20

В четыре сорок утра по калифорнийскому времени авиалайнер пошел на посадку в международном аэропорту Тампы. Босх смотрел покрасневшими от недосыпа глазами в иллюминатор салона второго класса, впервые в жизни наблюдая восход солнца над Флоридой. Когда самолет, коснувшись колесами бетонки, помчался по посадочной полосе, Босх снял часы и перевел стрелки на три часа вперед. Хотелось заехать в первый попавшийся мотель и немного поспать, но он превозмог себя, зная, что времени в запасе почти нет. Взглянув на захваченную из дома карту автомобильных дорог, он прикинул, что придется затратить не менее двух часов, добираясь из аэропорта до городка с романтическим названием Венеция.

— Как приятно снова увидеть голубое небо.

Женщина, сидевшая рядом с ним у прохода, наклонилась к Босху, чтобы посмотреть в иллюминатор. На первый взгляд ей можно было дать не более сорока пяти, но ее волосы уже побелели. Они немного поговорили в начале полета, и Босх узнал, что дама возвращается во Флориду из Лос-Анджелеса, где прожила пять лет. В отличие от Босха, который никогда прежде не был во Флориде, она возвращалась в родные места. Босх не стал спрашивать, к кому она едет и где находится ее дом, но почему-то подумал, была ли ее голова такой же седой, когда пять лет назад она приехала в Лос-Анджелес?

— Это точно, — сказал Босх. — Терпеть не могу летать ночью.

— Я не о том. Смог. Здесь его нет.

Босх посмотрел на женщину и снова взглянул в иллюминатор.

— Пока нет.

Но та оказалась права. Небо над Флоридой отливало такой яркой, незамутненной лазурью, какой ему почти не приходилось видеть в Лос-Анджелесе.

Пассажиры покидали самолет довольно медленно. Босх оставался на месте, пока салон почти полностью не опустел, потом поднялся с кресла и потянулся, чтобы хоть немного размять задеревеневшие от долгого сидения мышцы спины. Позвоночник хрустнул, словно надломленная ветка сухого дерева. Сняв дорожную сумку с багажной полки, Босх медленно пошел по проходу между креслами к выходу.

Едва он ступил на трап, его, будто влажным теплым полотенцем, окутал воздух Флориды. Войдя в прохладный терминал аэровокзала, он решил арендовать машину с кондиционером, хотя поначалу собирался взять автомобиль с откидным верхом.

Примерно через час Босх уже катил по шоссе № 275 параллельно заливу Тампа-Бей во втором арендованном им за последнее время «мустанге». В машине были подняты стекла и вовсю работал кондиционер, но, несмотря на это, Босх буквально обливался потом. Его организм еще не освоился со здешней тропической влажностью.

Больше всего его поразило во Флориде то обстоятельство, что за сорок пять минут езды он не увидел вокруг ни единого холма. Флорида была плоской, как стол. Единственная возвышенность, которую он встретил на пути, была искусственного происхождения и именовалась мостом Скайуэй, выгибавшимся огромной дугой над водами залива. Босх знал, что этот мост возвели взамен предшественника, рухнувшего в воду, но бесстрашно преодолел его на повышенной скорости. В конце концов, он приехал из Лос-Анджелеса, где неофициальный лимит скорости на современных хайвеях был куда выше.

Проехав мост, он покатил по шоссе № 75 и спустя два часа после приземления в аэропорту Тампы добрался до Венеции. Двигаясь на небольшой скорости по Тамиами-трайл, он заметил небольшой, выкрашенный в пастельные цвета мотель, и ему снова захотелось спать. Но, преодолев утомление и сонливость, он поехал дальше к центру — туда, где должны были находиться магазины подарков и платные телефоны-автоматы.

Он обнаружил то и другое на торговой площади Коралл-Риф-шопинг-плаза. До открытия магазина подарков «Тэкиз гифтс энд кардс» оставалось пять минут, и Босх направился к платным таксофонам, вывешенным в ряд на стене, окружавшей песчаного цвета площадь, и поискал в телефонной книге номер почтового отделения. Выяснилось, что в городе два почтовых отделения. Он позвонил в одно из них и узнал адрес почты с цифровым индексом почтового отделения Маккитрика. Поблагодарив клерка за информацию, он повесил трубку и вернулся на площадь.

Когда открылись двери магазина подарков, он прошел в отдел печатной продукции и выбрал открытку с поздравлением по случаю дня рождения, к которой прилагался большой красный конверт. Взяв открытку с витрины и даже не взглянув на рисунок и поздравительную надпись, он направился в кассу, прихватив заодно карту города.

— Очень красивая открытка, — сказала стоявшая за кассой пожилая женщина. — Не сомневаюсь, что вашей даме она понравится.

Женщина двигалась медленно, словно в подводном пространстве, и Босх едва удержался, чтобы самому не потыкать пальцем в кнопки кассового аппарата.

Оказавшись в салоне «мустанга», Босх вложил открытку в конверт, заклеил его и написал на лицевой стороне имя Маккитрика и номер его абонентского почтового ящика. После этого завел мотор и выехал на дорогу.

Ему понадобилось пятнадцать минут, чтобы, сверяясь то и дело с картой города, добраться до нужного почтового отделения на Уэст-Венис-авеню. Когда Босх, припарковав машину, вошел в здание почты, там было довольно пусто. У одного из столиков расположился старик, неторопливо выводивший адрес на конверте. Две пожилые женщины стояли у прилавка в ожидании, когда их обслужат. Босх пристроился за ними, неожиданно осознав, что за те несколько часов, которые он пробыл во Флориде, ему попадались преимущественно пожилые люди. Впрочем, это его не удивило, поскольку об этом феномене рассказывали все, здесь побывавшие.

Босх осмотрелся и увидел на стене за прилавком видеокамеру. По ее расположению он понял, что та предназначалась скорее для слежения за посетителями и возможными грабителями, нежели за клерками, хотя их рабочие места также находились в зоне ее действия. Но видеокамера Босха не испугала. Вынув из портмоне банкноту в десять долларов, он аккуратно сложил ее и присоединил к конверту. Потом еще немного подумал и пересчитал звеневшую в карманах мелочь. Ее как раз хватало, чтобы заплатить за услуги почтового ведомства. Клерк все еще обслуживал стоявших перед Босхом женщин. Делал он все очень медленно, словно в гипнотическом трансе, и время тянулось как резина.

— Следующий.

Следующим был Босх. Он подошел к прилавку, где его поджидал клерк. Это был тучный мужчина лет под шестьдесят, с большой благообразной седой бородой и красным лицом. По мнению Босха, чересчур красным. «То ли псих, то ли давление повышенное», — подумал он.

— Мне нужна марка вот для этого письма.

Босх положил на прилавок конверт и мелочь. При этом аккуратно сложенная бумажка в десять долларов оказалась сверху. Почтальон сделал вид, что ее не заметил.

— Интересно, ваши сотрудники уже разложили почту по абонентским ящикам?

— Именно этим они сейчас и занимаются в задней комнате.

Клерк вручил Босху марку и ладонью смел мелочь с прилавка в нижний ящик. Красного конверта и десятидолларовой банкноты он не коснулся.

— Неужели?

Босх лизнул марку и наклеил ее на конверт. Потом положил его на прежнее место, накрыв десятидолларовую банкноту. Он не сомневался, что почтальон внимательно следит за его манипуляциями.

— Мне бы очень хотелось, чтобы дядюшка Джейк получил это письмо как можно скорее. Сегодня день его рождения. Кто-нибудь может отнести его в заднюю комнату и бросить в ящик? Тогда дядя Джейк получит его сегодня, когда придет за своей корреспонденцией. Я бы и сам отнес ему поздравление, но мне нужно возвращаться на работу.

Босх передвинул по прилавку конверт с лежавшей под ним десятидолларовой купюрой поближе к клерку.

— Что ж, — задумчиво сказал тот, — посмотрим, что тут можно сделать.

Он шагнул влево и слегка повернулся, корпусом загораживая прилавок от видеокамеры. Потом одним неуловимым движением подхватил с прилавка конверт и банкноту в десять долларов. После этого переложил банкноту в другую руку, которую тут же сунул в карман брюк.

— Сейчас вернусь, — сообщил он стоявшим у прилавка клиентам.

Выйдя в холл, Босх разыскал абонентский ящик № 313 и заглянул внутрь сквозь стеклянный глазок. Красный конверт уже положили сквозь щель в стене задней комнаты. Кроме него, там находились еще два послания в обычных белых конвертах. Один из них лежал так, что можно было рассмотреть часть напечатанного на лицевой стороне обратного адреса.

Босх решил, что в этом конверте находится отправленный Маккитрику из Лос-Анджелеса пенсионный чек. Купив в ближайшем продуктовом магазине две пластиковые чашки кофе и коробку пончиков, он расположился в салоне своего «мустанга» и стал поджидать отставного детектива. Жара все усиливалась, хотя май еще не наступил. Оставалось только догадываться, насколько жаркое здесь лето.

Понаблюдав примерно час за входной дверью, Босх заскучал и включил радио. Приемник был настроен на волну евангелической радиостанции, передававшей ток-шоу, которое вел сладкоголосый и велеречивый проповедник. Босх не сразу понял, что тот рассуждает о землетрясении в Лос-Анджелесе. Он решил его послушать и на другую станцию пока не переключаться.

«И я вопрошаю вас, друзья мои: неужели можно назвать случайным совпадением тот факт, что сие чудовищное природное бедствие обрушилось на Голливуд — этот богопротивный центр по изготовлению дешевых кинематографических поделок, обильно приправленных сценами насилия и секса? Уверен, что нет! Полагаю, Господь, разверзший земную кору и сдвинувший с места горы, вознамерился тем самым нанести могучий удар по этому гнезду безверия и порока, питаемому многомиллионной индустрией. Сие есть знак еще более страшных грядущих бедствий, который, друзья мои, заставляет нас задуматься о том, что в этой стране далеко не все так благополучно, как нас пытаются в этом уверить…»

Босх выключил радио. Тем более что в этот момент из дверей почтового отделения вышла женщина, державшая в руках, помимо прочей корреспонденции, знакомый красный конверт. Босх проследил, как она, перейдя парковочную площадку, приблизилась к серебристому «линкольну». Он достал блокнот и записал номер машины, хотя контакта с силовыми подразделениями в этой части страны у него не было и выяснить, кому принадлежит лимузин, он не мог. Женщине было за шестьдесят. И хотя он ждал мужчину, дама по возрасту вполне вписывалась в схему. Он завел мотор в ожидании, когда та сядет в лимузин и вырулит на магистраль.

Она поехала в северном направлении по шоссе, ведущему к городу Сарасота. Движение было оживленное, и машины двигались медленно. Через четверть часа лимузин, проехав пару миль, свернул налево, на Вамо-роуд, а потом сразу направо — на частную дорогу, скрытую от взглядов за деревьями и обильной зеленой растительностью. Босх все время держался за лимузином, отставая от него не более чем на сотню ярдов. Проезжая мимо поворота на частную дорогу, он сбросил скорость, но вслед за «линкольном» не поехал. На некотором удалении от поворота он увидел за деревьями объявление:

Лимузин проехал в железные ворота с расположенной рядом будкой охранника и скрылся из виду.

— Вот дьявольщина!

Босх никак не ожидал встретить здесь закрытое сообщество. Ему казалось, что за пределами Лос-Анджелеса такие вещи — редкость. Еще раз взглянув на объявление, он развернулся и выехал на шоссе. Он вспомнил, что до поворота на Вамо-роуд видел еще одну торговую площадь, и решил туда вернуться.

Купив и просмотрев газету «Сарасота геральд трибюн», он обнаружил в рубрике «Продается» сообщение о продаже восьми квартир из квартала «Гнездо пеликана». Однако только три из них были выставлены на продажу владельцами. Босх направился в будку платного таксофона на площади и позвонил в первую квартиру из этого списка. В ответ он прослушал магнитофонную запись с условиями сделки. Во второй квартире к телефону подошла женщина и сказала, что ее муж уехал играть в гольф, а она ничего показывать без него не хочет. Только в третьем доме хозяйка предложила Босху заехать и даже пообещала угостить холодным лимонадом.

Договорившись о встрече, Босх почувствовал себя виноватым. Как-никак он для своих целей хотел воспользоваться неведением человека, продававшего свой дом. Впрочем, это чувство быстро прошло. Ведь хозяйка дома все равно никогда не узнает о том, что ее использовали втемную. Кроме того, другой возможности подобраться к Маккитрику у него не было.

Босх беспрепятственно миновал железные ворота, осведомившись у охранника о местонахождении дома «лимонадной леди», после чего неспешно покатил по обсаженному высокими деревьями и кустарником кварталу, высматривая серебристый лимузин. Он сразу понял, что в квартале «Гнездо пеликана» обитают преимущественно отставники и пенсионеры. По пути он встретил несколько машин, за рулем которых сидели пожилые люди. Точно такие же пожилые леди и джентльмены прогуливались по тротуарам. Большинство из них обладали благородными сединами и темным тропическим загаром. Довольно скоро Босх обнаружил серебристый «линкольн» и определил его местоположение на карте квартала, выданной ему охранником. Он уже собрался было во избежание ненужных подозрений нанести визит «лимонадной леди», как вдруг увидел еще один такой же серебристый лимузин. Как видно, эта марка и цвет были весьма популярны у здешних обитателей. Вынув из кармана блокнот, он сверил свои записи с номерами машин, но те, к сожалению, не совпали с записанной им буквенно-цифровой комбинацией.

Босх поехал дальше и наконец нашел серебристый лимузин с нужными ему номерами на уединенной парковке в дальней части квартала. Машина стояла возле двухэтажного строения из темного дерева, окруженного дубами и шелковицами. По мнению Босха, в этом доме могли находиться до шести отдельных жилых помещений — квартир или апартаментов. Еще раз заглянув в карту, он поехал разыскивать дом «лимонадной леди». Как выяснилось, она жила на втором этаже здания, находившегося в противоположном конце квартала.

— Вы молоды, — заметила «лимонадная леди», открыв ему дверь.

Босх хотел было сказать ей то же самое, но решил лучше промолчать. Это было лишнее. Впрочем, ей и в самом деле нельзя было дать больше тридцати пяти, максимум — тридцати семи. А значит, она выглядела — или была — на добрых три десятилетия моложе прочих обитателей этого квартала, которых Босх видел до этого. Привлекательное, покрытое ровным загаром лицо, обрамленное каштановыми, до плеч, волосами, голубые джинсы, голубая оксфордская рубашка и черный жилет с ярким орнаментом на груди. И почти никакой косметики, что сразу же пришлось Босху по душе. Как и ее зеленые глаза, весьма серьезно смотревшие на этот мир и на него, Босха.

— Меня зовут Джасмин. Вы мистер Босх?

— Точно так. Но вы можете звать меня Гарри.

— Вы быстро доехали!

— Я находился поблизости.

Она пригласила его в квартиру и повела по комнатам.

— Как было сказано в газете, здесь три спальни. Хозяйская спальня имеет отдельную ванную. Вход во вторую ванную в коридоре, ведущем к главному холлу. Но самое ценное в этой квартире — морской пейзаж.

Она показала на стеклянную стену с раздвижными панелями, сквозь которую виднелось широкое водное пространство с рассыпанными тут и там пятачками поросших мангровыми деревьями островков. Над этими необитаемыми и на первый взгляд не тронутыми человеком крохотными участками суши носились сотни ярко окрашенных птиц. Женщина не солгала — вид и в самом деле был отменный.

— Это что же такое? — спросил Босх. — Я имею в виду водоем.

— А вы, похоже, не местный… Всем известно, что это залив Литтл-Сарасота-Бей.

Босх согласно кивнул, отметив про себя совершенную ошибку: сорвавшийся с языка ненужный, в общем, вопрос.

— Вы это верно заметили. Я приезжий, но подумываю сюда перебраться.

— И откуда же?

— Из Лос-Анджелеса.

— Понятно. Я слышала, что оттуда сейчас уезжает много народу. Говорят, там продолжаются толчки.

— Вроде того.

Джасмин провела его по коридору в комнату, которую называла «хозяйской спальней». Все здесь было темное, тяжелое и старое — красного дерева бюро, весившее, казалось, тонну, того же дерева и стиля инкрустированные тумбочки у кровати, массивные настольные лампы и толстые, с твердыми складками, вышитые гардины. В комнате пахло затхлостью. Невозможно было поверить, что Джасмин здесь спит.

На стене рядом с дверью висел написанный маслом портрет женщины, стоявшей сейчас с ним рядом. На портрете она была куда моложе, со строгим и наряженным лицом. «Не каждый человек повесит в спальне собственный портрет», — подумал Босх. Заметив, что картина подписана, он подошел поближе. Если верить подписи, художника звали Джаз.

— Джаз… Это вы?

— Да. Отец настоял, чтобы я повесила портрет здесь. В принципе давно уже следовало его снять.

Она подошла к стене и стала снимать картину с гвоздя.

— Отец, говорите?

Он приблизился, чтобы помочь женщине.

— Да. Я подарила ему этот портрет много лет назад. В свое время я благодарила Бога, что отец не велел мне вывесить его в гостиной, где собирались гости, которым пришлось бы на него смотреть. Его и здесь-то созерцать не слишком приятно.

Сняв с помощью Босха картину, она перевернула ее и поставила на пол, прислонив лицевой стороной к стене.

— Это комната вашего отца, не так ли? — догадался Босх.

— О да. Я решила пожить здесь, пока газета будет публиковать объявления о продаже. Хотите взглянуть на хозяйскую ванную? Там, между прочим, установлено джакузи. В объявлении об этом не сказано.

Босх, проходя мимо нее в ванную комнату, невольно бросил взгляд на ее руки. Колец на пальцах не было. Он уловил исходивший от нее тонкий аромат. В полном соответствии с ее именем пахло жасмином. Босх испытывал странное притяжение к этой женщине. Но что было тому причиной — чувство вины за случайный обман или естественное мужское влечение — пока не знал. Потом он решил, что всему виной усталость. Он переутомился, и все его защитные барьеры рухнули. Обычно во время работы он не реагировал на женщин так остро. Окинув ванную скользящим взглядом, он вернулся в комнату.

— Впечатляет. Скажите, он жил в этой квартире один?

— Отец? Да, один. Моя мать умерла, когда я была еще ребенком. Отец же отошел в лучший мир на прошлое Рождество.

— Мне очень жаль.

— Спасибо за сочувствие. Что еще я должна вам рассказать?

— Ничего. Мне просто стало любопытно, кто здесь жил.

— Я не об этом. Что еще я должна вам рассказать о кондоминиуме?

— Да нет, ничего. Мне… все здесь очень понравилось. Но сейчас я нахожусь, так сказать, в стадии поиска. Признаться, еще не решил, как поступлю. Я…

— Чем вы на самом деле занимаетесь?

— Извините, не понял?

— Что вы здесь делаете, мистер Босх? Сомневаюсь, что вы приехали сюда покупать кондоминиум. Вы даже не осмотрели как следует эту квартиру.

В ее голосе не было гнева. В нем звучала уверенность в своей правоте, проистекавшая из знания природы людей и умения толковать их мысли и поступки. Босх почувствовал, что краснеет. И неудивительно — она его раскусила.

— Я просто… приехал взглянуть на здешние места.

Его слова были жалкими, неубедительными, и он знал об этом. Но ничего лучшего ему в голову в тот момент не пришло. Она ощутила его внутреннее смятение и позволила соскочить с крючка.

— Извините, если я невольно вас смутила. Вы продолжите осмотр?

— Хм… Сколько, говорите, здесь спален? Три? Многовато. Мне бы что-нибудь поменьше…

— Да, три. Но в газетном объявлении об этом было ясно сказано.

Босх вновь побагровел.

— Ох, — пробормотал он. — Должно быть, я это просмотрел. Но в любом случае спасибо за экскурсию. Что и говорить, у вас прекрасное жилище.

Босх быстрым шагом направился через гостиную к выходу. Распахнув дверь, он повернулся и, глядя на Джасмин, открыл уже было рот, но та заговорила первая:

— Что-то мне подсказывает, что вы делаете доброе дело.

— Вы о чем?

— О том, чем вы занимаетесь. Если вам когда-нибудь захочется об этом поговорить, позвоните мне. Телефон в газете. Впрочем, вы это уже знаете.

Босх, на мгновение потерявший дар речи, кивнул. Переступив порог, он прикрыл за собой дверь.