Кто такие сарматы?

Сарматы – культурно-экономическая общность специализирующихся на различных видах хозяйственной деятельности линиджных семей, объединённых условными территориями, единым языком, исповедующих единые религиозные представления, ведущих преимущественно матрилинейный учёт родства.

Самоназвание – çарматсем → çармас.

Девушки сарматских сословий аллаан (земледельцев) и кĕтӳç (пастухов), исповедовавшие характерные для сармат религиозные верования, проходили всестороннюю воинскую подготовку, придерживались вышеописанных амазонских традиций. Надо полагать, что описанные Страбоном амазонки, живущие в северных предгорьях Кавказа, в соседстве с гаргареями, и амазонки, локализующиеся выше реки Мермодаль – Терека, в равнинной части Северной Осетии, Чечено-Ингушетии и Северного Дагестана, возможно, и Кабардино-Балкарии, описанные более поздними авторами, также почти до XIX в. сохраняли сарматские традиции.

«В перечне народов, населявших Азиатскую Сарматию, Клавдий Птолемей однажды упомянул сарматов-гиппофагов. Насколько нам известно, в античной традиции это единственное упоминание названного этнонима. Видимо, этим объясняется отсутствие специальных работ о сарматах-гиппофагах как в зарубежной, так и в отечественной науке, если не считать краткой статьи в энциклопедии Паули-Виссова. На реконструируемых картах Азиатской Сарматии сарматов-гиппофагов обычно помещали в северной части, где-то ближе к месту слияния двух истоков рек Ра, то есть современной Камы и Волги.

Сразу же может возникнуть сомнение в правомерности использования свидетельств Птолемея для интерпретации среднесарматских памятников I – начала II в. н. э. на том основании, что он писал свой труд гораздо позже, в 60—70-х гг. II в. Однако если учесть, что при работе над «Географическим руководством» Птолемей пользовался преимущественно материалом из сочинения Марина Тирского, то это возражение теряет силу. Давно установлено, что сочинение последнего отражало этногеографическую ситуацию начала II в. н. э. Поэтому и карта Птолемея, построенная на фактических данных Марина Тирского, должна отражать в первую очередь этнические реалии не 60—70-х гг. II века, а самого его начала. Во всяком случае на ней практически отсутствуют сведения, полученные после 114 г., когда, скорее всего, и был завершен труд, послуживший источником исходных этногеографических данных для «Географического руководства».

Как известно, Клавдий Птолемей разделил территорию Восточной Европы на две части: Европейскую и Азиатскую Сарматии. В полном соответствии с античной географической традицией границей между ними он положил реку Танаис. Судя по указанным в «Географическом руководстве» ориентирам, Азиатская Сарматия включала все Волго-Донское междуречье, а также полосу земель в Заволжье. Если сопоставить карту Птолемея с территорией, занятой лесостепным Подоньем, то его правобережье оказывается в Европейской, а левобережье – в Азиатской Сарматии. Однако если принять во внимание, что интересующие нас сарматские памятники I – начала II в., обладающие выраженными локальными особенностями, концентрируются на р. Воронеж, то есть в левобережье Дона, то и соответствующий им этноним следует искать в пределах Азиатской Сарматии.

Сарматы-гиппофаги – не самоназвание, а иноназвание. Его могли дать лесостепным коневодам их южные соседи, видимо, полностью не отделявшие себя от откочевавших в донскую лесостепь своих сородичей. Однако степняки не могли не заметить важной этнографической особенности их северных соседей, проявлявшейся в составе стада, а значит, и в пище. В различных частях сарматского мира наиболее распространенной была напутственная пища в виде мяса барана. В частности, в погребениях среднесарматской культуры первое место всегда занимают находки костей овцы, затем лошади и в последнюю очередь крупного рогатого скота. Хотя по территории лесостепного Подонья мы пока располагаем еще очень небольшой серией остеологического материала, тем не менее здесь намечается несколько иная картина.

В могильнике Чертовицкий I кости животных обнаружены в 12 курганах. В 10 случаях встречены кости лошади (7 – в насыпи и 3 – в погребениях), в одном – лошади или коровы и еще в одном – барана. В трех курганах Писаревского могильника найдены костные остатки только лошади. Причем если сарматы-кочевники использовали в качестве жертвенной пищи чаще всего лопатку барана в естественном сочленении с костями ноги, то их лесостепные соплеменники предпочитали оставлять в тризнах и погребениях черепа лошадей. Подобные находки встречаются в степных сарматских погребениях исключительно редко. Остатки традиционной для сарматов пищи в виде мяса барана найдены лишь в одном чертовицком погребении. Таким образом, между сарматами-степняками и сарматами верховий Дона наблюдается определенное различие в ритуальной пище. На наш взгляд, именно эта особенность может дать ключ к решению вопроса об их племенной принадлежности.

Еще В. О. Виттом была высказана мысль, что у скотоводов ритуальным животным становится в первую очередь то, которое играет определяющую роль в хозяйстве. На большом фактическом материале различных европейских скотоводческих культур ее подтвердил Г. Беренс. Плодотворное развитие она получила в работах К. Ф. Смирнова и других отечественных исследователей. Вслед за ними мы полагаем, что на основании остатков заупокойной пищи можно получить представление о составе сарматского стада, хотя и нельзя установить точного процентного содержания того или иного вида. Сейчас еще рано делать окончательные заключения о составе стада у скотоводческого населения лесостепного Подонья в первые века нашей эры. Но уже имеющиеся материалы могут свидетельствовать о преобладании в нем лошади.

В свете приведенных данных напрашивается мысль о складывании в донской лесостепи особой модели скотоводческого хозяйства, несколько отличной от той, которая была свойственна степным сарматам. На формирование ее решающим образом повлияли природно-климатические условия этой ландшафтной зоны и прежде всего такие факторы, как растительный и снежный покров. Хорошо известно, что тип кочевого скотоводческого хозяйства в первую очередь обусловлен видовым составом стада, который, в свою очередь, непосредственно зависит от естественной кормовой базы – растительного покрова. До недавнего прошлого большую часть территории лесостепного Подонья занимали разнотравные степи. Как свидетельствует весь накопленный к настоящему времени этнографический и историко-археологический материал, скотоводы, получавшие в наделы ковыльно-разнотравные участки, занимались преимущественно разведением лошадей, мелкотравчатые степи использовались для выпаса овец, а сухие степи – для верблюдов. Если исходить из этой зависимости, то становится понятно, почему в стадах лесостепных сарматов преобладали лошади.

Однако одного благоприятного фактора для столь существенного изменения в скотоводческом хозяйстве, видимо, было недостаточно. Сарматы, как, впрочем, и все кочевники, крепко держались за свои традиции, в особенности за привычный состав стада. Нарушить их мог, по-видимому, только очень сильный неблагоприятный для ведения традиционного кочевого хозяйства фактор. В лесостепном Подонье им был более высокий, чем в степи, снежный покров. Здесь его высота к концу зимы достигает 20– 30 см, тогда как, например, в степях Северного Причерноморья – менее 10 см. Хорошо известно, что при толщине снежного покрова более 40 см возможно лишь стойловое содержание домашних животных. Поэтому в донской лесостепи подвижное скотоводство могло развиваться лишь при наличии в стаде большого количества лошадей. Лошадь – единственное тебенюющее животное средней полосы Евразии. Она способна добывать корм зимой из-под снега. Установлено, что большая доля лошадей в поселениях и городищах раннего железного века лесостепной и лесной полосы Восточной Европы определялся в первую очередь большей приспособляемостью ее добывать себе корм в суровых климатических условиях с высоким снежным покровом.

О том, что в природно-климатических условиях лесостепного Подонья лошадь круглый год могла находиться на подножном корму, свидетельствует хорошо известный факт обитания здесь вплоть до середины XVIII в. диких лошадей-тарпанов. По сообщению академика Гмелина, тогда они встречались даже в окрестностях Воронежа. Здесь необходимо еще учесть то обстоятельство, что приведенное свидетельство относится ко времени максимального похолодания (так называемый малый ледниковый период XV – XVIII вв.). По мнению многих современных исследователей, на рубеже нашей эры климат юга России был несколько иной – более жаркий и менее влажный, с малоснежными зимами. Объективно это благоприятствовало распространению скотоводческого хозяйства на север в глубинные районы лесостепи.

Таким образом, экологические условия лесостепного Подонья начала I тыс. н. э. способствовали сложению у перекочевавших сюда сарматов коневодческой модели скотоводческого хозяйства. Это были сарматы-коневоды, основу благосостояния которых составляло разведение лошадей. Скорее всего, их хозяйство было полуоседлым с ограниченным радиусом кочевания. Длительные перекочевки на большие расстояния здесь были не нужны в силу того, что продуктивность зеленой массы лесостепи в несколько раз превышает таковую в злаковой зоне степи.

О большей степени оседлости лесостепных сарматов свидетельствуют и многочисленные следы их присутствия в поселениях и городищах, открытые в последние годы.

По наблюдениям этнографов, образование этнонимов по хозяйственным особенностям как раз характерно для этносов со специализированным хозяйственно-культурным типом. Заметим, что подобный способ образования этнонимов-иноназваний был очень широко распространен в античности, особенно у грекоязычных авторов («лотофаги», «ситофаги», «галактофаги», «ихтиофаги» и т. п.). В передаче Птолемея этноним «сарматы-гиппофаги», скорее всего, являлся греческой калькой с местного ираноязычного названия, полученного его информаторами от степных сарматов.

Вряд ли этот этноним служил для обозначения какого-то особого, сильно отличного от сарматов народа. Но все же он подчеркивал некоторые хозяйственные особенности лесостепных сарматов, проявившиеся на составе стада. Любопытно, что тот же Птолемей в описании народов Азиатской Скифии «по ту сторону Имава» упоминает гиппофагов-скифов. «Северные области этой Скифии населяют абии-скифы, области под ними – гиппофаги-скифы, за ними простирается область Авзакитида и под ней, еще у названного Горметериона, – область Касия, под ней хаты-скифы, затем область Ахаса и под ней у Эмодских гор – хауранеи-скифы». Видимо, не случайно александрийский ученый локализует и этих гиппофагов где-то на северной периферии Азиатской Скифии, где археологически также довольно отчетливо прослеживаются признаки развитого коневодческого хозяйства [26].

Здесь необходимо внести дополнение рассказом о том, что автор настоящего исследования в раннем детстве в начале 60-х гг. XX в., проживал в г. Канаш ЧАССР, в силу обстоятельств часто оставался под присмотром в татарской семье, строго соблюдавшей традиционные устои своего народа.

Одно из ярких впечатлений от этих контактов – рассказы Анай, старшей женщины в семье, о культуре разведения лошадей специально для употребления в пищу. Оказывается, лошадь на мясо должна быть кобылой, её растили стреноженной на специально выбранных лужайках почти с рождения и до забоя. Даже лёгкие нагрузки для такой лошади были очень дозированными. В общем, это целое искусство.