Глава 15

Городской Зал правосудия занимал целый квартал и располагался напротив здания уголовного суда. На первых шести этажах разместились шериф и его вспомогательные службы, а верхние четыре были отданы под окружную тюрьму. Это бросалось в глаза даже снаружи, но главное различие заключалось вовсе не в толстых решетках на окнах верхних этажей, а в том, что выглядели они заброшенными и такими неухоженными, словно совсем недавно пережили пожар, вызванный злобой и ненавистью, копившимися в некондиционируемых камерах и наконец вспыхнувшими мрачным, коптящим огнем, от которого почернели стекла и бетонные стены.

Само здание построили из каменных блоков примерно на переломе столетия, и оно напоминало зловещую крепость даже своей архитектурой. Насколько знал Босх, оно оставалось одним из последних в деловом центре города, где при лифтах еще сохранились лифтеры. В углу кабины, обшитой изнутри деревянными панелями, действительно сидела на ветхом стульчике пожилая негритянка. В ее обязанности входило открывать и закрывать двери да вращать тяжелое колесо, заставляющее кабину встать вровень с полом при каждой остановке.

— «Семь тысяч», — сказал лифтерше Босх, входя в кабину. В последний раз он был в тюрьме довольно давно, поэтому не вспомнил имени негритянки. Она работала здесь еще до поступления Гарри на службу в полицию, как, впрочем, и остальные лифтеры в здании.

Когда кабина остановилась на шестом этаже, Босх сразу увидел Рикарда. Коп стоял у стеклянной перегородки бюро пропусков и доставал значок, чтобы положить его в скользящий ящичек.

— Вот и ты. — Босх быстро приблизился, чтобы опустить в приемное отверстие и свой значок.

— Это со мной, — сказал Рикард в микрофон.

Сотрудник внутри стеклянной кабинки обменял полицейские значки на значки посетителей и так же через ящик передал их Рикарду и Босху. Они прицепили пропуска к рубашкам, причем Гарри машинально отметил, что с этими значками можно было бы подняться даже на десятый этаж, где содержались самые опасные из подозреваемых, ожидающие либо суда, либо — уже после вынесения присяжными вердикта — отправки в тюрьмы штата.

Полицейские пошли по коридору к тюремному лифту.

— Запрятал парнишку на десятый этаж? — спросил Босх.

— Да. Я знаю там кое-кого из охраны. Давеча я объяснил своему приятелю, что нам нужно, и он обещал помочь. Уверен, из этого Тиджа уже повытрясли лишнее дерьмо, поэтому он наверняка расскажет тебе о Дэнсе все, что знает.

Тюремным лифтом, поднявшим их на верхний этаж, управлял сотрудник тюремной охраны, и Босх подумал, что это, должно быть, самая скверная должность в органах правопорядка. На десятом этаже, едва открылись двери, их встретил еще один охранник. Проверив пропуска, он велел им зарегистрироваться в толстой тетради и только потом провел по коридору, перегороженному скользящими стальными решетками, в зону, предназначенную для свиданий подследственных с адвокатами. Здесь, в большой мрачной комнате, стоял длинный стол, по обеим сторонам которого располагались тяжелые деревянные скамьи. Вдоль стола, по самой его середине тянулась разделительная перегородка высотой в один фут. В дальнем конце стола, наклонившись к этой перегородке, женщина-адвокат шепталась о чем-то со своим подзащитным, а тот приставил ладони к ушам, чтобы лучше слышать. Мускулы на руках заключенного бугрились так, что короткие рукава рубашки чуть не расходились по швам. Босху он показался настоящим чудовищем.

На стене висел плакат, запрещающий поцелуи, рукопожатия, прикосновения и прочие нарушения границы, представленной разделительным барьером. За соблюдением этих правил следил охранник. Он стоял у дальнего торца стола и, привалившись спиной к стене, лениво наблюдал за адвокатессой и ее клиентом. Его бицепсы тоже выглядели весьма внушительно.

Ожидая, пока надзиратели приведут Тиджа, Босх услышал шум, доносившийся в комнату сквозь запертую решетчатую дверь. Это был голос самой тюрьмы — гул сотен голосов, старавшихся перекричать друг друга, и усиленный многократным эхом металлический грохот и лязг. Особенно отчетливо доносились хлопки стальных дверей и — иногда — чьи-то громкие вопли.

За решеткой двери появился охранник.

— Погодите еще немного, парни. Тидж в медпункте, сейчас вам его доставят.

Он исчез так быстро, что ни Босх, ни Рикард не успели спросить, что, собственно, случилось. Гарри тем не менее почувствовал в горле горький комок, хотя Тидж был ему совершенно чужим. Бросив быстрый взгляд на Рикарда, Босх увидел, что коп улыбается.

— Поглядим, как он будет теперь себя вести, — сказал Рикард.

Босх не разделял того удовольствия, которое, казалось, испытывал коп из БАНГ, хотя и понимал, что такова оборотная сторона профессии полицейского. Имея дело с отчаянными людьми, часто приходится прибегать к крайним мерам. Он согласился на то, чтобы Тиджа поместили в «Семь тысяч», только потому, что это было его расследование, его дело. Чему радуется Рикард, Гарри не понимал.

— Чего ты хочешь? — негромко спросил он. — Почему ты вообще помогаешь мне?

— Чего я хочу? Хочу знать, что произошло. На мой взгляд, только ты способен дать мне ответ, поэтому я и помогаю. Пускай это даже будет стоить Тиджу порванной задницы. От тебя мне нужно одно, Босх: скажи, что такого сделал Кэл и как быть с его смертью дальше?

Босх откинулся на спинку скамьи, размышляя над ответом. Громила за дальним концом стола вдруг повысил голос, очевидно, не соглашаясь на предложения адвокатессы, и охранник, отлепившись от стены, шагнул вперед и угрожающе опустил руки на пояс. Рукава его рубашки были высоко закатаны, чугунные мускулы так и переливались под кожей. Громила сразу притих. Только теперь Босх разглядел на массивном левом предплечье охранника татуировку в виде букв «CL»: они темнели на светлой коже словно тавро. Гарри знал, что официально охранники утверждали, будто это сокращение означает «Клуб Линвуд» — название шерифского поста в одноименном пригороде Лос-Анджелеса, перенасыщенном бандитскими группировками, однако известно ему было и другое толкование — chango luchador — «борец с обезьянами». Охранник сам был членом банды, которому власти штата платили зарплату и разрешали носить оружие.

Босх отвернулся. Ему хотелось курить, но в округе недавно приняли закон против курения в общественных зданиях. В эту категорию попала и тюрьма, что едва не привело к восстанию среди заключенных.

— Признаться, — отозвался Босх, — я пока не знаю, что сказать тебе насчет Мура. Я и работаю над этим делом, и не работаю, если ты понимаешь, что имеется в виду. Дело Мура перекрывает два других убийства, которые я расследую, поэтому избежать его я никак не могу. Если парень сдаст Дэнса, это здорово мне поможет. Дэнс пригодился бы мне в расследовании этих двух дел и, возможно, пролил бы свет на тайну смерти Кэла. Но я не берусь утверждать наверняка. Пока мне известно только одно — обстоятельства смерти Мура таковы, что нельзя исключить убийство. Об этом, кстати, объявят сегодня на пресс-конференции. Но руководство умолчит о том, что Мур переступил черту, которую коп не имеет права переходить. Вот почему ОВР взял его след. Кэл перешел на другую сторону.

— Не может быть, — не слишком убежденно возразил Рикард. — Не может быть, Босх, я бы знал, я бы почувствовал.

— Человека очень трудно раскусить, приятель. Под каждой крышей свои мыши.

— И что они замышляют там, в Паркер-центре?

— Откуда я знаю? Впрочем, мне кажется, наши высшие чины растеряны и не знают, на что решиться. Сначала они хотели сделать вид, будто это самоубийство, и спустить дело на тормозах, но главный патологоанатом погнал волну, и им пришлось признать насильственную смерть. Вместе с тем я не рассчитываю, что сегодня на Спринг-стрит Ирвинг вытряхнет из корзины все грязное белье, позволив репортерам вдоволь в нем покопаться.

— Да уж, наши шишки любят держать свое дерьмо под подушкой, — вздохнул Рикард. — Я не собираюсь им помогать. Что касается Мура, то мне плевать, перешел он черту или нет. Я видел его в деле и могу сказать — он был отличным копом. Как-то раз Кэл один, без страховки, отправился на «стартовую площадку» и взял четырех торговцев. Я видел, как он встал между проституткой и ее сутенером и принял на себя удар, а потом выплюнул зубы на мостовую. Я сам был с ним, когда Мур девять раз подряд проехал на красный свет, пытаясь доставить в больницу старика наркомана, который загибался от передозировки героина. Все это не станет делать купленный коп, коп, который «берет». Вот поэтому я и уверен, что если Кэл действительно переступил черту, то он пытался вернуться. За это его и убрали.

Рикард замолчал, а Босх не спешил нарушить наступившую тишину. Оба отлично знали, что копу, перешедшему на другую сторону, нет пути назад. Потом Гарри услышал шаги, приближающиеся к закрытой двери.

— Лучше бы этим деятелям из Паркер-центра поскорее найти то, что они смогут мне предъявить, — с угрозой проговорил Рикард. — На их месте я не пытался бы похоронить это дело, а не то я им кое-что покажу.

Босх хотел ответить, но в это время за решетчатой дверью появились охранник и Тидж. За последние десять часов парень словно постарел на десяток лет. В глазах застыло отстраненное выражение, напомнившее Босху тех, кого он видел и знал во Вьетнаме. На левой скуле Тиджа расцветал лиловый синяк.

Решетка скользнула в сторону, и мальчик-мужчина шагнул вперед, к скамье, на которую указал ему охранник. Осторожно сев, Тидж, похоже, избегал встречаться взглядом с Рикардом.

— Ну, как дела, Кервин? — спросил коп.

Мальчишка поднял на него глаза, и Босх почувствовал, как желудок его сворачивается в тугой узел. Он вспомнил свое не слишком счастливое детство и первую ночь, проведенную в сиротском приюте Макларена. Тогда Гарри испытал непреодолимый страх и такое сильное одиночество, что ему хотелось завыть. А ведь в приюте его окружали дети, как правило, не склонные ни к насилию, ни к излишней жестокости. Тидж же провел последние десять — двенадцать часов в одной клетке с дикими зверями.

Босху стало стыдно, что он принимал во всем этом участие, однако он ничего не сказал. Постановщиком и режиссером этого жутковатого спектакля был Рикард.

— Послушай-ка, дружок, — начал коп. — Вижу, тебе здесь не очень-то весело. Мы приехали узнать, не передумал ли ты. Наше предложение, о котором мы говорили вчера, пока остается в силе.

Рикард говорил очень тихо, стараясь, чтобы его не услышал громила у противоположного конца стола.

— Хочешь выйти отсюда, Кервин? Мистер Гарри Босх поможет тебе. Он готов сделать так, что мы обо всем забудем, хотя тебя задержали на законных основаниях. Ты только расскажи нам об этом котяре Дэнсе. Взгляни-ка сюда…

Рикард достал из кармана рубашки лист бумаги и развернул его. Это оказалась стандартная форма для помощника окружного прокурора.

— У меня есть сорок восемь часов, чтобы завести на тебя дело, но из-за уик-энда все формальности откладываются до понедельника. Эта бумажка имеет к тебе самое непосредственное отношение, но я пока ничего не предпринял, поскольку мне хотелось проверить, не захочешь ли ты помочь самому себе и выйти отсюда. Если нет, значит, мне придется отправить этот документ куда следует, и тогда тюрьма станет твоим домом на ближайшие… на ближайшие двенадцать месяцев, если очень повезет. А может быть, и больше. — Рикард замолчал, ожидая хоть какой-то реакции, но ничего не произошло. — Целый год, Кервин, подумай об этом. Интересно, как ты будешь выглядеть, проведя в этих стенах год.

Тидж опустил голову, и по его щекам скатились две одинокие слезы.

— Провались в ад! — сдавленным голосом проговорил он.

Босх подумал, что он и так уже в преисподней, а этот сегодняшний ад запомнит надолго. Стиснув зубы, Гарри попытался расслабить мышцы челюсти, но ему это не удалось.

Рикард наклонился вперед к перегородке, намереваясь что-то сказать Тиджу, но Босх положил руку ему на плечо.

— Хрен с ним, — хрипло бросил он. — Отпусти его.

— Че-го?..

— Завязывай с этим.

— О чем, черт возьми, ты толкуешь?

Тидж скептически посмотрел на Босха, но Гарри не играл. От всего, что они сотворили с этим парнем, его уже тошнило.

— Послушай, — начал Рикард, — мы же сами вытрясли из этой задницы две унции фенциклидина. Он мой. Если мистер Тидж не желает помочь нам, тем хуже для него. Сейчас он снова отправится в зоопарк, и тогда посмотрим…

— Никуда он не отправится. — Босх наклонился поближе к Рикарду, чтобы не слышал охранник, стоявший за спиной. — Никуда он не отправится, Рикард. Сейчас мы заберем его с собой и отпустим. Давай действуй, иначе ты пожалеешь об этом.

— Что?!

— Я расскажу эту историю на пятом этаже. Парнишку обвиняют в хранении наркотиков с целью продажи, и он никоим образом не должен был попасть на десятый этаж тюрьмы. Это на тебе, Рикард. Я пожалуюсь, и твой здешний приятель тоже сгорит к чертовой матери. Ты хочешь этого? И только потому, что ты не сумел разговорить подследственного?

— Ты уверен, что ОВР станет поднимать шум из-за этого маленького торговца дерьмом?

— Нет, не уверен. Зато не сомневаюсь, что им захочется как следует вздрючить тебя. Можешь быть спокоен — отдел внутренних расследований отымеет тебя по полной программе, так что потом будешь переставлять ноги еще медленнее, чем этот парень.

Гарри выпрямился. Несколько секунд и он, и Рикард молчали, но Босх видел, что коп думает, изо всех сил пытаясь понять, не шутка ли это.

— Такой как ты, и вдруг пойдет кляузничать в ОВР? Не верю.

— Рискни.

Рикард посмотрел на отношение прокурору, которое все еще держал в руке, и вдруг смял бумагу.

— О'кей, Босх. Не забудь только внести меня в свой список.

— В какой список?

— В список тех, к кому тебе лучше не поворачиваться спиной.

Босх встал, поднялся и Рикард.

— Мы освобождаем его, — сказал он охраннику, а Босх добавил, указывая на Тиджа:

— Я хочу, чтобы этого человека охраняли, пока он не выйдет отсюда.

Охранник кивнул. Тидж настороженно молчал.

На все формальности ушел час. После того как Рикард подписал необходимые бумаги и они получили свои полицейские значки, обоим пришлось ждать у стеклянной перегородки на седьмом этаже. Они не разговаривали.

Отвращение к себе переполняло Босха. Он едва не изменил себе — своему искусству и своему главному принципу: желая раскрыть дело, поступай так, чтобы люди сами говорили с тобой. Не насилуй и не принуждай их. На этот раз Гарри едва не забыл об этом.

— Езжай, если хочешь, — сказал он Рикарду.

— Уеду, как только пацан выйдет из этих дверей и попадет в твои руки. Мне он не нужен, но я хочу видеть, как он уедет с тобой. Это на тот случай, если дело как-нибудь обернется против меня. Вдруг…

— Что ж, это разумно.

— Да.

— Но все равно, Рикард, тебе еще многому надо учиться. Не бывает черного или белого, и совсем не каждого улица должна перемолоть. Возьми такого паренька, как этот, и…

— Избавь меня от нравоучений, Босх. Может, мне и есть чему поучиться, но только не у тебя. Ты, неудачник, можешь научить меня только тому, как быстрее скатиться вниз по лестнице. Благодарю покорно…

— Конечно. — Босх отошел к дальней стене комнаты, где стоял дерматиновый диван. Через пятнадцать минут появился Тидж. Рикард и Босх встали по сторонам от него и проследовали к лифтам. Когда они вышли из Зала правосудия, Рикард сразу направился к своей машине, бросив на ходу Босху:

— Пошел ты!..

— Иду, — кивнул Босх.

Он остановился на тротуаре, закурил сигарету и предложил одну Тиджу. Тот отказался.

— Я все равно ничего не скажу, — устало проговорил он.

— Знаю, — отозвался Босх. — Отвезти тебя куда-нибудь? К нормальному врачу, например? Или просто подбросить до Голливуда?

— Лучше до Голливуда.

Они пошли к машине Босха, стоявшей в двух кварталах от тюрьмы, возле Паркер-центра. Оттуда Босх вывернул на Третью авеню и поехал в направлении Голливуда. Позади осталась уже половина пути, но ни один из них не произнес ни слова.

— У тебя есть дом? — нарушил молчание Гарри. — Где лучше тебя высадить?

— Где-нибудь.

— И нет никакого места, где ты мог бы остановиться?

— Нет.

— А семья, родители?

— Нет.

— Как же ты будешь?

— Как-нибудь.

Босх повернул на запад, на Вестерн. Оба молчали еще минут пятнадцать, прежде чем Босх остановился у мотеля «Убежище».

— Это что?

— Посиди в машине. Я вернусь через минуту.

Управляющий мотелем попытался с ходу сдать Гарри седьмой номер, но Босх предъявил полицейский значок и предложил тому подумать еще раз. Управляющий, в той же самой или точно такой же грязно-белой майке, в которой Гарри видел его в рождественскую ночь, подумал и вручил Гарри ключ от тринадцатого номера. Босх вернулся к машине, отдал ключ Тиджу и достал бумажник.

— Я снял для тебя комнату на неделю. Может, она тебе не слишком понравится, но все же… Мой тебе совет на прощание: поразмысли хорошенько о том, что случилось, а потом уноси ноги из этого города. Уезжай подальше. Места, где живут по-человечески, пока еще не перевелись.

Тидж удивленно вертел в руках ключ. Босх порылся в бумажнике и отдал ему всю наличность — сорок три доллара.

— Ты снял мне номер, дал денег и думаешь, что я буду с тобой разговаривать? Я тоже смотрю телевизор, коп. Вы все разыграли — ты и твой приятель.

— Не пойми меня неправильно, парень, но я делаю это потому, что так нужно. В первую очередь мне самому. Это вовсе не значит, что я одобряю способ, которым ты зарабатываешь себе на жизнь. Если я опять увижу тебя на улице, знай — возьмусь за тебя как положено. Просто я должен был дать тебе шанс, пусть маленький, но все же… Поступай с этими деньгами как знаешь. А теперь иди. Это не спектакль.

Парнишка открыл дверцу, вылез из машины и обернулся к Босху.

— Зачем тебе это надо?

— Не знаю. Наверное, потому, что ты послал Рикарда. Я должен был сделать это сам, но не сделал. А теперь — прощай. Я спешу.

Тидж, поколебавшись, сказал:

— Дэнс уехал. Никак не пойму, что вам от него понадобилось.

— Слушай, паренек, я не…

— Знаю. — Босх пристально посмотрел на него. — Он уехал, уехал из города. Дэнс узнал, что поставщик накрылся, и отправился узнать, как нужно поступить, чтобы начать все сначала. Ему самому хочется стать поставщиком.

— Уехал из города?

— Ну да. Он говорил, куда-то в Мексику, но куда — не знаю. В общем, его нет. Поэтому я и занялся «карамельками».

Захлопнув дверцу, Тидж скрылся во внутреннем дворе мотеля. Босх сидел в машине, и в мозгу его вертелся вопрос Рикарда: что будет с этим парнем через год? Потом он вспомнил, как много лет назад сам жил в таких же третьеразрядных мотелях. Ему удалось выбраться из трясины, с самого дна, выжить… Значит, шанс есть и у Тиджа. Впрочем, шансы есть всегда.

Потом он завел мотор и медленно отъехал.