32

По пути домой Босх поначалу молчал, не обращая внимания на парня из ОВР, сидевшего за рулем. Слишком много требовалось проанализировать и обдумать. Толивер включил полицейскую рацию, и доносившаяся из нее время от времени отрывистая скороговорка отчасти восполняла нехватку нормального человеческого общения в салоне. Они попали в самый пик и двигались с черепашьей скоростью из нижнего города по направлению к Кауэнга-Пас.

После жесткого приступа рвоты у Босха ныли все внутренности, и он держал руки на животе, словно оберегающая плод беременная женщина. Он думал, что должен упорядочить свои мысли и определить приоритеты. Например, ему было чрезвычайно интересно то, что Брокман рассказал о Джасмин, но на данном этапе это следовало отодвинуть в сторону. Сначала Паундс и все с ним связанное.

Он попытался собрать воедино разрозненные звенья и воссоздать цепочку событий. Вывод, к которому он пришел, был очевиден. Его появление на вечеринке у Миттеля и передача ему фотокопии старой статьи из «Таймс» породили вполне предсказуемую проблему, получившую свое разрешение в убийстве Харви Паундса, чье имя он использовал для прикрытия. Хотя он назвал на вечеринке только имя, Миттелю и его людям каким-то образом удалось выйти на реального Харви Паундса, которого они впоследствии подвергли пыткам и убили.

Босх полагал, что выйти на Паундса Миттелю помогли его, Босха, звонки в транспортный департамент в Сакраменто. Получив на благотворительном вечере компрометирующий его документ от человека, представившегося Харви Паундсом, Миттель, похоже, не пожалел усилий, чтобы узнать, кто этот человек и какие цели преследует. У Миттеля были связи от Лос-Анджелеса до Сакраменто и Вашингтона, округ Колумбия. С их помощью он смог довольно быстро установить, что Харви Паундс является копом. Работа Миттеля по финансированию и организации выборов способствовала воцарению в конгрессе ряда законодателей от Сакраменто. Так что в столице у него были свои люди, которым не составляло труда выяснить, наводил ли кто-нибудь справки на его счет. Если такого рода сведения были получены, то Миттель узнал, что некий Харви Паундс, лейтенант из ПУЛА, проявлял интерес не только к нему лично, но и к другим важным для него людям. А именно — к Арно Конклину, Джонни Фоксу, Джейку Маккитрику и Клоду Эно.

Конечно, все эти имена были связаны с уголовным делом тридцатипятилетней давности. Но Миттель находился в центре заговора, и того факта, что Паундс развил подозрительную активность вокруг этого дела, было, по мнению Босха, вполне достаточно, чтобы он прибегнул к решительным действиям.

Исходя из мошеннического проникновения на его вечер, Миттель мог предположить, что в лице Харви Паундса имеет дело с пройдохой и вымогателем. А он знал, как вести себя с подобной публикой, в свое время ликвидировав шантажиста и вымогателя Джонни Фокса.

«Вот почему Паундса пытали», — подумал Босх. Миттель хотел удостовериться, что сведения по этому делу не получили распространения. Ему требовалось выяснить, кто еще знал то, что якобы знал Паундс. Проблема, однако, заключалась в полном неведении Паундса об этом деле, так что сообщить Миттелю ему было нечего. Его пытали до тех пор, пока сердце не остановилось.

Пока было неизвестно, знал ли обо всем этом Арно Конклин. Босх по крайней мере до сих пор в контакт с ним не вступал. Знал ли Конклин о человеке, который вышел на Миттеля? И кто приказал ликвидировать Паундса? Он? Или это была инициатива одного только Миттеля?

Однако Босх неожиданно обнаружил в своей теории неувязку, которая нуждалась в прояснении. Миттель его видел и разговаривал с ним на благотворительном вечере по сбору средств для Шеперда. Тот факт, что Паундса замучили до смерти, свидетельствовал об отсутствии Миттеля на месте преступления. Иначе он сразу бы заметил, что его люди взяли не того человека. Поняли ли Миттель и его сообщники, что убили другого, а коли поняли, разыскивают ли они реального участника событий?

Босх задумался, встраивается ли в схему преступления отсутствие на месте убийства Миттеля, и пришел к выводу, что встраивается. Миттель не относился к тому типу людей, которые делают грязную работу своими руками. Наверняка он принял все возможные меры предосторожности, чтобы не запачкаться и не быть замешанным в этом деле. Босх вспомнил молодого охранника с внешностью серфингиста, который тоже видел его на вечере и разговаривал с ним, и подумал, что этот парень скорее всего также не участвовал в убийстве Паундса. Оставался еще один мужчина, которого Босх видел сквозь стеклянные французские двери в доме Миттеля. Тот самый, с могучими плечами, толстой шеей и резкими, решительными чертами лица. Именно этому человеку Миттель показывал фотокопию статьи из «Таймс», снабженную пометками Босха. И именно он упал, поскользнувшись на гравии, когда бежал, чтобы перехватить Босха.

Обдумав все это, Босх пришел к не слишком приятному для себя выводу, что ясности в этом вопросе нет, он, мягко говоря, не до конца представляет себе картину преступления. Вынув из кармана пиджака пачку сигарет, он выудил одну из них и начал прикуривать.

— Вы не могли бы здесь не курить? — спросил Толивер, впервые за тридцать минут совместной поездки открыв рот.

— Нет, не мог бы.

Босх прикурил, сунул зажигалку «Бик» в карман и опустил стекло машины.

— Теперь доволен? На мой взгляд, выхлопы в сто раз хуже сигаретного дыма.

— В этой машине не курят.

Толивер постучал пальцем по пластмассовой табличке с магнитом, прикрепленной к приборной доске над пепельницей. Подобные безделушки получили огромное распространение после того, как в городе был принят закон, запрещавший курение во всех общественных местах, а также в приписанных к государственным учреждениям автомобилях, которые стали именоваться «машинами, где не курят». На табличке изображалась перечеркнутая красной чертой сигарета в красном круге, под которым шла надпись: «Спасибо, что не курите». Босх протянул руку, сорвал табличку с приборной доски и выбросил в открытое окно. Та, ударившись об асфальт, отскочила и прилипла к дверце машины, двигавшейся в другом ряду.

— Уже нет. Теперь это машина, где курят.

— Вы, Босх, и в самом деле псих. Догадываетесь об этом?

— Напиши об этом рапорт, паренек. И прибавь его к рапорту о моей связи с преступницей, над составлением которого трудится сейчас твой шеф. Мне все равно.

В салоне повисло молчание. Они медленно ползли по шоссе в потоке машин.

— А ведь он блефует, Босх. Я думал, вы об этом знаете.

— Как так? — удивился Босх.

— А вот так. Блефует — и все. Злится на вас за то, что вы приложили его в конференц-зале. Хотя знает, что этот номер у него не пройдет. Потому что это старое дело. Убийство на почве домашнего насилия. Преступница получила пять лет условно. Вы просто скажете, что не знали об этом. И никакого обвинения не последует.

Босх уже и сам предполагал нечто подобное. Джасмин, можно сказать, поведала ему об этом во время одного из своих откровений. Она слишком долго была с каким-то человеком. Именно так она и сказала. Босх подумал о картине, которую нашел у нее в мастерской, — о той, где на заднем плане горели огни цвета крови. Тряхнув головой, он попытался прогнать видение.

— Зачем ты рассказал мне об этом, Толивер? Почему решил пойти против своих?

— Во-первых, никакие они мне не «свои». Ну а во-вторых, я хотел узнать, что вы имели в виду, когда бросили в мой адрес: «У тебя еще есть шанс».

— Я имел в виду, что у тебя еще есть шанс выбраться из всего этого дерьма, — произнес Босх, с трудом вспоминая походя сделанное замечание. — То есть уйти из ОВР, пока не поздно. Если ты пробудешь там слишком долго, тебе оттуда уже не выбраться. Или ты действительно хочешь всю жизнь разоблачать копов, сбывающих проституткам грошовые пакетики с героином?

— Я просто не хотел десять лет ходить в патрульных, чтобы дослужиться до детектива. Простейшее средство добиться этого — поступить в ОВР. По крайней мере для белого парня.

— Это плохое средство, парень. Именно это я и хотел сказать. Прослуживший в ОВР больше двух-трех лет остается там навсегда. Поскольку потом никто этим людям не верит и не хочет брать к себе. Они становятся прокаженными. Так что подумай об этом. Паркеровский центр не единственное место в городе, где может работать полицейский.

Через пару минут Толивер нашел слова в свою защиту.

— Должен же быть контроль за полицией! Но многие люди, похоже, этого не понимают.

— Совершенно верно, должен. Плохо то, что в этом управлении никто не надзирает за структурой, которая контролирует полицию. Подумай об этом…

Их беседу прервала громкая трель мобильного телефона. На заднем сиденье машины Толивера лежали вещи, изъятые сотрудниками ОВР из квартиры Босха. Ирвинг приказал вернуть все изъятое. Среди этих вещей находился портфель Босха с его мобильником. Босх протянул руку и достал его из портфеля.

— Босх слушает.

— Босх, это Рассел.

— Извини, Кейша, ничего нового пока сообщить тебе не могу. Продолжаю свои изыскания.

— Это я хочу тебе кое-что сообщить. Ты где?

— Застрял в пробке. На выезде со Сто первой улицы на Бархэм.

— Мне необходимо с тобой переговорить. Я пишу статью для завтрашнего номера. Думаю, тебе захочется дать к ней свой комментарий. Хотя бы в целях самозащиты.

— Самозащиты?

Им овладело мрачное предчувствие. «Что еще? Какой новый удар готовит мне судьба?» — подумал Босх, но сдержался и сказал другое:

— Не пойму, о чем ты толкуешь.

— Ты читал мою сегодняшнюю статью?

— У меня просто не было времени. Что…

— Она о смерти Харви Паундса. Сегодня последует продолжение… Это касается тебя, Босх.

О Господи! Он пытался хотя бы внешне сохранять полное спокойствие. Если Кейша услышит в его голосе панические нотки, писанина обретет в ее глазах еще большую значимость. Что бы она там ни написала, он должен ее убедить, что она основывается на неверной информации. Любой ценой подорвать ее самоуверенность. Потом он вспомнил, что рядом сидит Толивер, который слышит каждое слово.

— Я не могу сейчас разговаривать. Когда тебе перезвонить?

— У меня нет времени ждать. Выкладывай, что там у тебя…

Босх посмотрел на часы. Было без двадцати пяти шесть.

— Но до шести-то ты подождать можешь?

Ему приходилось работать с репортерами, и он знал, что в «Таймс» номер сдают в шесть.

— Нет, до шести я ждать не в состоянии. Если хочешь что-нибудь сказать, говори сейчас.

— Не могу. Перезвони мне через четверть часа.

После непродолжительной паузы она сказала:

— Хорошо, Босх. Я перезвоню. Но тогда уж не отмалчивайся. Мне просто необходимо узнать твое мнение по этому вопросу.

Машина Толивера вырулила на Бархэм. До дома Босха оставалось минут десять езды.

— Я скажу тебе все, что об этом думаю. А ты пока сходи к редактору и предупреди о небольшой задержке с материалом.

— Никуда я не пойду.

— Послушай, Кейша. Я догадываюсь, о чем ты хочешь меня спросить. Предупреждаю заранее: это провокация и вообще сплошное надувательство. Пока что тебе придется удовлетвориться этим. Но через пятнадцать минут я все объясню.

— А откуда ты знаешь, что это провокация?

— Да уж знаю. Потому что эта информация исходит от Энджела Брокмана.

Босх отключил мобильник и выразительно посмотрел на Толивера.

— Видишь, что происходит, Толивер? Ты этому, что ли, хочешь посвятить свою карьеру и жизнь?

Толивер промолчал.

— Когда вернешься, можешь сказать своему боссу, чтобы он засунул завтрашний номер «Таймс» себе в задницу. Там не будет никаких захватывающих историй в его духе. Даже репортеры не доверяют парням из ОВР. Мне и делать-то ничего не пришлось — достаточно было упомянуть имя Брокмана. Когда я перезвоню этой фифочке из «Таймс», она сразу же начнет отрабатывать «полный назад». Так-то, парень. Говорю тебе: уходи из ОВР, пока не поздно.

— А вам, значит, все доверяют. Да, Босх?

— Ну, все — это слишком сильно сказано… Но я по крайней мере пока еще могу спать по ночам. И проработал на своем месте без малого двадцать лет. Думаешь, тебе удастся столько продержаться? Навряд ли. Лет пять-шесть — еще куда ни шло. Я лично даю максимум десять. Больше тебе не выдержать. Но при увольнении выглядеть будешь так, будто прослужил все тридцать.

Это мрачное предсказание Толивер оставил без ответа. Босх сам себе удивился. Какого черта он распинается перед этим парнем? Толивер был частью команды, которая хотела втоптать его в грязь. С другой стороны, что-то в лице этого молодого офицера внушало ему симпатию. По мнению Босха, он еще не был полностью потерянным для ПУЛА и общества человеком.

Наконец машина Толивера свернула на улицу Вудро Вильсона, и Босх увидел свой дом и припаркованную перед ним белую машину с желтыми номерными знаками, а рядом с ней — мужчину в желтом строительном шлеме. Это был личный враг Босха — строительный инспектор Гауди.

— Вот дьявольщина! — выругался Босх. — И откуда он взялся? Или это тоже штучки ОВР?

— Я не в курсе… Даже если это и так, я об этом ничего не знаю.

— Ну разумеется…

Толивер надавил на тормоз, нагруженный своим скарбом Босх вылез из машины, а Гауди сразу его узнал и, когда Толивер отъехал, подошел ближе.

— Надеюсь, вы здесь больше не живете? — осведомился инспектор. — Дом, как вы знаете, предназначен к сносу. Но нам позвонили и сообщили, что кто-то незаконно подключил его к электросети.

— Мне тоже надо позвонить… Кстати, вы не видели поблизости каких-нибудь подозрительных типов? Я сюда заехал, чтобы проверить — не пропало ли что…

— Только не надо делать из меня дурака, мистер Босх. Я заметил на доме следы ремонта. А между тем вы не только не имеете права его ремонтировать, но даже и заходить в него. Мы отправили вам по почте уведомление о сносе, но с вашей стороны не последовало никакой реакции. Видно, мне придется самому заняться сносом, а вам предъявить счет. Нет никакого смысла затягивать это дело. А вам нет смысла сюда заходить, поскольку я собираюсь отключить дом от электричества и заколотить двери.

Гауди достал из своего автомобиля металлический ящик с инструментами и извлек из него устрашающие стальные штыри и скобы.

— Я нанял адвоката, — сообщил Босх. — Он урегулирует это дело с вашими людьми.

— Извините, но тут нечего урегулировать. Вы официально здесь уже не живете. Если вы сделаете попытку сюда проникнуть, вас арестуют. Равным образом вас арестуют, если я замечу повреждения на запорах, которые собираюсь установить. Я, мистер Босх, с вами не шучу и сегодня же поставлю в известность о своем решении подразделение «Северный Голливуд».

Впервые за все это время Босх подумал, что перед ним, возможно, разыгрывают некое представление и этот человек напрашивается на взятку. Вероятно, Гауди даже не подозревает, что Босх — полицейский. Большинство полицейских не могли себе позволить жить в этом респектабельном квартале, а если бы даже и могли — то не стали бы. Босх купил здесь дом, потому что заработал недурные деньги, выступая консультантом на съемках; фильма, сценарий которого основывался на расследованном им когда-то деле об убийстве.

— Послушайте, Гауди, — сказал он. — Я в таких делах мало что смыслю. Поэтому скажите мне прямо, что вы хотите, и вы это получите. Я стремлюсь сохранить этот дом. Это все, что мне нужно.

Гауди посмотрел на него в упор, и Босх понял, что ошибся на его счет. В глазах строительного инспектора полыхало негодование.

— Если вы будете делать мне такого рода намеки, то отправитесь прямиком в тюрьму. Но я вам скажу, что мне надо. Обещаю забыть о ваших словах, если вы…

— Извините, если что не так, — торопливо произнес Босх. — Но я и вправду очень хочу сохранить этот дом. Он единственное, что у меня есть.

— У вас есть много больше. Вы просто этого не осознаете. Но довольно. Даю вам пять минут, чтобы войти в дом и взять нужные вам вещи. После этого я заколочу двери. Извините, но избежать этого не удастся. Если завтра случится землетрясение и этот дом съедет вниз по склону, вы мне еще спасибо скажете за то, что я вас отсюда выставил…

Босх устало кивнул.

— Итак, пять минут. Время пошло.

Он вошел в дом и первым делом снял чемодан с верхней полки встроенного в стену холла шкафа. Потом положил туда запасную пушку, хранившуюся в том же шкафу, и засунул всю одежду, какую только нашел в гардеробе в спальне. Оставив чемодан в примыкавшем к кухне гараже, он вернулся в дом за новым грузом. Открыв ящики бюро, вывалил их содержимое на кровать, завернул все в простыню и связал узлом, который также вынес в гараж.

Пять минут прошло, но Гауди так и не появился. Босх слышал, как он орудовал снаружи молотком, заколачивая парадную дверь.

Через десять минут упорной работы в гараже скопилась целая куча принадлежавших Босху вещей. Среди них были обувная коробка со старыми фотографиями и письмами, небольшой переносной сейф со всевозможными документами и пачкой неоплаченных счетов, стереоустановка и две коробки кассет и дисков с коллекцией джазовой музыки. Оглядев свое имущество, Босх испытал мгновенное, но острое чувство бездомности и утраты. Кроме того, он осознал, что вряд ли втиснет в «мустанг» все эти вещи. С другой стороны, их оказалось до странности мало, учитывая, что прожил он на этом свете целых сорок пять лет.

— Можно приступать?

Это был Гауди. В одной руке он держал молоток, а в другой — длинную железную скобу. На широком кожаном поясе, стягивавшем талию строительного инспектора, висел на крючке большой замок с дужкой и вставленным в скважину ключом.

— Да, — ответил Босх. — Приступайте.

Он отошел в сторону, предоставляя инспектору возможность навесить засовы и запереть кухонную дверь. С первыми ударами молотка зазвонил мобильник, и Босх вспомнил о Кейше Рассел.

На этот раз мобильник лежал не в портфеле, а в кармане его пиджака. Достав телефон, Босх щелкнул крышкой и поднес его к уху:

— Босх слушает.

— Детектив? Это доктор Хинойос.

— Хм… Приветствую вас…

— Что-нибудь не так?

— Я, видите ли, ждал звонка от одного человека… Извините, но мне нельзя сейчас занимать линию. Можно, я перезвоню вам через несколько минут?

Босх посмотрел на часы. Было без пяти шесть.

— Хорошо. Перезвоните, — сказала доктор Хинойос. — Я буду у себя в офисе до половины седьмого. Хочу кое-что вам сообщить, а заодно узнать, что произошло в конференц-зале после моего ухода.

Едва Босх захлопнул крышку, мобильник зазвонил снова. Он даже не успел положить его в карман.

— Босх…

— Босх, у меня совершенно нет времени, поэтому говори коротко и по существу. — Это была Рассел. Судя по всему, она и впрямь торопилась, поскольку даже не посчитала нужным назваться. — Итак, моя статья основывается на информации, что убийцу Харви Паундса ищут внутри управления и детективы уже беседовали в этой связи с тобой на протяжении нескольких часов. Кроме того, они устроили у тебя обыск. По их мнению, ты в этом деле являешься важнейшим подозреваемым.

— Важнейшим подозреваемым? Полицейские детективы, Кейша, такое выражение не употребляют. Отсюда вывод, что эту информацию ты почерпнула у одного из придурков из ОВР. А эти типы не имеют никакого представления, как расследовать убийства. Они не способны выявить преступника, даже если тот явится к ним в отдел и начнет кусать их за задницы.

— Только не надо всех ругать и ходить вокруг да около. Скажи сразу: у тебя есть комментарий к моей завтрашней статье или нет? Если есть, говори. У меня как раз хватит времени, чтобы записать твой комментарий и сдать его в типографию вместе со статьей.

— Никакого комментария для печати не будет.

— А не для печати?

— Не для печати, и только для тебя одной, скажу так: ты, Кейша, собираешься публиковать совершеннейшую ерунду. Твоя статья не содержит ни слова правды. И если ты намереваешься печатать ее именно в этом виде, то завтра тебе придется писать другую, причем с диаметрально противоположным содержанием. Поскольку никакой я не подозреваемый и подозреваемых по этому делу вообще нет. Ну а потом начнешь искать новые темы для своих умствований.

— Это почему же? — с вызовом осведомилась она.

— А потому, что твоя нынешняя писанина поддерживает организованную ОВР грязную провокацию. И когда завтра твою статью прочитают в управлении, веры тебе больше не будет. Копы решат, что ты выступаешь на стороне таких ублюдков, как Брокман. После этого ни один уважающий себя полицейский из тех, что занимаются серьезной работой и являются главными источниками информации для репортеров из отдела уголовной хроники, не захочет иметь с тобой дело. Я, кстати, тоже. Так что тебе придется переключиться на официальные реляции и пресс-релизы. Правда, останется Брокман, который, организуя очередную провокацию, чтобы очернить какого-нибудь честного копа, не преминет к тебе обратиться. Он снимет трубку, наберет твой номер и скажет тебе, что и как писать.

В трубке воцарилось молчание. Босх взглянул на небо и заметил, что оно стало розовым, а солнце клонится к закату. Потом он посмотрел на часы. До сдачи статьи в печать оставалось не более минуты.

— Ты еще здесь, Кейша?

— Босх, ты меня пугаешь…

— А ты не пугайся. В твоем распоряжении еще целая минута, чтобы принять очень важное для всей твоей дальнейшей жизни решение.

— Скажи мне одну вещь. Ты и вправду напал на Паундса две недели назад и выбил его головой стекло?

— Для печати или нет?

— Не важно. Мне нужно получить от тебя ответ. И быстро.

— Если не для печати, то эти данные более или менее соответствуют действительности.

— Такое впечатление, что именно из-за этого ты превратился в подозреваемого. Не понимаю, почему…

— Кейша, меня не было в городе три дня. Я вернулся в Лос-Анджелес только сегодня. Брокман привез меня в управление и разговаривал со мной меньше часа. Мое алиби проверили, после чего меня отпустили. Так что я не подозреваемый. Я разговариваю с тобой, стоя перед своим собственным домом. Слышишь стук молотка? У меня работает плотник. Когда, скажи на милость, «важнейших подозреваемых» отпускали домой на ночь глядя?

— Кто мне подтвердит всю эту историю?

— Сегодня? Никто. Тебе придется выбирать. Слово Брокмана против моего слова. Но завтра ты можешь позвонить заместителю начальника управления Ирвингу и получить подтверждение — если, конечно, он захочет с тобой разговаривать.

— Черт! Босх, я просто не в силах во все это поверить. К тому же, если я сейчас скажу выпускающему редактору, чтобы он срочно подыскивал материал на предназначенное для моей статьи место, он меня с работы уволит. Тогда мне и впрямь придется писать на другие темы и в другом печатном органе.

— Не беспокойся, Кейша. В этом мире каждый день что-нибудь происходит. Так что твой редактор найдет чем заполнить первую страницу. В любом случае твои заслуги не будут забыты. Я расскажу в управлении о твоей принципиальности и профессиональном подходе к делу.

Кейша некоторое время размышляла, как поступить.

— Не могу больше сидеть на телефоне. Надо бежать разыскивать выпускающего. Будь здоров, Босх. Надеюсь, в следующий раз, когда мы с тобой встретимся, я все еще буду работать в «Таймс».

Она отключила телефон прежде, чем он успел с ней попрощаться.

Босх вышел на улицу и направился к своей машине. Гауди уже закончил вколачивать в двери штыри, прилаживать запоры и навешивать замки. Теперь он что-то писал, используя капот своего автомобиля в качестве стола. Босху показалось, что он специально тянул время, чтобы собственными глазами увидеть, как уедет хозяин. Подогнав «мустанг» к дому, Босх стал загружать свои пожитки в машину, не имея ни малейшего представления, куда поедет потом.

Выбросив на время из головы печальные мысли о своей бездомности, Босх задумался, удастся ли Кейше Рассел в последний момент снять статью из номера. Эта статья, запущенная в производство гигантской издательской машиной, заживет своей собственной жизнью, и Кейше — ее создательнице, так сказать, доктору Франкенштейну — не хватит ни авторитета, ни власти, чтобы ее остановить.

Погрузив вещи в машину, Босх по-военному отсалютовал Гауди и поехал вниз с холма. Оказавшись на бульваре Кауэнга, он притормозил, не зная, какую дорогу выбрать, поскольку по-прежнему не имел представления, куда ехать дальше. Справа от него находился Голливуд, слева — район Вэлли. И тут он вспомнил о «Марке Твене». В Голливуде, всего в нескольких кварталах от Вилкокса, где находилось подразделение, располагался старый отель, носивший имя знаменитого писателя. Обстановка там была сравнительно пристойная — куда пристойнее, нежели в окружавших его сомнительных заведениях. Босх знал об этом, поскольку в свое время устраивал на проживание в этом отеле свидетелей. Он знал также, что там есть два двухкомнатных номера с ванной. Решив остановиться в одном из этих номеров, он повернул направо. Мобильник зачирикал в тот самый момент, когда он принял решение. Звонила Кейша Рассел.

— Ты передо мной в большом долгу, Босх. Я убила ее.

Он почувствовал облегчение и раздражение одновременно. Все-таки у Кейши было типично репортерское мышление.

— О чем это ты? — огрызнулся он. — Это ты передо мной в долгу — за то, что я спас твою задницу.

— Ну, мы еще посмотрим, кто кого спас и кто кому должен. Я по-прежнему собираюсь завтра навести справки об этой истории. Если все окажется так, как ты сказал, я пожалуюсь на Брокмана заместителю начальника управления Ирвингу. Я его, гада, заложу…

— Ты только что это сделала.

Кейша поняла, что, упомянув о Брокмане, раскрыла свой источник информации, и принужденно рассмеялась.

— И что же тебе сказал твой выпускающий редактор?

— Он считает меня идиоткой. Но я сказала ему, что в мире много других новостей.

— Это ты верно заметила.

— Так что я решила пока сохранить статью в компьютере. Объясни же мне наконец, Босх, что происходит? Кстати, что с фотокопиями статей, которые я для тебя сделала?

— Продолжаю их изучать. А посему разговаривать на эту тему пока не готов.

— Опять отмалчиваешься? Сама не знаю, Босх, почему я тебе помогаю? Тем не менее вот тебе информация к размышлению. Помнишь, ты спрашивал о Монти Киме — парне, написавшем первую статью, которую я тебе передала?

— Как же, Монти Ким. Помню.

— Я навела о нем справки, и один из наших старых авторов сказал, что он еще жив. Так уж вышло, что Монти ушел из «Таймс» и какое-то время работал на офис окружного прокурора. Не знаю, чем он теперь занимается, но у меня есть номер его телефона и адрес. Он живет в районе Вэлли.

— Ты сообщишь мне эти данные?

— Разумеется. Тем более что они есть в телефонной книге.

— Вот черт! А я об этом как-то не подумал.

— Ты, Босх, возможно, хороший детектив, но репортер из тебя никакой.

Она дала ему телефон и адрес, пообещала звонить и повесила трубку. Босх отключил мобильник и, направив машину в сторону Голливуда, обдумал полученную от Кейши информацию. Удивительное дело, оказывается, Монти Ким работал на окружного прокурора. И Босх, кажется, догадывается, на какого именно прокурора работал Монти.