18
Мнительность полезна. Она помогает поддерживать жизненный тонус, а он порой решает дело.
Из библиотеки я отправился в Сивик-центр. Что может быть естественнее, чем бывший легавый, навещающий полицейское управление? Однако, добравшись до здания «Лос-Анджелес таймс», я круто, не тормозя и не давая сигнала поворота, взял влево и проскочил перед движущимся транспортным потоком в туннель под Третьей улицей. Там я еще раз нажал на акселератор, и послушный «мерседес», приподняв наподобие лодки нос, с ревом понесся по протянувшейся на три квартала подземке.
Не отрывая взгляда от дороги, я краем глаза посматривал в зеркало заднего вида, не висит ли на мне «хвост». Свет от фар падал на выложенные плитками полукруглые стены туннеля, образуя причудливые блики. Киношники часто арендуют у городских властей этот туннель для съемки эффектных сцен погони. Блики выдавали автомобиль, едущий следом. Если же фары были выключены, это вызывало подозрение.
Я улыбался, сам не зная почему. Когда у тебя на «хвосте» висят фэбээровцы, радоваться нечему. Ребята из Уэствуда тоже шутить не любят. И тем не менее настроение у меня было приподнятое. «Мерседес» летел как птица. Я словно парил в вышине. Такого подъема я ни разу в патрульной машине не ощущал.
Выскочив из туннеля, я резко взял вправо и тормознул. Шины взвизгнули, «мерседес» остановился. Я сидел, глядя в зеркальце заднего вида. Из туннеля одна за другой появлялись машины, но ни одна не свернула влево, даже не притормозила. Я либо оторвался от вероятного преследователя, либо он оказался опытным и предпочел потерять объект, нежели выдать себя.
Есть еще вариант: за мной установлен надзор с помощью электроники. Мой «мерседес» могли оснастить соответствующим устройством в любом месте, где я сегодня побывал. В гараже при библиотеке любой механик сумел бы подлезть под машину и установить «жучок». Механик мог поджидать меня ранее, у федерального здания. Это означает, что фэбээровцы уже знали, что мы катались с Роем Линделлом по городу. Позвонить ему по мобильнику и предупредить? Нет, лучше по городскому телефону. Да-а… Мнительность не такая уж хорошая штука. С одной стороны, она повышает жизненный тонус, с другой – ослабляет волю.
Я влился в поток машин, идущий к голливудской скоростной магистрали, и старался не смотреть в зеркало заднего вида. Магистраль, пересекающая район Голливуда в направлении перевала Кауэнга, тянется по возвышенности. Отсюда хорошо видны места, где я провел значительную часть своего служебного времени. Вон здание «Кэпитол рекордс», напоминающее огромные стопки патефонных пластинок. Вот отель «Ашер», переделанный в элитный многоквартирный дом. Я видел огни в окнах домов на темных склонах Бичвуд-каньон и холмах Уитли-Хайтс. Видел громадные, на десять этажей, панно, прославляющие игроков городской баскетбольной команды, на стене какого-то незначительного здания. Поменьше – на соседнем доме – была реклама «Мальборо». Молодцеватый джентльмен со свисающей изо рта сигаретой.
В любое время года Лос-Анджелес лучше всего смотрится ночью. Только в темноте ощущаются его таинственность и загадочное очарование. При первых же лучах солнца занавес поднимается, таинственность и очарование пропадают, и возникает чувство подстерегающей тебя опасности. Лос-Анджелес рос в пустыне, его удобряли вздорными мечтателями и фальшивыми кумирами, но зной и песок берут свое, иссушают, обеспложивают город. По улицам движутся перекати-поле в человечьем обличье, а за углом в расселинах голых скал таятся хищники.
Я съехал у Малхолланд-драйв, пересек магистраль и на развилке свернул на Вудро Вильсон-драйв, тянущийся по склону горы. В доме у меня было темно. Поднявшись на крыльцо под навесом, я прошел на кухню. Там тускло мигал красноватый огонек автоответчика, который стоял на столе. Я включил верхний свет и нажал на аппарате кнопку «воспроизведение».
Мне поступило два сообщения: первое – от Киз Райдер, повторившей все, что она сказала мне лично, второе – от Лоутона Кросса. Скрипучим голосом он говорил, что желает сообщить мне кое-что еще. Я представил, как жена держит микрофон у его губ. Сообщение было записано два часа назад. Несмотря на позднее время, я решил сделать ответный звонок. Очевидно, телефон в доме Кроссов снабжен определителем номера, потому что сухой, отрывистый голос Дэнни нес оттенок недоброжелательности.
– Дэнни, это Гарри. Ло мне звонил…
– Он уже спит.
– Может, разбудишь? По-моему, он хотел рассказать что-то важное.
– Я знаю, что он хотел рассказать.
– Слушаю тебя.
– Он хранил дома копии дел. Держал их у себя в кабинете.
Я что-то не припомню в их доме кабинета.
– Полные копии?
– Не знаю. Держал их на полках.
– Держал? В прошедшем времени?
– Когда с ним это случилось, я переделала кабинет в комнату. Полки пришлось перенести в гараж.
– Еду к вам! – объявил я.
– Ни в коем случае, уже поздно. Я ложусь спать.
– Я буду через полчаса. Подожди, Дэнни, не ложись.
Я быстро положил трубку, чтобы она не успела возразить.
Не заходя в комнату, я покинул дом. Свет в кухне не погасил.
В Долине сеял мелкий дождичек. Дорога сделалась скользкой. Гнать было опасно. Я потратил более получаса, пока добрался до Мельба-авеню. Когда я приблизился к дому, дверь гаража поднялась. Дэнни ждала меня. Я шагнул в гараж. Он был рассчитан на две машины, но сейчас заставлен старой мебелью и пустыми ящиками. У «шевроле-малибу», которым пользовался Кросс, был приподнят капот, будто кто-то копался в моторе и отошел покурить. Крыша автомобиля покрыта густым слоем пыли. На машине тоже громоздились ящики. Яснее ясного: Кросс никогда больше не сядет за руль.
Дверь, ведущая в дом, отворилась – на пороге показалась Дэнни в длинном халате, туго перехваченном поясом на ее тонкой талии. Лицо у нее, как всегда, недовольное. А жаль, она красивая женщина или по крайней мере была когда-то красивой.
– Дэнни, я тебя не задержу. Ты только покажи мне, где…
– Там, в углу, возле стиральной машины.
Я обошел автомобиль и за стиральной машиной с сушилкой увидел две двойные полки. Раньше они закрывались на ключ, но сейчас запоры были выворочены. Лоутон, вероятно, купил их на распродаже.
Я нагнулся и открыл наугад первую полку слева. Пожелтевший телефонный справочник, стоячая рамка с фотографией, изображающей улыбающихся Дэнни и Лоутона Кросс, файловые папки для входящих и исходящих бумаг. В папке с надписью «Входящие» лежала вложенная карта Гриффит-парка. Никаких папок с делами.
Они обнаружились на второй полке. Я пробежал взглядом перечень преступлений и фигурантов. Ничего примечательного. В третьей полке – досье с надписью “Кинокомпания «Эйдолон»”. Я отложил их в сторону и продолжил поиски. Вскоре наткнулся на папку «Антонио Маркуэлл» и вспомнил нашумевшее пять-шесть лет назад дело – Маркуэлл, девятилетний паренек, исчез тогда из родительского дома в Чатсуорте. Происшествием занялась полиция совместно с ФБР. От полиции дело вели Лоутон Кросс и Джек Дорси, которые и вычислили подозреваемого-педофила, живущего в трейлере. Преступник показал им пещеру в Гриффит-парке, куда он сбросил тело убитого им мальчика. Если бы педофил не раскололся, Антонио Маркуэлла никогда бы не нашли. В Бронсон-каньоне много мест, где можно спрятать тело жертвы.
После этого случая Кросс и Дорси возомнили себя Шерлоками Холмсами. Они не знали, что ожидает их в будущем.
Я закрыл полку. Других дел, на которые я мог бы опереться в своем расследовании, не было. Последняя полка оказалась пустой. Для удобства я положил дело “Кинокомпании «Эйдолон»” на крышу машины и начал его листать. Вообще-то надо было бы взять папку под мышку и сматывать удочки, но мне не терпелось узнать, что сохранил Кросс.
Открыв папку, я сразу же понял, что дело неполное. Не хватало основных записей о ходе расследования. Отсутствовали бумаги относительно обстоятельств гибели Анджеллы Бентон. Записи в основном касались ограбления и перестрелки на съемочной площадке. Правда, имелись показания свидетелей, в том числе мои собственные, и данные судебно-медицинской экспертизы, в частности, результаты сравнения ДНК спермы с тела Анджеллы Бентон и крови с фургона похитителей. Анализы не совпадали. Здесь же содержались итоги допросов и схемы места и времени нахождения подозреваемых и свидетелей в момент совершения преступления. В схемах фигурировали одиннадцать лиц. Некоторые имена были мне неизвестны. Эти бумаги – хорошая находка, их необходимо изучить поподробнее.
Я хотел посмотреть запись о звонке насчет обнаруженной ошибки в списке номеров на банкнотах, как за спиной у меня раздался голос Дэнни. Оказывается, она и не уходила в дом.
– Нашел, что нужно?
Я обернулся. Мне бросилось в глаза, что пояс у нее на халате развязан и из-под халата виднеется светло-голубая ночная рубашка.
– Кое-что нашел. Сейчас поеду.
– Куда тебе спешить? Лоутон спит, до утра не проснется.
Она смотрела мне прямо в лицо, а я пытался сообразить, что означают ее слова. Звук и свет подъезжающего к дому автомобиля прервал затянувшееся молчание. Повернувшись, я увидел служебную «краун-викторию». В машине были двое. Я узнал пассажира и незаметно смахнул схемы и запись о звонке в щель под капотом. Остальные бумаги остались лежать на крыше «шевроле-малибу».
К дому приближалась еще одна «краун-виктория». Те двое уже вошли в гараж.
– ФБР, – произнес человек, которого я видел в библиотеке, и протянул удостоверение.
– Как дела? – осведомился я.
Он на мгновение смешался, но быстро взял себя в руки. Его напарник, не показавший удостоверение, встал по правую сторону от меня.
– Мистер Босх, мы хотим, чтобы вы проехали с нами, – сказал он.
– Я бы с удовольствием, но, к сожалению, сейчас занят. Пытаюсь привести в порядок гараж.
Агент обернулся к Дэнни Кросс:
– Мэм, не могли бы вы войти в дом и закрыть дверь. Через несколько минут нас здесь не будет.
– Это мой дом и мой гараж, – заявила Дэнни.
Я знал, что возражать бесполезно, и все же был рад, что она это сказала.
– Мэм, это дело ФБР, вас оно не касается. Будьте добры, войдите в дом.
– Все, что происходит в моем доме, меня касается.
– Мэм, не заставляйте меня повторять дважды.
Ненадолго повисло тяжелое молчание. Потом дверь за моей спиной затворилась. Мой свидетель ушел. Второй агент толкнул меня к машине. Я локтем задел какой-то ящик на крыше, и он с грохотом свалился на пол. Похоже, там была посуда.
Агент был человек опытный. Он прижал меня к автомобилю, заломил руки за спину. На моих запястьях щелкнули наручники. Сопротивление в подобной ситуации – грубейшая ошибка. Они только этого и ждут. Я не сопротивлялся. Он похлопал меня по бокам – нет ли оружия – и пошарил в карманах.
– Что тут происходит? Что вы делаете?
Это была Дэнни. Она услышала грохот и вышла.
– Мэм, войдите в дом и закройте дверь, – строго произнес агент.
Его напарник, подталкивая, повел меня ко второй «краун-виктории». Я оглянулся. Дэнни закрывала дверь. Привычное выражение недовольства на ее лице сменилось озабоченностью. Я заметил, что пояс у нее на халате был снова завязан.
Второй агент открыл заднюю дверцу машины.
– Побереги голову! – бросил он и грубо толкнул меня в салон.
Я пропахал лицом заднее сиденье. Дверца захлопнулась, едва не придавив мне ступню. Агент даже застонал от разочарования. Он постучал кулаком по крыше. Водитель включил сцепление и резко дал задний ход. От толчка я свалился на пол. Злость придала мне силы, и я кое-как взгромоздился на сиденье. «Краун-виктория» дернулась вперед. Сквозь заднее окно я видел агента, стоявшего у гаража с папкой Лоутона Кросса под мышкой.
Я с трудом переводил дыхание. Лицо с налипшей грязью от коврика на полу горело. Горело не от боли и не от злости – от полной беспомощности.
