцует.)
Джульетта. Вчера их было не меньше сорока, а я спала. Приходили паучихи и дети, а девушка прятала лицо в геранях, потому что ее изнасиловал пес. Но я была безмятежна. Если нимфы говорят о сыре, значит, он сделан из молока сирен или из клевера. Но теперь их четверо, их четверо, этих парней, что хотят приделать мне глиняные орешки и пририсовать чернильные усы.
Первый Белый жеребец.
Любовь! Любовь!
Козла с ослом,
осла – с улиткою, чьи рожки
у дорожки, рожки, рожки.
Любовь! Любовь!
Павлина и Зевса на скотном дворе
и жеребца, что ржет в алтаре.

Джульетта. Четверо парней, слышишь, конь? Всю ночь они орали, но я проснулась, только когда засверкали ножи.
Появляется еще один конь – Вороной. Развевается черный плюмаж. В руке у коня колесо.
Вороной. Говоришь, их четверо? Нет. Весь мир. И земля лилий, и земля семян. Мертвые все спорят, а живые точат ножи. Весь мир!
Первый Белый жеребец. На берегах Мертвого моря зреют прекрасные яблоки из пепла. Прекрасного пепла!
Вороной. Пепел такой свежий, сочный, сладкий. Я с удовольствием ем пепел.
Джульетта. Нет, только не пепел! Не говорите мне о пепле.
Первый Белый жеребец. А я и не говорю о пепле. Я говорю об одной из его форм – о пепельных яблоках.
Вороной. Что есть форма? Тоска по крови.
Джульетта. Смута.
Вороной. Тоска по крови и унылый бег в колесе.
Входят Три Белых жеребца. В руках у них черные лаковые трости.
Три Белых жеребца. Форма – и пепел. Пепел – и форма. Вид и видимость. Зеркало. А тот, кто способен разом покончить, пусть отдаст золотой хлеб.
Джульетта (ломая руки). Форма – и пепел.
Вороной. Да. Тебе известно, как ловко я умею сворачивать шеи голубкам. Скажут «скала», а я знаю, что речь о ветре. Скажут «ветер» – значит, говорят о пустоте. А если уж скажут «пустота», значит, речь о задушенной голубке.
Первый Белый жеребец.
Любовь! Любовь!
Луны к разбитому яйцу,
желтка к луне, луны к белку
и облака – к ее клубку.

Три Белых жеребца (постукивая тростями).
Любовь! Любовь!
Коровьей лепешки – к солнцу и лету,
солнца – к коровьему скелету
и скарабея – к солнцу и свету.

Вороной. Стучите сколько хотите – все равно случится то, что должно случиться. И будьте прокляты! Срам рода человеческого. Из-за вас я чуть не каждый день бегу в лес за смолой, чтоб замазать все щели и восстановить тишину – мое достояние. (Вкрадчиво.) Идем, Джульетта. Я расстелю для тебя льняные простыни. Скоро придет дождь в венке из плюща и омоет небо и стены.
Три Белых жеребца. У нас есть три черные трости.
Первый Белый жеребец. И шпага.
Три Белых жеребца (Джульетте). Чтобы возродить жеребцов, мы должны пронзить твое чрево.
Вороной. Джульетта, уже рассветает. Пробило три. Если не поторопишься, двери запрут, и ты уже не выйдешь отсюда.
Три Белых жеребца. Мы оставим ей поле и далекие горы.
Вороной. Джульетта, не слушай их. В поле – крестьянин, что привык глотать свои сопли и топтать мышат. В поле орды червей мусолят сорные травы.
Первый Белый жеребец. Мы оставим ей упругие груди и оповестим, что уже изобрели кровать, чтоб спать с конями!
Три Белых жеребца (тряся тростями). Хотим взойти на ложе!
Первый Белый жеребец. С тобой, Джульетта! Прошлой ночью я был в гробнице и знаю все, что случилось.
Три Белых жеребца. Хотим взойти на ложе!
Первый Белый жеребец. Ибо мы настоящие рысаки – мы разнесли конюшню!
Три белых жеребца. Снимай платье, Джульетта! И подставляй спину – будем хлестать тебя хвостами. Мы хотим воскреснуть!
Джульетта ищет защиты у Вороного.
Вороной. Ты сошла с ума, совсем сошла с ума!
Джульетта (преображаясь). Я не боюсь вас. Хотите взойти на мое ложе? Да? Так я сама позову вас и буду повелевать вами, седлать вас, стричь вам гривы!
Вороной. Кто кого пронзает? О, любовь, любовь! Ты уводишь свой свет в теплые потемки. Сумерки подпирают море, а мертвая плоть прорастает цветком.
Джульетта (властно). Я не позволю истыкать себе грудь янтарным шилом! Я не рабыня, не идол тех бедолаг, что трясутся от любви в подворотнях. Пока я спала, мне снились запах смоковницы и тело жнеца. Никому из вас не пронзить меня! Я сама проткну вас насквозь!
Вороной. Спи, спи, засыпай.
Три Белых жеребца (поднимая трости, из которых брызжет вода). Давайте мочиться на нее, как на кобылу! Раз уж коза прыскает козлу в самый нос, раз уж небо мочится на магнолии, наводя глянец…
Вороной. Иди к себе. Никто тебя не тронет.
Джульетта. Ты велишь мне замолчать? Новорожденное дитя прекрасно.
Три Белых жеребца. Прекрасно! Особенно когда стелет хвост по небу.
Справа входят Три человека и Режиссер. Как и в первой картине, Режиссер в белом костюме Арлекина.
Первый человек. Довольно!
Режиссер. Театр на свежем воздухе!
Первый Белый жеребец. Нет. Уже открылся настоящий театр – погребенный в песчаных глубинах.
Вороной. Чтобы узнали правду мертвых.
Третий Белый жеребец. Афиши на могилах, газовые рожки и длинные ряды кресел.
Первый человек. Да. Мы сделали первый шаг. Но я точно знаю, что вы трое таитесь, скользите по поверхности. (Три Белых жеребца жмутся друг к другу.) Вы привыкли к плетке, к окрику погонщика, клещам кузнеца и потому боитесь правды.
Вороной. Когда скинут последнюю маску – кровь, не останется никакой другой правды – только куст крапивы, пустой рачий панцирь и клочок ссохшейся шкурки, прилипший к стеклу.
Первый человек. Их надо немедля гнать отсюда. Они боятся публики. Я знаю правду и знаю: им нужна не Джульетта. Я по глазам вижу, чего им хочется, – и мне больно.
Вороной. Им много чего хочется. Как и тебе.
Первый человек. Нет. Я хочу одного.
Первый Белый жеребец. Всякий оберегает свою маску, подобно нам, жеребцам.
Первый человек. Но я без маски.
Режиссер. Есть только одна маска. Я был прав, Гонсало. И если ты посмеешься над маской, она вздернет тебя, как того парня, и будешь болтаться в петле из кишок.
Джульетта (плача). Маска.
Первый Белый жеребец. Видимость – форма.
Режиссер. Посередине улицы маска оторвет тебе пуговицы и не зальется постыдным румянцем, а в спальне, когда тебе вздумается поковырять в носу или осторожненько выяснить, что там с задом, маска плеснет в тебя гипсом и так сдавит все тело, что ты и не встанешь.
Первый человек (Режиссеру). Я дрался с маской, пока не обнажил твое тело. (Обнимает его.)
Первый Белый жеребец (издевается). Озерная гладь – это всего лишь поверхность.
Первый человек (зло). А если озеро – это вода, глубь?
Первый Белый жеребец (смеется). Что есть глубь, как не ворох поверхностей?
Режиссер (Первому человеку). Не обнимай меня, Гонсало! Твоей любви обязательно нужны свидетели. Разве мы не нацеловались среди руин? Мне отвратительны и твоя элегантность, и твой театр.
Первый человек. Я люблю тебя прилюдно, потому что мне противны маски. И потому что я сорвал с тебя маску.
Режиссер. Почему я так слаб?
Первый человек (борется с ним). Я люблю тебя.
Режиссер (отбиваясь). Я плюю тебе в лицо. Джульетта. Они дерутся!
Вороной. Нет. Они любят.
Три белых жеребца.
Любовь! Любовь!
Любовь одиночки к паре
и троицы к вечной сваре,
чтобы каждой твари – по паре.

Первый человек. Я раздену тебя до костей, до скелета.
Режиссер. Семь огней у моих костей.
Первый человек. В самый раз моим семи рукам.
Режиссер. Семь теней у моих костей.
Три Белых жеребца. Отстань от него. Отстань!
Жеребцы разнимают Первого человека и Режиссера.
Режиссер (обнимая Первого Белого жеребца, радостно). Раб льва может стать другом коню.
Первый Белый жеребец (обнимая его). Любовь моя!
Режиссер. Я запущу руку в кошель, кину в грязь монеты и рассыплю хлебные крошки.
Джульетта (Вороному). Умоляю вас!
Вороной (в беспокойстве). Подожди.
Первый человек. Час еще не пробил, а пробьет – и кони уведут голого, а ведь я выбелил его своими слезами!
Три Белых жеребца останавливают Первого человека.
Первый человек (властно). Энрике!
Режиссер. Энрике? Энрике перед тобой! (Быстро срывает костюм Арлекина и бросает его за колонну. Теперь на Режиссере изящная балетная пачка. Из-за колонны выходит Костюм Арлекина – Энрике.)
Костюм Арлекина. Мне холодно. Зажгите свет. Хлеба! Пахнет жженой резиной.
Режиссер (Первому человеку). Неужели ты и теперь не пойдешь со мной? С Гиллерминой, отрадой коней?
Первый Белый жеребец. Луна и шельма, и бутыль вина.
Режиссер. Пусть все приходят – лодки, солдаты, даже аисты, если им вздумается. Все поместитесь!
Три Белых жеребца. Гиллермина!
Режиссер. Нет, я не Гиллермина! Я – Доминга, отрада негров.
Срывает балетную пачку. Под ней трико, сплошь увешанное бубенцами. Режиссер бросает пачку за колонну, и оттуда выходит Костюм балерины, за ним следуют Жеребцы.
Костюм балерины. Ги-гиллер-гиллерми-гиллермина. На-ннами-намиллер-намиллерги. Впустите меня или выпустите. (Падает на пол и засыпает.)
Первый человек. Энрике, будь осторожен на лестнице!
Режиссер (за сценой). Луна – подружка пьяных матросов.
Джульетта (Вороному). Дай мне снотворное.
Вороной. Вот – песок.
Первый человек (кричит). Я хочу одного – чтоб ты стал луной-рыбой! Луной-рыбой! (Убегает.)
Костюм Арлекина. Зажгите свет. Хлеба! Пахнет жженой резиной.
Слева входят Третий человек и Второй человек, то есть Женщина в черной пижаме и венке из маков. Третий человек не переменился.
Второй человек. Он так меня любит, что наверняка убьет нас обоих, если увидит вместе. Идем. Я теперь всегда буду тебе служить.
Третий человек. Твоя красота была ослепительна – там, за колоннами.
Джульетта (им обоим). Давайте закроем двери.
Второй человек. В театре двери не закрывают!
Джульетта (плачет). Какой сильный дождь.
Третий человек (вынимает из кармана маску, изображающую пылкую страсть, и надевает ее. С подчеркнутой учтивостью). Прошу позволения остаться здесь на ночь.
Джульетта. Зачем?
Третий человек. Чтобы насладиться тобою! (Продолжает что-то тихо говорить Джульетте.)
Второй человек (Вороному). Видел? Здесь был человек – смуглый, с черной бородой. У него еще ботинки поскрипывали.
Вороной. Не видел.
Третий человек (Джульетте). Никто тебя не защитит. Только я.
Джульетта. Твоя подруга достойна любви.
Третий человек. Моя подруга? (В ярости.) Это из-за вас я всегда в проигрыше. Она мне не подруга, а маска, личина, тряпка, диванная болонка! (Стаскивает с Женщины, несмотря на ее сопротивление, пижаму и парик. Она оказывается Вторым человеком, только без бороды. Он одет так же, как в первой картине.)
Второй человек. Сжалься!
Третий человек (Джульетте). Это я велел ему переодеться, чтоб уберечь от разбойников. Целуй мне руку! Целуй руку своему защитнику!
Входит Костюм женщины в венке из маков. У нее белое, гладкое лицо без черт, похожее на страусиное яйцо. Третий человек пинает Второго человека, и тот исчезает в правой кулисе.
Второй человек. Сжальтесь.
Женщина в венке из маков садится на ступеньки и медленно, молча бьет себя руками по лицу до самого конца действия.
Третий человек (вытаскивает из кармана длинный красный плащ, надевает его и, обнимая Джульетту, укрывает ее плащом). «Любовь моя, взгляни, ломает ветер ветви кипарисов…»
Джульетта. Не так! Ты спутал слова.
Третий человек. А в Индии его ждут женщины, и руки их струятся.
Вороной (вертя колесо). Пора закрывать!
Джульетта. Какой сильный дождь.
Третий человек. Подожди. Уже недолго. Вот-вот запоет соловей.
Джульетта (вся дрожит). Соловей! Боже мой, соловей!..
Вороной. Прячься! (Хватает ее за руку и тащит в гробницу. Джульетта укладывается.)
Джульетта (засыпая). Соловей!
Вороной (уходя). Завтра вернусь. И принесу песок.
Джульетта. Завтра.
Третий человек (у гробницы). Любовь моя, вернись! Ломает ветер ветви кленов… Что же ты наделала? (Обнимает ее.)
Голос за сценой. Энрике!
Костюм Арлекина. Энрике.
Костюм балерины. Гиллермина. Не тяните – кончайте! (Плачет.)
Третий человек. Подожди, уже недолго. Вот-вот запоет соловей. (Раздается гудок парохода. Третий человек закрывает маской лицо Джульетты и укутывает ее красным плащом.) Этому дождю не будет конца. (Раскрывает зонтик и тихо, на цыпочках, уходит.)
Первый человек. Так ты вернулся, Энрике?
Костюм Арлекина. Ты вернулся… Энрике…
Первый человек. Ты издеваешься?
Костюм Арлекина. Издеваешься…
Первый человек (обнимая Костюм). Ты должен был вернуться ко мне, к моей бездонной любви, и ты вернулся, одолев травы и коней.
Костюм Арлекина. И коней…
Первый человек. Скажи, скажи, что ты ко мне вернулся!
Костюм Арлекина (слабеющим голосом). Мне холодно. Зажгите свет. Хлеба! Пахнет жженой резиной.
Первый человек (страстно обнимая Костюм). Энрике!
Костюм Арлекина (все слабее и слабее). Энрике-е-е-е…
Костюм балерины (нежно). Гиллермина.
Первый человек (бросает Костюм Арлекина на пол и поднимается по лестнице). Энрике-е-е-е!
Костюм Арлекина (с пола). Энрике-е-е-е…
Женщина в венке из маков с лицом-яйцом все так же размеренно, молча бьет себя руками по лицу.
Занавес.
Назад: Картина вторая
Дальше: Картина четвертая