Глава 31

Дождь не стих и к утру понедельника, так что поездка в Брентвуд заняла намного больше времени, чем рассчитывал Босх. Нельзя сказать, что на город обрушился какой-то небывалый ливень, но в Лос-Анджелесе едва ли не любые осадки способны парализовать нормальное течение жизни. Это одна из тех мистических тайн, которые не поддаются логическому объяснению. В мегаполисе, где автомобилей едва ли не больше, чем людей, оказалось полным-полно водителей, не способных справиться даже с самым умеренным ненастьем. По пути Босх слушал радио. Сообщения о дорожных пробках звучали куда чаще, чем о случаях насилия. К сожалению, метеорологи обещали, что к полудню небо расчистится.

На встречу с Кейт Кинкейд он опоздал на двадцать минут. Дом, из которого, как утверждалось, была похищена Стейси, представлял собой приземистое белое здание в стиле ранчо с черными ставнями на окнах и покатой серой крышей. Подъездная дорожка пересекала широкую зеленую лужайку и, огибая дом, вела к расположенному позади него гаражу. Босх припарковался у открытой передней двери рядом с серебристым «мерседесом».

Поднявшись на крыльцо, Босх услышал голос Кейт Кинкейд, приглашающей его войти. Он нашел ее в гостиной. Женщина сидела на диване, покрытом белым покрывалом. Вся остальная мебель была затянута чехлами такого же цвета. Казалось, в комнате собрались призраки.

— Переезжая, мы оставили здесь все, как было, — объяснила миссис Кинкейд. — Решили начать заново. Чтобы ничто не напоминало о прошлом.

Босх кивнул. Одетая во все белое — белая шелковая блузка, белые льняные брюки, — хозяйка тоже казалась призраком. И только лежащая рядом с ней черная кожаная сумочка выделялась на фоне кажущейся необъятной белизны.

— Как вы себя чувствуете, миссис Кинкейд?

— Пожалуйста, называйте меня Кейт.

— Хорошо, Кейт.

— Я чувствую себя хорошо, спасибо. Пожалуй, впервые за очень-очень долгое время. А вы?

— Так себе, Кейт. Ночь была беспокойная. И мне не нравится, когда идет дождь.

— Я вам сочувствую. И еще мне кажется, что вы не выспались.

— Не возражаете, если я сначала осмотрюсь, а потом мы поговорим?

В кейсе лежал подписанный судьей ордер на обыск дома, но предъявлять его Босх не спешил.

— Да, пожалуйста. Вы попадете в комнату Стейси, если пройдете по коридору налево. Первая дверь с правой стороны.

Оставив кейс на выложенном плитами полу в холле, Босх отправился в указанном направлении. Мебель в комнате девочки была расчехлена, белые чехлы валялись кучкой на ковре. Вероятно, время от времени кто-то — может быть, мать Стейси — приходил сюда. Розовое покрывало и такого же цвета простыни лежали, смятые, на середине кровати. Вряд ли на ней спали, скорее, кто-то просто прилег и, собрав покрывало и простыни, прижал их к груди. Представив, как это могло быть, Босх отвернулся. Ему стало не по себе.

Не вынимая руки из карманов плаща, он вышел на середину комнаты и огляделся. Чучела животных, куклы, книги с картинками на полке. Ни киноафиш, ни фотографий теле- и кинозвезд, ни плакатов с изображением поп-кумиров. Складывалось впечатление, что в комнате жила девочка намного младше Стейси Кинкейд. Кто оформлял комнату? Родители? Или сама Стейси? Может быть, сохраняя детские вещи, цепляясь за прошлое, она надеялась как-то избежать окружавших ее ужасов настоящего?

На бюро лежала щетка с запутавшейся в зубьях прядью длинных светлых волос. Босх знал, что волосы пригодятся, если дело дойдет до сличения с уликами, которые, как он надеялся, будут обнаружены в одной из машин.

Он подошел к окну. На раме еще виднелись следы черного порошка для обнаружения отпечатков.

Босх повернул рукоятку и поднял раму вверх. На подоконнике были заметны царапины, оставленные отверткой или каким-то другим инструментом, с помощью которого похититель якобы открыл защелку.

Окно выходило на задний двор. Небольшой бассейн в форме фасоли был затянут брезентом. Брезент провис, и в середине собралась маленькая лужица дождевой воды. Босх снова подумал о девочке. Не в нем ли она пряталась? Не в него ли прыгала, чтобы там, под водой, выплеснуть боль и отчаяние в неслышном крике?

За бассейном он увидел высокую, около десяти футов, стену, которая окружала весь задний двор. Босх вспомнил, что видел эту стену на фотографиях с веб-сайта Шарлотты.

Он закрыл окно. Дождь всегда нагонял на него грустные мысли, совершенно неуместные в такой день. Перед глазами еще стояло страшное зрелище лежащего на шезлонге Фрэнки Шихана, из головы не выходили мысли о сбежавшей Элеонор и рассыпающемся, будто карточный домик, браке, а теперь ко всему этому добавился образ девочки с растерянным лицом.

Он вынул руку из кармана и открыл встроенный шкаф. Одежда Стейси все еще была там. Яркие цветные платьица висели на пластиковых «плечиках». Перебрав их, Босх нашел уже знакомое белое, с семафорными флажками.

По пути в холл он заглянул и в другие комнаты. Одну из них, похожую на гостевую спальню, Босх тоже помнил по фотографиям на веб-сайте. В ней насиловали и снимали на пленку Стейси Кинкейд. Он не стал задерживаться и вернулся в гостиную.

Кейт Кинкейд сидела на том же месте и в той же позе. Босх захватил кейс и вошел в комнату.

— Боюсь, я немного промок. Вы не возражаете, если я сяду, миссис Кинкейд?

— Конечно, нет. И называйте меня Кейт.

— Если вы не против, я бы предпочел оставить наши отношения на официальном уровне.

— Как вам удобнее, детектив.

Он был зол на нее за то, что случилось в этом доме, за то, что она так долго скрывала тайну. Короткой экскурсии по дому вполне хватило, чтобы убедиться: то, что с таким жаром доказывала накануне Кизмин Райдер, было правдой.

Босх опустился в зачехленное кресло напротив дивана и положил на колени кейс. Открыв его, начал перебирать содержимое, держа дипломат таким образом, чтобы Кейт Кинкейд ничего не видела.

— Вы нашли что-нибудь интересное в спальне Стейси?

Он посмотрел на нее поверх крышки.

— В общем-то нет. Мне просто хотелось почувствовать это место. Полагаю, полиция обыскала все самым тщательным образом, так что я вряд ли что-то найду. Стейси любила купаться в бассейне?

Он продолжал рыться в кейсе, одновременно слушая рассказ о том, какой хорошей пловчихой была девочка. Вообще-то Босх ничего не искал, а всего лишь притворялся, следуя плану, который выработал еще утром, до того, как выехал из дома.

— Она могла проплыть его под водой туда и обратно, — с печальной улыбкой говорила миссис Кинкейд.

Босх тоже улыбнулся, но сухо, без тепла.

— Миссис Кинкейд, как вы пишете слово «невиновность»?

— Извините?

— Слово. Невиновность. Как вы его пишете?

— Это как-то касается Стейси? Не понимаю. Почему вы…

— Пожалуйста, отвлекитесь на минутку. Назовите слово по буквам.

— У меня это не очень хорошо получается. Всегда делаю ошибки. Раньше я постоянно носила в сумочке словарь, и если Стейси спрашивала…

— Попробуйте. Пожалуйста.

Она задумалась. Смущенно посмотрела на Босха.

— Наверное, где-то подвох. Н-е-в-е-н-о-в-н-о-с-т-ь.

Женщина вопросительно подняла брови. Босх покачал головой и снова открыл кейс.

— Не совсем так. После «в» идет «и».

— Ну вот. Так я и знала.

Она снова улыбнулась. Он достал из кейса файл, в котором лежали анонимные записки, которые миссис Кинкейд посылала Говарду Элайасу, опустил крышку и положил файл на диван.

— Посмотрите. Здесь вы тоже написали его неверно, с той же ошибкой.

Она долго смотрела на верхний лист, потом глубоко вздохнула и заговорила, не глядя на Босха:

— Надо было посмотреть в словаре. Но я так спешила, когда писала.

Босх выпрямился. Дышать стало легче. Теперь он знал — самое главное позади. Ему не придется ничего доказывать, убеждать. Она ждала этого момента. Может быть, даже понимала, что он близок. Может быть, потому и сказала, что уже давно не чувствовала себя так хорошо.

— Понимаю. Вы хотите поговорить со мной, миссис Кинкейд? Рассказать обо всем?

— Да, — ответила она. — Хочу.

Босх вставил новую батарейку, нажал на кнопку записи и поставил магнитофон на кофейный столик.

— Вы готовы?

— Да.

Он назвал себя, продиктовал ее имя и фамилию, сообщил время и место допроса. Потом, держа в руке отпечатанный образец зачитал миссис Кинкейд ее конституционные права.

— Вам понятно то, что я только что прочитал?

— Да.

— Вы хотите поговорить со мной, миссис Кинкейд, или желаете пригласить адвоката?

— Нет.

— Нет — что?

— Мне не нужен адвокат. Он уже не поможет. Я буду говорить с вами.

Босх задумался. Сделать все нужно было так, чтобы в дальнейшем не возникло никаких проблем.

— Я не могу давать вам советы юридического характера. Но когда вы говорите «адвокат уже не поможет», это еще нельзя интерпретировать как отказ. Понимаете, что я имею в виду? Всегда существует возможность того, что адвокат…

— Детектив Босх, мне не нужен адвокат. Я в полной мере понимаю, какими обладаю правами, и не нуждаюсь в его помощи.

— Хорошо, в таком случае поставьте, пожалуйста, подпись внизу вот этого документа и распишитесь еще раз там, где указано, что вы не просите пригласить адвоката.

Он положил бумаги на столик и подождал, пока она их подпишет. Потом взял оба листка, проверил подписи, расписался сам в качестве свидетеля и убрал документы в кейс. Остальным пусть занимается окружная прокуратура… если дело дойдет до этого.

— Что ж, тогда все. Полагаю, мы можем начать. Вы хотите рассказать все сами, миссис Кинкейд, или предпочитаете отвечать на мои вопросы?

Он старался как можно чаще называть ее по фамилии — на случай, если пленку будет когда-нибудь слушать жюри присяжных: ни у кого не должно быть сомнений относительно того, кому именно принадлежат голоса.

— Мой муж убил мою дочь. Вы ведь это хотите услышать? За этим вы и пришли, не так ли?

На мгновение Босх замер, потом медленно кивнул.

— Как давно вы знаете об этом?

— Долгое время у меня были только подозрения. Потом… когда я кое-что услышала, они переросли в уверенность. В конце концов он сам сказал мне об этом. Я спросила, и он признался.

— Что именно он вам сказал?

— Сказал, что все произошло случайно, но… но ведь людей не душат случайно, правда? Он сказал, что она угрожала ему, обещала рассказать своим друзьям о том, чем он… что он и другие делали с ней. Он сказал, что пытался остановить ее, уговорить, заставить молчать. Он сказал, что так получилось.

— Где это произошло?

— Здесь. В этом доме.

— Когда?

Она назвала дату. Босх помнил — в этот день в полицию заявили о похищении Стейси. Кейт Кинкейд, похоже, понимала, что детектив обязан задать определенные вопросы, ответы на которые должна зафиксировать пленка.

— Ваша дочь подвергалась сексуальному насилию со стороны вашего мужа?

— Да.

— Он сам признался вам в этом?

— Да.

Она расплакалась и, открыв сумочку, достала салфетку. Босх ждал. Что вызвало эти слезы? Чувство вины? Отчаяние? Боль утраты? Или, может быть, то были слезы облегчения? Возможно, все вместе.

— Как долго Стейси подвергалась насилию? — спросил он, когда она немного успокоилась и положила салфетку на колени.

— Не знаю. Мы поженились за пять лет до того… до того, как она умерла. Я не знаю, когда это началось.

— Когда вы поняли, что происходит?

— Я бы не хотела отвечать на этот вопрос, если вы не против.

Босх посмотрел на нее. Она сидела, опустив глаза. Вопрос касался самого главного, того, из чего вырастало чувство вины, того, что угнетало ее и не давало жить.

— Это важно, миссис Кинкейд.

Она достала из сумочки еще одну салфетку, чтобы остановить новый поток слез.

— Стейси… однажды она пришла ко мне… За год до… Сказала, что он делает с ней то, что не должен… Поначалу я не поверила. Но все равно спросила его. Он, конечно, все отрицал. И я поверила ему. Подумала, что все дело в проблеме адаптации. Привыкнуть к отчиму не всегда легко. Я подумала, что, может быть, Стейси все придумала.

— А потом?

Она не ответила. Замерла, опустив голову, сжав пальцами сумочку.

— Миссис Кинкейд?

— Потом я стала кое-что замечать. Например, Стейси никогда не оставалась с ним наедине, не ходила с ним гулять. Только мне она уже ничего не говорила. Теперь-то, оглядываясь назад, я ясно понимаю почему. Но тогда все было не столь очевидно. Однажды он пошел пожелать ей спокойной ночи и долго не возвращался. Я решила посмотреть, в чем дело, но дверь была заперта.

— Вы постучали?

Миссис Кинкейд снова замерла, потом качнула головой.

— Нет?

Босху нужен был ответ. Не для себя — для пленки.

— Нет. Я не постучала.

Он решил, что пришло время немного нажать. Многие матери подвергающихся насилию детей часто не замечают очевидного и не принимают даже самых простых мер, чтобы защитить их от опасности, исходящей от близких. Кейт Кинкейд не хватило смелости, и вот теперь она оказалась в настоящем аду. Решение предать мужа — и себя — публичному осмеянию и уголовному преследованию пришло с опозданием. Она была права. Помочь ей не мог уже никакой адвокат. Помочь ей не мог никто.

— Миссис Кинкейд, когда вы начали подозревать мужа в причастности к смерти дочери?

— Во время суда над Майклом Харрисом. Видите ли, я была уверена, что это дело его рук. Понимаете, я не могла поверить в то, что полиция сфабриковала отпечатки пальцев. Даже прокурор сказал, что это невозможно. И я поверила. Я хотела в это верить. Но потом один из дававших показания детективов, по-моему, это был Фрэнк Шихан, упомянул, что они арестовали Харриса на рабочем месте.

— То есть на станции обслуживания автомобилей.

— Да. Он назвал адрес, и меня вдруг осенило. Я вспомнила, что как раз туда мы приезжали со Стейси. И еще я вспомнила, что в машине лежали ее учебники. Я рассказала мужу и попросила его позвонить прокурору, Джиму Кэмпу. Но Сэм меня отговорил. Сказал, что все уверены в виновности Майкла Харриса. Сказал, что если об этом узнает защита, то они сделают все, чтобы извратить информацию и добиться оправдания убийцы. Как в случае с Симпсоном, когда истина не интересовала никого. Он убедил меня, что мы только проиграем дело. Напомнил, что Стейси нашли около дома Харриса. Сэм предположил, что Харрис увидел нас на мойке и начал преследовать Стейси, охотиться на нее. В общем… я уступила. Наверное, потому что еще не была уверена в невиновности Харриса. Так или иначе, я сделала то, что сказал муж.

— Но Харриса оправдали.

— Да.

Босх немного помолчал, подготавливая следующий вопрос.

— Что же изменилось, миссис Кинкейд? Что заставило вас послать Говарду Элайасу те записки?

— Видите ли, подозрения все равно остались. И однажды, несколько месяцев назад, я подслушала разговор мужа с одним его… другом.

Она произнесла последнее слово так, как произносят самое страшное проклятие.

— С Рихтером?

— Да. Они думали, что меня нет дома, что я ушла на ленч в клуб «Маунтингейт». Раньше я всегда встречалась там с подругами, но после смерти Стейси перестала туда ходить. Такие вещи меня просто больше не интересовали. В общем, я говорила мужу, что иду на ленч, а вместо этого шла к дочери. На кладбище…

— Понимаю.

— Нет, детектив Босх, думаю, что не понимаете.

Он кивнул:

— Извините. Вы, наверное, правы. Продолжайте, миссис Кинкейд.

— В тот день шел дождь. Как и сегодня. Такой же сильный и грустный. Я побыла там с ней всего несколько минут и рано вернулась домой. Они из-за дождя ничего не слышали. Но я слышала их. Они были в его кабинете. Разговаривали. Не знаю почему, но я подошла к двери. Очень тихо. Я стояла и слушала.

Босх наклонился вперед. Наступил решающий момент. Через минуту все станет ясно. Он сильно сомневался в том, что двое мужчин, убивших двенадцатилетнюю девочку, могут спокойно вспоминать, как они это сделали. Если Кейт Кинкейд скажет, что именно так и было, у него появятся основания сомневаться в ее искренности.

— И что они говорили?

— Мне трудно передать их разговор. Они не говорили об этом прямо, понимаете? Я слышала только отдельные реплики, короткие замечания. Речь шла о девочках. Разных девочках. То, что они говорили, было отвратительно. Я и понятия не имела о том, как это все организованно. Я уже почти убедила себя в том, что если со Стейси что-то и случилось, то лишь потому, что мой муж поддался порыву, чему-то такому, что сидит в нем, с чем он борется. Но я ошибалась. Эти двое хуже животных. И у них все организованно.

— Итак, вы стояли за дверью и слушали…

Босх не хотел, чтобы она отвлекалась.

— Они не разговаривали друг с другом, а, скорее, комментировали. Мне показалось, что они смотрят что-то и делятся впечатлениями. И еще я слышала, как стучат клавиши. Я сразу решила, что они смотрят компьютер. Потом, уже позже, я выяснила, что именно они смотрели. Там были девочки, десяти, одиннадцати лет…

— Хорошо, давайте вернемся к компьютеру через пару минут. Что вы слышали? Почему эти… комментарии навели вас на мысль, что они имеют отношение к тому, что случилось с вашей дочерью?

— Они упоминали ее имя. Я слышала, как Рихтер сказал: «Вот она». А потом муж произнес ее имя. Он так его произнес… с таким… вожделением… Ни один отец, ни один отчим так бы не смог. И они притихли. Наверное, смотрели на нее. Да, я поняла, что они смотрят на нее.

Босх подумал о том, что сам он видел на компьютере Райдер. Трудно представить, что Кинкейд и Рихтер могли наблюдать те же самые сцены, сидя вместе.

— Потом Рихтер спросил, было ли что-нибудь от детектива Шихана. Муж сказал: «Насчет чего?» И Рихтер сказал, что ему надо заплатить за отпечатки. Мой муж рассмеялся и сказал, что платить ничего не надо. И дальше он рассказал ему о том, откуда взялись отпечатки. Когда он закончил, они оба рассмеялись, и мой муж, я это ясно помню, сказал: «Мне всю жизнь так везет». Вот тогда я поняла все. Поняла, что это сделал он. Они.

— И вы решили помочь Говарду Элайасу?

— Да.

— Почему ему? Почему не обратились в полицию?

— Потому что они ничего не смогли бы с ним сделать. Кинкейды — очень влиятельная семья. Они считают, что стоят выше закона, и это так. Отец моего мужа давал деньги едва ли не всем политикам в городе. И демократам, и республиканцам. Они все у него в долгу. И дело не только в этом. Я позвонила Джиму Кэмпу и спросила, что будет, если найдется кто-то другой, не Харрис, кто, может быть, похитил Стейси. Он ответил, что сделать ничего нельзя, потому что суд уже принял решение по делу, что защита просто сошлется на тот, первый, процесс.

Босх кивнул. Она была права.

— Вы не возражаете, если мы сделаем перерыв на пару минут? Мне нужно позвонить.

Он выключил магнитофон, достал из кейса сотовый и, сказав, что хочет заодно закончить осмотр дома, поднялся.

Пройдя через столовую в кухню, Босх набрал номер Линделла. Фэбээровец ответил сразу.

— Это Босх. — Он говорил тихо, надеясь, что в гостиной его не услышат. — Все пошло так, как нужно. У нас есть свидетель.

— Ты ее записал?

— Да. Говорит, что ее дочь убил Сэм Кинкейд.

— А что насчет Элайаса?

— До него пока не дошли. Я звоню, чтобы сказать, что вы можете начинать.

— Понял. Передам.

— Кого-нибудь уже видели?

— Пока нет. Похоже, муж еще не выходил из дома.

— А Рихтер? Он тоже в этом участвовал. Она дает показания и на него.

— Мы не знаем точно. Если дома, то тоже не высовывался. Найдем.

— Удачной охоты.

Закончив разговор, Босх повернулся и посмотрел в сторону гостиной. Кейт Кинкейд сидела спиной к нему, не шевелясь и глядя, похоже, в одну точку.

— Я закончил, — сказал Босх, возвратившись в комнату. — Может быть, вам что-нибудь нужно? Стакан воды?

— Нет, спасибо. Мне ничего не нужно.

Он снова включил магнитофон и повторил то же, что говорил в начале разговора, скорректировав только время.

— Вам были зачитаны ваши права, миссис Кинкейд, не так ли?

— Да.

— Хотите продолжить?

— Да.

— Ранее вы упомянули, что решили помочь Говарду Элайасу. Почему?

— Он защищал интересы Майкла Харриса. Я хотела, чтобы с Харриса были сняты все обвинения. Я хотела, чтобы моего мужа и его друзей изобличили в зале суда. Власти, возможно, не допустили бы этого. Но я знала, что Говард Элайас не является частью истеблишмента. Его невозможно контролировать с помощью денег, на него нельзя давить. Он добивается единственно торжества истины.

— Вы когда-нибудь разговаривали непосредственно с мистером Элайасом?

— Нет. Мне казалось, что муж следит за мной. После того как я подслушала их разговор и поняла, что это он, притворяться было уже невозможно. Он стал мне отвратителен. Думаю, он сделал для себя определенные выводы и, наверное, поручил Рихтеру присматривать за мной. Рихтеру или тем, кто работает на него.

— Поэтому вы начали посылать Элайасу записки.

— Да, анонимно. Наверное, я хотела, чтобы он изобличил их, но не трогал меня. Да, это было эгоистично. Я была плохой матерью. Мне казалось, что публичного наказания заслуживают мужчины, но женщин можно не выставлять на всеобщее обозрение.

Ее глаза наполнились болью. Босх ждал слез, но Кейт Кинкейд сдержалась.

— Осталось еще несколько вопросов. Как вы узнали веб-адрес и то, как попасть на секретный сайт?

— Вы имеете в виду сайт Шарлотты? Мой муж, детектив Босх, человек не очень сообразительный. Он богат, а деньги многим заменяют интеллект. О том, как попасть на сайт Шарлотты, я узнала из записной книжки, которую он держит в письменном столе. Пользоваться компьютером умею. В общем, я сделала все по инструкции и… увидела Стейси.

И снова Босх обманулся в своих ожиданиях — слез не было. Странно. Непонятно. Кейт Кинкейд продолжала говорить, но делала это так монотонно, словно повторяла заученную наизусть историю. Что бы ни происходило в душе, какой бы глубокой ни была рана, на поверхности царила тишь.

— Как вы полагаете, на тех фотографиях со Стейси был ваш муж?

— Нет. Я знаю, кто этот человек.

— Почему вы так в этом уверены?

— У мужа есть родимое пятно. На спине. Я уже говорила, что он не очень умен, но все же не настолько, чтобы попасть на веб-сайт.

Ее слова заставили Босха задуматься. Сомнений в правдивости рассказанной Кейт Кинкейд истории у него не было, но для того, чтобы выдвинуть обвинение против Сэма Кинкейда, требовались серьезные обоснования. Он понимал, что не может пойти к окружному прокурору, не имея на руках веских улик. Сейчас в его распоряжении лишь слова жены, обвиняющей мужа. Если на фотографиях со Стейси запечатлен не ее отчим, значит, никаких подкрепляющих ее версию доказательств у него нет. Оставалась надежда на обыск. Босх знал — операция начнется с минуты на минуту.

— Ваша последняя записка Говарду Элайасу… Вы предупредили его. Написали, что ваш муж знает. Что вы имели в виду? Ваш муж узнал, что Элайас проник в тайну секретного веб-сайта?

— Да, тогда я думала, что знает.

— Почему?

— Я видела, как он себя ведет: нервничает, подозревает меня. Спрашивал, пользовалась ли я его компьютером. Я решила, что они что-то узнали, узнали, что там побывал чужой. Да, я предупредила его, но сейчас уже не уверена, что все было именно так.

— Почему? Ведь Элайаса убили.

— Сомневаюсь, что мой муж имеет к этому какое-то отношение. Он бы сказал мне.

— Что? — удивленный ее логикой, спросил Босх.

— Он бы сказал мне. Если рассказал о Стейси, то зачем бы стал утаивать что-то еще? Кроме того, вы ведь тоже знаете о сайте. Если бы они заподозрили, что Элайас проник туда, то наверняка закрыли бы его или по крайней мере спрятали получше, разве нет?

— Нет, если они приняли более радикальные меры.

Кейт Кинкейд покачала головой. Очевидно, они с Босхом видели ситуацию с разных точек зрения.

— И все же я полагаю, что он сказал бы мне.

Ее позиция оставалась непонятной Босху.

— Минутку. В самом начале вы упомянули о разговоре с мужем. Сейчас вы имеете в виду тот же самый разговор?

На поясе сработал пейджер. Не сводя глаз с Кейт Кинкейд, Босх опустил руку. Пейджер умолк.

— Да.

— Хм… Когда состоялся этот разговор?

— Вчера вечером.

— Вчера вечером?

Это был удар. Босх в изумлении смотрел на неподвижно сидящую перед ним женщину. У него сложилось впечатление, что разговор имел место несколько недель, если не месяцев назад.

— Да. После того, как вы ушли. По вашим вопросам я поняла, что вам, вероятно, стало известно о моих письмах Говарду Элайасу. Я поняла, что вы либо уже нашли, либо вот-вот найдете сайт Шарлотты. Вопрос был лишь во времени.

Босх бросил взгляд на пейджер. Звонил Линделл. После номера сотового шел код срочности — 911. Он посмотрел на Кейт Кинкейд.

— Я все-таки набралась смелости. Хоть и с опозданием на месяцы и даже годы. Я спросила его. И он рассказал. Он смеялся надо мной. Спрашивал, какое мне дело до того, как все было, если Стейси уже нет в живых.

В кейсе зазвонил сотовый. Кейт Кинкейд медленно поднялась.

— Не буду вам мешать.

Пока Босх возился с замком, пока открывал кейс, она, захватив с собой сумочку, пересекла гостиную, прошла по коридору и повернула к комнате своей мертвой дочери. Босх наконец достал телефон. Звонил Линделл.

— Я в доме, — напряженно, едва сдерживая возбуждение, произнес фэбээровец. — Кинкейд и Рихтер здесь. Картина не очень приятная.

— Говори.

— Оба мертвы. И, судя по всему, обоим пришлось помучиться. У каждого раздроблена коленная чашечка. И по пуле в яйцах. Ты еще с ней?

Босх поднял голову — коридор был пуст.

— Да.

Едва он произнес это, как оттуда, куда он смотрел, донесся негромкий хлопок.

— Тебе бы лучше привезти ее сюда, — сказал Линделл.

— Ладно.

Босх закрыл телефон и убрал его в кейс. Встал. Сделал шаг в сторону холла.

— Миссис Кинкейд!

Никто не ответил. Лишь за окном шумел дождь.