21

Из стереосистемы доносился голос Арта Пеппера, а Босх говорил по телефону с Дженис Лэнгуайзер, когда в дверь, защищающую от насекомых, постучали.

Он вышел в коридор из кухни и увидел, что кто-то заглядывает сквозь ячейки. Раздраженный вторжением посетителя, Босх подошел к двери и уже собирался просто закрыть ее без единого слова, когда узнал в незваном госте Терри Маккалеба. Не прерывая разговора и слушая, как Лэнгуайзер возмущается давлением на свидетеля, он включил свет перед дверью, открыл сетку и махнул Маккалебу.

Маккалеб сделал знак, что подождет, пока хозяин закончит разговор, прошел через гостиную на террасу, чтобы посмотреть на огни перевала Кахуэнга. Босх попытался сосредоточиться на словах Лэнгуайзер, но ему было любопытно, что завело Маккалеба так далеко от дома.

– Гарри, ты слушаешь?

– Да-да. Что ты спросила?

– Как, по-твоему, отложит Стрелок Хоктон процесс, если мы начнем расследование?

Ответ на этот вопрос не требовал размышлений.

– Вряд ли. Шоу должно продолжаться.

– Я тоже так думаю. Хочу позвонить Роджеру и узнать, что он собирается делать. Как только ты упомянешь Алисию Лопес, начнется жестокий бой.

– Я полагал, мы уже выиграли. Хоктон…

– Это не означает, что Фауккс не попытается напасть снова. Мы еще не победили.

Возникла пауза. В голосе Дженис не было особой убежденности.

– Что ж, Гарри, до завтра.

– Хорошо, Дженис, до завтра.

Босх выключил телефон и поставил его обратно в зарядное устройство на кухне. Когда он вернулся, Маккалеб уже был в гостиной – разглядывал полки над стереосистемой, в особенности фотографию жены Босха.

– Терри, что стряслось?

– Привет, Гарри, прости, что заявился вот так, без предупреждения. Я не знаю твоего домашнего номера и не смог сначала позвонить.

– Как же ты нашел меня? Хочешь пива? – Босх указал на его грудь. – Тебе можно?

– Теперь можно. В сущности, только что получил допуск. Снова могу пить. Умеренно. Пиво – это хорошо.

Босх вышел на кухню. Маккалеб остался в гостиной.

– Я уже бывал здесь, – донесся на кухню его голос. – Ты не помнишь?

Босх вернулся с двумя открытыми бутылками «Энкор стим». Подал одну Маккалебу.

– Нужен стакан? Когда ты был здесь?

Маккалеб взял бутылку.

– Сьело Асул.

Сделал большой глоток из горлышка, отвечая на вопрос Босха о стакане.

«Сьело Асул», – подумал Босх и вспомнил. Когда-то они пили на террасе, глуша боль от дела слишком ужасного, чтобы серьезно размышлять о нем на трезвую голову. Он помнил, как было неловко на следующий день от того, что раскис и все время риторически вопрошал нетвердым голосом: «Где же рука Божья, где же рука Божья?»

– Ах да… Один из самых критических моментов в моей жизни.

– Точно. Только дом другой. Старый съехал с холма во время землетрясения?

– Вот-вот. Целиком. Пришлось начинать с нуля.

– Ага, я ехал и ничего не узнавал. А потом увидел машину и решил, что другого копа по соседству быть не может.

Босх вспомнил о черно-белом автомобиле, припаркованном под навесом. Он не потрудился вернуться в участок и сменить его на свою личную машину. Это сберегло бы время утром, позволив ехать прямо в суд. Машина была черно-белая, без мигалок на крыше. Детективы пользовались ими в рамках программы, целью которой было создать впечатление, будто копов на улицах больше, чем на самом деле.

Маккалеб и Босх чокнулись бутылками.

– За Сьело Асул.

– Ага, – отозвался Босх.

Пиво было хорошее, холодное, как лед. Первое пиво с начала процесса.

– Твоя бывшая? – спросил Маккалеб, указывая на фотографию в рамке.

– Моя жена. Пока не бывшая… по крайней мере насколько я знаю. Хотя, пожалуй, к тому идет.

Босх уставился на единственную оставшуюся у него фотографию Элеоноры.

– Очень жаль, приятель.

– Так что стряслось, Терри? Мне еще надо посмотреть…

– Знаю. Процесс. Прости, что вломился без приглашения. Да, в это уходишь с головой… Просто я хотел прояснить пару моментов по делу Ганна. И еще хотел кое-что тебе рассказать. Вернее, показать.

Маккалеб вытащил из заднего кармана бумажник, открыл его и достал фотографию. Подал Босху. Фотография была сделана под размер бумажника. На ней была изображена женщина с ребенком на руках.

– Моя дочь. И моя жена.

Босх кивнул и присмотрелся. И мать, и ребенок были темноволосыми и темнокожими – и очень красивыми. А для Маккалеба, наверное, еще красивее.

– Чудесно, – сказал он. – Малышка, похоже, новорожденная. Такая кроха.

– Ей сейчас около четырех месяцев. Хотя фотография сделана месяц назад. И кстати, вчера за ленчем я забыл тебе сказать. Мы назвали ее Сьело Асул.

Босх перевел взгляд с фотографии на Маккалеба. Мгновение они смотрели друг другу в глаза, потом детектив кивнул:

– Славно.

– Я сказал Грасиеле, что хочу назвать ее так, и объяснил почему. Она решила, что это хорошая идея.

Босх вернул ему фотографию.

– Надеюсь, когда-нибудь малышка тоже так решит.

– Я тоже надеюсь. Обычно мы зовем ее Си-Си. В общем, помнишь тот вечер, как ты все спрашивал о руке Божьей и не мог больше нигде ее найти? Со мной было то же самое. Я потерял ее. Эта работа… трудно не потерять. Потом… – Он посмотрел на фотографию. – Вот она, прямо здесь. Я нашел ее снова. Руку Божью. Вижу в ее глазах.

Босх долго смотрел на него, потом кивнул:

– Рад за тебя, Терри.

– Я хочу сказать, что не пытаюсь произвести впечатление… Просто говорю, что нашел потерянное. И не знаю, продолжаешь ли ты искать… В общем, я хочу сказать, что она есть. Не сдавайся.

– Наверное – для некоторых.

Босх перевел взгляде Маккалеба на тьму за стеклянной дверью, осушил бутылку и ушел на кухню, чтобы нарушить данное себе слово ограничиться одной. Окликнул Маккалеба, спросил, созрел ли тот для второй, однако гость отказался. Заглянув в открытый холодильник, остановился и закрыл глаза, подставив лицо прохладному воздуху и думая о том, что только что сказал Маккалеб.

– Себя ты к некоторым не относишь?

Босх поднял голову, услышав голос Маккалеба. Тот стоял в дверях кухни.

– Что?

– Ты сказал, «для некоторых». Себя ты к ним не относишь?

Босх достал из холодильника пиво и снял со стены открывалку для бутылок. Бутылка со щелчком открылась, и он сделал большой глоток, прежде чем ответить.

– Что это вдруг, Терри, двадцать вопросов? Собираешься стать священником?

Маккалеб улыбнулся и покачал головой:

– Прости, Гарри. Свежеиспеченный отец, понимаешь? Наверное, жажда поделиться со всем миром, вот и все.

– Замечательно. Ты хочешь поговорить о Ганне?

– Конечно.

– Давай выйдем и посмотрим на ночь.

Они вышли на террасу. Шоссе 101, как обычно, представляло собой ленту света, сверкающую жилу, прорезавшую горы. Небо было чистое, смог на прошлой неделе смыло дождем.

Огни на дне долины, казалось, тянулись в бесконечность. У дома была только тьма, прячущаяся в зарослях кустарника у подножия холма. Снизу доносился аромат эвкалипта: он всегда пахнет сильнее после дождя.

Маккалеб заговорил первым:

– У тебя тут приятное местечко, Гарри. Очень приятное. Тяжело, наверное, когда каждое утро приходится ехать вниз, в эту чуму.

Босх смерил его взглядом:

– Нет, пока получается время от времени прихлопывать разносчиков заразы. Людей вроде Дэвида Стори. Я против этого не возражаю.

– А как насчет тех, кто уходит от наказания? Вроде Ганна.

– Никто не уходит, Терри. Если бы я не верил, что это так, то не смог бы работать. Конечно, мы можем и не добраться до каждого, но я верю в круг. «Большое колесо». То, что уходит, вернется. Рано или поздно. Возможно, в отличие от тебя я не слишком часто вижу руку Божью, но я в это верю.

Босх поставил бутылку на перила. Она была пуста, и ему хотелось еще, однако он знал, что пора тормозить. Завтра в суде ему понадобится все серое вещество. Пришла мысль о сигарете и о закрытой пачке в кухонном шкафу. Нет, с этим покончено.

– Тогда то, что произошло с Ганном, подтверждает твою веру в теорию «большого колеса».

Босх долго не отвечал. Просто смотрел на долину света.

– Возможно, – сказал он наконец. – Наверное. – Он оторвал взгляд от долины и повернулся к ней спиной. Прислонился к перилам и снова посмотрел на Маккалеба. – Так что там с Ганном? Мне казалось, вчера я рассказал тебе все, что стоило рассказать. У тебя же есть досье, верно?

Маккалеб кивнул.

– Возможно, ты рассказал все, и досье у меня есть. Но мне было интересно, не всплывет ли что-нибудь еще. Ну, знаешь, наш разговор мог натолкнуть тебя на какие-то мысли.

Босх как-то странно хмыкнул и взялся за бутылку, потом вспомнил, что она пуста.

– Терри, приятель, у меня сейчас идет процесс. Я даю показания, разыскиваю пытавшегося сбежать свидетеля. Я хочу сказать, что перестал думать о твоем расследовании в тот же миг, как вышел из-за столика в «Купидоне». Чего же ты от меня ожидаешь?

– Ничего, Гарри. Я просто думал, что, возможно, стоит попробовать, вот и все. Я работаю над этим делом и стараюсь нарыть хоть что-нибудь. Вдруг, думаю… Ладно, не беспокойся.

– Ты странный тип, Маккалеб. Я теперь вспомнил, как ты смотрел на фотографии с места преступления. Хочешь еще пива?

– Почему бы нет?

Босх оттолкнулся от перил, взял свою бутылку, потом бутылку Маккалеба. Пива в ней оставалось еще по крайней мере на треть. Босх поставил ее обратно.

– Допивай пока.

Он пошел в дом и достал из холодильника еще две бутылки пива. На этот раз, когда он вернулся с кухни, Маккалеб стоял в гостиной. Он отдал хозяину пустую бутылку, и Босх не понял, допил ли гость ее или вылил в темноту. Он отнес пустую на кухню, а когда вернулся, Маккалеб стоял возле стереосистемы и изучал коробку с дисками.

– Что это тут? «Арт Пеппер играет с Ритмической группой»?

Босх подошел.

– Ага. Арт Пеппер и оркестранты Майлза. Рояль – Ред Гарланд, бас – Пол Чемберс, ударные – Филли Джо Джонс. Запись 19 января 1957 года. Здесь, в Лос-Анджелесе. Один день. Считается, что пробка в мундштуке пепперовского сакса треснула. Он выступал с этими ребятами всего один раз. И выдал по максимуму. Один день, один концерт, один шедевр. Вот как это делается.

– Эти ребята играли в оркестре Майлза Дэвиса?

– Тогда.

Маккалеб кивнул. Босх наклонился, чтобы посмотреть на обложку диска в руках у Маккалеба.

– Н-да, здесь, в Лос-Анджелесе, – сказал он. – В детстве я не знал, кто мой отец. А у матери была масса записей этого типа. Она болталась в некоторых джаз-клубах, где он играл. Красив был, дьявол. В смысле, Арт. Создан для рекламы. Только посмотри на снимок. Я тогда выдумал целую историю, будто он и есть мой старик, а дома не бывает потому, что все время путешествует и записывается. И даже сам почти поверил. Потом – через много лет – я прочитал о нем книгу. Там сказано, что, когда делали эту фотографию, он был мертвецки пьян. Как только съемки закончились, его вырвало, и он снова завалился спать.

Маккалеб рассматривал фотографию на диске. Красивый мужчина прислонился к дереву, держа в правой руке саксофон.

– Что ж, он умел играть, – сказал Маккалеб.

– Ага, умел, – согласился Босх. – Гений с воткнутой в руку иголкой.

Босх подошел и увеличил громкость. Это была «Обыкновенная жизнь» – одна из главных композиций Пеппера.

– Ты веришь? – спросил Маккалеб.

– Во что? Что он был гением? Да – на саксе.

– Нет, я имею в виду, считаешь ли ты, что у каждого гения: музыканта, художника, даже детектива – есть некий пагубный порок вроде этого? Воткнутая в руку иголка.

– Я считаю, что у каждого – гений он или нет – есть некий пагубный порок.

Босх сделал громче. Маккалеб поставил пиво на одну из колонок. Босх тут же схватил бутылку и сунул ее Маккалебу в руки. Ладонью вытер влажный кружок на деревянной поверхности.

Маккалеб убавил громкость.

– Ну же, Гарри, скажи мне что-нибудь.

– О чем ты?

– Я проделал такой путь. Скажи мне что-нибудь о Ганне. Я знаю, тебе на него плевать – колесо повернулось, и он не ушел от возмездия. Но мне не нравится, как это выглядело. Тот тип – кто бы он ни был – еще здесь. И он не остановится. Я уверен.

Босх дернул плечами, словно ему и на это плевать.

– Ладно, вот, пожалуйста. Мелочь, но, возможно, стоит попробовать. Тогда ночью, когда он валялся в камере и я заглянул к нему, я поговорил и с ребятами, которые забрали его за вождение в нетрезвом виде. По их словам, они спросили его, где он надрался, и он ответил, что вышел из бара под названием «У Ната». Это на бульваре примерно в квартале от «Массо», на южной стороне.

– Ладно, найду, – сказал Маккалеб. В его голосе слышалось «ну и что?». – Какая связь?

– Понимаешь, именно «У Ната» он напился в тот вечер шесть лет назад, когда я в первый раз столкнулся с ним. Там же он подцепил и женщину – ту, которую убил.

– Так он был завсегдатаем.

– Похоже на то.

– Спасибо, Гарри. Я выясню. А почему ты не сказал об этом Джей Уинстон?

Босх пожал плечами:

– Наверное, не подумал, а она не спросила.

Маккалеб собрался было снова поставить пиво на колонку, но спохватился и отдал бутылку Босху.

– Я мог бы заехать туда сегодня же вечером.

– Не забудь.

– О чем не забыть?

– Когда сцапаешь типа, который сделал это, пожми ему руку от моего имени.

Маккалеб не ответил. Он оглядывался, словно только что вошел.

– Можно воспользоваться уборной?

– По коридору налево.

Маккалеб вышел, а Босх отнес бутылки на кухню и поставил в мусорное ведро к остальным. Открыл холодильник и увидел, что в упаковке из шести бутылок, купленной по дороге домой после охоты на Аннабел Кроу, осталась всего одна. Закрыл холодильник.

Вошел Маккалеб.

– Ну и сумасшедшая картинка висит у тебя в коридоре, – сказал он.

– Что? Ах да. Мне нравится.

– И что она должна означать?

– Понятия не имею. Наверное, что «большое колесо» продолжает вращаться. От возмездия не уйдет никто.

Маккалеб кивнул:

– Наверное.

– Собираешься отправиться в бар «У Ната»?

– Подумываю. Хочешь поехать?

Босх задумался, хотя знал, что это было бы глупо. Нужно просматривать материалы по убийству – готовиться к продолжению показаний следующим утром.

– Мне лучше поработать здесь. Подготовиться к завтрашнему.

– Ладно. Как, кстати, идет?

– Неплохо. Но пока мы играем в софтбол. Завтра мяч уйдет к Джону Ризну, и он быстро вбросит его обратно.

– Я буду смотреть новости.

Маккалеб подошел и протянул руку. Босх пожал ее.

– Будь осторожен.

– Ты тоже, Гарри. Спасибо за пиво.

– Не за что.

Он проводил Маккалеба к двери и смотрел, как тот залезает в черный «чероки», припаркованный на улице. Машина завелась и уехала, оставив Босха в освещенном дверном проеме.

Босх запер дверь и выключил свет в гостиной. Стереосистему выключать не стал. Она выключится автоматически в конце классической записи Арта Пеппера. Было рано, но Босх устал от дневного напряжения и воздействия алкоголя. И решил, что теперь ляжет спать и проснется пораньше, чтобы подготовиться к процессу. Пошел на кухню и достал из холодильника последнюю бутылку.

По дороге в спальню он остановился и посмотрел на эстамп в раме, о котором говорил Маккалеб. Это была копия «Сада наслаждений» Иеронимуса Босха. Картина была у него давно – с детства. Поверхность была покоробленной и поцарапанной. Из гостиной в коридор картину перевесила Элеонора. Ей не нравилось, что она висит там, где они сидят каждый вечер. Босх так и не понял, в чем тут было дело: то ли ей не нравилась сама картина, то ли эстамп от старости потерял вид.

Глядя на изображенные на картине человеческие разврат и мучения, Босх думал, что следовало бы перевесить ее в гостиную.

Во сне Босх двигался в темной воде. Раздался звон, и он рванулся вверх сквозь тьму.

Свет горит, но все тихо. Стереосистема выключилась. Босх попытался разглядеть часы, и тут телефон зазвонил снова. Босх быстро схватил трубку с ночного столика.

– Да-а.

– Привет, Гарри, это Киз.

Его бывшая напарница.

– Киз, что стряслось?

– Ты в порядке? Ты какой-то… вялый.

– Я в порядке. Я просто… я спал.

Босх посмотрел на часы. Начало одиннадцатого.

– Прости, Гарри, я думала, ты работаешь, готовишься к завтрашнему заседанию.

– Я собираюсь встать пораньше и поработать.

– Что ж, сегодня ты хорошо выступил. Мы в отделении смотрели ящик. Все болели за тебя.

– Еще бы. Как у тебя?

– Нормально. Некоторым образом я начинаю сначала. Надо себя перед ними проявить.

– Не беспокойся. Ты обойдешь этих ребят в два счета. Точно как меня.

– Гарри… ты лучший. Я научилась у тебя большему, чем ты представляешь.

Босх запнулся, искренне тронутый ее словами.

– Спасибо, Киз. Тебе следовало бы звонить мне почаще.

Она засмеялась:

– Ну, я звоню не поэтому. Обещала подруге. Как в школе… Кое-кто интересуется тобой. Я сказала, что проверю, вернулся ли ты на поле боя, если ты понимаешь, о чем я.

Босх даже не задумался, прежде чем ответить.

– Не, Киз, не вернулся. Я… я еще не сдался. Еще надеюсь, что Элеонора позвонит или заедет и, может быть, мы помиримся.

– Успокойся, Гарри. Я просто обещала, что спрошу. Но если ты передумаешь… Дама очень приятная.

– Я ее знаю?

– Знаешь. Джей Уинстон из управления шерифа. У нас есть такая женская группа. Сыщицы. Сегодня мы болтали о тебе.

Босх не ответил. У него странно сдавило внутренности. Он не верил в совпадения.

– Гарри, ты где?

– Да-да, слушаю. Просто задумался.

– Что ж, не буду докучать тебе. И вот еще, Джей просила меня не называть ее имени. Понимаешь, она просто хотела спросить о тебе и тихонько прозондировать почву. Так, чтобы когда вы в следующий раз столкнетесь по работе, вы не оказались бы в неудобном положении. Не выдавай меня, хорошо?

– Хорошо. Она расспрашивала обо мне?

– Несколько вопросов. Ничего серьезного. Надеюсь, ты не против. Я сказала ей, что она сделала хороший выбор. Сказала, что, не будь я такой, какая я есть… ну, ты понимаешь… я бы тоже проявила интерес.

– Спасибо, Киз, – проговорил Босх, мысли его неслись вскачь.

– Ладно, мне надо идти. Уделай их завтра!

– Постараюсь.

Райдер повесила трубку, и Босх медленно поставил телефон обратно на базу. Внутренности сдавливало все сильнее. Он начал думать о визите Маккалеба и о том, что тот спрашивал и что он, Гарри, отвечал. А теперь и Уинстон расспрашивала о нем.

Он не верил, что это совпадение. Босху было ясно: его подозревают в убийстве Эдварда Ганна. А он дал Маккалебу достаточно психологического материала, чтобы тот поверил, что находится на верном пути.

Босх допил пиво из стоящей на ночном столике бутылки. Остатки были теплые и кислые. Бутылок в холодильнике больше нет. Он пошел за сигаретами.