Повинуясь порыву, первым делом в то утро Лайза отправилась в офис к Кларе. Та когда-то лечила сына Лайзы, Бена, и они стали подругами.
– Лайза, вот это сюрприз! У меня, как назло, мало времени, но ты заходи…
Стены в офисе были ярко-желтого цвета – явно для того, чтобы поднимать настроение. На Лайзу они действовали совсем иначе. Иногда пытаться приукрасить действительность бесполезно.
Закрыв дверь, Клара спросила:
– В чем дело?
– Ко мне приходили из ФБР, – сказала Лайза. – Думаю, Бен в беде. У них подозрения по поводу какого-то вируса, вышедшего из-под контроля в Индии. След ведет к нему. Задавали кучу вопросов, на многие я не смогла ответить. Я его какое-то время не видела. Он пишет мне, но я и подумать не могла, что с ним случилась беда или он что-то натворил.
Тут из глаз Лайзы потекли слезы.
– Мне так жаль, – сказала Клара.
– Я сказала, что это полный абсурд. Бен никогда бы не стал кому-то вредить. К тому же он вовсе не в Индии. Он за пару тысяч километров, в Юго-Восточной Азии. Но они показали мне то, что потрясло меня до глубины души.
– А что Крис говорит?
– Он на Аляске, поехал порыбачить с приятелями. Я ему не звонила. Боюсь, он взбесится, сядет в самолет и прилетит туда. Он всегда остро реагирует на все, что касается Бена.
– А Деймон?
– В шоке. Он несколько раз навещал Бена, когда был в Англии, и считал, что они близкие друзья. Он говорит, что не понимает…
– Позвони Крису.
– Он наверняка станет переживать, что из-за этого не получит Нобелевскую премию. Мы слышали, что его и пару коллег хотят номинировать за их работу над 3D-печатью. Политика тут вроде как ни при чем, но наверняка он решит, будто его шансы падают из-за скандала.
Лайза ушла на работу, но ей было трудно сохранять самообладание в присутствии коллег. Наконец она решила, что на сегодня хватит, и поехала домой пораньше. Она проверила голосовую почту. Там не было больше ничего ни от Джорджа Тейлора – офицера ФБР, с которым она встречалась, – ни от Бена. Агент Тейлор выражался расплывчато. Лайза спросила, может ли она попытаться немедленно связаться с Беном. «Ведите себя как обычно, – сказал он. – Надеюсь, вы не будете предупреждать его о наших подозрениях. Если вы это сделаете – мы узнаем. Мы следим за ним, но это непростое расследование. И нам приходится иметь дело с иностранными властями, которым мы не слишком доверяем».
Лайза присела на диван. Дом, в котором они жили, был типичным для небогатых районов в окрестностях Стэнфорда. Они могли бы позволить себе дом получше, но у них с Крисом вечно не было времени ездить и выбирать. Лайза не всегда была такой занятой. В первые годы брака она сидела с детьми. Она выросла в семье, где оба родителя работали, и хорошо помнила, каково приходить в пустой дом. Она была единственным ребенком и долго не могла завести друзей. Ей хотелось жить иначе. В отличие от большинства подруг она захотела обзавестись детьми, как только вышла замуж. С Крисом они познакомились, будучи студентами Стэнфорда. Она больше стремилась к браку и семье, и он пошел у нее на поводу.
В годы учебы в Стэнфорде они были звездами. От многих других студентов их отличало то, что деньги не были для них проблемой. Крис получал стипендию и, как и многие студенты-инженеры, создал стартап с несколькими друзьями, который через пару лет начал приносить прибыль. Особого успеха предприятие не имело, но деньги приносило, что оказалось кстати, когда Лайза решила временно оставить работу над диссертацией и у них родились дети.
С Деймоном оказалось легко. Лайза была очень счастлива в роли матери, хотя многие ее подруги говорили снисходительно и интересовались, когда она вернется к научной работе. Она уговорила Криса на второго ребенка и через год после рождения Деймона забеременела.
Бен был маминым сыном. Синдром Аспергера у него диагностировали спустя несколько лет, но у нее с самого начала было чувство, что он нуждается в защите. От планов на третьего ребенка пришлось отказаться.
Деймон отлично ладил с другими детьми. Он был всесторонне одарен: ему легко давались и спорт, и учеба. Это удивляло Лайзу и Криса, которым в детстве в социальном плане иногда приходилось несладко.
Бен пошел в детский сад раньше, чем она вернулась к работе. Научная карьера складывалась лучше, чем можно было ожидать, по крайней мере поначалу. Заведующий кафедрой поддержал ее решение отложить диссертацию на время, пока они с Крисом занимаются семьей. А научный руководитель помог ей быстро вернуться в рабочий режим. Она закончила писать работу гораздо раньше срока, который назначила сама. Нашла себе сначала преподавательскую позицию, а потом ее взяли на кафедре в штат. Трудилась она в сфере биоинжиниринга: занималась разработкой засухоустойчивых сельскохозяйственных культур. За границей Лайза практически не бывала, но тесно сотрудничала с бразильским ученым, приезжавшим по обмену из Университета Сан-Паулу. Лайза загорелась мечтой использовать свой научный опыт для «зеленой» революции в Африке.
Когда Бен пошел в детский сад, у него обнаружили синдром Аспергера, и это стало шоком для Лайзы. Будет ли он нормальным? Есть ли тут ее вина?
– Ни в коем случае не балуйте его, – сказал Лайзе и Крису педиатр. – Он очень умен, но ему, скорее всего, придется побороться, чтобы научиться приспосабливаться. Однако вокруг много детей с этим диагнозом. Может быть, вам будет полезно поискать группу поддержки. Хорошо знать других родителей, борющихся с теми же проблемами.
Лайза решила, что справится сама. Она все глубже погружалась в лечение Бена, и в результате пострадала ее научная карьера. «Вы подошли к точке невозврата, – сказал ей ее научный руководитель. – Если вы в ближайшее время не опубликуете еще одну статью, то лишитесь шанса получить должность. А это плохо и для вас, и для Бена».
Но она не смогла собраться. Позже она поняла, что у нее была депрессия. А спустя год или около того случилось неизбежное: комитет не избрал ее на должность.
Для Криса это оказалось большим ударом, чем для Лайзы. В колледже он считал их парой мечты: оба учились на отлично, и обоих, казалось, ждала блестящая научная карьера. Сам он получил постоянное место еще до того, как защитился (случай практически неслыханный) и всегда пользовался всеобщим уважением. Его работа в области 3D– и 4D-печати открыла широкие промышленные возможности. Крис сказал Лайзе, что она отказывается от всего, над чем так упорно работала. Их брак дал трещину.
Приблизительно тогда Лайза познакомилась в спецшколе, куда пошел Бен, с Кларой, которая работала там консультантом. Они были одного возраста, физически активными и сразу подружились. Бену стало лучше, отношения наладились. Лайза решила вернуться к работе. Ей была интересна связь новых технологий с повседневными потребностями бедных и страждущих. Необходимыми научными и техническими знаниями она обладала. А главное, у нее хватало и эмпатии, и организаторских способностей, чтобы дело двигалось. Вся забота, которая раньше доставалась Бену, теперь вылилась в новую, всепоглощающую страсть: помощь Западной Африке в борьбе с острой нехваткой воды и пищи.
Лайза основала НГО, но этим дело не ограничилось. Она создала организационную структуру, в которой активно участвовало несколько правительств, университетов, частных компаний и НГО. И о ней сразу заговорили.
Вместе с коллегами они начали на уровне деревень работать с женщинами (именно они в основном занимались фермерством в Африке). Команда хотела научить их повышать урожаи и распределять по времени продажи на местных рынках, чтобы получить более выгодную цену. А это, в свою очередь, мотивировало их больше производить. Велась работа с местными правительствами с целью добиться изменения законодательства, чтобы женщины могли владеть землей, которую возделывают.
Но Лайза знала, что и ей нужно увеличивать масштабы деятельности. Американские ученые в сельскохозяйственном исследовательском центре Университета Пердью работали над разновидностями высокоурожайных семян, которые помогли бы начать в Африке «зеленую» революцию. Она уже произошла в Азии и Латинской Америке, но в Африке все еще оставалась вопросом будущего, несмотря на острые потребности постоянно растущего населения. Лайза хотела, чтобы это стало приоритетной задачей для американских ученых. Слишком много гениев в Кремниевой долине тратили силы на создание очередного приложения или компьютерной игры, а люди умирали от голода. Ее бесили волоокие пророки из Долины, проповедовавшие новую религию о мире без границ. Никаких лишений. Технология – вот ответ. Правда, только тогда, когда ее начинают применять на практике.
Лайза привлекала к работе службы разведки – не только американскую. У них была информация со спутников и аналитические инструменты, чтобы определять модели обнищания населения. По изображениям со спутников можно было определить, куда направляются потоки мигрантов и в каких районах в этом сезоне не было дождя или осадков все меньше из-за климатических изменений. Были хорошие данные с коммерческих спутников, но, как оказалось, некоторые спецслужбы использовали более продвинутые аналитические системы: те могли сопоставлять информацию, сравнивать актуальные данные с ранними схемами и предсказывать рост напряженности или голод. Организовав давление через Конгресс, можно было заставить американскую разведку сделать эту деятельность приоритетной и бесплатной. Лайза работала с другими парламентами, иностранными НГО и даже группами компаний, чтобы добиться помощи от других разведок.
Поначалу было непросто. Но оттого и интереснее. Лайза проявила свойственное ей упорство и надавила при помощи сторонников в парламенте и Конгрессе, чтобы сломить сопротивление правительства. В конце концов она победила.
Все в жизни Лайзы стало налаживаться, в том числе дела у Бена. Он теперь учился в специальной школе-пансионе, и дома было спокойнее. Бен нашел друзей, и это очень помогло Лайзе избавиться от комплекса вины.
Она вспоминала спор со своей матерью: «Ему там лучше. Учителя все прекрасные, мастера своего дела, а Бен проявляет настоящую страсть к науке и технологиям. А ты знала, что есть версия, будто у Моцарта был синдром Аспергера?»
Однако из-за этого Деймон и Бен плохо друг друга знали. Когда Бен приезжал домой на выходные, Лайза и Крис старались организовать семейные выходы. Но у популярного Деймона были свои друзья и занятия. А Бену по-прежнему было трудно общаться с незнакомцами. Зачастую в итоге Лайза везла Бена на научные выставки, в музеи или на концерты классической музыки, а Крис с Деймоном посещали спортивные мероприятия. В средней школе Деймон занялся плаванием и вскоре принимал участие в соревнованиях на уровне штата. Крис старался посетить как можно больше соревнований. Лайза же ехала, только если они проходили поблизости, но обычно проводила выходные с Беном.
На последние два года Лайза и Крис решили забрать Бена из специальной школы и отправили в обычную с высоким рейтингом. В интеллектуальном плане мальчик мог соперничать с любым из учеников, особенно в области естественных наук и математики. Но родители хотели посмотреть, сможет ли он общаться. Крис сказал Лайзе: «Если мы будем ждать до института, его ждет шок».
Лайза согласилась. Бен сначала сомневался: ему нравились учителя в старой школе, к тому же он боялся неизвестности. Он был на год младше одноклассников, потому что в специальной школе «перепрыгнул» год. Дела пошли лучше, чем кто-либо из советчиков мог ожидать. Однако Лайза все же заметила, что сын стал более замкнутым. Она хотела забрать его и вернуть в пансион. Крис был против. Они поругались впервые за много лет.
На следующее утро Деймон сказал матери: «Почему вы не дадите ему просто побыть нормальным? Вы не можете вечно опекать его!» – и ушел, хлопнув дверью. Лайзу его слова глубоко ранили, она так и не смогла их забыть.
А вот мнение Бена никто и не спросил. Когда Лайза наконец задала ему вопрос, он сменил тему разговора. Он заговорил об удивительных новых планетах, которые открывают ученые. Его завораживала идея существования инопланетян-гуманоидов, и он твердил об этом часами. Наконец на рождественских каникулах он упомянул в разговоре, что хотел бы остаться.
Спустя полгода пришла пора решать, в каком университете будет учиться Бен. И Крис, и Лайза были убеждены, что это будет Стэнфорд. Деймону не хватало баллов, и он выбрал другой штат. Он собирался в Орегонский университет. Бен мог бы поступить в Стэнфорд, но однажды удивил родителей, сказав, что хочет поехать в Кембридж.
– Что есть такого в Кембридже, чего нет в нашем родном Стэнфорде? – сердито спрашивал Крис.
– Стивен Хокинг, – кратко отвечал Бен. Он повторял это раз за разом, все громче и громче. Он вел себя точно так, как в детстве, когда не мог остановиться и повторял слова.
Лайза пыталась успокоить Бена, гневно поглядывая на мужа: «Прекрати его изводить».
Оставшись наедине, Крис дал волю эмоциям: «Если ему трудно приспосабливаться, то не будет ли в Кембридже еще труднее? Мы же не хотим, чтобы его ждал провал».
Лайза тоже не хотела, чтобы Бен ехал в Кембридж, но ее расстраивала грубость мужа. «Ты же знаешь Бена, каким он бывает, когда у него случается такое застревание. Не трогай его – он все забудет и пойдет дальше».
Но шли недели, а Бен все твердил о Кембридже. К концу семестра и Лайза, и Крис начали переживать, что Бен пропустит сроки подачи документов в университеты, в которые мог поступить. Позже они узнали, что он уже подал документы в Кембридж и в начале нового года был принят в один из колледжей – Дарвиновский.
Крис первым заметил в почте письмо с английским штампом. Он спросил Бена, что это значит. Тот ответил, что они интересуются, где ему удобнее жить: в колледже или в общежитии.
Крису было нелегко сохранить самообладание. Когда Лайза пришла в тот вечер домой, он был готов взорваться: «Вы провернули все за моей спиной! Он поступил в Кембридж и теперь выбирает, где будет жить». Лайза потеряла дар речи. Она и понятия не имела! Бен ни словом не обмолвился, хотя она донимала его по поводу подачи документов в американские университеты. Она ощутила себя преданной, и ей стало очень больно.
Крис увидел, как это ее задело. Бен одурачил их обоих. «Похоже, нам пора посмотреть в лицо фактам: мальчик вырос и начинает принимать решения самостоятельно».
Лайзе понадобилось некоторое время, чтобы принять то, что он уезжает, да еще и так далеко. На соревнованиях она случайно встретила Клару, и та сказала: «В какой-то момент он вылетит из гнезда. Он может жить сам, как миллионы других людей с этим синдромом. Даже если у него что-то не получится, конца света не будет».
Бен не мог дождаться отъезда. Он давно начал планировать побег. Он думал, что родители считают его слишком хрупким. Конечно, он волновался, но теперь чувствовал себя сильнее и верил, что справится.
Дарвиновский колледж назван в честь семьи Дарвин. Второй сын Чарльза Дарвина, Джордж, владел землей и зданиями, которые теперь занимает колледж. До недавнего времени, за пару лет до поступления Бена, в колледж принимали только со степенью бакалавра, но теперь открыли двери для всех желающих изучать математику и естественные науки.
Выбор Бена не сразу пал на этот колледж. Сначала он рассматривал Квинс, потому что его членом был Стивен Хокинг. А Дарвиновский оказался совсем рядом.
Бен хотел пойти по стопам Хокинга и изучать астрономию и астрофизику, но в первый год должен был уделить внимание другим предметам, включая биологию и эволюцию. Возможно, дело было в атмосфере колледжа: отрывки из «Происхождения видов» в рамках под стеклом и фотографии многочисленных членов семьи Дарвин. Однако вскоре Бен обнаружил, что все глубже погружается в биологию. Его завораживало, что теперь человек мог сам создавать жизнь. На втором году обучения он выбрал своей специальностью биологию.
Бену все еще было трудно заводить друзей, но напряженности стало гораздо меньше. В Кембридже оказалось так много чудаков, что он выделялся здесь гораздо меньше, чем дома, где идеалом считалась всесторонне развитая личность. В Дарвиновском колледже не было душной атмосферы, как в некоторых других, потому что здесь училось много иностранных студентов. Многие из них не совсем свободно владели английским, что усложняло общение. Впервые в жизни Бен почувствовал себя дома.
В нем быстро разглядели гения и особо отметили на первом экзамене на степень бакалавра. Он продолжил в том же духе и в последний год бакалавриата считался лучшим студентом в области биологии.
В следующие несколько лет Лайза неоднократно планировала маршрут своих перелетов через лондонский аэропорт Хитроу и на один день ездила повидать Бена. Он сердечно принимал ее, но все же держал дистанцию. Поначалу ее это травмировало, но что поделать? Крис и Клара помогли ей свыкнуться с мыслью, что ее сын – гений не от мира сего. Это было гораздо менее болезненно.
Спустя четыре года после того, как Бен отправися в Кембридж, вернувшись домой вечером, Лайза обнаружила открытку с изображением буддийского монастыря и коротким посланием на обороте: «Мне здесь очень нравится. Работаю в лаборатории. Обзавелся новыми друзьями. Бен».
Поначалу она была раздосадована. Почему наставник Бена ничего не сообщил о поездке? Ей казалось, они договорились, что Фрэнсис расскажет им о любых серьезных переменах.
На следующий день она позвонила наставнику.
– Да, пожалуй, мне стоило сказать вам. Я был занят экзаменами. Извините. Но я бы на вашем месте за Бена не волновался. У него все будет отлично. Он уехал туда на лето работать в лаборатории.
– И все же я волнуюсь, – сказала Лайза. – Азия далеко, и там все совсем не так, как в Англии.
– Да, там страшная жара. – Он постарался увести разговор в сторону. – Он будет работать в новой лаборатории, где исследуют птичий грипп. Вам бы гордиться им. Сейчас длинные каникулы, так что до конца сентября он может не возвращаться.
– Вы что-нибудь знаете про эту лабораторию?
– Ну, не особо. Это стартап. Вроде бы один из наших иностранных студентов вернулся домой и помогал его создавать. Они пригласили именно Бена. Он получит отличный опыт.
Бен считал, что напал на золотую жилу. Лаборатория проводила экспериментальную работу, манипулировала разными штаммами вирусов, чтобы понять, как они мутируют. Юго-Восточная Азия – эпицентр возникновения опасных вирусов. Многие ученые давно предупреждают, что следующая крупная пандемия придет именно оттуда. Страны этого региона во многом полагаются на международные организации вроде ВОЗ и ждут от них помощи в выявлении этих пандемий. Своих возможностей, ученых и инфраструктуры, чтобы справиться с ними, у этих стран нет.
Лаборатория была попыткой опередить угрозу. Поняв, как вирусы мутируют и становятся опасными для человека, можно было начать разрабатывать лекарства. Или даже собственную фармацевтическую промышленность. Но нужна помощь иностранных ученых, чтобы достичь цели. Бен был одним из участников проекта.
Он подружился с людьми, разделявшими его страсть. Большинство интернов были из Юго-Восточной Азии, включая Индонезию, Камбоджу и Таиланд.
Было несколько человек из Пакистана и Индии. Все они имели несколько курсов университета за плечами, но не было никого с таким уровнем образования, как у Бена.
Шла последняя неделя его стажировки, когда к Бену подошел руководитель.
– А у тебя настоящее чутье на это дело. Ты уже работал в других лабораториях?
– Только в Кембридже.
– Ты лучший интерн из Кембриджа из тех, кого мне случалось видеть. Я надеюсь, мне удастся убедить тебя остаться?
Фрэнсис был на каникулах во Франции, разница во времени составляла несколько часов. Поэтому прошло несколько дней, прежде чем Бен и Фрэнсис смогли поговорить.
– Я не хочу, чтобы это затормозило твою работу над диссертацией, – стоял на своем Фрэнсис.
– Я справлюсь и с тем и с другим.
– По правилам тебе не нужно быть в Кембридже дольше трех семестров. Большинство аспирантов никуда не уезжают. Ты можешь остаться на несколько месяцев. Понятно? Кстати, а приезжали ли в вашу лабораторию в последнее время международные инспекции? ВОЗ опубликовала новый отчет о распространении лабораторий в тех регионах, там высказываются опасения, что специалисты не проходят медицинских осмотров. Я пришлю тебе ссылку.
Недостатка в новых ассистентах не было. Лаборатория сменяла одну группу за другой, в основном из тех же азиатских стран. Через какое-то время руководитель Бена начал приставлять к нему интернов. Теперь Бен должен был продолжать свою исследовательскую работу, но при этом отвечал за обучение остальных своим методам.
Бен был в ужасе. Он никогда не был наставником. В Кембридже не предполагалось, что студенты старших курсов будут преподавать. Становясь старше, он все лучше осознавал, что значит синдром Аспергера, и теперь увидел, какая перед ним открывается прекрасная возможность развить свои социальные навыки.
С одним человеком он особенно подружился. Его звали Айяз. Он был трудолюбив и хотел научиться тестировать разные штаммы вирусов, чтобы понимать, будут ли они передаваться от человека к человеку. Это подразумевало работу с хорьками.
Многим интернам было неприятно видеть, как умирают животные, и они избегали этой работы. А Айяза она завораживала. Одна из девушек-интернов пожаловалась руководителю Бена доктору Конгу, что, по ее мнению, Айяз плохо обращался с животными, проводил на них слишком много опытов. Конг поговорил с Беном, который заявил, что Айяз – самый одаренный из интернов. «Он старается сделать как можно больше, прежде чем придет пора вернуться в Индию, – объяснял Бен. – Думаю, остальные просто завидуют».
Спустя пару месяцев Айяз спросил, не могли бы еще двое студентов из его колледжа присоединиться к команде. Бен посмотрел их резюме и провел с ними собеседование по Skype.
Бен сообщил доктору Конгу, что претенденты выглядят квалифицированными. «Тогда вперед, – сказал Конг. – Вы руководитель. Директор впечатлен вашей работой».
Приехали друзья Айяза. Они не слишком хорошо говорили по-английски, поэтому остальным было трудно общаться с ними. Айяз обращался с ними как со своими ассистентами, что казалось странным даже Бену.
Прошло несколько месяцев, и Бен получил недовольное письмо от Фрэнсиса из Кембриджа: «Я думал, вы приедете на весенний триместр. Мы придержали для вас комнату в колледже. Вышло очень неудачно. Честно скажу, Бен: я несколько разочарован. Я думал, что у вас больше здравого смысла. Если вы не вернетесь, в следующем году можете не получить стипендию. Вопрос об этом был поднят сразу несколькими членами колледжа на прошлом собрании. И у них есть основания. Почему мы должны поддерживать вас, если вы трудитесь в лаборатории в дальнем уголке земного шара? Мы не уверены, что вы там серьезно работаете над диссертацией. Если вы не вернетесь к Пасхе, мы будем вынуждены просить вас покинуть аспирантуру».
Бен не хотел злить куратора, но он любил работу в лаборатории. И он решил бросить Кембридж. Он сумеет прожить на скромную зарплату, которую ему платили здесь. Он жил во флигеле вместе с остальными интернами. Готовили они все вместе, что добавляло дружеской атмосферы, которой он так наслаждался впервые в своей жизни. Разговоры за ужином, особенно с Айязом, были приятны, потому что речь шла о работе.
Лайза не сразу дозвонилась до Бена по Skype, когда услышала о его решении.
– Милый, мне кажется, ты не совсем понимаешь, что делаешь. Тебе обязательно нужно защититься! Лаборатория – это здорово, но никто не остается в одном месте навсегда. Может, ты приедешь домой и мы это обсудим?
– Мам, ты не понимаешь. Я здесь чувствую себя дома.
Лайза поняла, что ей не удается достучаться до него.
– Бен, дорогой, я люблю тебя. Если ты не можешь приехать домой, кто-нибудь из нас, я или папа, может приехать навестить тебя?
– Я не знаю, где вам тут остановиться. Не думаю, что вам понравится наш флигель. Ладно, мне надо идти, меня хочет видеть доктор Конг.
Доктор Конг действительно хотел поговорить с ним.
– Бен, Айяз и его друзья были в лаборатории прошлой ночью.
– Они работают допоздна.
– Я видел, как один из них скачивал файлы на флешку. Я спросил, что он делает. Он ответил, что ему нужно провести какой-то исторический анализ и взглянуть на предыдущие пробы. Часть этой информации запатентована. Мы не знаем, с кем они там в Индии сотрудничают. Я уверен, что многие тамошние фармацевтические компании дорого бы дали за то, чтобы прибрать к рукам наши данные.
– Не думаю, что есть повод волноваться. Они денег не жаждут. Один из них постоянно выдает фразочки в духе Мао. Доктор Конг, думаю, они просто очень трудолюбивы. Они мне очень помогают.
– Хорошо. Но без надзора они работать не будут. Айяза это тоже касается. Если они украдут у нас информацию, это будет на моей совести или на вашей. Вам нужно более внимательно наблюдать за ними.
Айяз увидел, как Бен выбежал из офиса Конга, и бросился за ним.
– В чем дело?
– Я должен следить за тобой и не позволять тебе работать одному в лаборатории, без меня. Я этого делать не буду.
– Бен, ты расстроен. Нет ничего плохого в том, что за нами будут больше присматривать. Не стоит злить доктора Конга. Сейчас уж точно.
Бен успокоился. Ему еще не доводилось общаться ни с кем таким же чутким, как Айяз. Когда-то он считал таким своего куратора, Фрэнсиса. Но тому, похоже, больше не было дела до того, чего хотел Бен. Айяз в конце дня садился рядом с ним, и они вдвоем обсуждали все важные моменты. Бен видел, что Айяз так же предан работе, как он сам.
Шли месяцы. Бен задерживался допоздна, когда Айяз и его друзья хотели поработать ночью в лаборатории или за компьютерами. Он обычно был в своей крохотной каморке-кабинете и не мог видеть, чем занимались Айяз с друзьями, но его это не беспокоило.
Спустя девять месяцев после прибытия Айяз уехал домой в Индию. Он должен был пойти на новый курс в техническом университете и провести некоторое время дома с семьей. Друзья Айяза тоже уехали. Бен страшно скучал по другу, а доктор Конг становился все более подозрительным. Он подумывал уйти, но слишком любил свою работу. Биоинжиниринг дает людям возможность поиграть в бога. Это огромная ответственность.
Приблизительно в это время к Лайзе впервые пришли из ФБР. Прежде чем ее посетители успели произнести хоть слово, она спросила: «Что-то с Беном?» Она все больше волновалась за него. Судя по их последней переписке, его настроение сильно ухудшилось.
– Мне жаль беспокоить вас, – сказал агент Тейлор. – Да, речь о вашем сыне. У нас нет доказательств, что Бен сделал что-то плохое. Но я думаю, что он связался с опасными людьми. Как много вы знаете о его работе?
– Я знаю, что он трудится в новом стартапе, в лаборатории, которая занимается предотвращением распространения пандемий, разрабатывая лекарства.
– Почему он поехал туда?
– Он аспирант, пишет – писал – диссертацию в Кембридже в Англии. Он занимается биологией. Я полагаю, лабораторию основал выпускник Кембриджа и пригласил его работать. Он там уже полтора года.
– Вы часто видитесь?
– Нет, я несколько раз была в Кембридже. Там – ни разу.
– А ваш супруг и другие члены семьи?
– Крис, мой муж, там не был. Второй наш сын, Деймон, тоже.
– Бен говорит с вами о работе?
– Нет, но она очень важна для него. Я думаю, он нашел свою нишу.
Лайза решила ничего не говорить о том, как в последнее время изменилось настроение Бена.
– Мы получили сигнал от индийских властей о том, что там может вестись криминальная деятельность. Поддельные медикаменты – серьезный рынок в тех краях. Индийцы думают, что ваш сын – организатор этой шайки.
Тейлор решил преувеличить роль Бена, чтобы посмотреть на реакцию Лайзы.
– Это невозможно, – бросилась на защиту Лайза. – Мой сын не больший преступник, чем вы. Он живет на гроши, и ему нет дела ни до чего, кроме работы.
– Он говорил с вами о своих друзьях? Имя Айяз говорит вам что-нибудь?
– Он говорил, что обучает Айяза и тот очень способный.
– Еще кто-нибудь?
– Говорил, у него появились друзья, что для него необычно. Он, знаете ли, довольно нелюдим. – Она замолчала. – У моего сына синдром Аспергера. Он очень умен, но ему трудно сходиться с людьми.
– Мы относимся к этому делу серьезно. Так что если вы попытаетесь предупредить сына, вас могут обвинить в том, что вы мешаете расследованию.
Спустя несколько дней Тейлор вернулся, и вид у него был еще более озабоченный.
– Скоро это попадет в СМИ. Загадочный вирус распространяется по одному из индийских штатов. Тамошнее правительство считает это терактом. Очень заразен, передается от человека к человеку. Непонятно, чего хотят добиться террористы. Если их кто-то поддерживает, они могут тоже пострадать. Правда, умирает только часть заболевших. Делом занимаются ВОЗ и комитет по вопросам гражданской обороны. Они тесно сотрудничают с индийскими властями. Они уже побеседовали с директором лаборатории, где работает ваш сын, доктором Конгом.
Лайза была совершенно разбита, но Крис уверял ее, что беспокоиться не стоит.
– ФБР везде видит угрозу. Они хотят закрыть все биолаборатории и лаборатории 3D-печати. Им кажется, что мы только и ждем, чтобы начать посылать вирусы террористическим группировкам.
Днем позже он сообщил Лайзе, что поговорил с некоторыми людьми из стэнфордских лабораторий.
– Но он же велел нам молчать!
– Нет, я просто спросил их мнение об угрозе. Я не спрашивал ни про Бена, ни про лабораторию. Они считают, что слухи о биотерроризме сильно преувеличены. Такую атаку очень трудно контролировать. Не стоит волноваться. К тому же мы знаем Бена. Вообще это безобразие, милая, что они пришли и так тебя расстроили. Мне ужасно жаль, что меня не было рядом.
Вообще-то Лайзе агент Тейлор понравился. Он не был настырным, и ей казалось, что с ней он крайне осторожен.
Спустя неделю он снова пришел и на этот раз поговорил и с Лайзой, и с Крисом.
– Индийцы арестовали группу террористов, в том числе Айяза и других интернов из лаборатории вашего сына. Они отправили сотрудников побеседовать с вашим сыном. Думаю, ему могут предъявить обвинение. Скорее всего, его депортируют. Тогда мы посмотрим, хотим ли мы его судить. Все будет зависеть от федерального прокурора. Мое мнение такое: он, скорее всего, ничего не знал, но был орудием в руках преступной группировки. Это очень печально. Я думаю, к тому же его пытаются сделать козлом отпущения. Доктор Конг сказал, что Бен не принял мер. Это трагедия, но могло бы быть гораздо хуже. Общее число жертв, скорее всего, будет исчисляться сотнями. По счастью, лаборатория работала над лекарствами, которые они предложили производить бесплатно. Думаю, рассчитывали на патент. Времени не было. Поэтому они переслали последовательность ДНК для препарата, и его создали при помощи биопечати уже с индийской стороны. Айяз, как оказалось, из очень богатой семьи, но крайне озлоблен. Он заразил себя сам, а потом специально покутил в загородном клубе своей семьи. Он знал, что вирус может распространиться на обслуживающий персонал, поэтому приготовил лекарство. Сотрудникам клуба он представился доктором, так что они охотно взяли у него вакцину. Вирус был не смертельным, ему не хватало времени, чтобы кто-то мог заразиться. И все же жертв было достаточно. Когда история начала просачиваться наружу, перед полицейским участком собралась толпа, и Айяза линчевали. Я видел фотографии – жуткое зрелище. Другим участникам его группировки удалось уйти в подполье.
Лайзу начало трясти. Крис встал и начал мерить шагами комнату.
– Что сказал Бен, когда они допрашивали его? – спросила она.
– Отказывался верить, что Айяз мог сделать это. Он снова и снова повторял: вы взяли не того. Айяз мой друг. У него что-то вроде ступора на почве потрясения. С тех пор он не особо говорил. Его удерживают тамошние власти. К нему несколько раз приходили сотрудники американского посольства. На место выехала команда американских федеральных прокуроров.
– Мне нужно лететь, – выпалила Лайза. – Я должна удостовериться, что с ним все в порядке.
– Не советую. К нему пускают только официальных лиц. С ним будет общаться прокурор. Вашему сыну ничто непосредственно сейчас не угрожает.
Прессе понадобилось немного времени, чтобы все выведать. Индийские СМИ сосредоточились на американских связях. Бена выставили зачинщиком и совратителем молодых индийских студентов, подчинявшихся ему. Первым со СМИ заговорил доктор Конг. Было очевидно, что он просто хочет спасти лабораторию и повесить любые обвинения в недостатке программ безопасности на кого-нибудь.
На счастье Бена и его семьи, молодой сотрудник посольства хорошо понимал, что может произойти, если Бена не депортируют как можно скорее. Джо Мьерс недавно прибыл на работу в посольство, но у него за плечами уже был достаточно богатый опыт.
Как только Джо узнал о задержании Бена, он начал ежедневно посещать его и уговаривать отправить весточку родным. Бен почти не отвечал, только качал головой. Однако несколько раз он спрашивал Джо, нет ли вестей от Айяза. Поначалу Джо хотел скрыть от него правду, но потом понял, что Бен рано или поздно все узнает.
– Он умер.
– Как?
– Не думаю, что вы захотите узнать детали.
– Понимаю.
Глаза Бена наполнились слезами: «Что бы они ни говорили, он был настоящим другом. Добрым и хорошим».
– Он мог быть добрым к вам. Но он сделал ужасную вещь. Погибло много людей.
– Это не он. Он был всего лишь орудием. Он говорил, что его семья эксплуатирует бедных. Он хотел это изменить. Он не мог убить людей.
Джо сменил тему. Он знал, что в Министерстве юстиции развернулись дебаты о том, стоит ли выдвигать обвинения против Бена. Те, кто был против, опасались, что с началом его преследования станет очевидно, как мало у американского правительства разведданных о биотеррористической угрозе из лаборатории Бена. Адвокаты Бена могли бы поставить суд в затруднительное положение, продемонстрировав, как мало правительство знает. Вышел бы конфуз. Недавно были урезаны средства на правительственные агентства, занимающиеся отслеживанием биоугрозы. Но как бы постыдно это ни было, Джо понимал, что обвинение Бена по американскому законодательству было бы меньшим из зол. Джо опасался, что местные власти решат устроить показательный суд. Тогда Бен просидит в тюрьме долгие месяцы, ожидая отвратительной процедуры, которую СМИ используют для того, чтобы очернить не только Бена и его семью, но и американское правительство.
В конце концов Джо победил. Министерство юстиции выдвинуло Бену обвинение, и Джо тайно постарался ускорить его депортацию. Но для Бена и его семьи кошмар на этом не закончился. Три месяца в тюрьме совершенно выбили парня из колеи.
Бена привезли в Сан-Франциско. Его адвокаты привлекли нескольких психиатров, включая Клару, чтобы они осмотрели парня. Он почти не говорил. Он не получал медикаментов от депрессии. Все психиатры рекомендовали перевести его в клинику: там ему могли бы оказать лучшую помощь. Клара опасалась, что он попытается убить себя. Адвокаты использовали его психическое состояние, чтобы его отпустили под залог и отправили в психиатрическую клинику. Лайза и Крис заплатили за частную клинику. Судья дал разрешение. Бена, учитывая его психическое состояние, не считали опасным при воздушной перевозке, но у него забрали паспорт и ему пришлось надеть браслет, с помощью которого отслеживались его перемещения.
Суд шел несколько лет, каждые несколько месяцев проводились слушания с целью установить, может ли Бен выдержать процесс. В конце концов Министерство юстиции отказалось от обвинений. Они были рады отказаться от судебного преследования. Разочарованы оказались только СМИ и представители общественности, которые хотели использовать процесс, чтобы привлечь внимание к опасности биоинжиниринга.
Спустя несколько лет Лайза остановилась выпить кофе в центре Пало-Альто после долгой прогулки на велосипеде. Она выбрала местечко в тени на террасе.
Клара заметила, что Лайза вошла, но не знала, стоит ли ей подходить и здороваться. Она была в курсе, что Лайза очень тяжело пережила произошедшее. Друзья отмечали, как она поседела за прошедшие год или два. И Клара подумала: вдруг она просто хочет побыть одна? Но когда Лайза заметила Клару, она улыбнулась. Тогда Клара пересела за ее столик.
– Ну, как ты?
– Я только начала тренироваться, и это тяжко. Приходится жестоко расплачиваться за то, что долго не занималась.
Но Лайза понимала, что на самом деле имела в виду Клара.
– У меня было время подумать. Я никогда не смогу полностью оправиться.
– Как Бен?
– Плохо. Все больше замыкается, погружается в свой мир. Пару раз сильно напугал нас. Он опять под наблюдением как склонный к суициду. Но о нем хорошо заботятся.
Лайза замолчала и сделала глоток латте.
– Поначалу я постоянно спрашивала себя: почему так случилось? Могла ли я предотвратить это? Но сейчас я смотрю на это как на своего рода греческую трагедию. Мы были обречены с самого начала. Мы так отчаянно пытались помочь сыну, что слишком сильно ограждали. Наконец он встает на ноги. Он погружен в науку, которая одновременно потрясающа и опасна. В Кембридже за ним недостаточно присматривали. В результате он оказался на другом краю света, там, где все еще живет ненависть. Грустнее всего то, что эта история разворошила осиное гнездо. Ты, наверное, слышала в новостях о том, как теперь следят за учеными? Невероятно. Через пару месяцев после возвращения Бена к нам снова приходили из ФБР. На этот раз не агент Тейлор. Этот парень, похоже, не знает Тейлора и не говорил с ним, прежде чем прийти к нам. Он спрашивал Криса обо всех его иностранных контактах. Якобы они исследуют все возможные связи по делу Бена. Крис, конечно, сказал им, что у нас толком не было связи с Беном, пока он был в лаборатории.
Удивительно, что потом он начал называть имена многих иностранных ученых, с которыми Крис контактирует, и попросил Криса сообщить все, что знает о каждом из них, любую личную информацию. Крис спросил, откуда у него все эти имена. Беседа шла на повышенных тонах, и в результате Крис отказался говорить без адвоката.
На следующий день один из коллег пришел к Крису в офис и закрыл за собой дверь. Он рассказал, что к нему приходили из ФБР. Другой агент, не тот, что являлся к нам. Он хотел узнать обо всех его иностранных контактах. Крис и Барни пошли к университетским юристам, которые велели им ничего не говорить и не делать, пока они не разберутся. Через несколько недель юристы сообщили им, что придется подчиниться. ФБР допрашивало практически всю кафедру. С особым пристрастием – иностранных ученых.
– Я, кажется, где-то читала, что электронная почта некоторых ученых просматривается? – сказала Клара.
– Да, в New York Times писали, что после тех событий разведсообщество опасается новых атак и в последние пару лет собрало невероятные объемы данных из переписки ученых по всему миру. В газете говорилось, что правительство США сотрудничает со многими странами, в первую очередь с Китаем, по вопросам перехвата и хранения переписки. Судя по всему, сотрудники ФБР ездили в Китай перенимать опыт мониторинга интернета и выявления недовольных. Думаю, именно это сотрудничество стало причиной того, что случилось с Чу Хуа, студенткой Криса. Она училась здесь и занималась 3D-печатью. Крис говорит, что это была одна из лучших его студенток. Несколько месяцев назад нам сообщили, что ей придется вернуться в Китай и заново подать на американскую визу. Мы не могли взять в толк, в чем дело. Короче говоря, она уехала домой, а американское консульство отказало ей в визе. Крис поднял шум. Похоже, среди ее родственников есть диссиденты. Китайские власти подозревают, что они как-то связаны с какой-то внутренней террористической группировкой. Чу Хуа все отрицает, а у американцев нет доказательств. Но они сказали университету, что рисковать не хотят. Чу Хуа подала на апелляцию, Крис надеется, что ей разрешат вернуться. Но представь, сколько времени и сил все это у него отняло! Времени на исследования у Криса теперь совсем не осталось.
Лайза смотрела в пол.
– Кто же мог подумать, что все так кончится? Не просто семейная трагедия, а катастрофа для науки. Казалось, будущие десятилетия пройдут под знаком совместных проектов с участием ученых из разных стран. Но теперь ФБР хочет наложить ограничения на это, а университеты, похоже, смирились. Они боятся потерять федеральное финансирование – те крохи, которые еще остались. Трусы! Не знаю, как мы будем с этим жить теперь, когда джинн вырвался из бутылки.