Глава 14

Институт по борьбе с фруктовой мушкой находился на восточной окраине Лос-Анджелеса, на Сан-Фернандо-роуд, неподалеку от окружного медицинского центра при Южно-Калифорнийском университете, где помещался и морг. Босху хотелось свернуть, чтобы повидаться с Терезой, но он отверг эту мысль. Пожалуй, чтобы она успела остыть, ей следовало дать больше времени. Гарри сознавал, что он на самом деле просто трусит, но менять решение не стал, а поехал дальше.

В здании, занимаемом институтом, когда-то помещалась окружная лечебница для душевнобольных, однако уже несколько лет минуло с тех пор, как в эти стены поступил последний больной. Виной тому были постановления Верховного суда, из-за которых властям — и полиции как одному из инструментов исполнительной власти — стало невероятно сложно подбирать психов на улице и задерживать для обследования даже ради поддержания общественной безопасности. Вскоре округ соединил все центры психической коррекции в одно учреждение, и лечебницу на Сан-Фернандо-роуд закрыли.

С тех пор пустующее здание использовалось в самых разных целях — в частности для съемок малобюджетного фильма о доме с привидениями и даже как временный морг, когда очередное землетрясение разрушило специальное здание в медцентре. Трупы хранили в двух прицепах-рефрижераторах на стоянке, причем из-за спешки, неизбежной в чрезвычайных обстоятельствах, властям округа пришлось воспользоваться первыми попавшимися машинами, поэтому поначалу никто не обращал внимания на то, что на борту одного из холодильников аршинными буквами было написано: «Живые омары из Мэна!» Сам Босх этот рефрижератор не видел, но читал о нем в «Таймс», в разделе «Лос-анджелесские курьезы».

На контрольно-пропускном пункте при въезде на территорию института дежурил служащий полиции штата. Босх опустил стекло, предъявил полицейский значок и осведомился, кто здесь главный борец с фруктовыми мушками. Отчаянно скучавший коп этого не знал, зато указал Гарри, где находятся стоянка и вход в административную часть.

На двери, ведущей к кабинетам администрации, все еще сохранилась надпись: «Вход пациентам без сопровождения запрещается!» Босх вошел внутрь и двинулся по длинному коридору, на ходу кивнув еще одному полицейскому. Наконец он достиг столика секретаря, где еще раз назвал себя и предъявил документы. У сидевшей за столиком женщины Босх спросил, как ему увидеть главного энтомолога. Секретарша быстро переговорила с кем-то по телефону, а потом проводила Гарри в ближайший кабинет и представила его человеку по имени Роланд Эдсон. Сама она, явно находясь в затруднении, замешкалась в дверях, так что Эдсон в конце концов отправил ее на рабочее место.

Когда они остались вдвоем, хозяин кабинета сказал Босху:

— Вы уверены, что вам нужно ко мне, детектив? Ведь я, чтобы заработать себе на жизнь, убиваю мух, а не людей.

Он громко рассмеялся, и Босх изобразил вежливую улыбку. Эдсон был невысоким мужчиной в белой рубашке с короткими рукавами, с бледно-зеленым галстуком. Его чисто выбритая голова от частого пребывания на солнце покрылась крупными веснушками. Он носил сильные очки без оправы. Увеличивая его глаза, они делали мистера Эдсона чем-то похожим на существа, с которыми он боролся. Босх почти не сомневался, что подчиненные между собой называют шефа Мухой.

Когда смех Эдсона умолк, Гарри объяснил, что работает над раскрытием убийства и не может посвятить его во все детали, поскольку расследование носит конфиденциальный характер. Он предупредил также, что вслед за ним, детективом Босхом, институт могут посетить и другие сотрудники полиции, чтобы задать еще кое-какие вопросы. Потом Гарри попросил в общих чертах ознакомить его с проблемами разведения и транспортировки стерильных фруктовых мушек, искренне надеясь, что его скромная просьба о квалифицированной помощи заставит разговориться этого бюрократа.

Многое из того, что рассказал Эдсон, Босх уже знал от Терезы Коразон, однако ловко притворился, будто все это для него в новинку. Он даже достал блокнот и стал делать пометки.

— Вот здесь у нас есть один экземпляр. — Эдсон взял со стола пресс-папье, представлявшее собой стеклянный монолит, внутри которого, словно доисторическое насекомое в куске янтаря, была навечно заключена фруктовая мушка.

Босх деловито кивнул и попытался перевести разговор в практическое русло, а именно — поближе к Мехикали. По словам энтомолога, тамошняя компания-подрядчик, занимавшаяся разведением мух, называлась «Энвиро брид» и поставляла в институт в среднем по тридцать миллионов экземпляров насекомых в неделю.

— Как они сюда попадают? — осведомился Босх.

— В стадии куколок, разумеется.

— Конечно. Но я спросил — как?

— Стадия куколки, детектив Босх, характеризуется тем, что в этот период насекомое не движется и не питается. Куколкой в энтомологии именуется переходная форма от лярвы — личинки, к имаго — взрослой половозрелой особи. Для перевозки это просто идеальный период. Куколки поступают к нам в специальных инкубаторах — средосохраняющих контейнерах, как мы их называем. Вскоре после того как насекомые поступают к нам, из куколок появляются мушки, вполне готовые к тому, чтобы их можно было выпускать на плантации.

— То есть насекомые, попадающие сюда, проходят крашение и обработку радиацией?

— Совершенно верно. Я, кажется, уже говорил об этом.

— И они поступают в виде куколок, а не личинок?

— Вы очень верно ухватили суть дела, детектив Босх.

Босх подумал, что мистер Эдсон — самый настоящий официозный прыщ на ровном месте. Определенно его прозвали здесь Мухой. Или, точнее, Имагой — взрослой половозрелой особью.

— О'кей, — сказал он. — Но как же случилось, что в Лос-Анджелесе я обнаружил личинку — лярву, как вы выражаетесь, — окрашенную, но еще не подвергнутую воздействию радиации? Это возможно?

Эдсон задумался. Ему явно не хотелось спешить с ответом и попасть пальцем в небо. Босх между тем пришел к заключению, что Эдсон принадлежит к тому типу людей, которые каждый вечер смотрят телевикторину «Джеперди» и выкрикивают ответы раньше участников, даже если остаются в доме одни.

— Что ж, детектив, в нашем мире все возможно, но я тем не менее сказал бы, что описанная вами ситуация в высшей степени невероятна. Как я упоминал, прежде чем прислать нам товар, поставщики пропускают упаковки с куколками через радиационную установку. В этих коробках мы часто находим не только куколок, но и личинки, поскольку полностью отделить одних от других практически невозможно. Но ведь личинки тоже подверглись действию жесткого излучения, так что я понятия не имею, как к вам попал нестерилизованный экземпляр.

— Иными словами, если на одежде какого-то человека я нашел такую личинку, какую вам описывал, значит, этот человек приехал в Лос-Анджелес не отсюда?

— Да. Я бы сказал — да.

— Сказали бы?

— Да, детектив. Мой ответ — да.

— Так откуда же приехал этот человек?

И снова мистер Эдсон задумался и поправил очки на переносице тупым концом карандаша.

— Коль скоро вы, детектив, представились сотрудником отдела по расследованию убийств и, очевидно, лишены возможности задать этот вопрос тому, о ком все время говорите, я заключаю, что бедолага скорее всего мертв.

— Вам следовало бы участвовать в «Джеперди», мистер Эдсон.

— Доктор Эдсон, — поправил Босха энтомолог. — Но все равно я понятия не имею, где именно этот человек подцепил такую личинку.

— Он мог быть одним из тех, кто занимается разведением фруктовых мушек в Мексике или на Гавайях. Верно?

— Пожалуй. А возможно, и…

— И?..

— Ну, мистер Босх, полагаю, вы видели охрану вокруг нашего института? Откровенно говоря, есть люди, которым не очень нравится, чем мы тут занимаемся. Отдельные экстремистски настроенные элементы вообще считают, что природа должна идти своим путем. Иными словами, если фруктовая мушка облюбовала для размножения Южную Калифорнию, то кто мы такие, чтобы ей мешать? Зачем мы лезем не в свое дело? Некоторые группировки дошли до прямых угроз, анонимных, правда, но все-таки… Они собираются разводить нестерильных мушек и выпускать на плантации, чтобы вызвать массированную инвазию. Окажись я на их месте, я стал бы красить и нестерильных мушек, чтобы сбить своих противников с толку.

Эдсон явно гордился своей проницательностью, но Босх не мог с ним согласиться. Теория доктора не соответствовала известным ему фактам. Тем не менее он кивнул, давая понять собеседнику, что внимательно рассмотрит предложенную им версию.

— Как именно осуществляются поставки? — задал Гарри следующий свой вопрос. — Например, из Мехикали? По какому маршруту движется к вам этот нежный груз?

Доктор Эдсон рассказал Босху, что на фирме, занимающейся разведением фруктовых мушек, куколки упаковываются в пластиковые тубы длиной шесть футов, отдаленно напоминающие сосиски. Эти сосиски, в свою очередь, укладывают в картонные короба, снабженные инкубационными установками и увлажнителями. После этого готовые средосохраняющие контейнеры запечатывают в лаборатории «Энвиро брид» под надзором инспектора министерства сельского хозяйства США и на грузовиках доставляют через границу на север, к Лос-Анджелесу. Еще Босх узнал, что груз из «Энвиро брид» поступает два или три раза в неделю, в зависимости от запасов окуклившихся личинок.

— И эти картонки не досматривают на границе? — поинтересовался Босх.

— Их досматривают, но не вскрывают. При вскрытии контейнера может пострадать содержимое. В каждом таком ящике, как вы понимаете, образуется свой собственный, тщательно сбалансированный микроклимат. Но, как я уже упоминал, процедуру опечатывания производят под наблюдением американского правительственного чиновника, а в нашем институте каждый картон осматривают повторно, чтобы удостовериться в целостности пломбы и сохранности груза. Да еще пограничный патруль сверяет номера на пломбах и контейнерах с транспортной накладной водителя и с нашей таможенной спецификацией. Все это достаточно надежно, детектив Босх, к тому же подобная система одобрена на самом высоком уровне.

Гарри молчал. Он отнюдь не собирался спорить, надежен ли существующий порядок, однако его весьма интересовало, кто на самом высоком уровне выдумал всю эту процедуру — пограничный патруль или сами ученые.

— Могли бы вы провести меня на «Энвиро брид», если мне случится попасть в Мехикали? — спросил он.

— Это невозможно, — быстро ответил Эдсон. — Не забывайте: наши подрядчики — это частные фирмы, так что всех мушек мы получаем с предприятий, находящихся в частном владении. Правда, на каждом таком заводе присутствует государственный чиновник из американского министерства сельского хозяйства, да и ученые-энтомологи — такие, как я, — иногда совершают инспекционные поездки на места, однако мы не можем потребовать, чтобы подрядчики допустили на предприятия полицию или кого бы то ни было, не предъявив сначала претензий по соблюдению условий нашего контракта. Иными словами, детектив Босх, если вы объясните мне, что они натворили, я скажу вам, добьюсь ли для вас пропуска на предприятие или нет.

Босх не ответил. Он с самого начала решил посвящать в детали расследования как можно меньше посторонних, поэтому поспешил переменить тему.

— Велики ли контейнеры, в которые укладывают тубы с насекомыми? — осведомился он.

— Ну, это ящики довольно внушительных размеров. При разгрузке нам, как правило, приходится пользоваться погрузчиком.

— Не могли бы вы показать мне один такой контейнер?

Эдсон взглянул на часы и слегка нахмурился.

— По-моему, это можно устроить. Я, правда, не знаю, были ли у нас сегодня свежие поступления, но…

Босх поспешил встать, чтобы Эдсон не передумал. Энтомолог тоже поднялся и повел Гарри по другому длинному и мрачному коридору, мимо других кабинетов и лабораторий, когда-то служивших палатами для содержания буйных и тихих, закоренелых наркоманов и брошенных стариков. Босх даже вспомнил, что давно, когда был еще простым патрульным, вел по этому коридору женщину, арестованную им на горе Флеминг. Женщина пыталась вскарабкаться на стальную ферму, поддерживающую первую букву «Л» в придорожной стеле-указателе «Голливуд», уже имея наготове нейлоновый шнур с загодя завязанной скользящей петлей на конце. Несколько лет спустя Босх прочел в газете, что сразу же после выписки из госпиталя имени Паттона эта женщина направилась прямиком к указателю и довела свое дело до конца.

— Должно быть, это тяжело — расследовать убийства, — проговорил Эдсон на ходу. Гарри ответил так, как отвечал на подобные сентенции всегда:

— Иногда не очень. По крайней мере для жертв, с которыми я имею дело, страдания и несчастья уже закончились.

Маленький энтомолог не проронил больше ни слова. Коридор закончился толстой стальной дверью. Эдсон распахнул ее, и оба оказались в просторном пакгаузе, напоминающем ангар, покрытый легкой алюминиевой крышей. Примерно в пятидесяти футах от двери Босх увидел с полдюжины рабочих — все явные латиносы. Они укладывали большие белые коробки на колесные тележки и катили их к широким двустворчатым дверям в дальнем конце разгрузочной зоны. Босх отметил, что каждый такой ящик по своим габаритам весьма напоминает гроб.

Коробки при помощи миниатюрного подъемника выгружали из белого фургона, на борту которого голубыми буквами было написано «Энвиро брид». Возле распахнутой водительской дверцы стоял белый мужчина и наблюдал за работой. Еще один белый с раскрытой папкой в руках суетился у открытого кузова и, наклонившись, сверял номера на пломбах каждого контейнера и делал пометки.

— Вам повезло, — объявил мистер Эдсон. — Мы застали процесс разгрузки. Отсюда средосохраняющие контейнеры отправляют в лабораторию, где завершается процесс метаморфоза, или превращения, как мы его здесь называем. — Эдсон указал сквозь открытые двери ангара на шесть оранжевых пикапов, выстроившихся на стоянке снаружи. — Взрослые мушки помещаются в закрытые корзины, и наш, с позволения сказать, флот развозит их по зонам атаки. В настоящее время одна такая зона составляет примерно сотню квадратных миль. Каждую неделю мы выпускаем на плантации около пятидесяти миллионов мушек, иногда больше, если нам удается получить дополнительное количество. В конце концов стерильные особи должны численно подавить популяцию нестерильных мушек и полностью ее вытеснить! — В голосе энтомолога явственно прозвучали триумфальные нотки. — Не хотите ли поговорить с водителем из «Энвиро брид»? — осведомился мистер Эдсон. — Уверен, он с удовольствием ответит на…

— Нет, — поспешно перебил его Гарри. — Мне просто хотелось своими глазами увидеть, как это все у вас делается. Кстати, доктор, я был бы вам крайне признателен, если бы вы сохранили мой визит в тайне.

Говоря это, Босх наблюдал за разгрузкой и вдруг заметил, что водитель фургона смотрит прямо на него. Его загорелое лицо было изборождено глубокими, резкими морщинами, а волосы, прикрытые широкополой соломенной шляпой, выглядели совершенно белыми. В зубах водитель держал длинную коричневую сигарету. Босх устремил на него взгляд, осознав, что его, пожалуй, расшифровали. Ему даже показалось, что по губам водителя скользнула легкая улыбка, но он быстро отвел взгляд и со скучающей миной продолжил наблюдать за разгрузкой.

— Могу я быть вам еще чем-нибудь полезен, детектив? — спросил Эдсон.

— Нет, док, спасибо. Вы мне очень помогли.

— Надеюсь, вы сумеете выбраться отсюда.

Эдсон скрылся в коридоре за дверью, а Гарри сунул в рот сигарету, но закуривать не стал. Отмахнувшись от каких-то назойливых насекомых, которые вились прямо перед его лицом (возможно, подумал он, это и есть те самые крашеные фруктовые мушки), он спустился по ступенькам погрузочной зоны и вышел из ангара через распахнутые въездные ворота.

Возвращаясь в город, Босх все же решил выяснить отношения с Терезой. Свернув на стоянку университетского медцентра, он потратил минут десять, чтобы воткнуть куда-нибудь свой «каприс». Наконец ему повезло, и он припарковал машину в самой глубине площадки, где стоянка примыкала к старой железнодорожной станции. Несколько минут Босх сидел в салоне, курил и обдумывал, что же ему сказать Терезе, машинально разглядывая порыжевшие от ржавчины вагоны и бурые рельсы. На путях он заметил нескольких чоло, метисов или индейцев, в просторных майках и мешковатых брюках. Они медленно двигались по территории станции. Один из них, державший в руке аэрозольный баллончик с краской, задержался возле пульмана и начертал на его стенке несколько слов. Фраза была на испанском, но Босх понял ее смысл. «Смейся сейчас, плакать будешь потом» — таков был девиз молодежной банды, почти полностью исчерпывавший ее немудреную философию.

Босх следил за чоло, пока они не исчезли за стоящим на запасном пути товарным составом. Потом он выбрался из машины и прошел в морг через заднюю дверь. Отсюда обычно поступали свежие трупы. Охранник, увидев значок, кивнул Босху.

Сегодня в морге явно был не самый тяжелый день; во всяком случае, запах дезинфекции заглушал запахи смерти и разложения. Нигде не задерживаясь, Гарри свернул к холодильникам номер один и два, а оттуда прошел к лестнице, ведущей на второй этаж, к кабинетам администрации.

У секретарши, занимавшей столик в приемной, он спросил, может ли доктор Коразон принять его. Девица, бледной кожей и волосами немыслимого розоватого оттенка напоминавшая клиентов морга, негромко переговорила с начальницей по селектору и пригласила Босха войти.

Тереза стояла за своим столом и глядела в окно. Окно выходило на железнодорожную станцию, и Босх подумал, что она, возможно, видела его на стоянке. Впрочем, со второго этажа панорама открывалась более широкая, и на пространстве между деловой частью города и горой Вашингтон Тереза могла выбрать для наблюдений любой другой объект. Босха даже удивило, как четко видны отсюда небоскребы Лос-Анджелеса. Впрочем, день с самого утра выдался погожий.

— Я с тобой не разговариваю, — не поворачиваясь заявила Тереза.

— Да будет тебе…

— Нет.

— Тогда зачем велела меня впустить?

— Чтобы сказать, что я с тобой больше не разговариваю, что я очень на тебя зла и что теперь мое назначение на должность начальника судебно-медицинской лаборатории вряд ли состоится.

— Не переживай так сильно, Тереза. Я слышал, что во второй половине дня в Паркер-центре состоится пресс-конференция. Уверен, что все еще образуется.

Ничего более умного Босх не придумал. Тереза обернулась к нему и прислонилась спиной к оконному переплету. Ее взгляд, казалось, способен был выжечь его имя на надгробной плите. Несмотря на разделявшее их расстояние, Босх уловил запах ее духов.

— И уж конечно, я должна поблагодарить за это тебя, — желчно заметила Тереза.

— Не меня. Насколько мне известно, это Ирвинг собирает журналистов…

— Не вешай лапшу мне на уши, Гарри. Мы оба прекрасно знаем, как ты поступил с информацией, которую я тебе доверила. И мы оба знаем, что это маленькое дерьмо Ирвинг решил, будто во всем виновата я одна. Теперь у меня есть все основания считать, что должности начальника лаборатории мне не видать. Полюбуйся-ка на этот кабинет, Босх. Ты видишь меня в этом интерьере в последний раз.

Босх уже не раз замечал, что во время профессионального спора многие женщины, с которыми ему приходилось иметь дело (в основном с женщинами-полицейскими или адвокатессами), как бы становятся ближе к земле. Гарри всегда подозревал, что им, вероятно, кажется, будто это ставит их на один уровень с мужчинами, которым им приходится противостоять.

— Пресс-конференция все изменит, — упрямо повторил он.

— Да о чем ты говоришь! Ирвинг наверняка шепнет своим друзьям из комиссии, что по ходу незавершенного расследования я допустила утечку секретной информации, и моя участь решится в два счета.

— Но он же не знает наверняка, что это именно ты. Напротив, убежден, Ирвинг подумает в первую очередь обо мне. Бреммер — журналист из «Таймс», заваривший всю эту кашу, — когда-то уже имел со мной дело, и Ирвингу об этом известно. Так что перестань паниковать. Собственно, я заехал спросить, не хочешь ли ты пообедать со мной или что-нибудь в этом роде.

Это был неверный ход. Босх увидел, как лицо Терезы заливается краской гнева.

— Пообедать или что-то в этом роде? Да ты что, издеваешься?! Ты, ты!.. Ты только что сказал мне, будто мы двое — основные подозреваемые в организации утечки, а теперь предлагаешь показаться с тобой в ресторане? Да ты представляешь себе, чем это может…

— Ну ладно, Тери, удачной тебе пресс-конференции, — перебил ее Босх. — Пока.

С этими словами он повернулся и пошел к дверям.

На полпути к деловому центру города пейджер Босха запищал, а на экране высветился прямой номер лейтенанта Девяносто Восемь Фунтов. Наверное, беспокоится за свою статистику, подумал Гарри. Вызов он решил проигнорировать. Заодно отключил и установленный в машине радиотелефон «Моторола».

Свою машину Босх остановил только тогда, когда заметил припаркованный на Альварадо грузовик с марискос — легкими закусками морского происхождения. Он купил два бутерброда тако по-калифорнийски — на кукурузной лепешке с кориандром и густой сальсой.

В нескольких ярдах от грузовика стоял человек и читал на память стихи из Священного Писания. Чашка с водой довольно устойчиво держалась в его волосах, подстриженных в стиле «афро», популярном в семидесятых годах. Время от времени человек поднимал руку, брал чашку и делал из нее несколько глотков, не переставая при этом бойко декламировать фрагменты из книг Нового Завета. Прежде чем начать чтение, он называл слушателям главу и номер стиха. У ног его стоял стеклянный аквариум, наполовину заполненный монетами, и Босх, расправившись с едой и купив на дорогу бутылку кока-колы, бросил туда всю сдачу.

— Господь да благословит тебя! — услышал он в ответ.