34
Монти Ким жил на Уиллис-авеню в Шерман-Оукс, посреди пустынного, словно призрачного, квартала неосвещенных домов, предназначенных к сносу и оклеенных желтой предупредительной лентой. Бело-серый многоквартирный дом Монти Кима был выстроен в курортном стиле. Он стоял между двумя пустующими зданиями. По крайней мере в муниципалитете считалось, что они пустуют. Когда Босх подъехал поближе, он заметил тусклый свет в одном из окон. «Незаконные поселенцы», — подумал Босх. Эти люди тоже жили в вечной тревоге, опасаясь визита строительного инспектора.
Дом, где обитал Монти Ким, выглядел так, словно землетрясение обошло его стороной или его полностью отремонтировали. Последнее, однако, представлялось Босху сомнительным. Факт сохранности здания свидетельствовал скорее о слепоте и непредсказуемости грозных сил природы или мастерстве архитектора. Как бы то ни было, дом в курортном стиле выдержал землетрясение и устоял, в то время как все окружавшие его постройки потрескались и деформировались.
Впрочем, это было вполне заурядное здание прямоугольной формы с выходившими на общую террасу квартирами. Чтобы пройти по террасе к нужной двери, следовало сначала преодолеть электронные железные ворота, открывавшиеся из квартир. Копы называли заграждения такого рода «успокаивающими», поскольку они создавали у жильцов столь желанную иллюзию безопасности, хотя от налетов и ограблений практически не защищали. Они преграждали путь законопослушным посетителям, а налетчики и воры просто через них перелезали. И тем не менее «успокаивающие» ворота пользовались в городе большой популярностью.
Босх сказал по интеркому всего два слова: «Откройте, полиция», — после чего ворота с жужжанием распахнулись и он прошел на террасу. Приготовив бумажник с полицейским значком и идентификационной карточкой, Босх направился к квартире № 8. Как только Монти Ким открыл дверь, Босх быстро сунул ему под нос свое удостоверение, прикрывая пальцем слово «лейтенант» на значке. В следующее мгновение удостоверение уже лежало у него в кармане.
— Извините, я не успел прочитать ваше имя, — сказал Ким, загораживая ему проход.
— Иероним Босх. Но люди обычно зовут меня Гарри.
— Вас назвали в честь художника!
— Иногда я чувствую себя таким старым, что мне кажется, будто это его назвали в мою честь. И сегодня как раз такой вечер. Могу я войти? Я не отниму у вас много времени…
Ким, сохраняя на лице озадаченное выражение, провел его в гостиную. Это была небольшая чистая комната с диваном, несколькими стульями, телевизором и газовым камином. Ким присел на стул и жестом предложил Босху занять место на диване. Босх заметил белого пуделя, спавшего на ковре рядом со стулом хозяина. Несмотря на годы и чрезмерный для его роста вес, Монти Ким выглядел неплохо. Он обладал полным свежим лицом и даже пытался молодиться — остатки волос, окружавшие лысину, были выкрашены в каштановый цвет. На носу у него красовались очки, а пухлый торс облегал красный свитер-кардиган, из горловины которого выглядывал воротничок белой рубашки. На первый взгляд Киму было не более шестидесяти. Босх, признаться, ожидал увидеть куда более пожилого человека.
— Полагаю, я могу спросить, какую цель преследует ваш визит? — осведомился Ким.
— Полагаю, я смогу удовлетворить ваше законное любопытство, — произнес Босх. — Проблема в том, что я не знаю, с чего начать. Скажем так: я расследую парочку убийств и считаю, что вы можете оказать мне в этом содействие. Остается выяснить, согласитесь ли вы в этой связи ответить на несколько вопросов, касающихся прошлых времен? Если вы мне на них ответите, я объясню, зачем мне это нужно.
— Несколько необычное вступление, но…
Ким поднял пухлые руки и помахал ими, словно отметая любую возможную проблему. Потом поудобнее устроился на стуле, бросил взгляд на свою собаку и прикрыл глаза, словно это помогало ему лучше осмыслить вопрос и правильно на него ответить. Босх заметил, что у него на голове — в том месте, которое когда-то прикрывали выпавшие ныне волосы, — выступила испарина.
— Если не ошибаюсь, вы работали репортером в «Таймс». Как долго вы там работали?
— Всего несколько лет, вплоть до начала шестидесятых. Но как вы об этом узнали?
— Мистер Ким, давайте договоримся, что первым вопросы буду задавать я. Итак, на какие темы вы писали?
— Я был начинающим репортером в отделе уголовной хроники. Нас называли «щенками» — потому что мы постоянно носились по городу и совали носы в каждую заварушку.
— А что вы делаете теперь?
— В настоящее время я занимаюсь социологией, проблемами общественных отношений, и работаю дома. У меня здесь оборудован офис. Был, правда, офис в «Резеде», но это здание приговорили к сносу — там сквозь щели в стене можно увидеть небо.
Этот человек, как и большинство жителей Лос-Анджелеса, пострадал от землетрясения, и ему не требовалось об этом упоминать. Все было и так понятно.
— В свое время я занимал небольшие посты, — продолжал рассказывать Ким. — К примеру, был общественным представителем автозавода «Дженерал моторс» в Ван-Нейсе. Но потом его закрыли, и я перешел на вольные хлеба.
— Почему вы ушли из «Таймс» в начале шестидесятых?
— Я получил… А почему, собственно, вы спрашиваете? Меня что, в чем-нибудь подозревают?
— Ни в коем случае. Я просто пытаюсь прояснить кое-какие вопросы, относящиеся к тому периоду. Вы уж меня извините, но я продолжу. Кажется, вы начали рассказывать, почему ушли из «Таймс»…
— Ага… Ну так вот, я нашел себе новую работу. Мне предложили место представителя по связям с общественностью в офисе окружного прокурора Арно Конклина. Я, естественно, согласился. Там больше платили, не заставляли носиться по городу, высунув язык, и сулили блестящее будущее.
— А что вы подразумеваете под блестящим будущим?
— Честно говоря, на этот счет я ошибся. Взявшись за работу, я предполагал, что вместе с Арно достигну небывалых высот. Он был хороший человек. Вот я и подумал: буду держаться Конклина и со временем, когда его планы осуществятся и он займет пост губернатора или станет заседать в сенате в Вашингтоне, я как его пресс-атташе и общественный представитель буду вращаться в высших политических кругах. Но дело, к сожалению, не выгорело. В результате я завершил свою карьеру общественного деятеля в офисе жилого комплекса «Резеда», где из щелей в стене сильно дуло. Честно говоря, не понимаю, в какой связи все это может интересовать полицию…
— Но что случилось с Конклином? Почему его планы не осуществились?
— Я не эксперт и не аналитик и точно вам этого сказать не могу. Знаю только, что в шестьдесят восьмом году он планировал баллотироваться на пост генерального прокурора и эта должность, по общему мнению, была почти что у него в кармане. А потом он вдруг… хм… забросил это дело. Он вообще ушел из политики и вернулся к юридической практике. Но стал не юридическим представителем какой-нибудь крупной корпорации, как это обычно бывает, когда политик уходит в отставку. Он создал маленькую юридическую фирму под себя одного. Помнится, я им восхищался. Насколько я знаю, шестьдесят процентов дел или даже больше он вел бесплатно. Другими словами, основную часть времени он работал, что называется, на общественных началах.
— Как если бы его приговорили к общественным работам или что-то в этом роде?
— Представления не имею. Тут уж мы вторгаемся в область догадок…
— Так почему все-таки он все бросил?
— Я уже говорил вам, что не знаю.
— Разве вы не состояли в его ближнем круге?
— Нет. У него не было никакого круга. Рядом с ним находился всего один человек.
— Гордон Миттель.
— Совершенно верно. Если хотите узнать, почему Конклин отказался баллотироваться, спросите у Гордона. — Только тут Ким сообразил, что Босх упомянул имя Гордона Миттеля. — Уж не из-за него ли вы ко мне пожаловали?
— Погодите минутку. Я еще не обо всем вас расспросил. Почему, по-вашему, Конклин отказался баллотироваться? У вас наверняка есть по этому поводу какие-то мысли.
— Он не внес свое имя в список кандидатов, поэтому никаких официальных заявлений об отказе участвовать в выборах ему делать не пришлось. Он просто отошел в сторону, и все. Но слухи по этому поводу ходили разные.
— Какие?
— Ну, о нем много чего говорили. Например, что он гей. Что у него проблемы с финансами. Некоторые утверждали, что гангстеры обещали его убить в случае победы. Вот, пожалуй, и все. Но никто это всерьез не принимал. Считали обычной болтовней политиканов.
— Он ведь не был женат, не так ли?
— Насколько я знаю, не был. Но ничто не говорило о том, будто он гей.
Босх отметил, что лысина Кима целиком покрылась крохотными капельками пота. В комнате было тепло, но кардигана он не снял. Босх быстро сменил тему.
— Ну а теперь расскажите мне о смерти Джонни Фокса.
Прикрытые стеклами очков глаза Кима странно блеснули. И хотя в следующее мгновение они обрели прежнее выражение, Босху этого было вполне достаточно.
— Кто это — Джонни Фокс?
— Бросьте, Монти, это всё старые дела… Никого не волнует, что вы тогда сделали. Я просто хочу знать подоплеку этого трагического происшествия. Именно за этим я к вам и приехал.
— Вы говорите о том времени, когда я был репортером? Я тогда написал много статей. Это было тридцать пять лет назад, и я не могу всего упомнить.
— Ну, Джонни Фокса вы наверняка помните. Он был вашим пропуском в блестящее будущее. В то самое, которого вы так и не обрели.
— А ведь вы никакой не коп. Что в таком случае вы здесь делаете? Вас Гордон послал, да? Значит, через столько лет он думает, что я…
Ким замолчал.
— Я коп, Монти. И вам просто повезло, что я добрался до вас раньше Гордона. Похоже, кто-то решил, что чего-то тогда недоглядел, не доделал свою работу. Так что можете считать, что призраки прошлого возвращаются. Вы читали сегодня в газете о полицейском, которого нашли в багажнике его машины в Гриффит-парке?
— Я смотрел репортаж в теленовостях. Кажется, он был лейтенантом…
— Точно так. И заметьте, он был моим лейтенантом. Однажды он просматривал старые дела. В одном из них фигурировал Джонни Фокс. Стоило ему только поглубже копнуть это дело, как его обнаружили в багажнике собственной машины. Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я слегка взбудоражен и стремлюсь побольше узнать о Джонни Фоксе? А статью о нем, между прочим, написали вы. Причем такую, что он предстал в ней чуть ли не ангелом. И после этого я вдруг узнаю, что вы оказались в команде Конклина. Как я уже сказал, ваши старые грешки никого не волнуют. Мне просто нужно знать подоплеку этого дела.
— Скажите, я в опасности?
Босх небрежно пожал плечами — дескать, кто сейчас в безопасности?
— Если вы окажетесь в опасности, мы сможем вас защитить. Но для этого вы должны нам помочь. Знаете, наверное, как относятся полицейские к людям, которые отказываются с ними сотрудничать? В упор их не видят…
— О Господи! Я подозревал, что это дело… А какие еще старые дела просматривал ваш лейтенант?
— Дело одной из девушек Джонни, которая была убита за год до него. Ее звали Марджери Лоув…
Ким сокрушенно покачал головой: судя по всему, он не помнил этого имени. Затем он несколько раз с силой провел рукой по лысине, словно сгоняя с нее капельки пота в загончики из волос на затылке и за ушами. Глядя на это, Босх подумал, что толстяк созрел для серьезного разговора.
— Ну, так что же насчет Джонни Фокса? — спросил Босх. — Предупреждаю, я не могу валандаться с вами всю ночь.
— Послушайте, я почти ничего не знаю… Я просто сделал любезность…
— Расскажите мне об этом.
Монти Ким сосредоточенно молчал, собираясь с мыслями.
— Вы знаете, кто такой Джек Руби? — наконец заговорил он.
— Тот, что из Далласа?
— Ну да. Который убил Освальда. Ну так вот, Джонни Фокс был своего рода Джеком Руби из Лос-Анджелеса. Вы понимаете? Та же эпоха, тот же склад характера… Фокс наживался на торговле женщинами, играл в азартные игры, знал, кого из копов можно подкупить, и подкупал их, когда это ему было нужно. Это позволяло ему оставаться на свободе, хотя тюрьма давно уже по нему плакала. Короче говоря, он был классическим представителем голливудского дна. Когда я прочитал запись о его смерти в книге происшествий полицейского подразделения «Голливуд», то и вовсе не собирался о нем писать. Это был настоящий человеческий мусор; а о таких типах репортеры из «Таймс» не пишут. Но потом от своего источника в полицейском управлении я узнал, что он находился на жалованье у Конклина.
— Из этого могла бы выйти неплохая статья.
— То-то и оно. Ну, я позвонил Миттелю, руководителю избирательной кампании Конклина, сообщил ему о том, что узнал, и стал дожидаться его реакции. Не знаю, насколько вы себе представляете тогдашнюю жизнь в Лос-Анджелесе, но у Конклина в те годы был прямо-таки безупречный имидж. И вот выясняется, что у парня, с пеной у рта обличавшего все пороки и язвы этого города, состоял на жалованье один из самых развратных и порочных типов Голливуда. Из этого и в самом деле могла получиться грандиозная статья. Хотя криминальное прошлое Фокса официально зафиксировано не было, компрометирующая информация на него хранилась в оперативных сводках, созданных на основании рапортов агентов, а я имел к ним доступ. Так что эта история могла основательно навредить Конклину, и Миттель знал об этом.
Подойдя к самому интересному, Ким вдруг замолчал, не решаясь озвучить эту информацию.
— Точно, Миттель об этом знал, — подтвердил Босх. — И предложил вам сделку. Он пообещал сделать вас пресс-секретарем Конклина, если вы подчистите эту историю. Ну, так все было?
— Не совсем…
— А как? В чем была суть сделки?
— Насколько я знаю, все сроки давности по такого рода проступкам уже прошли…
— Не беспокойтесь об этом. Скажите, что было дальше. Это будем знать только вы да я. Ну, еще, быть может, ваша собака.
Ким глубоко вздохнул и продолжил свой рассказ:
— Кампания была в разгаре. У Конклина был свой общественный представитель. Миттель предложил мне место его заместителя. Я должен был работать вне офиса окружного прокурора в суде Ван-Нейса и контролировать сотрудников и прессу в районе Вэлли.
— В том случае, если Конклин победит, не так ли?
— Совершенно верно. Но это разумелось как бы само собой. Если бы, конечно, не выплыла история с Фоксом. Но я не согласился на предложение Миттеля. Сказал, что хочу быть главным представителем Конклина, иначе сделка не состоится. Позже Миттель связался со мной и сообщил, что принимает мои условия.
— После того, как переговорил с Конклином.
— Скорее всего. Как бы то ни было, я написал статью, но подробности о криминальном прошлом Фокса из нее выбросил.
— Я читал вашу статью.
— Это все, что я сделал и в результате чего получил работу. Больше об этом случае никогда не упоминалось.
Босх задумчиво смотрел на Кима. Это был слабый, жалкий человек. Он и не догадывался, что работа репортера требует почти такой же силы духа и непреклонности, как и работа копа. Ведь всякий уважающий себя репортер тоже в душе дает присягу говорить правду, и ничего, кроме правды. Ким, похоже, такой присяги не давал, а если и давал, то с легкостью нарушил. Босх не мог даже представить, чтобы Кейша Рассел при аналогичных обстоятельствах согласилась на подобную сделку. Скрыв презрение, Босх продолжил:
— Вернемся к тому времени. Это очень важно. Когда вы впервые сообщили Миттелю о криминальном прошлом Фокса, у вас не сложилось впечатления, что он уже знает об этом?
— Да, он об этом знал. То ли ему копы сообщили, то ли он с самого начала был в курсе. Но он знал и что Фокс умер, и что этот тип собой представлял. Мне показалось, он удивился, что я тоже об этом знаю, и сразу же постарался со мной договориться и замять это дело… Я тогда впервые в жизни пошел на подобную сделку, а теперь вот думаю, что лучше бы этого не делал.
Ким посмотрел на собаку, а потом с отсутствующим видом перевел взгляд на бежевый ковер, где она лежала. Босх подумал, что для Кима этот ковер своего рода экран, на котором отражаются эпизоды из его прошлой жизни, резко отклонившейся от своего первоначального направления после сделки с Миттелем.
— В вашей статье не упоминаются имена копов, — сказал Босх. — Вы, случайно, не помните оперативников, которые расследовали дело Фокса?
— Смутно. Это было так давно. Кажется, это дело вели два детектива из отдела убийств подразделения «Голливуд». Если мне не изменяет память, они специализировались на дорожных инцидентах со смертельным исходом. Сейчас этим занимается целое подразделение.
— Может, одного из них звали Клод Эно?
— Эно? Да, я его помню. Вполне возможно, он и участвовал в расследовании этого дела… Есть, вспомнил! Это дело точно вел Клод Эно. Причем один. Его напарника то ли перевели куда-то, то ли он вышел на пенсию, то ли еще что-то. Короче, Эно работал в одиночестве. Он как раз ждал, когда ему дадут нового напарника. Потому-то ему и поручили дело о наезде. В те годы считалось, что такие дела расследовать легче прочих.
— Вы так хорошо помните это дело… Почему, интересно знать?
Ким поджал губы и с минуту размышлял над ответом.
— Полагаю… Как я уже сказал, лучше бы я на эту сделку не соглашался. Должно быть, все эти годы я часто вспоминал об этом на подсознательном уровне. Вот и запомнил.
Босх кивнул. Больше вопросов у него не было, и, не откладывая дела в долгий ящик, он уже начал сравнивать и увязывать имевшуюся в его распоряжении информацию со сведениями, полученными от Кима. Эно расследовал оба дела — Марджери Лоув и Фокса, после чего ушел на пенсию, предварительно создав вместе с Конклином и Миттелем дутую корпорацию, переводившую на его счет в Лас-Вегасе тысячу долларов в месяц на протяжении двадцати пяти лет. По сравнению с Эно Ким за сделку с Конклином и Миттелем получил куда меньше. Босх уже собирался попрощаться, как вдруг ему в голову пришла мысль, показавшаяся любопытной.
— Вы утверждаете, что Миттель никогда не напоминал вам о сделке, связанной с Фоксом?
— Совершенно верно.
— А Конклин?
— Конклин тоже ни словом об этом не обмолвился.
— Какие взаимоотношения сложились у вас с Конклином? У вас не было ощущения, что он относится к вам как к мошеннику или вымогателю?
— Нет. Потому что я не был мошенником, — возмутился Ким, но негодование, прозвучавшее в его голосе, показалось Босху искусственным. — Я выполнял для него определенную работу, и делал свое дело неплохо. Он всегда хорошо ко мне относился.
— В вашей статье о смерти Фокса вы упоминали его имя. И если мне не изменяет память, Конклин утверждал, что никогда не встречался с Фоксом.
— Да, но это была ложь. Я специально так написал.
Босх удивился:
— Что значит «специально»? Вы намеренно включили в текст статьи это ложное утверждение?
— Совершенно верно. На тот случай, если бы этим господам вдруг захотелось пересмотреть условия сделки. Я написал, что Конклин не знал Фокса, хотя имел доказательства обратного. И Конклин с Миттелем это понимали. Так что, если бы после выборов они решили лишить меня обещанного места, я мог вновь привлечь внимание общественности к этой истории. То есть заявить о том, что Конклин, хотя и утверждал обратное, все-таки знал Фокса лично. Потом я мог бы добавить, что он, привлекая Фокса к работе в своем избирательном штабе, знал и о его криминальном прошлом. Это, конечно, не нанесло бы ему особого вреда, поскольку к тому времени он уже был бы избран окружным прокурором, но могло основательно повредить имиджу. Это была своего рода страховка с моей стороны. Понимаете?
Босх согласно кивнул.
— Какие у вас имелись доказательства, что Конклин лично знал Фокса?
— У меня были фотографии.
— Какие фотографии?
— Один фотограф-любитель сделал их для газеты «Таймс» на балу в честь Дня святого Патрика за два года до выборов окружного прокурора. Их было две. На них Конклин и Фокс, сидящие за одним столом. Это были пробные снимки, но я…
— Что значит «пробные»?
— Это значит, что они никогда не были опубликованы, потому что были сделаны непрофессионалом. Но я имел обыкновение просматривать такие снимки, поступавшие в фотолабораторию «Таймс» от любителей и общественных организаций, чтобы иметь представление о расстановке сил в городе и знать, с кем общаются городские шишки вне своих кабинетов. Однажды я обратил внимание на пробные снимки, где был запечатлен Конклин в компании с человеком, лицо которого показалось мне знакомым. Я только не мог вспомнить, откуда его знаю. Должно быть, по той причине, что никак не ожидал встретить Фокса в таком месте и в подобной компании. Это была совершенно чуждая ему сфера. Потом, когда Фокс был убит, и мне сказали, что он работал на Конклина, я вспомнил об этих фотографиях, отправился в фотолабораторию и изъял их из пачки старых пробных снимков.
— Они, значит, сидели за одним столом и наблюдали за танцами?
— На этих фотографиях? Да, именно этот момент фотограф и запечатлел. Кроме того, они улыбались, и сторонний наблюдатель с полной уверенностью мог бы утверждать, что эти люди знают друг друга. Но они не позировали специально для фотографа, и снимки, похоже, были сделаны без их ведома. Возможно, их не стали публиковать еще и по этой причине. В любом случае качество снимков было далеко не идеальное, и для раздела светских новостей они не подходили.
— Рядом с ними был кто-нибудь еще?
— Насколько я помню, две женщины.
— Покажите мне эти фотографии.
— Их у меня нет. Я их выбросил, когда понял, что они больше не представляют для меня никакой ценности.
— Только не пытайтесь меня обдурить, Ким! Эти фотографии всегда представляли для вас большую ценность, и вы отлично об этом осведомлены. Возможно, вы еще живы только потому, что они у вас есть. Идите и принесите их. В противном случае я отвезу вас в участок, где ваши показания будут официально зафиксированы, после чего, получив ордер на обыск, вернусь сюда и перетряхну вашу квартиру снизу доверху.
— О Господи! Ну хорошо… Подождите. Я принесу вам одну из этих фотографий.
Ким встал со стула и поднялся по винтовой лестнице на второй ярус своего жилища. Босх проследил за ним взглядом, а потом посмотрел на собаку, которая была облачена почти в такой же свитер, что и ее хозяин. С верхнего яруса донесся звук открываемой двери встроенного шкафа, потом приглушенный расстоянием хлопок. Босх решил, что Ким, пытаясь достать с верхней полки коробку, уронил ее на пол. Через несколько секунд послышались тяжелые шаги хозяина дома, спускавшегося по лестнице. Вернувшись в гостиную, Ким подошел к дивану, на котором сидел Босх, и протянул ему черно-белую фотографию восемь на десять, пожелтевшую по краям от времени.
— Второй снимок хранится в депозитной ячейке моего банка, — сказал он. — Там оба эти господина видны лучше. Нет никаких сомнений, что рядом с Конклином находится Фокс.
Босх молча всматривался в снимок. Это была моментальная фотография, сделанная со вспышкой. Лица сидевших за столом людей заливал ослепительно яркий свет, от чего они казались белыми как снег. Человек напротив Конклина, по утверждению Кима, был Фоксом. На скатерти перед ними стояло с полдюжины пустых стаканчиков для виски, рассчитанных на одну порцию. Конклин улыбался, жмурясь от яркого света. Фокс, слегка повернув голову, смотрел в сторону от камеры. Черты его лица были смазаны. Босх подумал, что узнать его на этой фотографии мог только хороший знакомый. Похоже, ни Фокс, ни Конклин не подозревали о нацеленном на них объективе. Вполне возможно, в тот вечер фотовспышки полыхали непрестанно.
Но с куда большим вниманием, нежели мужчин, Босх рассматривал запечатленных на фотографии женщин. Рядом с Фоксом стояла дама в темном облегающем платье, с собранными на затылке кудрями. Наклонившись, она шептала ему на ухо. Это была Мередит Роман. Напротив них, по левую руку от Конклина сидела Марджери Лоув. Босх подумал, что в этом ракурсе постороннему человеку узнать ее было крайне затруднительно. Конклин курил. Его поднятая рука с зажженной сигаретой наполовину загораживала лицо матери. Казалось, она подглядывает за объективом камеры из-под его локтя.
Босх перевернул фотографию и посмотрел на ее обратную сторону. Там стоял фирменный штамп газеты «Таймс» и было написано: «Фото Бориса Луговера». Фотография датировалась мартом 1961 года. Иначе говоря, снимок был сделан за семь месяцев до смерти Марджери Лоув.
— Вы когда-нибудь показывали этот снимок Конклину или Миттелю? — спросил Босх.
— Да, показывал. Миттелю. Когда торговался с ним из-за места главного представителя. Я даже презентовал ему копию. Он сразу понял, что этот снимок свидетельствует о знакомстве его кандидата с Фоксом.
Миттель, кроме того, понял, что этот снимок свидетельствует и о знакомстве Конклина с жертвой убийства. Но Ким об этом не знал. Он не знал многого из известного Босху. С другой стороны, этот снимок помог Киму получить место, которого он добивался. «Удивительно, однако, что он до сих пор жив», — подумал Босх, но сказал другое:
— А Миттель знал, что вы преподнесли ему копию?
— Естественно. Я дал ему это понять. Уж не настолько я глуп, чтобы забыть об этом.
— Конклин когда-нибудь с вами об этом говорил?
— Со мной — нет. Но я не сомневаюсь, что Миттель сказал ему о фотографии. Он ведь говорил с ним о месте, которое я затребовал за свои услуги. Миттель был просто обязан обсудить этот вопрос со своим боссом.
— Пожалуй, я оставлю этот снимок у себя. — Босх помахал фотографией перед носом у Кима.
— Что ж, у меня есть второй.
— Вы поддерживали какие-либо контакты с Конклином в последние годы?
— Нет. Я не общался с ним уже, наверное, лет двадцать.
— Я хочу, чтобы вы позвонили ему и…
— Не имею ни малейшего представления, где он сейчас находится…
— Зато я имею об этом представление. И я хочу, чтобы вы ему позвонили и договорились о встрече на сегодняшний вечер. Скажете, что речь пойдет о Марджери Лоув и Джонни Фоксе. Заодно предупредите, чтобы он никому об этом не говорил.
— Я не могу этого сделать.
— Очень даже можете. Где у вас телефон? Я вам помогу…
— Я хочу сказать, что никуда сегодня вечером не поеду. Вы не можете меня заставить…
— А кто вам сказал, что вы куда-нибудь поедете, Монти? Вместо вас к Конклину поеду я. Итак, где у вас телефон?..