Часть V
Четверг, 24 мая
Немало времени прошло с тех пор, как он в последний раз был с женщиной. И потому в постели Элинор Уиш Гарри Босх был скован и неловок, как человек, излишне смущенный и боящийся сделать что-то не так. И, как во всякий первый раз, сейчас получилось тоже не слишком удачно. Она подсказывала ему – руками и шепча слова. Потом он чувствовал потребность извиниться, но сдержался. В дремотном состоянии они лежали в объятиях друг друга. Гарри лицом зарылся в ее волосы и чувствовал их запах. Тот же яблочный дух, который он неожиданно почувствовал вчера вечером, когда они стояли на кухне. Босх был ослеплен любовью, и ему хотелось бы вдыхать запах ее волос бесконечно, каждую минуту своей жизни. Через некоторое время он разбудил ее поцелуем, и они опять любили друг друга. На этот раз он обошелся без подсказок, и ей не потребовалось помогать ему. Когда все кончилось, Элинор прошептала:
– Как ты считаешь, можно быть одиночкой в этом мире и не чувствовать себя одиноким?
Он с ходу не ответил, и тогда она снова спросила:
– Ты одиночка или просто одинок, Гарри Босх?
Он раздумывал над этим некоторое время, а тем временем ее пальцы нежно и ласково водили по татуировке на его плече, повторяя рисунок.
– Я не знаю, какой я, – прошептал он наконец. – Так привыкаешь к тому, что есть. А я всегда был один. Наверное, от этого я был одиноким. До сегодняшнего дня.
Они улыбнулись в темноте и поцеловались, и скоро он услышал ее глубокое дыхание: Элинор уснула. Спустя долгое время, так и пролежав без сна, Босх встал с постели, натянул трусы и вышел на балкон покурить. На бульваре Оушн-парк не было уличного движения и слышался шум раскинувшегося поблизости океана. В окнах соседней квартиры огни были погашены. Они были погашены везде, горели только фонари на улице. Босх увидел, как растущие вдоль тротуара палисандровые деревья сбрасывают цветы. Лепестки, словно сиреневый снег, осыпались на землю, на припаркованные вдоль обочины машины. Гарри облокотился на перила и выпустил дым в прохладный ночной ветер.
Когда он курил уже вторую сигарету, то услышал, как дверь у него за спиной отодвинулась, и в следующую секунду почувствовал, как чьи-то руки обвиваются у него вокруг пояса.
– Ты что, Гарри?
– Ничего, просто думаю. Ты лучше остерегись. Канцерогенный фактор. Ты слышала об эффекте пассивного курения?
– О вреде, Гарри, не об эффекте. Что у тебя в голове? И вот так у тебя проходят все ночи?
Босх повернулся в ее объятиях и поцеловал ее в лоб. На Элинор был коротенький халат из розового шелка. Большим пальцем он провел вверх-вниз по ее шее и затылку.
– Вот так ночи у меня почти никогда не проходят. Просто не мог уснуть. Кажется, я думал о множестве вещей.
– О нас? – Она поцеловала его в подбородок.
– Пожалуй.
– И что же?
Он нежно обвел пальцем линию ее щек и подбородка.
– Я думал о том, откуда у тебя этот маленький шрам.
– О… это давно, еще с детства. Однажды мы с братом ехали на велосипеде, и я держала руль. Мы стали съезжать под горку, это место называлось Хайленд-авеню – мы тогда жили в Пенсильвании, – и у брата что-то случилось с педалями. Велик начал вихлять, и я так испугалась, потому что поняла: сейчас мы разобьемся. И когда велосипед совсем потерял управление, мчался сам по себе и мы мчались вниз с горы, он закричал мне: «Элли, не бойся! Все будет хорошо!» Да, прямо вот так. И потому что он это крикнул, я поняла, что так и будет. Я рассекла себе подбородок, но даже не заплакала. Я всегда думала, как это замечательно, что он в такой момент постарался ободрить меня вместо того, чтобы беспокоиться о себе. Но таков уж он был, мой брат.
Босх убрал руку с ее лица.
– Еще я думал: то, что произошло между нами… это было славно.
– Я тоже так думаю, Гарри. Славно для пары полуночников. А теперь возвращайся в постель.
Они оба вернулись обратно. Но Босх перед этим зашел в ванную и за неимением зубной щетки пальцем почистил зубы, а затем залез под одеяло. На электронных часах на ночном столике светились голубые цифры 2.26. Босх закрыл глаза.
Когда он открыл их в следующий раз, часы показывали 3.46 и откуда-то несся мерзкий чирикающий звук. Он сообразил, что находится не у себя, а в какой-то другой комнате. Потом вспомнил, что он дома у Элинор Уиш. Когда окончательно сориентировался, то увидел ее темную фигуру, склонившуюся возле кровати, она рылась в груде его одежды.
– Где он? – спросила она. – Не могу его найти.
Босх потянулся за брюками и стал шарить руками вдоль брючного ремня, пока не нашел пейджер и, долго не возясь с ним, попросту выключил. Он и прежде много раз проделывал это в темноте.
– Господи, – сказала она, – до чего пронзительно.
Босх спустил ноги с кровати, собрал простыню вокруг пояса и сел. Он зевнул, а затем предупредил ее, что собирается зажечь свет. Она сказала «ладно, давай», и когда свет загорелся, то ударил в глаза, точно вспышка магния. Когда глаза привыкли, он увидел, что она стоит перед ним нагая, устремив взор на цифровой дисплей пейджера в его руках. Босх наконец тоже посмотрел на высветившийся номер, но не узнал его. Он провел рукой по лицу и взъерошил волосы. На ночном столике стоял телефон, и он переставил его себе на колени. Набрал номер, а потом порылся в своих вещах в поисках сигареты, которую, найдя, сунул в рот, но не зажег.
Элинор заметила свою наготу и подошла к креслу за халатом. Надев его, отправилась в ванную и закрыла за собой дверь. Босх услышал шум воды. На другом конце линии трубку сняли уже на первом звонке. Джерри Эдгар начал не со своего привычного «алло», а прямо с места в карьер сказал:
– Гарри, ты где?
– Я не дома. А что случилось?
– Тот парень, которого ты разыскивал, тот, что звонил по девять-один-один… ты его ведь нашел, так?
– Да… но мы опять его разыскиваем.
– Кто это «мы» – ты и женщина из ФБР?
Элинор вышла из ванной комнаты и села на краешек кровати рядом с ним.
– Джерри, ты зачем звонишь? – спросил Босх, чувствуя внезапную холодную пустоту в груди.
– Как зовут парня?
Босх испытал замешательство. Уже много месяцев он не засыпал так крепко и был резко выдернут из этого сна. Он никак не мог вспомнить настоящего имени Шарки и вместе с тем не хотел спрашивать Уиш, потому что Эдгар мог услышать и понял бы, что они вместе. Он посмотрел на Элинор и, когда она хотела что-то сказать, приложил палец к ее губам и покачал головой.
– Его имя Эдвард Нис? – послышался в тишине голос Эдгара. – Так зовут твоего парня?
Пустота в груди исчезла. Вместо нее Босх почувствовал, как невидимый кулак вдавливается ему под ребра, в живот и в сердце.
– Да, – сказал он. – Это его имя.
– Ты давал ему свою визитную карточку?
– Давал.
– Гарри, твой розыск окончен.
– Расскажи мне об этом.
– Приезжай и сам взгляни. Я тут возле стадиона. Шарки в пешеходном туннеле под бульваром Кауэнга. Поставь машину на восточной стороне. Увидишь там наши машины.
* * *
Восточная автостоянка перед стадионом «Голливуд-боул» в половине пятого утра должна была пустовать. Но когда Босх и Уиш по Хайленд-авеню подъехали к въезду на перевал Кауэнга-пэсс, то увидели, что северный край стоянки оккупирован знакомым скоплением полицейских машин и фургонов, что служило признаком насильственного или по крайней мере непредвиденного окончания чьей-то жизни. По периметру квадрата была протянута желтая пластиковая лента, она огораживала место преступления: спуск в пешеходный туннель. Босх показал значок и назвал свое имя патрульному в форме, державшему в руках список прибывших на место преступления полицейских чинов. Они с Уиш поднырнули под ленту и были встречены громким звуком мотора, доносившимся из входа в туннель. По звуку Босх определил, что работает электрогенератор, подающий энергию для освещения места преступления. На верхней ступеньке, прежде чем они начали спуск, он обернулся к Элинор.
– Хочешь подождать здесь? – предложил он. – Нам не обязательно идти обоим.
– Я коп, ради всего святого! – резко ответила она. – Мне случалось видеть трупы. Босх, ты что, теперь собираешься меня опекать? Ты не хочешь, чтобы я спустилась, а ты остался здесь?
Ошарашенный переменой в ее настроении, Босх ничего не ответил. Растерявшись, он на лишнюю секунду задержал на ней взгляд. Спускаясь первым, он прошел несколько ступеней, но остановился, увидев, как из темноты возникла большая фигура Эдгара и стала подниматься навстречу. Джерри увидел Босха, а затем в поле зрения бывшего напарника попала Элинор Уиш.
– Привет, Гарри, – сказал он. – Это твоя новая партнерша? Вижу, вы действительно хорошо сработались.
Босх лишь молча уставился на него вместо ответа. Элинор была на три ступеньки дальше и могла не слышать этого комментария.
– Извини, Гарри, – сказал Эдгар, напрягая голос, чтобы перекричать рев из туннеля. – Я не то сказал. Тяжелая выдалась ночь. Ты бы видел, кого мне дали в напарники, с кем поставил меня этот глупый козел «шеф-повар» Паундз.
– Я думал, тебе дадут…
– Шиш! Да будет тебе известно: Паундз слепил меня с Портером из секции ДТП. Это вышедший в тираж пьянчуга.
– Знаю. Как ты вообще ухитрился вытащить его из постели?
– Он не был в постели. Мне пришлось выискивать его в «Попугае», в Северном Голливуде. Это один из частных питейных клубов. Портер дал мне их номер, когда нас официально назначили партнерами, и сказал, что он там в основном проводит ночи. Дескать, работает там в охране. Но я звонил в Паркер-центр, в канцелярию учета внеслужебной занятости, и он у них там не значится. Я знаю: единственное, что он там делает, это напивается. Когда я позвонил, он, видно, был в отрубе. Бармен сказал, что пейджер у него прозвонил, но он его даже не слышал. Гарри, я думаю, если взять у него сейчас пробу на алкоголь, малый бы надышал до второй отметки.
Босх кивнул и, выдержав на лице в течение трех секунд нахмуренно-сочувствующее выражение, отодвинул невзгоды Джерри Эдгара в сторону. Он почувствовал, как Элинор подошла и встала рядом, и представил их друг другу. Они обменялись рукопожатием, и Босх сказал:
– Итак, что мы имеем?
– Вот что мы нашли на теле. – Эдгар показал пластиковый пакет. В нем находилась небольшая пачка поляроидных снимков. Опять фотографии обнаженного Шарки. Да, парень не терял времени даром и снова был во всеоружии. Эдгар повернул пакет другой стороной, и там оказалась визитная карточка Босха.
– Похоже, что мальчишка был предприимчивый, активно промышлял в Бойтауне, – сказал Эдгар. – Но если ты его уже отлавливал, то и сам знаешь. В общем, я увидел карточку и сообразил, что, возможно, это и есть тот самый парень, что звонил в службу спасения. Если хочешь спуститься и взглянуть – добро пожаловать, гостем будешь. Мы уже обработали место преступления, так что можешь трогать все, что хочешь. Хотя там даже собственных мыслей не услышишь из-за движка. Какой-то идиот перебил все лампочки в туннеле. Пока непонятно: преступник или кто-то до него. Пришлось устанавливать собственное освещение. А нашего электрокабеля не хватило, чтобы установить генератор наверху. Вот эта малышка в пять лошадиных сил и ревет там, как слон.
Эдгар повернулся, собравшись шагнуть в туннель, но Босх тронул его за плечо:
– Джед, кто сообщил об этом?
– Анонимный звонок. На сей раз не в службу девять-один-один, поэтому никакой записи и никаких следов. Звонок поступил прямо в Голливудский участок. Звонил мужчина. Это все, что смог сказать нам говнюк-оператор – один из этих пузырей, что сидят на вызовах.
Эдгар развернулся и стал спускаться. Босх и Уиш последовали за ним. Пешеходный туннель представлял собой длинный коридор с грязным цементным полом и белыми оштукатуренными стенами, густо исписанными граффити. Коридор заворачивал вправо. Ни за что не догадаешься, что находишься в двух шагах от цивилизации, подумал Босх. В туннеле царила темень, за исключением пятна яркого света, который заливал непосредственно место преступления, примерно на полдороге. Там Гарри увидел человеческую фигуру, распростертую на спине. Увидел в пятне света людей, выполнявших свою обычную работу. Он шел, ведя правой рукой по оштукатуренной стене – для устойчивости. В туннеле стоял застарелый запах сырости, который сейчас смешивался с запахом бензина и бензинового выхлопа от генератора. Босх почувствовал, как на затылке и под рубашкой начали выступать капли пота. Дыхание сделалось частым и поверхностным. Они прошли футов тридцать до генератора, миновали его, а дальше на полу туннеля лежал Шарки, в немилосердном свете мигающих стробоскопических ламп.
Голова мальчика была под неестественным углом приткнута к стене. Он выглядел меньше и моложе, чем запомнился Босху. Его глаза были наполовину открыты и знакомо остекленели – глаза, которые больше не видят. На нем была черная футболка с надписью «Guns-N-Roses», запачканная кровью. Вывернутые карманы линялых джинсов были пусты. Рядом в пластиковом мешке для вещдоков стоял баллончик краскораспылителя, а над ним на стене краской было написано: «Мир праху твоему, Шарки». Краска была нанесена неумелой рукой, и ее было вылито слишком много. Она стекала по стене тонкими черными полосами, и некоторые затекли прямо в волосы Шарки.
Когда Эдгар прокричал, перекрывая рокот мотора: «Ты хочешь это увидеть?», Босх понял, что речь шла о ране. Из-за того, что голова Шарки была нагнута вперед, раны на горле не было видно. Только кровь. Босх отрицательно покачал головой.
Он заметил кровавые брызги крови на стене и на полу футах примерно в трех от тела. Пьянчуга Портер сравнивал форму капель с эталонными, на специальной карточке. Криминалист по имени Робердж фотографировал брызги. Кровь на полу была в виде круглых пятен. Капли на стене были эллиптической формы. Не требовалось эталонной карточки, чтобы заключить: парня убили прямо здесь, в туннеле.
– Судя по тому, как все выглядит, – громко произнес Портер, не обращаясь ни к кому конкретно, – кто-то, видно, подошел к нему сзади, перерезал глотку и отпихнул сюда, к стене.
– Ты прав только частично, Портер, – сказал Эдгар. – Как можно вот так, сзади, незаметно, подобраться к человеку в туннеле? Он уже был вместе с кем-то, и они его прикончили. Это орудовал не посторонний.
Портер сунул эталонную карточку в карман и сказал:
– Ну, извини, партнер.
Больше он ничего не говорил. Он был толст и морально сломлен – так, как это бывает со многими копами, которые задерживаются на этой работе дольше, чем следует. Портер пока еще мог влезать в ремень 34-го размера, но поверх ремня свисал наружу непомерный живот. На нем была твидовая спортивная куртка с протертыми локтями. На страшном, бледном, как маисовая мука, лице торчал нос пьяницы, большой, бесформенный и болезненно-красный.
Босх зажег сигарету и сунул обгоревшую спичку в карман. Потом низко, точно принимающий игрок в бейсболе, наклонился вперед над мертвым телом, приподнял мешок с баллончиком и прикинул его вес. Баллончик был почти полон, и это подтверждало то, что он и без того подозревал и чего боялся. Это он сам убил Шарки. В определенном смысле, во всяком случае. Он выследил его и сделал ценным – по крайней мере потенциально ценным – свидетелем. Кто-то не хотел этого допустить. Босх сидел на корточках, упершись локтями в колени, держа у губ сигарету, курил и жадно вглядывался в тело, чтобы уже никогда его не забыть.
Медоуз, тот сам был частью всей этой каши – пестрого круга взаимосвязанных событий, которые и привели его к смерти. Но Шарки-то не был. Он был обычным уличным бродяжкой, и его смерть здесь, в этом туннеле, очевидно, спасла шкуру кому-то еще в этой преступной цепочке. Он этой смерти не заслуживал. В этом круге событий он был лицом посторонним, к нему непричастным. А это означало, что события вышли из-под контроля и возникли новые правила игры для обеих сторон. Босх указал рукой на шею Шарки, подавая знак, и криминалист из коронерской службы отодвинул тело от стены. Детектив уперся одной рукой в пол, чтобы сохранить равновесие, и долгое время смотрел на вспоротое горло. Ему не хотелось забыть ни единой подробности. Голова Шарки отвалилась назад, обнажив зияющую рану, но Босх не отвел глаз ни на секунду.
Когда он наконец оторвал взгляд от трупа, то заметил, что Элинор уже больше нет в туннеле. Гарри выпрямился и сделал знак Эдгару выйти наверх поговорить. Ему не хотелось кричать, перекрывая звук генератора. Когда они вышли из туннеля, он увидел, что Элинор сидит одна на верхней ступеньке. Проходя мимо, Босх положил руку ей на плечо. Он почувствовал, как Элинор напряглась при его прикосновении.
– Так что говорят эксперты? – спросил Гарри, когда они с бывшим партнером удалились от шума на достаточное расстояние.
– Ни черта толкового, – ответил Эдгар. – Если это была хулиганская разборка, то одна из самых чистых, какие я видел. Ни единого отпечатка или другой зацепки. Баллончик с краской чист. Оружия нет. Свидетелей нет.
– У Шарки была команда, до сегодняшнего дня они обретались в мотеле возле бульвара, но он не знался с бандитами, – сказал Босх. – Это есть в его личном деле. Он был мелким мошенником. Ну, знаешь, толкал поляроидные снимки, грабил гомосексуалистов – в таком роде.
– Ты хочешь сказать, что его имя есть в файлах по уличным группировкам, но в настоящей банде хулиганов и насильников он не состоял?
– Точно.
Эдгар кивнул.
– И тем не менее его мог кокнуть тот, кто думал, что он из этих.
К ним подошла Уиш, но не сказала ни слова.
– Ты же сам прекрасно знаешь, что это не хулиганская разборка, Джед, – сказал Босх.
– Знаю?
– Да, знаешь. Будь это так, здесь бы не остался полный баллончик краски. Ни один хулиган из банды не оставит после себя ничего подобного. К тому же тот, кто расписал стену, не имел навыка. Краска потекла. Кто бы это ни был, он ни черта не смыслит в граффити.
– Отойдем на минутку, – попросил Эдгар.
Босх посмотрел на Элинор и дружески кивнул ей: мол, все в порядке. Они с Эдгаром отошли на несколько шагов и остановились у ленточного ограждения.
– Что сказал тебе этот парень и как случилось, что он свободно разгуливал, если он важный свидетель? – спросил Джед.
Босх вкратце изложил ему суть дела – о том, что они не знали, является ли Шарки важным свидетелем. Но кто-то, видимо, знал. Или же не мог позволить себе рисковать, дожидаясь, пока это выяснит. Рассказывая, Босх бросил взгляд на темные очертания гор и увидел, что первый рассветный луч уже окрасил высокие пальмы на вершине. Эдгар шагнул назад и тоже задрал голову. Но он не смотрел на небо. Его глаза были закрыты. Наконец он обернулся к Босху:
– Гарри, ты знаешь, что за уик-энд на носу? День памяти павших. Это самый длинный в году трехдневный уик-энд для показа выставленной на продажу недвижимости. Начало летнего сезона. В прошлом году я продал за эти выходные четыре дома – заработал почти столько же, сколько копом за год.
Босх был сбит с толку неожиданным отклонением от темы.
– Ты о чем?
– Я о том, что… Я не собираюсь всей задницей влипать в это дело. Не допущу, чтобы оно испоганило мне этот уик-энд, как испоганило прошлый. Я вот к чему: если хочешь, я пойду к Паундзу и скажу, что вы вместе с ФБР хотите забрать это дело, потому что оно связано с тем, над которым вы работаете. Если ты против, я буду заниматься им ровно столько, сколько положено, и ни минутой больше.
– Скажи Паундзу все, что захочешь, Джед. Этот вызов был не в мое дежурство.
Босх двинулся к Элинор, но Эдгар крикнул ему вслед:
– Постой, еще одно. Кто знал, что ты нашел парня?
Босх остановился, не оборачиваясь. По-прежнему не оборачиваясь, глядя на Элинор, произнес:
– Мы взяли его с улицы. Мы допросили его в нашем участке, на Уилкокс. Отчеты были переданы в ФБР. Что ты хочешь, чтобы я тебе ответил, Джед?
– Ничего, – бросил Эдгар. – Но знаешь, Гарри, может, тебе и ФБР надо было получше приглядывать за вашим свидетелем? Может, тогда это сберегло бы мне маленько времени, а мальчику маленько жизни?
Босх и Уиш в молчании зашагали обратно к машине.
– Кто был в курсе? – спросил Босх, как только оба оказались внутри.
– Что ты имеешь в виду?
– То, о чем только что говорил Эдгар: кто знал о Шарки?
Она на миг задумалась.
– На моем конце цепочки, – проговорила она, – Рурк получает от меня краткие ежедневные отчеты. А на этот раз получил также памятку насчет гипноза. Отчеты подшиваются в дело, а копии поступают старшему специальному агенту. Аудиозапись допроса, которую ты мне дал, заперта у меня в столе. Никто не мог ее слышать. Она не переписывалась. Так что в принципе отчеты мог видеть кто угодно. Но я не хочу даже думать об этом, Гарри. Никто… Этого не может быть.
– Но получается, преступники знали, что мы нашли парня и что он может оказаться важным свидетелем. О чем это тебе говорит? У них непременно должен быть внутренний осведомитель.
– Гарри, все это только домыслы. Могла произойти масса всевозможных вещей. Например, когда ты говорил ему, что мы опять разыщем его на улице, любой мог проследить за нами и подслушать. Его собственные дружки, та девушка… Любой мог проболтаться, что мы охотимся за Шарки.
Босх подумал о Льюисе и Кларке. Те двое наверняка видели, как они с Уиш заарканили парня. Какова их роль в этом деле? Все отдавало какой-то бессмыслицей.
– Шарки был малый хитрый и ершистый, – сказал он. – Ты думаешь, он пошел бы с кем-то в этот туннель просто так, прогуляться? Думаю, у него не было другого выбора. И чтобы этого добиться, возможно, потребовался кто-то с полицейским значком.
– Или кто-то с деньгами. Ты же знаешь, он бы пошел с любым, если бы речь шла о деньгах.
Она не заводила мотор, и они просто сидели в напряженной задумчивости. Наконец Босх сказал:
– Смерть Шарки – это послание.
– Как ты сказал?
– Сообщение нам, понимаешь? На теле оставили мою карточку. Позвонили по тому номеру, где звонки не отслеживаются. И прикончили они его в туннеле. Он хотят, чтобы мы знали: это их рук дело. Они хотят, чтобы мы знали: у них есть осведомитель. Они смеются над нами.
Она завела мотор.
– Куда едем?
– В Бюро.
– Гарри, будь осторожен с этой идеей о внутреннем осведомителе. Если ты станешь ее проталкивать, а она окажется ложной, то дашь в руки своим врагам все средства тебя закопать.
«Врагам, – подумал Босх. – Кто же мои враги на этот раз?»
– Парня убили из-за меня, – сказал он. – Самое меньшее, что я собираюсь сделать, – это найти его убийцу.
* * *
Пока Элинор Уиш отпирала дверь в отдел, Босх сквозь хлопчатобумажные занавески в приемной смотрел на ветеранское кладбище. Стелющийся по земле туман еще не полностью заслонил усеянное надгробиями поле, и сверху казалось, будто тысяча призраков разом поднимается из могил. Босх видел, как темная канава перерезала склон с северной стороны кладбища, но все еще не мог взять в толк, что это такое. Она напоминала гигантскую могилу – длинная траншея в теле холма, громадная рана. Вынутая земля была покрыта черными пластиковыми полотнищами.
– Хочешь кофе? – раздался у него за спиной голос Уиш.
– Конечно, – сказал он. Он заставил себя оторваться от окна и последовал за ней в офис. В помещении было пусто. Они прошли в служебную кухню, и он наблюдал за тем, как она высыпала пакетик молотого кофе в фильтр кофеварки и включила машину. Они стояли в молчании, наблюдая, как черная жидкость медленно капает в стеклянную чашку на подогреваемой подставке. Босх закурил и постарался думать только о наполняющем сосуд кофе. Уиш сделала рукой движение, как бы разгоняя дым, но не попросила его погасить сигарету.
Когда кофе был готов, Босх отпил глоток, и тот подействовал на нервную систему, как укол наркотика. Он налил себе вторую чашку и отнес обе в помещение опергруппы. Сев за свой временный стол, зажег следующую сигарету от бычка первой.
– Последняя, – пообещал он, заметив ее взгляд.
Элинор налила себе чашку воды из бутылки, которую вытащила из своего шкафчика.
– У тебя когда-нибудь кончается эта штука? – спросил он.
Она проигнорировала вопрос.
– Гарри, мы не можем винить себя за смерть Шарки. Если за это себя винить, то тогда пришлось бы хватать в охапку каждого, с кем мы разок поговорили, и включать его в программу защиты свидетелей. Не забрать ли нам тогда его мать? Не обеспечить ли и ей защиту, как важной свидетельнице? А как насчет той девушки из мотеля, которая была с ним знакома? Ты же понимаешь, это абсурд. Шарки есть Шарки. Если живешь на улице – на улице и погибнешь.
Сначала Босх ничего не ответил. Потом сказал:
– Дай мне посмотреть имена.
Уиш вынула папки по делу об ограблении Уэстлендского банка. Покопавшись, вытащила сложенную гармошкой компьютерную распечатку длиной в несколько страниц. Перекинула ему на стол.
– Это сводный список, – сказала она. – Тут все, кто арендовал сейфовые ячейки. После нескольких имен сделаны пометки, но они скорее всего несущественны в данном случае. Большая часть была сделана, когда мы думали, не жульничают ли они со страховкой.
Босх начал разворачивать распечатку и понял, что она представляет собой один длинный список и пять списков поменьше, маркированных буквами от «А» до «Е». Он спросил, что они собой представляют, и Элинор, обойдя стол, подошла к нему сзади и заглянула через плечо. Он снова почувствовал яблочный запах ее волос.
– Значит, так: длинный список – это владельцы ячеек. Этот список включает всех. Затем мы сделали из него пять выборок: от «А» до «Е». Первая выборка, «А», содержит имена тех, кто арендовал сейф в пределах трех месяцев перед ограблением. Далее, в списке «В», представлены владельцы ячеек, которые заявили, что не понесли урона. Затем «С» – это тупиковый список: владельцы либо умерли, либо мы не смогли их отыскать: сменился адрес либо они, арендуя сейф, представили липовую информацию.
Далее, четвертая и пятая выборки – это параллельные выписки из первых трех. В список «D» внесен всякий, кто арендовал ячейку в предшествующие три месяца и одновременно заявил, что у него ничего не похищено. В списке «Е» – люди из тупикового списка, которые при этом арендовали ячейку в предшествующие три месяца. Все понятно?
Ему было понятно. Мысль сыщиков из ФБР состояла в том, что грабители неизбежно должны были предварительно осмотреться на местности, прежде чем взламывать хранилище, и что эта рекогносцировка, вероятнее всего, состояла в том, что кто-то из них просто-напросто сам арендовал в банке ячейку. Таким образом, они узаконили свой доступ в банк, и человек, арендовавший сейф, получал возможность приходить в хранилище в любое время и присматриваться. Поэтому список тех, кто арендовал ячейку в течение трех месяцев, предшествующих ограблению, весьма вероятно, включал и этого разведчика.
Во-вторых, скорее всего этот самый разведчик после ограбления не захотел привлекать к себе внимание, поэтому мог заявить, что из его сейфа ничего не украдено. Таким образом, он попадал в список «D». Но если он совсем не объявлялся либо, арендуя ячейку, представил о себе ложную информацию, тогда его имя попадало в список «Е».
В списке «D» было только семь имен, а в списке «Е» – только пять. Одно из имен списка «Е» было обведено в кружочек. Фредерик Б. Рисли из Парк-Ла-Бреа – человек, купивший в Тастине три вездехода марки «Хонда». Возле других имен просто стояли пометки.
– Помнишь, – сказала Элинор, – я говорила тебе, что это имя еще всплывет?
Гарри кивнул.
– Рисли, – сказала она. – Мы полагаем, что это и был разведчик. Арендовал ячейку за девять недель до ограбления. Банковская документация показывает, что в течение последующих семи недель он приходил в хранилище четыре раза. Но после взлома этот человек уже ни разу не появлялся. И не подавал заявления о пропаже. А когда мы попытались с ним связаться, то обнаружили, что адрес фальшивый.
– Есть его словесный портрет?
– Такой, от которого мало толку. Маленького роста, темноволосый, кажется, привлекательный – вот в общем-то и все, что могли вспомнить служащие. Мы предположили, что этот человек был разведчиком, еще раньше, чем выяснили насчет вездеходов. Когда арендатор сейфа хочет взглянуть на свою ячейку, служащий отводит его в хранилище, отпирает сейф и затем препровождает его вместе с ящичком в одну из специальных комнат для просмотра. Когда клиент заканчивает, то они одновременно относят ячейку обратно и клиент помечает инициалами свою карточку арендатора. Примерно как в библиотеке. Поэтому когда мы подняли карточку этого типа, то увидели инициалы: ФБР. Ты сам из тех, кто не верит в совпадения. Вот и мы не поверили. Мы сочли, что кто-то насмехается над нами. Позднее эта догадка подтвердилась, когда мы выследили покупку вездеходов в Тастине.
Гарри прихлебнул кофе.
– Но толку от этого было не много, – продолжала она. – Мы его так и не нашли. Среди всякого мусора, оставшегося в хранилище после ограбления, разыскали его ячейку и сняли отпечатки с нее и с дверцы. Ничего. Показали банковским служащим несколько фото – в их числе и Медоуза, – но они не смогли никого опознать.
– Мы можем снова к ним обратиться – теперь, когда у нас есть Франклин и Дельгадо. Посмотрим, не является ли один из них этим Рисли.
– Да. Мы так и сделаем. Я сейчас вернусь.
Она встала и отошла, а Босх снова принялся за кофе и за изучение списка. Он прочел каждое имя и каждый адрес, но ничто не зацепило его внимания, кроме пригоршни имен знаменитостей, политиков и тому подобных, которые арендовали сейфы в этом банке. Босх проходил список уже по второму разу, когда вернулась Элинор. Она держала в руке лист бумаги, который положила перед ним на стол.
– Я поискала в кабинете Рурка. Он уже заархивировал большую часть бумаг, которые я ему сдала. Но памятка насчет гипноза все еще лежала в его почтовой ячейке, так что, наверное, он ее пока не видел. Теперь она уже не имеет смысла. Пожалуй, к лучшему, что он ее не читал.
Гарри взглянул на листок, а потом сложил и сунул себе в карман.
– По правде говоря, – прибавила она, – я думаю, большая часть бумаг находилась на виду недостаточно долго, чтобы кто-то… Во всяком случае, так мне кажется. А Рурк… он технократ, а не убийца. Было же сказано о тебе в заключениях психологов: не станет преступать черту ради денег.
Босх посмотрел на нее и почувствовал, что хочет сказать ей что-нибудь приятное, залучить на свою сторону. Он не мог ничего придумать и не мог понять этой новой холодности в ее манере.
– Забудь, – сказал он, а затем, опуская взгляд на список, прибавил: – Насколько подробно ваши люди проверяли тех, кто заявил, что у них ничего не пропало?
Она посмотрела на распечатки, где Босх обвел список «В», в котором было девятнадцать имен.
– Мы сверили каждое имя с уголовными досье – со списками людей, имеющих судимости и приводы, – начала она. – Мы разговаривали с людьми по телефону, а затем и с глазу на глаз. Если чья-то история звучала сомнительно или просто у агента почему-либо возникали подозрения, тогда другой агент приходил без объявления, чтобы провести дополнительный допрос. Так сказать, для объективности картины. Я в этом не участвовала. У нас была вторая команда – она и проводила большую часть выездных допросов. Если тебя интересует какое-то конкретное имя, я могла бы поднять резюме допросов.
– А как насчет вьетнамских имен в списках? Я насчитал тридцать четыре сейфа с вьетнамскими именами: четверо в списке тех, кто не заявлял о пропаже, и одно – в тупиковом списке.
– А почему именно вьетнамские? Если взглянуть на клиентов – китайцев, корейцев, белых, черных и латиносов, тоже получатся солидные выборки.
– Да, но Вьетнам приходит на ум в связи с Медоузом. А теперь мы еще предполагаем, что были замешаны Франклин и Дельгадо. Все трое служили во Вьетнаме в военной полиции. Мы также имеем реабилитационный центр для ветеранов «Чарли компани», который – весьма возможно! – имел к этому отношение. Итак, я хочу знать: после того, как Медоуз попал под подозрение и вы начали поднимать послужные списки «туннельных крыс», проверяли вы заново вьетнамцев из этого списка?
– Нет… то есть да. Что касается иностранцев, мы сравнили их имена с данными службы иммиграции и натурализации, чтобы узнать, как долго они проживают в США и являются ли легальными мигрантами. Но это и все. – Она помолчала. – Я вижу, к чему ты клонишь. Это упущение в нашей работе. Видишь ли, мы не разрабатывали Медоуза как возможного подозреваемого, пока не прошло несколько недель после ограбления. Но тогда большая часть этих людей уже была допрошена. Мы начали следить за Медоузом и не возвращались к списку, чтобы проверить указанных в нем лиц. Ты думаешь, кто-то из вьетнамцев мог в этом участвовать?
– Сам не знаю, что я думаю. Просто пытаюсь нащупать связь. Совпадения, которые не являются совпадениями.
Босх вынул из кармана пиджака записную книжку и начал составлять список вьетнамцев – держателей ячеек, с датами рождения и адресами. Он выписал четверых, которые не заявляли о пропаже, причем имя из тупикового списка поставил на самый верх. Едва он успел с этим покончить и закрыть блокнот, как в помещение опергруппы вошел Рурк. У него еще даже не просохли волосы после утреннего душа. В руке он держал кофейную кружку с надписью «Босс». Увидев Босха и Уиш, он бросил взгляд на часы:
– Решили приступить с утра пораньше?
– Наш свидетель… Его нашли сегодня мертвым, – с ничего не выражающим лицом проговорила Уиш.
– Господи! Где? Кого-нибудь арестовали?
Уиш покачала головой и скосила на Босха предостерегающий взгляд, предупреждая не заводиться. Рурк тоже посмотрел на него.
– Его смерть связана с нашим расследованием? – спросил он. – Есть какие-то признаки?
– Мы думаем, есть, – сказал Босх.
– Мать честная!
– Вот именно, – отозвался Босх.
– Не следует ли нам забрать дело у полиции Лос-Анджелеса и объединить его с нашим расследованием по Медоузу? – Рурк спросил это, обращаясь к Уиш. Оно и понятно: Босх здесь не являлся частью группы, принимающей решения. Уиш не ответила, поэтому Рурк прибавил: – Не следовало ли нам обеспечить ему защиту?
Тут Босх не смог сдержаться:
– От кого?!
Прядь мокрых волос выбилась из отведенного ей места в шевелюре и упала Рурку на лоб. Лицо его побагровело.
– Какого черта вы имеете в виду?
– Как вы узнали, что дело ведет лос-анджелесская полиция?
– Что?
– Вы только что спросили, не следует ли нам забрать дело от полиции Лос-Анджелеса. Как вы узнали, что оно у них? Мы этого не говорили.
– Я просто сделал логичный вывод. Босх, я возмущен этим намеком и возмущен вами, черт бы вас побрал! Вы намекаете, что я или кто-то еще… Если вы хотите сказать, что имеется утечка информации из правоохранительных органов, тогда я сегодня же потребую внутреннего расследования. Но могу заявить вам прямо сейчас: если такая утечка и имела место, то только не из ФБР.
– Тогда откуда еще она могла быть? Что произошло с теми отчетами, которые мы вам сдали? Кто их читал?
Рурк покачал головой.
– Гарри, это смешно. Я понимаю ваши чувства, но давайте успокоимся и подумаем минутку. Свидетель был взят на улице, допрошен в Голливудском участке, а затем отвезен в муниципальный приют для подростков и там оставлен. И наконец, вы сами находитесь под внутренним следствием в вашем собственном ведомстве, детектив. Мне очень жаль, но ваши же люди, по всей видимости, не доверяют вам.
Лицо Босха потемнело. Он почувствовал себя преданным. Рурк мог узнать о слежке только от Уиш. Значит, она заметила Льюиса и Кларка. Почему же она ничего не сказала ему, а вместо этого передала Рурку? Босх повернул к ней голову, но она смотрела в стол. Он снова посмотрел на Рурка, который энергично кивал головой, словно та была на пружинке.
– Да, она обнаружила за вами хвост в первый день.
Рурк обвел взором пустое помещение, явно мечтая о более многочисленной аудитории. Вот он перенес вес тела с одной ноги на другую: ни дать ни взять боксер в углу ринга в нетерпеливом ожидании следующего раунда, когда можно будет отправить слабеющего противника в нокаут. Уиш продолжала молча сидеть за столом. И в этот момент Босху показалось, что прошел миллион лет с тех пор, как они держали друг друга в объятиях.
– Может, вам следует обратить взор на себя и свое собственное ведомство, прежде чем бросаться скоропалительными и необдуманными обвинениями? – возгласил Рурк.
Босх ничего не ответил. Он просто встал и зашагал к двери.
– Гарри, куда вы? – из-за своего стола крикнула ему вслед Элинор.
Он обернулся, несколько мгновений смотрел на нее, потом двинулся дальше.
* * *
Льюис и Кларк засекли «каприс» Босха, как только он выехал из гаража Федерал-билдинг. На этот раз Кларк был за рулем, и Льюис добросовестно отметил время в своем вахтенном журнале.
– У него зуд в одном месте, давай лучше подтянемся к нему поближе, – сказал он.
Босх свернул к западу, на бульвар Уилшир, и держал путь к магистрали 405. Кларк прибавил скорости, чтобы в час пик не потерять его в потоке машин.
– Будет зуд, если только что потерял своего единственного свидетеля, – отозвался Кларк. – Если его увели прямо из-под носа.
– Почему ты так решил?
– Ты сам видел. Он заткнул парня в приют и довольный поехал по своим делам. Уж не знаю, что там этот мальчишка видел или рассказал им, но кому-то очень захотелось убрать его с дороги. Босху надо было лучше за ним присматривать. Держать под замком.
По шоссе 405 они ехали на юг. Босх обгонял их корпусов на десять, оставаясь в правом ряду. Шоссе было плотно забито стальной движущейся массой, воняющей бензиновым выхлопом и задымляющей воздух.
– Я думаю, он едет на десятую автостраду, – сказал Кларк. – Он хочет попасть в Санта-Монику. Может, опять к ней домой, может, забыл там зубную щетку. Или она тоже возвратится домой, чтобы вместе встретить сиесту. Разумеешь, к чему я клоню? Я к тому, что пусть себе едет, а мы завернем побеседовать с Ирвингом. Думаю, мы сможем что-нибудь выжать из этой истории со свидетелем. Может, преступную халатность. Этого достаточно, чтобы повлечь за собой административные слушания. Самое меньшее, что он схлопочет, – его вышибут из секции убийств. А если Гарри Босху не позволят расследовать убийства, тогда он подхватится и уйдет. Еще одно очко в нашу пользу.
Льюис поразмыслил над предложением напарника. Оно было недурно. Из этого могло что-то получиться. Но ему не хотелось бросать слежку без позволения Ирвинга.
– Держись за ним, не отставай, – ответил он. – Как только он где-нибудь остановится, я схожу потрачу четвертак, узнаю, чего хочет Ирвинг. Когда он позвонил мне сегодня насчет мальчишки, то, кажется, был в полном восторге. Так что, видимо, дела идут хорошо. Поэтому я не хочу бросать слежку, пока он не даст «добро».
– Как скажешь. Кстати, как Ирвинг так быстро узнал, что парня чикнули?
– Не знаю. Следи внимательно. Он поворачивает на десятую.
Они последовали за серым «каприсом» на автостраду Санта-Моника. Сейчас они удалялись от деловой части города, двигаясь против общего потока, а потому – сравнительно свободно. Но Босх больше не прибавлял скорости. Он, не сворачивая, миновал съезды к дому Элинор Уиш – Кловерфилд и Линкольн и продолжал двигаться по шоссе дальше. Затем нырнул в туннель и, проехав под скалистыми пляжами, снова выехал на поверхность на автостраде Пасифик-коуст. Теперь он двигался вдоль океанского побережья на север. Солнце ослепительно жарило в вышине, а впереди, в легкой дымке, маячили горы Малибу.
– Ну и что теперь? – спросил Кларк.
– Не знаю. Давай еще немножко повисим у него на хвосте.
На Пасифик-коуст движение было не слишком интенсивным, и преследователям было не так-то просто неизменно держать между собой и Босхом хотя бы одну машину. Несмотря на то, что Льюис был по-прежнему убежден, будто большинству копов лень проверять, нет ли за ними слежки, сегодняшний случай опровергал эту теорию. У Босха убили свидетеля – так что он, вероятно, инстинктивно должен озаботиться, не висел ли кто раньше у него на хвосте, а может, и сейчас висит.
– Ладно, просто следуй за ним. У него целый день впереди, у нас – тоже.
Босх держал одну и ту же скорость на протяжении следующих нескольких миль, пока не свернул на автостоянку рядом с причалами Эллис и Малибу. Льюис и Кларк промчались мимо. Проехав милю, Кларк сделал запрещенный U-образный поворот и ринулся обратно. Когда же они подкатили к автостоянке, машина Босха находилась там, но его самого не было видно.
– Опять двинул в ресторан, что ли? – предположил Кларк. – Наверное, ему понравилось это место.
– Там в такую рань еще закрыто.
Оба начали озираться. В этом конце парковки стояли еще четыре автомобиля, и багажные подставки на их крышах свидетельствовали о том, что машины принадлежали группе серфингистов, которые сейчас подпрыгивали на волнах к югу от пирса. Наконец Льюис увидел Босха и указал на него. Тот находился примерно на середине длины мола – опустив голову, он шагал к дальнему краю, и ветер трепал его волосы. Льюис огляделся в поисках фотоаппарата и понял, что камеру еще не вынимали из багажника. Он вытащил из отделения для перчаток бинокль и навел его на удаляющуюся фигуру Наконец Босх достиг конца деревянного парапета и облокотился на него.
– Что он там делает? – спросил Кларк. – Дай мне взглянуть.
– Ты сегодня за водителя, а я веду наблюдение. Все равно он ничего не делает. Просто стоит облокотившись.
– Должно быть, думает о чем-то.
– Да, думает. Ты доволен?.. Так… закурил сигарету… Тебе интересно?.. Погоди… Он что-то делает.
– Что?
– Черт! Нам надо было заранее подготовить фотокамеру.
– Что значит «нам», черт возьми? Сегодня это твоя обязанность. Я за рулем. Что он делает?
– Он что-то бросил. В воду.
В полевой бинокль Льюис увидел, как фигура Босха перегнулась через перила. Он смотрел куда-то вниз, на воду. Больше на молу вроде бы никого не было.
– Что он бросил? Ты видишь?
– Откуда мне знать, блин, что он бросил? Мне отсюда не видно воду. По-твоему, я должен пойти попросить тех парней на досках подгрести к нему и следить вместо нас? Не знаю я, что он бросил!
– Кончай кипятиться. Я просто спросил… А ты не можешь вспомнить цвет предмета?
– Кажется, белый, вроде шарика. Но его вроде унесло.
– По-моему, ты сказал, тебе не видно воду.
– Я имею в виду, что ветром унесло вниз. Кажется, это какая-то тряпка или бумажка.
– А что он сейчас делает?
– Просто стоит у перил. Смотрит вниз.
– Муки совести… Может, он сейчас как сиганет в воду, и нам можно забыть про это чертово дело.
Кларк хихикнул над своей тухлой шуткой. Льюис смеяться не стал.
– Да, точно. Все так и будет.
– Дай мне бинокль и сходи позвони. Узнай, что хочет Ирвинг.
Льюис передал бинокль и вылез из машины. Но сначала он подошел к багажнику и достал оттуда «Никон». Приладил телеобъектив, потом отнес фотоаппарат к окошку водительской двери и вручил Кларку.
– Сфотографируй его там, чтобы было что показать Ирвингу.
Затем Льюис затрусил к ресторану в поисках телефона. Вернулся он меньше чем через три минуты. Босх все еще стоял, опершись на перила на конце мола.
– Шеф говорит, ни при каких обстоятельствах не бросать наблюдение. Еще он сказал, наши отчеты на хрен не годятся. Ему нужно больше фактов и фотографий. Ты его заснял?
Кларк пялился в объектив фотокамеры и был слишком увлечен, чтобы ответить. Льюис взял бинокль и тоже стал смотреть. Босх оставался неподвижен. Льюис ничего не понимал. Что он там делает? Думает? Тогда зачем было тащиться сюда через весь город?
– Пошел бы он со своими фактами! – вдруг в сердцах произнес Кларк, опуская камеру на колени и переводя взгляд на партнера. – Да, я сделал несколько снимков, Ирвинг будет счастлив. Но этот чувак ничего не делает. Просто стоит у перил.
– Уже не стоит, – отозвался Льюис, не отрывая взгляда от бинокля. – Заводи машину. Шоу продолжается.
* * *
Босх ушел с пирса, выбросив в воду скомканную памятную записку насчет гипноза. Она запрыгала по загаженной поверхности, точно белый цветок, и, продержавшись несколько мгновений, исчезла под водой. Решимость Босха найти убийцу Медоуза только укрепилась: теперь ему хотелось торжества справедливости и ради Шарки. Шагая назад по старым доскам причала, он увидел, что ехавший за ним «плимут» съезжает с ресторанной автостоянки. Опять они, подумал он. Но это не имело значения. Его не заботило, что эти двое видели или сочли, что видели. Правила игры поменялись, и у Босха были свои планы в отношении Льюиса и Кларка.
По 10-му шоссе он поехал на восток, к центру города. Гарри даже не дал себе труда заглянуть в зеркало заднего вида, чтобы отыскать глазами черную машину, – он и без того знал, что она там. Мало того, он хотел, чтобы она была там.
Детектив припарковался в запрещенном месте перед зданием службы иммиграции и натурализации на Лос-Анджелес-стрит. Поднялся на третий этаж и пересек одну из переполненных людьми приемных. В помещении пахло, как в тюрьме – потом, страхом и безнадегой. Скучающая женщина сидела за раздвижным стеклом конторки, трудясь над кроссвордом в «Таймс». Окошко было задвинуто. Ниже стекла имелась пластиковая приемно-раздаточная щель для бумажных документов – нечто подобное можно видеть на прилавке мясного рынка. Спустя несколько секунд служащая подняла глаза на Босха. Он показывал ей полицейский значок.
– Вы не знаете, как называется человек, постоянно пребывающий в печали и одиночестве? – спросила она, отодвинув окошко, и тут же проверила, не сломался ли ноготь.
– Босх.
– Что?
– Детектив Гарри Босх. Нажмите кнопку и пропустите меня. Мне нужно видеть Гектора В.
– Мне нужно сначала проверить ваши данные, – с недовольной гримасой ответила она. Потом тихо произнесла что-то по телефону, протянула руку за полицейским жетоном Босха и поставила палец на указанное в его удостоверении имя. Затем положила телефонную трубку.
– Он говорит, идите с заднего хода. – Женщина нажала расположенную рядом с окном кнопку запорного устройства. – Говорит, вы знаете дорогу.
Войдя в маленькое помещение полицейского отдела, гораздо более тесное, чем то, где работал сам, Босх обменялся рукопожатием с Гектором Виллабоной.
– Хочу попросить тебя об одной услуге. Мне нужно компьютерное время.
– Что ж, давай это устроим.
Вот что нравилось Босху в Гекторе В. Тот никогда не задавал вопросов вроде «Что?» или «Зачем?» прежде, чем принять решение. Он был человеком типа «давай это устроим», всегда готовым оказать содействие. Он не играл в разные дурацкие игры, в которые, как пришел к выводу Босх, играли почти все люди их профессии. Гектор крутанулся на вертящемся стуле, обращаясь к стоящему на столе компьютеру, и ввел пароль.
– Ты ведь хочешь пробежаться по каким-то именам, верно? Сколько штук?
Босху тоже не хотелось его дурачить. Он показал список из тридцати четырех фамилий. Гектор тихонько присвистнул.
– О'кей, мы их, конечно, посмотрим, но это вьетнамцы. Если их дела не проходили по этому ведомству, то и досье здесь не окажется. Я могу извлечь только то, что есть в компьютере. Даты въезда, документация, гражданство – все то, что заложено в базу данных. Сам знаешь, как оно устроено, Гарри.
Босх знал. Но он знал также, что Южная Калифорния – это то место, где, преодолев океан, нашли себе приют большинство вьетнамских беженцев. Гектор начал набивать имена двумя пальцами, и двадцать минут спустя Босх уже держал перед глазами компьютерную распечатку.
– А что мы ищем, Гарри? – спросил Гектор, вместе с ним глядя в список.
– Сам не знаю. Тебе ничего не кажется здесь необычным?
Прошло довольно много времени, и Босх уже подумал, что Гектор скажет, мол, ничего необычного не видит. Тогда тупик. Но Босх ошибся.
– Так… насчет вот этого человека, думаю, ты обнаружишь, что он имел связи.
Имя человека было Нго Ван Бинь. Босху оно ничего не говорило, кроме того разве, что оно было из списка «В»; Бинь был из тех, кто не заявлял о пропаже из сейфа.
– Ты говоришь, связи?
– У него был какой-то блат, протекция, – пояснил Гектор. – Политические связи – думаю, ты бы это так назвал. Видишь ли, номер его дела имеет буквенную приставку «GL». Этими досье занималось наше Бюро по особым делам в Вашингтоне. Обычно они не занимаются простыми людьми. А только крупными шишками вроде шаха, Маркосов. Или русских невозвращенцев – если они являются учеными или артистами балета. Такой вот публикой. Этих дел я здесь никогда не видел. – Он кивнул головой и ткнул пальцем в распечатку. – Далее: опять же даты, они слишком близко друг от друга. Его переброска произошла слишком быстро, и это наводит меня на мысль, что не обошлось без подмазки. Я слыхом не слыхивал об этом парне, но вижу, что этот парень неплохо разбирался в человеческой породе. Взгляни на дату въезда: 4 мая 1975 года. Всего четыре дня после того, как он покинул Вьетнам. Если прикинуть: в первый день человек добирается до Манилы, в последний – до Штатов. У него оставалось всего два дня на то, чтобы в Маниле выправить разрешение и прокомпостировать билет на материк. А в это время – старина, вспомни – они ведь прибывали в Манилу полными лодками. Невозможно оформить это за два дня, если только все не схвачено. То есть у этого самого Биня уже был оформленный пропуск. Он имел политические связи. Это не такое уж редкое явление, многие их имели. Когда дело накрылось медным тазом, мы вывезли оттуда множество людей. Кто-то из них принадлежал к элите. А кто-то просто имел деньги, чтобы с их помощью стать элитой.
Босх посмотрел на дату отъезда Биня из Вьетнама. Это было 30 апреля 1975 года. В тот же день уезжал из Вьетнама Медоуз. Тот самый день, когда под ударами армии Северного Вьетнама пал Сайгон.
– А это дата министерства обороны, – сказал Виллабона, указывая на другое число. – Четырнадцатое мая. Очень короткий срок для проверки документации и признания ее правильной. Всего через десять дней после прибытия этот человек получает въездную визу. Это слишком уж стремительно для простого Джо. Или, в данном случае, для простого Нго.
– И что ты об этом думаешь?
– Трудно сказать. Он мог быть тайным агентом. Он мог просто иметь достаточно денег, чтобы добиться посадки в вертолет. По сей день о тех временах бродит масса слухов. Как люди в одночасье становились богатыми. Место на военном самолете шло за десять штук. Бесспорно, визы стоили еще дороже. Но… ничего так и не было доказано.
– Ты мог бы достать досье этого парня?
– Да. Если бы был в Вашингтоне.
Босх пристально посмотрел на него, и Гектор наконец пояснил:
– Все дела с кодом «GL» находятся там, Гарри. Именно там сидят нужные люди, которые обеспечивают нужные связи. Понимаешь?
Босх ничего не ответил.
– Не сердись, Гарри. Я посмотрю, что можно предпринять. Сделаю пару звонков. Зайдешь попозже?
Босх дал ему фэбээровский номер телефона, однако не сказал, что он принадлежит ФБР. Потом они обменялись рукопожатием, и Босх ушел. В вестибюле первого этажа он посмотрел сквозь тонированное стекло, ища глазами Льюиса и Кларка. Увидев наконец, как черный «плимут» свернул за угол (это сыщики СВР совершали очередной объезд квартала), вышел и спустился по ступенькам к своей машине. Периферийным зрением заметил, как машина СВР замедлила ход и подрулила к тротуару – шпики ждали, пока он отъедет.
Босх сделал так, как они хотели. Потому что сам хотел того же самого.
* * *
Улица Вудро-Вильсон-драйв, закручиваясь против часовой стрелки, взбегает по Голливудским холмам. При этом ни на одном участке растрескавшейся, залатанной асфальтовой дороги никогда не могли разъехаться две машины без того, чтобы на всякий случай не притормозить. Дома по левую сторону потихоньку взбираются по вертикальному склону горы. Это давние капиталовложения, солидные и надежные. Испанская черепица и лепнина. По правую сторону выросли уже более новые постройки, с деревянным фахверковым каркасом. Они бесстрашно нависают верхними комнатами над рыжими, поросшими колючками руслами высохших ручьев и ромашковыми каньонами. Дома балансируют на сваях, как на ходулях, и так же ненадежно держатся за склон горы, как их владельцы – за свои позиции на раскинувшихся далеко внизу киностудиях. Дом Босха был четвертым от конца, по правую руку.
Когда Босх объезжал на машине последний виток, дом возник перед глазами. Гарри посмотрел на темное дерево, на общий дизайн, напоминающий обувную коробку, ища признаки того, что дом каким-то образом изменился, – будто внешний облик дома мог сказать, не случилось ли каких-то неприятностей внутри. Потом посмотрел в зеркальце заднего вида и ухватил взглядом морду карабкающегося в гору черного «плимута» – точно нос пронырливого животного, вынюхивающего добычу. Босх въехал под автомобильный навес рядом с домом и вышел из машины. Он вошел в дом, не взглянув больше на тянущийся за ним «хвост».
Он ездил на причал, чтобы хорошенько осмыслить сказанное Рурком. И, размышляя об этом, вспомнил о телефонном звонке на своем автоответчике, когда звонивший повесил трубку, так и не проронив ни слова. Сейчас он вошел в кухню и заново «проиграл» телефонные сообщения. Первым шел тот самый неизвестно чей звонок – он поступил во вторник. Далее – сообщение от Джерри Эдгара, полученное сегодня в предрассветные часы, когда Эдгар разыскивал Босха, чтобы вызвать его к стадиону «Голливуд-боул». Босх перемотал ленту назад и еще раз прослушал неизвестный вызов, жестоко коря себя за то, что не оценил его важности в первый раз. Кто-то позвонил, выслушал его записанное на пленку приветствие и, дождавшись звукового сигнала, повесил трубку. Этот звук положенной трубки записался на ленте. Большинство людей, если бы не хотели оставлять сообщение, просто повесили бы трубку, едва услышав записанные на автоответчике слова, что хозяина нет дома. Либо, сочтя, что он все-таки дома, окликнули бы его после сигнала. Но этот абонент прослушал запись, дождался сигнала и затем повесил трубку. Почему? Тогда, в первый раз, Босх не обратил на это внимания, но теперь подумал, что этот звонок был проверкой работы передающего устройства.
Он подошел к стенному шкафу у двери и достал бинокль. Потом приблизился к окну гостиной и посмотрел сквозь щелку в шторах, ища «плимут». Тот стоял несколько выше по склону. Льюис и Кларк проехали мимо дома, развернулись и припарковались у обочины, лицом к спуску, готовые продолжать преследование, как только Босх выйдет. В бинокль ему был виден сидящий за баранкой Льюис, не спускающий глаз с дома. За ним виднелась голова Кларка, у этого глаза были закрыты. Ни на ком из них, похоже, не было наушников. Тем не менее, Гарри требовалась стопроцентная уверенность. Не отрывая глаз от бинокля, он приблизился к входной двери, приоткрыл ее на несколько дюймов и снова закрыл. Люди в машине никак не отреагировали. Глаза Кларка оставались закрытыми. Льюис продолжал ковырять в зубах визитной карточкой.
Босх решил, что даже если «жучка» подсунули они, то передача шла на какое-то приемное устройство. Тем лучше. Должно быть, чувствительная микропленка установлена снаружи дома. Они будут ждать, пока он не уедет, а затем один из них выскочит из машины и проворно заберет ролик, заменив его новым. Затем они легко смогут возобновить слежку, еще прежде, чем он спустится с горы на шоссе. Босх отошел от окна и произвел быстрый осмотр комнаты и кухни. Он обследовал нижнюю часть столов и электроприборов, но не обнаружил «жучка», да и не ожидал обнаружить. Он знал: важнейшим местом был телефон, который и приберег напоследок. Установка «жучка» в телефон позволяла бы слышать и то, что делается внутри дома, и то, что проходит через телефон.
Босх снял трубку и маленьким перочинным ножом, висевшим у него на цепочке вместе с ключами, отковырнул крышку с микрофона трубки. Там не было ничего лишнего. Затем он снял крышку с противоположного, прилегающего к уху конца трубки. «Оно» было там. Ножом он аккуратно приподнял громкоговоритель. Под ним виднелся прикрепленный при помощи маленького магнита маленький, плоский, круглый передатчик размером примерно с двадцатипятицентовик. Два проводка отходили от этого приспособления, которое, как он знал, было настроено на прием и усиление звука и называлось Т-9. Один такой проводок был обмотан вокруг одного из проводков телефонной трубки, подводя энергию для «жучка». Другой проводок уходил в глубь барабана телефонной трубки. Босх аккуратно потянул за него, и показался запасной источник питания: маленький тонкий модуль, содержащий батарейку АА. «Жучок» был рассчитан на питание от того же источника, что и телефон, но если бы телефон отключили от розетки, батарейка могла бы снабжать его энергией еще часов восемь. Босх отсоединил устройство от телефона и положил на стол. Теперь оно работало от батарейки. Он смотрел на него, соображая, что делать дальше. Это было стандартное устройство, находящееся на вооружении у полиции, с диапазоном охвата от пятнадцати до двадцати футов. Оно предназначалось для того, чтобы подслушивать все, что произносилось в комнате. Дальность передачи звука минимальная, самое большее ярдов двадцать пять – в зависимости от того, сколько металла было в здании.
Босх снова подошел к окну – посмотреть, что делается на улице. Льюис и Кларк по-прежнему не проявляли беспокойства или каких-то признаков того, что обнаружили удаление «жучка». Льюис закончил ковырять в зубах.
Босх включил стереопроигрыватель и поставил диск с записью Уэйна Шортера. Затем вышел через боковую кухонную дверь, выводящую под навес для машины. Отсюда его нельзя было заметить со стороны дороги. Он тотчас отыскал магнитофон – распределительная коробка под электросчетчиком на задней стене навеса. Двухдюймовые катушки вращались, записывая звук саксофона. Записывающее устройство системы «Награ» – как и прежде устройство Т-9 – было подключено к электрической линии, снабжающей дом, но имело и резервный элемент питания. Босх отсоединил магнитофон от сети, оставив подключенным к запасному элементу, и внес в дом, где поставил на стол, рядом с его собратом.
Шортер как раз заканчивал свой «Блюз 502». Босх сел в сторожевое кресло, зажег сигарету и уставился на подслушивающее устройство, пытаясь составить план действий. Он протянул руку, перемотал пленку и нажал кнопку «Play». Первое, что он услышал, был его собственный голос, говорящий, что его нет дома, затем сообщение Джерри Эдгара насчет стадиона «Голливуд-боул». Следующими звуками были звук дважды открываемой и закрываемой двери и саксофон Уэйна. Им пришлось сменить катушки по крайней мере дважды с тех пор, как была произведена проверка слышимости по телефону. Затем ему пришло в голову, что визит Элинор Уиш тоже был записан. Он подумал над этим и спросил себя, уловил ли «жучок» то, что говорилось на заднем крыльце. Повествование Босха о себе и о Медоузе. Он разозлился, думая об этом насильственном вторжении, о чужих тайнах, украденных двумя людьми из черного «плимута».
Гарри побрился, принял душ и переоделся в свежую одежду: рыжевато-коричневый летний костюм с розовой рубашкой и синим галстуком. Потом пошел в комнату и положил «жучок» и магнитофон в карманы пиджака. Еще раз посмотрел в полевой бинокль через занавески. В машине СВР по-прежнему не наблюдалось никакого движения. Он опять вышел через боковую дверь и осторожно спустился по земляной насыпи к основанию первой сваи – стальной двутавровой балки. Потом осторожно пробрался по скату горы за домом. По дороге он заметил, что высохший овраг под балконом усеян кусочками фольги от пивной бутылки, которые он отрывал, когда стоял там с Элинор.
Перебравшись на другую сторону своего участка, Босх начал осторожно продвигаться поперек склона, поочередно подныривая под следующие три дома на ходулях. Миновав третий, он вскарабкался чуть выше по склону и из-за угла переднего дома выглянул на улицу. Сейчас он находился сзади черного «плимута». Босх обобрал колючки, набившиеся в отвороты брюк, и небрежно зашагал по дороге.
* * *
Не замеченный, он подошел к машине со стороны пассажирской дверцы. Окно было опущено, и как раз перед тем, как рвануть на себя дверцу, Босх отметил, что слышит доносящийся из машины храп.
Рот Кларка был открыт, а глаза все еще закрыты, когда Босх, наклонившись внутрь машины, схватил обоих мужчин за шелковые галстуки. Правую ногу он для упора поставил на подножку и дернул обоих на себя. Хотя их было двое, преимущество было на стороне Босха. Кларк был захвачен врасплох, а Льюис имел немногим большее представление о том, что происходит. То, что Босх тащил их за галстуки, означало, что всякая борьба или сопротивление только туже затягивали удавку на их шеях, перекрывая доступ кислорода. Оба вылезли из машины почти добровольно, спотыкаясь, как собаки на поводке, и шлепнулись рядом с пальмой, растущей в трех футах от обочины. Лица их были красными, они шипели и брызгали слюной, пытаясь что-то сказать. Руками они тянулись к шеям, вцеплялись в узлы галстуков, пытаясь глотнуть воздуха. Тем временем Босх свободной рукой отстегнул от их ремней наручники и изловчился сковать левую руку Льюиса с правой рукой Кларка. Затем захватил правую руку Льюиса в другой комплект наручников и стал заводить ее за дерево. Но Кларк разгадал замысел Босха и попытался встать и оттащить напарника в сторону. Босх снова ухватил Кларка за галстук и рванул книзу. Голова шпика дернулась, и лицо врезалось в ствол пальмы. На миг он оказался оглушен, и Босх замкнул на его запястье последний металлический браслет. Оба детектива СВР принялись затем неуклюже барахтаться на земле, прикованные друг к другу вокруг пальмового дерева. Босх отстегнул у них кобуры и отступил на шаг, чтобы самому перевести дух.
– Ты покойник! – наконец хрипло выкрикнул Кларк.
Кое-как они вернулись в стоячее положение, при этом между ними по-прежнему находилась пальма. Они выглядели так, будто их, двоих взрослых мужчин, застали за игрой в «Каравай».
– Физическое насилие в отношении коллеги-офицера в количестве двух единиц, – сказал Льюис. – Поведение, несообразное со званием. Мы сможем прищучить тебя и за полдюжины других штучек, Босх. – Он натужно кашлянул, брызги слюны полетели в пиджак Кларка. – Отцепи нас, и, возможно, мы забудем про этот случай.
– Пусть не ждет! Ничего мы ему не забудем, ни единой гребаной выходки! – возразил напарнику Кларк. – Он загремит у нас как миленький!
Босх вынул из кармана подслушивающее устройство и выставил его на ладони для обзора.
– Так кто из нас загремит? – спросил он.
Льюис посмотрел на «жучка» узнающим взглядом и сказал:
– Мы ничего об этом не знаем.
– Понятное дело, – сказал Босх. Из другого кармана он вытащил записывающее устройство и тоже протянул вперед на ладони. – Звукочувствительные устройства системы «Награ» – вот что вы, парни, применяете в своих спецзаданиях, будь то легальные или нет, верно? Я нашел это в своем телефоне. А одновременно заметил, как вы, два болвана, гоняетесь за мной по всему городу. Не кажется ли вам, что это вы насовали мне «жучков», чтобы иметь возможность не только следить за мной, но и подслушивать?
Ни Льюис, ни Кларк ничего не ответили, да Босх на это и не рассчитывал. Он заметил, что капелька крови повисла у ноздри Кларка. Какая-то машина, движущаяся по Вудро-Вильсон-драйв, замедлила было ход, но Босх показал полицейский значок, и машина проехала мимо. Ни тот, ни другой прикованный детектив не стали звать на помощь, что лишний раз заставило Босха убедиться, что он в безопасности. Этот раунд будет за ним. Их департамент снискал себе столь недобрую славу нелегальным прослушиванием – своих офицеров, лидеров борьбы за гражданские права, даже кинозвезд, – что эти двое не собирались поднимать шум по нынешнему поводу. Уберечь собственную шкуру было для них важнее, чем освежевать Босха.
– У вас есть судебное предписание на установку подслушивающего устройства?
– Послушай, Босх, – сказал Льюис, – я же сказал тебе, мы…
– Вряд ли. Для того, чтобы получить такой ордер, нужно иметь доказательства совершения преступления. По крайней мере, так мне всегда говорили. Но служба внутренних расследований обычно не утруждает себя такими мелочами. Знаешь, как будет выглядеть ваше дело об оскорблении действием, Кларк? Пока вы двое соберетесь тащить меня в Комиссию по правам и добьетесь моего увольнения за то, что я выволок вас из машины и перемазал травой ваши залоснившиеся задницы, я уже потащу вас, вашего босса Ирвинга, СВР, начальника полиции и весь этот гребаный город в федеральный суд за нарушение Четвертой поправки, нелегальный обыск и вторжение. Я напущу собак также и на мэра. Как вам эта перспектива?
Кларк сплюнул на траву, под ноги Босху. Капля крови из его носа упала на белую рубашку. Он сказал:
– Ты не сможешь доказать, что это наших рук дело, потому что это не так.
– Босх, чего ты хочешь? – выпалил Льюис. Лицо его от ярости побагровело еще больше, чем когда шею ему на манер лассо стягивал галстук.
Босх принялся медленно вышагивать вокруг дерева, и им, чтобы удержать его в поле зрения, то и дело приходилось крутить головами.
– Чего я хочу? Ну, учитывая то, как сильно я презираю вас обоих, я, честно говоря, не испытываю желания тащить ваши задницы в суд. Хватит и того, что я проволок их по асфальту. Чего я хочу…
– Босх, тебе надо проверить твою долбаную голову! – вспылил Кларк.
– Заткнись, Кларк! – сказал Льюис.
– Это ты заткнись! – огрызнулся Кларк.
– Кстати, я ее проверял, – сказал Босх. – И в любом случае предпочту иметь свою собственную, чем одну из ваших. Чтобы проверить ваши, потребуется проктолог.
Произнося это, он прошел вплотную за спиной Кларка. Затем отодвинулся на несколько шагов и продолжал описывать круги.
– Я вам вот что скажу. Кто старое помянет, тому глаз вон. Пусть прошлое остается в прошлом. Все, что от вас требуется, – это ответить на несколько вопросов. И мы квиты, я вас освобожу. В конце концов, мы же часть одной большой семьи, верно?
– Какие вопросы, Босх? – спросил Льюис. – О чем ты толкуешь?
– Когда вы сели мне на хвост?
– Утром во вторник, мы засекли тебя, когда ты вышел из ФБР, – сказал Льюис.
– Не выдавай ему ничего, – сказал напарнику Кларк.
– Он и так знает.
Кларк посмотрел на Льюиса и покачал головой, словно не веря своим ушам.
– Когда вы поставили мне «жучка» в телефон?
– Мы не ставили, – сказал Льюис.
– Чушь! Ну да ладно. Вы видели в Бойтауне, что я разговаривал с мальчишкой. – Это было утверждение, а не вопрос. Босх хотел, чтобы они думали, будто ему известна большая часть обстоятельств и он просто нуждается кое в каких деталях, чтобы заполнить пробелы.
– Да, – ответил Льюис. – Это было в первый день нашего наблюдения. Значит, ты засек нас. Ну и какого хрена ты хочешь?
Гарри заметил, что Льюис тянется в карман пиджака, и проворным движением первый запустил туда руку. Он вытащил кольцо с ключами, на котором были также ключи от наручников, и забросил все это в машину. Стоя за спиной Льюиса, требовательно спросил:
– Кому вы рассказывали об этом?
– Кому рассказывали? – переспросил Льюис. – Про парня? Никому. Мы никому не говорили, Босх.
– Вы ведете ежедневные записи в вахтенном журнале, вы фотографируете, верно? Готов поспорить, что на заднем сиденье вон той машины лежит фотокамера. Если только вы не позабыли вынуть ее из багажника.
– Конечно, мы это делаем.
Босх закурил и опять начал свой обход.
– Куда все это поступает?
Прошло несколько секунд, прежде чем Льюис ответил. Босх видел, как он обменялся взглядами с Кларком.
– Мы сдали вчера первый материал и пленку. Положили в ящик заместителя начальника. Как всегда. Даже не знаем, смотрел он или нет. Это единственная бумага, которую мы пока составили. Так что, Босх, сними с нас эти чертовы наручники. Это же неприлично. Люди смотрят, и все такое. Мы можем поговорить и после этого.
Босх подошел ближе, остановившись примерно посередине между ними, и, выпустив дым в их сторону, сказал, что наручники останутся до тех пор, пока разговор не закончится. Затем придвинулся почти вплотную к лицу Кларка.
– Кому отправлялись копии?
– Копии отчета о наблюдении? Никому не отправлялись, Босх, – ответил Льюис. – Это было бы нарушением внутренних правил нашей службы.
Босх рассмеялся, качая головой. Он знал, что они не согласятся признать никакой нелегальщины или нарушения официальной стратегии. Он повернулся и зашагал обратно к дому.
– Постой! Погоди минутку, Босх! – крикнул Льюис. – Мы передали копию твоему лейтенанту. Доволен? Вернись!
Босх вернулся, и Льюис продолжал:
– Он хотел, чтобы его держали в курсе. У нас не было другого выхода. Шеф нашей службы, Ирвинг, дал «добро». Мы делали, что приказано.
– Что было в отчете насчет парня?
– Ничего. Просто упоминался некий парень… э… мол, был остановлен и вовлечен в разговор некий подросток. Который потом был отвезен в Голливудское отделение для официального допроса. Что-то в таком роде.
– Вы называли в отчете его имя?
– Никакого имени. Мы даже не знали, как его зовут. Честно, Босх. Мы просто вели за тобой слежку, только и всего. А теперь отвяжи нас.
– А что насчет приюта «Уютный дом»? Вы видели, как я его туда отвез. Это было в рапорте?
– Да… в журнале.
Босх опять придвинулся почти вплотную.
– Ну, а теперь самый главный вопрос. Из ФБР позвонили Паундзу и отозвали жалобу на меня. Если ФБР не имеет ко мне претензий, почему ваша служба по-прежнему продолжает за мной следить? Затем ваши люди сделали вид, будто сняли наблюдение, а на самом деле – нет. Почему?
Льюис начал было что-то говорить, но Босх оборвал его:
– Я хочу, чтобы Кларк ответил. Ты слишком быстро думаешь, Льюис.
Кларк не произнес ни слова.
– Кларк, подросток, с которым вы меня видели, убит. Кто-то его прикончил, потому что он поговорил со мной. А единственные люди, которые знали, что он со мной разговаривал, были ты и твой напарник. Здесь ведется грязная игра, и если я не получу ответов, то предам дело гласности. И тогда уже вы сами окажетесь под внутренним расследованием.
– Пошел ты! – Кларк произнес свои первые два слова за последние пять минут.
Тут в разговор вмешался Льюис:
– Послушай, Босх, я же тебе говорю: ФБР тебе не доверяет. Вот в чем вся штука. Они говорят, что взяли тебя помочь в расследовании, но нам они сказали, что не до конца в тебе уверены. Сказали, что ты силой втесался в их расследование и они намерены держать тебя под контролем, чтобы ты не обвел их вокруг пальца. Вот и все. Поэтому нам было велено отойти в тень, но не спускать с тебя глаз. Мы так и делали. Вот и все. А теперь развяжи нас. Я еле дышу, и руки уже саднит от этих наручников. Ты уж слишком туго их застегнул.
Босх повернулся к Кларку:
– Где твой ключ от наручников?
– В переднем кармане, – ответил тот. Он вел себя хладнокровно, отказываясь смотреть на Босха. Гарри зашел ему за спину и обеими руками обхватил вокруг талии. Вытащив ключи из кармана, прошептал на ухо:
– Кларк, если ты еще раз сунешься ко мне в дом, я тебя убью.
Затем рванул вниз брюки и трусы сыщиков, спустив до самых лодыжек, и зашагал прочь. Кольцо с ключами он забросил в машину.
– Ты, ублюдок! – завопил Кларк. – Я первый убью тебя, Босх!
* * *
Пока при нем были «жучок» и «Награ», Босх мог быть в достаточной степени спокойным за то, что Льюис и Кларк не будут пытаться выдвинуть против него обвинение. Им было что терять – больше, чем ему. Судебный иск и публичный скандал поставят крест на их продвижении по служебной лестнице на шестой этаж. Босх сел в свою машину и поехал обратно, к Федерал-билдинг.
Пытаясь оценить ситуацию, он пришел к выводу, что слишком много людей знали о Шарки или имели возможность узнать. Было неясно, как обезвредить внутреннего осведомителя. Льюис и Кларк видели мальчика и передали информацию Ирвингу и Паундзу – и кто знает, кому еще? В ФБР о парне знали как минимум Рурк и клерк, собирающий отчеты. А в этот список еще не вошли люди на улице, которые могли видеть Шарки вместе с Босхом или слышать, что Босх его разыскивает. Босх знал, что ему остается только ждать развития событий.
В правительственном здании, на этаже, занимаемом ФБР, рыжеволосая секретарша за стеклянной перегородкой в приемной попросила его подождать, пока она свяжется по телефону с опергруппой 3. Он снова принялся глазеть сквозь прозрачные занавеси на кладбище ветеранов и увидел, как несколько человек трудятся над вырытой в склоне холма траншеей. Они закладывали рану в земле блоками из черного камня, резко бликуюшими на солнце. И до Босха наконец дошло, чем они занимаются. Прожужжал за спиной замок отворяющейся двери, и он, отойдя от окна, вошел внутрь. Было половина третьего, и сотрудники опергруппы отсутствовали, за исключением Элинор Уиш. Она сидела за столом и ела сандвич с яичным салатом – из тех, что в треугольных пластмассовых коробках продавали в кафетериях всех правительственных зданий, где Босху доводилось бывать. На столе стояли пластиковая бутылка с водой и бумажный стаканчик. Они обменялись беглыми приветствиями. Босх почувствовал, что отношения между ними изменились, но не знал насколько.
– Ты здесь с утра? – спросил он.
Она сказала, что нет. Сказала, что возила показывать фотографии Франклина и Дельгадо служащим хранилища Уэстлендского национального банка и одна из женщин определенно опознала Франклина как Фредерика Б. Рисли, арендатора одной из сейфовых ячеек. Того самого разведчика.
– Этого достаточно для получения ордера, но Франклина нигде нет, он исчез, – сказала она. – Рурк отправил две группы: к нему домой и к Дельгадо – по адресам, которые имелись в управлении автомобильного транспорта. Недавно ребята звонили. Либо те съехали, либо никогда не проживали по этим адресам.
– И что будем делать дальше?
– Не знаю. Рурк говорит о том, чтобы на этом временно приостановить следствие – до тех пор, пока мы их не поймаем. Тебе, вероятно, придется вернуться в свой отдел. Когда мы схватим кого-нибудь из них, то привлечем тебя к его разработке в рамках дела об убийстве Медоуза.
– А также об убийстве Шарки. Не забывай об этом.
– Да, это тоже.
Босх кивнул. Все было кончено. ФБР собиралось закрыть дело.
– Да, кстати, для тебя есть сообщение, – сказала она. – Кто-то тебе звонил, назвался Гектором. Это все.
Босх сел за соседний стол и набрал прямой номер Гектора Виллабоны по выделенной линии. Тот поднял трубку после двух гудков.
– Это Босх.
– Эй, а чем это ты занимаешься в Бюро? – спросил Гектор. – Я позвонил по тому номеру, что ты мне дал, и там сказали, что это ФБР.
– Да, это долгая история. Потом расскажу. Откопал что-нибудь?
– Не так уж много, Гарри, и не собираюсь дальше копать. Не могу найти это досье. Тот тип, Бинь, кто бы он ни был, у него явно имеются связи. Как мы и предполагали. Его досье до сих пор засекречено. Я позвонил одному знакомому в Вашингтон и попросил переслать его мне. Он перезвонил и сказал, что не может этого сделать.
– С чего бы ему до сих пор быть засекреченным?
– Кто знает, что там может быть, Гарри? Засекречено, и все. Поэтому они не могут мне его достать.
– Ну что ж, спасибо. Теперь это уже не столь важно.
– Если у тебя есть какой-нибудь источник в государственном департаменте, кто-нибудь, имеющий доступ, им может повезти больше, чем мне. Мой номер всего лишь шестнадцатый. Но послушай, есть одна зацепка, о которой проболтался этот мой знакомый.
– Какая?
– Понимаешь, я назвал ему имя Биня, и когда он перезвонил, то сказал: «Извини, досье капитана Биня засекречено». Прямо так и сказал. Так что этот человек, видимо, из военных. Возможно, поэтому они так быстро перевезли его оттуда. Если он был военным, то они, конечно, должны были спасать его задницу.
– Да, – согласился Босх, поблагодарил Гектора и положил трубку.
Он повернулся к Элинор и спросил, нет ли у нее каких связей в госдепартаменте. Она отрицательно покачала головой.
– Военная разведка, ЦРУ, что-нибудь в этом роде? – настаивал Босх. – Кто-нибудь, имеющий доступ к засекреченным компьютерным файлам.
Она на минутку задумалась, потом сказала:
– Ну, есть один человек, на том этаже, где офисы госдепа. Я немного знаю его со времен службы в Вашингтоне. А в чем дело, Гарри?
– Можешь ты ему позвонить и попросить об услуге?
– Он не станет разговаривать по телефону, о делах, во всяком случае. Нам придется просто к нему сходить.
Босх поднялся. Уже по выходе из комнаты, пока они ждали лифт, он рассказал ей о Бине, о его звании и о том, что он покинул Вьетнам в один день с Медоузом. Лифт открылся, они вошли, и Элинор нажала кнопку с цифрой 7. Они были одни.
– Значит, ты все время знала, что за мной следят? – сказал Босх. – Люди из СВР.
– Да, я их заметила.
– Но ты знала это еще раньше, верно?
– А это имеет значение?
– Думаю, да. Почему ты мне не сказала?
Она не сразу ответила. Лифт остановился.
– Я не знаю, – сказала она. – Извини. Я не сделала этого вначале, а потом когда хотела сказать, то уже не смогла. Я подумала, что это все испортит. Хотя, как я понимаю, уже испортило.
– Почему ты не сказала вначале, Элинор? Потому что все равно оставался вопрос: можно ли мне доверять?
Она упиралась взглядом в угол лифта, в полосу из нержавеющей стали.
– Поначалу – да, у нас не было уверенности в тебе. Я не стану лгать.
– А сейчас?
Дверь открылась на седьмом этаже. Элинор вышла из лифта, успев бросить:
– Но ведь ты все еще здесь, с нами, не так ли?
Босх вышел за ней, схватил за руку и остановил. Они подождали, пока двое мужчин в очень похожих серых костюмах пройдут мимо них в лифт.
– Да, я все еще здесь, но ты мне о них не сказала.
– Гарри, не могли бы мы поговорить об этом позже?
– Дело в том, что они видели нас с Шарки.
– Да, я думала об этом.
– Так почему же ты ничего не сказала, когда я говорил насчет информатора внутри ведомства? Когда спрашивал о том, кому ты говорила о мальчике?
– Не знаю.
Босх уронил взгляд на свои ботинки. Он чувствовал себя как единственный человек на планете, который не понимает, что происходит.
– Я разговаривал с ними, – сказал он. – Они заявляют, что просто видели нас с ним и больше ничего. Якобы они не стали разнюхивать, в чем тут дело. Сказали, что понятия не имели, кто он такой. В их рапортах не было его имени.
– И ты им веришь?
– Прежде никогда не верил. Но я не вижу, как они могут быть замешаны в этом деле. Это ни с чем не сообразно. Они просто следят за мной и пытаются собрать какой-то компромат, чтобы меня вышибли. Но они не станут убирать свидетеля. Это бред.
– Может, они снабжают информацией того, кто замешан, и сами того не знают?
Босх снова подумал об Ирвинге и Паундзе.
– Как одна из возможностей – не исключено. Главное, что где-то в системе действует внутренний шпион. Вот все, что мы знаем. Он может быть как с моей стороны, так и с твоей. Поэтому нам надо быть очень осторожными в том, что мы говорим и что делаем. – Он посмотрел ей прямо в глаза и спросил: – Скажи, ты мне веришь?
Ответ на этот вопрос потребовал у нее долгого времени. Наконец она кивнула.
– Я не могу придумать никакого иного способа объяснить происходящее, – сказала она.
* * *
Элинор сама подошла к служащему в приемной, тогда как Босх держался чуть поодаль. Через несколько минут открылась дверь, оттуда вышла молодая женщина и, проведя их по двум-трем коридорам, привела в маленький кабинет. За письменным столом никто не сидел. Они сели на стулья лицом к столу и стали ждать.
– Кто этот человек, к которому мы пришли? – шепнул Босх.
– Я тебя ему представлю, а он пусть сам скажет о себе то, что сочтет нужным, – ответила она.
Босх собрался уже спросить ее, что это значит, когда дверь отворилась и в комнату большими шагами вошел человек. С виду ему было лет пятьдесят; крепкого телосложения, синий блейзер, седина в тщательно ухоженных волосах. Серые глаза мужчины были так же холодны и тусклы, как угли от вчерашнего барбекю. Он сел, даже не посмотрев на Босха. Он смотрел исключительно на Элинор Уиш.
– Элли, рад снова тебя увидеть, – сказал он. – Как поживаешь?
Она сказала, что прекрасно, обменялась с ним несколькими вежливыми репликами, затем перешла к представлению Босха. Человек поднялся с места и подошел к нему пожать руку.
– Боб Эрнст, помощник заместителя министра торговли и развития, рад с вами познакомиться. Так, значит, ты пришла по делу, а не просто заскочила повидать старого знакомого?
– Да, прости, Боб, но мы работаем над одним делом, и нам нужна твоя помощь.
– Сделаю все, что в моих силах, Элли, – сказал Эрнст. Он раздражал Босха, а ведь тот был знаком с ним всего минуту.
– Боб, нам нужны биографические сведения о человеке, имя которого всплыло в ходе расследования, – сказала Уиш. – Мне кажется, положение, которое ты занимаешь, позволяет тебе раздобыть для нас такую информацию без больших неудобств и затрат времени.
– Суть вот в чем, – добавил Босх. – Мы расследуем дело об убийстве. Но не располагаем достаточным временем, чтобы действовать через обычные каналы. Ждать запрошенных данных из Вашингтона.
– Они касаются иностранца?
– Да, вьетнамца.
– Когда он въехал в страну?
– Четвертого мая 1975 года.
– А, сразу после разгрома! Понимаю. Поясните мне, над убийством какого рода могут работать совместно ФБР и полиция Лос-Анджелеса, так чтобы это дело было связано со столь давними событиями, да еще в другой стране?
– Боб, – сказала Элинор, – я думаю…
– Нет, не отвечай! – рявкнул Эрнст. – Думаю, ты права. Будет правильнее всего, если мы проструктурируем эту информацию. Разобьем на части и вычленим главное.
Он принялся с демонстративной педантичностью выравнивать на столе свой блокнот и производить другую мелкую уборку. Хотя все бумаги и предметы на его столе и без того были в большом порядке.
– Как скоро вам требуется информация? – спросил он наконец.
– Прямо сейчас, – ответила Элинор.
– Мы подождем, – сказал Гарри.
– Вы, конечно, понимаете: я могу ничего и не найти, особенно в такой короткий срок.
– Конечно, – сказала Элинор.
– Назовите мне имя.
Эрнст подтолкнул к ним через стол листок бумаги. Элинор написала на нем имя Биня и подвинула листок обратно. Эрнст в течение нескольких мгновений смотрел на него и, не прикоснувшись к бумаге, встал.
– Посмотрю, что можно сделать, – сказал он и вышел из комнаты.
Босх посмотрел на Элинор:
– Элли?
– Пожалуйста! Я никому не разрешаю так меня называть. Вот почему я не отвечаю на его звонки и не перезваниваю.
– Ты имеешь в виду, до сегодняшнего дня. Теперь ты станешь его должницей.
– Так же, как и ты. Если, конечно, он что-нибудь найдет.
– Придется разрешить ему называть тебя «Элли».
Она не улыбнулась.
– А вообще-то откуда ты знакома с этим парнем?
Она не ответила.
– Возможно, он сейчас нас слушает, – заметил Босх.
Он обвел взглядом комнату, хотя было очевидно, что любые подслушивающие устройства должны быть спрятаны. Увидев на столе черную пепельницу, вытащил свои сигареты.
– Прошу тебя, не надо курить, – сказала Элинор.
– Только половинку.
– Я познакомилась с ним, когда мы оба работали в Вашингтоне. Я сейчас уже даже не помню, по какому поводу. Там он тоже был заместителем кого-то в госдепе. Пару раз сходили вместе чего-то выпить. Вот и все. Через некоторое время он перевелся сюда. Когда встретил меня в лифте и узнал, что я тоже перевелась, начал названивать.
– Все время в ЦРУ, да? Или где-то близко?
– Более или менее. Так я предполагаю. Это не имеет значения, если он добудет то, что нам нужно.
– Более или менее. Я знал субчиков вроде него на войне. Сколько бы он нам сегодня ни сообщил, у него останется много больше. Такие субъекты… информация – их валюта. Они никогда не выдают ее сразу. Как он сказал, они ее структурируют. Тебя успеют убить, прежде чем они выдадут все целиком.
– Не могли бы мы сейчас помолчать?
– Конечно… Элли.
Босх провел остаток времени, куря и глазея на пустые стены. Этот тип не приложил больших усилий, чтобы сделать помещение похожим на кабинет. Не было ни флага в углу, ни даже портрета президента. Эрнст возвратился через двадцать минут, и к тому времени Босх уже курил свои вторые полсигареты. Когда помощник заместителя министра торговли и развития крупными шагами, но с пустыми руками подошел к своему столу, он первым делом сказал:
– Детектив, не могли бы вы не курить? Я нахожу это очень неприятным в закрытом помещении.
Босх загасил окурок о маленькое черное блюдечко на углу письменного стола.
– Извините, – сказал он. – Я увидел пепельницу. Я подумал…
– Это не пепельница, детектив, – неприязненно ответил Эрнст. – Это чашка для риса, которой три сотни лет. Я привез ее домой после того, как кончился мой срок пребывания во Вьетнаме.
– Вы там тоже были кем-то по торговле и развитию?
– Прости, Боб, ты узнал что-нибудь? – вмешалась Элинор. – Насчет имени.
Эрнсту потребовалось много времени, чтобы оторвать пристальный взгляд от Босха.
– Я узнал очень немногое, но то, что я все-таки узнал, может оказаться полезным. Этот человек, Бинь, прежде служил в сайгонской полиции. Капитаном… Босх, вы ветеран конфликта?
– Вы имеете в виду войну? Да.
– Разумеется, да, – сказал Эрнст. – Тогда скажите, говорит ли что-нибудь вам эта информация?
– Не слишком много. Основную часть своего мобилизационного срока я провел в полевых условиях. Мало что видел в Сайгоне, кроме разве американских баров и тату-салонов. Этот человек был капитаном полиции – должно ли это говорить мне что-нибудь?
– Полагаю, что нет. Так позвольте вам рассказать. В качестве капитана Бинь возглавлял в полицейском ведомстве отдел нравов.
Босх поразмыслил над этим.
– Что ж, он был, вероятно, так же коррумпирован, как и все остальное, имевшее отношение к той войне.
– Не думаю, что, проведя большую часть времени в полевых условиях, вы достаточно разбираетесь в положении вещей. В том, как работала система в Сайгоне. Не так ли? – заметил Эрнст.
– Так расскажите нам об этом. Судя по всему, это было по вашей части. По моей было постараться выжить.
Эрнст проигнорировал этот выпад. Он предпочел впредь игнорировать и самого Босха. Рассказывая далее, он обращался только к Элинор.
– На самом деле система была довольно простая, – сказал он. – Если вы занимались торговлей наркотиками либо человеческой плотью, игровым бизнесом или имели дело с любыми товарами черного рынка, от вас требовалась уплата местной пошлины – отстегивать небольшую долю в пользу заведения, так сказать. Эта дань отмазывала вас от местной полиции. Она практически гарантировала, что в ваш бизнес не будут вмешиваться – в определенных границах, конечно. Единственным предметом беспокойства при этом становилась военная полиция США. Конечно, их тоже можно было подмазать, полагаю. Такие слухи всегда ходили. Как бы там ни было, эта система действовала годами, с самого начала и вплоть до вывода американских войск, то есть, как я себе представляю, до 30 апреля 1975 года, когда пал Сайгон.
Элинор кивнула, внимательно ожидая продолжения.
– Американское военное вмешательство длилось больше десяти лет, а до него было французское. Поэтому речь идет о многих годах интервенции.
– О миллионах, – подсказал Босх.
– О чем вы?
– Речь идет о миллионах долларов прибылей в виде взяток.
– Да, совершенно верно. Десятках миллионов, если сложить все годы.
– И какова роль во всем этом капитана Биня? – спросила Элинор.
– Видишь ли, – сказал Эрнст, – наша информация, касающаяся тех лет и событий, состоит в том, что вся коррупция в недрах сайгонской полиции организовалась и контролировалась одной триадой под названием «Дьявольская тройка». Или вы им платите, или не ведете бизнес. Вот так просто.
И вот по случайному совпадению – или, вернее, совсем не случайно – в сайгонской полиции состояли три капитана, чья, так сказать, подведомственная сфера точно совпадала со сферой деятельности этой триады. Один из этих капитанов возглавлял отдел нравов. Другой боролся с распространением наркотиков. Третий отвечал за полицейское патрулирование. По нашей информации, эти три капитана на самом деле и представляли собой ту триаду.
– Вы все время повторяете «по нашей информации». Это что, информация, касающаяся торговли и развития? Откуда она у вас?
Эрнст снова произвел движение, призванное упорядочить предметы на столе, а затем холодно посмотрел на Босха:
– Детектив, вы явились ко мне за информацией. Если вы хотите знать ее источник, тогда вы ошиблись адресом. Вы обратились не к тому человеку. Ваше право верить тому, что я говорю, или нет. Мне это совершенно безразлично.
Двое мужчин сцепились взглядами, но больше ничего сказано не было.
– Какова их дальнейшая судьба? – спросила Элинор. – Членов этой триады.
Эрнст оторвал взгляд от Босха и сказал:
– После того, как в 1973 году США вывели войска, источник доходов триады в значительной степени иссяк. Но, как в каждом ответственном бизнесе, они предвидели такой расклад и заранее подумали, чем компенсировать потерю. И по нашим тогдашним сведениям, они существенно сменили направление деятельности. В начале семидесятых они перешли от обеспечения защиты операций с наркотиками в Сайгоне к тому, что, по существу, сами стали составной частью этой системы. Используя свои политические и военные связи и, конечно же, полицейский нажим, они закрепились в качестве брокеров всего потока неочищенного героина, который поступал из горной местности и переправлялся в Соединенные Штаты.
– Но это длилось недолго, – вставил Босх.
– Разумеется. Когда в апреле 1975 года Сайгон капитулировал, им пришлось выбираться. Они сколотили миллионы – по приблизительным оценкам, от пятнадцати до восемнадцати миллионов американских долларов каждый. В новом городе Хошимине это имело бы мало ценности. Да им было там и не выжить. Триаде пришлось уносить ноги, чтобы не попасть в руки расстрельных команд армии Северного Вьетнама. И уносить их вместе со своими деньгами…
– И как же они это проделали? – спросил Босх.
– Это были грязные деньги. Деньги, иметь которые ни один капитан вьетнамской полиции официально не имел ни права, ни возможности. На мой взгляд, деньги можно было бы перевести в Цюрих, но вы не должны забывать, что имеете дело с вьетнамским менталитетом. Менталитетом, родившимся из неразберихи и отсутствия доверия. Родившимся из войны. Эти люди привыкли не доверять банкам на своей родине. Кроме того, и денег-то уже не было.
– Как? – озадаченно спросила Элинор.
– Они их постоянно конвертировали. Вы представляете себе, как выглядят восемнадцать миллионов долларов? Они же, вероятно, займут целую комнату. Поэтому они нашли способ их спрессовать. Так, во всяком случае, мы полагаем.
– Драгоценные камни, – предположил Босх.
– Бриллианты, – уточнил Эрнст. – Говорят, что настоящие, качественные бриллианты стоимостью восемнадцать миллионов долларов легко поместятся в двух обувных коробках.
– А также в сейфовой ячейке банковского хранилища, – добавил Босх.
– Вполне возможно, но прошу вас! Я не хочу знать того, чего мне знать не нужно.
– Одним из этих капитанов был Бинь, – сказал Босх. – А кто были остальные двое?
– Как мне сказали, еще одного звали Ван Нгуен. И он считается погибшим. Известно, что он так и остался во Вьетнаме. Погиб от рук двух других или расстрелян северовьетнамцами. Но главное, что он не покидал пределов страны. Это было подтверждено нашими агентами в Хошимине после капитуляции. Двум другим это удалось. Они прибыли сюда, получив пропуск, – полагаю, с помощью своих связей и денег. Тут уж я вам не помощник… Один из них был Бинь, которого вы, похоже, нашли, а второго звали Нгуен Тран. Он приехал с Бинем. Куда они отправились потом и чем здесь занимались, – в этом я не могу вам помочь. Прошло пятнадцать лет. Как только они въехали сюда, они перестали быть в сфере нашего интереса.
– Почему вы позволили им въехать?
– Кто сказал, что мы позволили? Вы должны понять, детектив Босх, что значительная часть этих сведений была сведена воедино уже постфактум.
Эрнст поднялся с места. Это была вся информация, которую он отструктурировал для них на сегодняшний день.
* * *
Босх не хотел идти обратно в Бюро. Полученные от Эрнста сведения подействовали на его кровь, как амфетамин. Ему хотелось пройтись. Поговорить, побушевать, излить обуревавшие его чувства. Когда вошли в лифт, он нажал кнопку вестибюля и сказал Элинор, что они идут на улицу. Рабочие помещения ФБР сейчас казались ему тюрьмой. Он нуждался в большем пространстве.
В любом расследовании Босху всегда казалось, что информация должна поступать медленно, но верно – подобно тому, как песок медленно, но верно натекает сквозь узкую перемычку песочных часов. В какой-то момент в нижней части оказывается больше. И после этого песок в верхней половине как будто начинает двигаться быстрее, пока весь сразу, каскадом, не устремится в узкое отверстие.
Именно в этой точке расследования они находились сейчас с делом Медоуза, с делом об ограблении, со всей этой историей. Разрозненные факты начинали складываться в картину.
Через главный вестибюль они вышли из здания на зеленую лужайку, где на полукруглой площадке возносились девять флагштоков и восемь разных флагов плюс флаг штата Калифорния лениво полоскались на ветру. В этот день здесь не было никаких пикетчиков. Было тепло и не по сезону душно.
– Нам обязательно говорить о деле именно здесь? – спросила Элинор. – Я бы с большим удовольствием осталась наверху, где у нас под рукой были бы телефоны. Ты мог бы выпить кофе.
– Я хочу покурить.
Они двинулись в северном направлении, к бульвару Уилшир.
– Представь себе. Идет семьдесят пятый год. Сайгон вот-вот падет, к чертовой матери. Капитан полиции Бинь платит неким людям, чтобы те вывезли его из страны вместе с принадлежащей ему долей бриллиантов. Кому он заплатил – мы не знаем. Но мы точно знаем, что он обеспечил к себе постоянное отношение как к высокопоставленной персоне. Большинство людей спасаются по морю, бегут на судах и лодках – а он летит. Всего четыре дня ему понадобилось, чтобы добраться от Сайгона до Штатов. Его сопровождает американский военный советник на гражданской службе, для того, чтобы помочь уладить все формальности. Это Медоуз. Он…
– Возможно, сопровождает, – уточнила она. – Ты пропустил слово «возможно».
– Мы сейчас не в суде. Я буду излагать так, как я это вижу, о'кей? Потом, если моя версия тебе не понравится, ты расскажешь по-другому.
Она подняла руки, показывая, что сдается, и Босх продолжал:
– Итак, Медоуз и Бинь вместе. На дворе семьдесят пятый год. Медоуз исполняет функции кого-то вроде телохранителя при беженце. Понимаешь, он ведь тоже оттуда уезжает. Он мог знать, а мог не знать Биня по своей предыдущей деятельности, связанной с оборотом и распространением героина. Есть вероятность, что знал. Вполне возможно, что он вообще все время работал на Биня. Сейчас он опять-таки может знать, а может и нет, что именно Бинь везет с собой в Штаты. Не исключено, что, по крайней мере, догадывается.
Босх замолчал, чтобы привести в порядок мысли, и Элинор нехотя подхватила нить:
– Бинь забирает с собой важную черту своей вьетнамской ментальности – неприязнь к банкам и банкирам. У него есть и еще одна проблема. Его деньги не кошерные. Его доходы нигде не задекларированы, официально они не существуют, и он не имеет права ими владеть. Он не может положить их в банк обычным путем, потому что тогда тайна всплывет и ему придется держать ответ. Поэтому он хранит свое немалое состояние самым удобным, после банковского вложения, способом – в сейфе банковского хранилища. А куда мы идем?
Босх не ответил: он был слишком поглощен своими мыслями. Сейчас спутники находились на Уилширском бульваре. Когда на светофоре зажегся зеленый, они вместе с потоком людей двинулись через дорогу. Оказавшись на другой стороне улицы, повернули на запад и двинулись вдоль живой изгороди, окаймлявшей ветеранское кладбище. Босх снова перехватил инициативу:
– Итак, Бинь помещает свою долю добычи в сейф. Теперь он в качестве беженца начинает воплощать великую американскую мечту. Правда, он богатый беженец. А тем временем возвратившийся оттуда же, с войны, Медоуз не может вписаться в мирную жизнь, не может найти свое место. Он не в силах преодолеть старых привычек и начинает заниматься кражами со взломом. Но здесь все не так просто, как в Сайгоне. Он попадается, проводит некоторое время в заключении. Выходит на свободу, вновь попадает в тюрьму, снова выходит, затем помаленьку переключается на более серьезные преступления и за пару банковских ограблений мотает сроки уже по федеральным тюрьмам.
В живой изгороди открылся проход, за которым шла вымощенная кирпичом дорожка. Босх свернул на нее, и теперь они оба стояли и смотрели на раскинувшееся перед ними пространство кладбища, на ряды надгробий с высеченными надписями. Отполированные и выскобленные непогодой, они белели среди моря травы. Высокая живая изгородь отгораживала это место от уличного шума. Неожиданно сделалось очень тихо.
– Здесь как будто в парке, – сказал Босх.
– Это кладбище, – прошептала Элинор. – Пойдем отсюда.
– Тебе вовсе не обязательно шептать. Давай пройдемся вокруг. Здесь тихо.
Элинор помедлила в нерешительности, затем все-таки направилась за ним по мощенной кирпичом дорожке, проходящей под раскидистым дубом, который осенял могилы павших в Первую мировую. Она снова подхватила эстафету:
– Итак, Медоуз отбывает срок в «Терминал-айленде». Каким-то образом он прослышал об этой реабилитационной программе для ветеранов Вьетнама – о «Чарли компани». О бывшем боевом полковнике, который ныне сделался чем-то вроде церковного проповедника и заправляет этой общиной. Заручившись его поддержкой, Медоуз досрочно выходит из «Терминал-айленда» и уже в «Чарли компани» сходится с двумя старыми сослуживцами – по крайней мере, так мы предполагаем, – с Дельгадо и Франклином. Правда, для того, чтобы с ними сговориться, в его распоряжении имеется только один день – когда все трое находились там одновременно. Только один день. Ты хочешь убедить меня, что они разработали это предприятие за день?
– Не знаю, – ответил Босх. – Могли бы, конечно, но я сомневаюсь. Должно быть, оно было спланировано позднее, а не тогда, когда они после длительного перерыва встретились на этой ферме. Важно то, что они вместе или в близком соседстве пребывали в семьдесят пятом году в Сайгоне. Затем их пути вновь пересеклись в «Чарли компани». После этого Медоуз выходит на свободу, для отвода глаз работает на каких-то легальных местах – до тех пор, пока не заканчивается его испытательный срок. После чего увольняется и исчезает из виду.
– Вплоть до…
– До ограбления Уэстлендского банка. Преступники делают подкоп, поочередно вскрывают ячейки, пока не обнаруживают ячейку Биня. Или, вполне вероятно, они уже знают, которая ячейка его. Должно быть, они следили за ним, планировали ограбление и выяснили, где он хранит оставшиеся бриллианты. Нам нужно опять обратиться к документации депозитария и проверить, не бывал ли Фредерик Б. Рисли там в один день с Бинем. Держу пари, мы обнаружим, что бывал. Он увидел, какая ячейка принадлежала Биню, потому что оказался с ним в хранилище в одно и то же время. Затем, проникнув в подвал, они вскрывают его ячейку, а заодно и множество других, забрав их содержимое для маскировки. Гениальность замысла состояла в том, что они знали: Бинь не станет заявлять о похищенном имуществе, потому что легально это имущество не существует. О гениальности свидетельствовало и то, что они забрали кучу постороннего барахла, чтобы прикрыть свою истинную цель – бриллианты.
– Идеальное преступление, – задумчиво проговорила она. – И оно было таковым, пока Медоуз не заложил браслет с нефритовыми дельфинами. Этим он накликал себе смерть. Что опять возвращает нас к вопросу, которым мы задавались несколько дней назад. Зачем он это сделал? И еще одна странность: почему, если Медоуз был участником грабежа, он продолжал жить в такой дыре? Он ведь был богатым человеком, а вел себя, как босяк.
Босх некоторое время шел в молчании. Это был вопрос, ответ на который он пытался сформулировать с середины их аудиенции у Эрнста. Он подумал о снимаемой Медоузом квартире. Она была арендована сроком на одиннадцать месяцев, за которые было уплачено вперед. Будь он жив, то должен был бы съехать как раз на следующей неделе. К концу их прогулки по саду надгробий все, наконец, встало на свои места. Больше песка в верхней половине часов не оставалось. Босх наконец заговорил:
– Потому что идеальное преступление было доведено только до половины. Заложив в ломбард браслет, он слишком рано проболтался, он подвел своих соучастников. Поэтому ему надлежало сойти со сцены, а им надлежало убрать с глаз браслет.
Она остановилась и посмотрела на него. Они стояли на подъездной дорожке в том секторе кладбища, где были захоронены погибшие во Второй мировой войне. Босх заметил, что корни второго старого дуба кое-где повредили ровный строй выбеленных дождем и солнцем надгробий. Покосившиеся белые камни напоминали кривые зубы, ожидающие ортодонта.
– Объясни мне, что ты только что сказал, – попросила Элинор.
– Эти люди вскрыли множество сейфов для того, чтобы скрыть тот факт, что в действительности охотились только за сейфом Биня. Это понятно?
Она кивнула. Они по-прежнему не трогались с места.
– Хорошо. Значит, для того, чтобы не выдать своей истинной цели, что им надо было сделать? Избавиться от содержимого всех остальных ячеек, так чтобы это имущество никогда не обнаружилось. Я говорю не об укрывании краденого. Я имею в виду: избавиться по-настоящему – уничтожить, утопить, закопать навсегда в таком месте, где это никто никогда не обнаружит. Потому что в ту самую минуту, когда объявится некое украшение, или какие-то старые монеты, или паевой сертификат, у полиции в руках окажется ниточка и она начнет искать.
– Значит, ты думаешь, Медоуза убили, потому что он заложил браслет? – спросила она.
– Не только. Через все это дело проходят и другие течения. Если Медоуз получил свою долю бриллиантов Биня, то зачем ему вообще понадобилось возиться с браслетом стоимостью в несколько сотен баксов? Почему он вел такую нищенскую жизнь? Это бессмыслица.
– Я за тобой не поспеваю, Гарри.
– Я сам не поспеваю. Но давай попробуем. Представим себе, что злоумышленники знали местонахождение Биня и другого капитана, Нгуена Трана, а также то, где они припрятали вывезенные из Сайгона бриллианты. Представим себе, что это были два разных банка и в каждом из них бриллианты лежали в сейфе. И представим, что преступники задумали ограбить и тот и другой. Они начали с банка, где хранил свои ценности Бинь. А сейчас собираются взяться за банк Трана.
Уиш кивнула, показывая, что следит за его мыслью. Босх почувствовал, как в нем нарастает воодушевление.
– О'кей. Но для планирования таких вещей требуется время – надо выработать стратегию, спланировать ограбление на то время, когда банк закрыт три дня кряду, чтобы вскрыть достаточное количество сейфов для прикрытия. А кроме того, нужно время, чтобы прокопать туннель.
Он забыл закурить. Теперь он понял это и сунул сигарету в рот, но продолжал говорить, не зажигая.
– Ты понимаешь?
Уиш кивнула. Он закурил.
– О'кей, тогда каков был бы оптимальный следующий шаг – после того, как вы взяли первый банк, но еще не успели взять второй? Залечь на дно и не выдавать себя ни шорохом. Одновременно избавиться от всего, что было захвачено для маскировки из других ячеек. Ничего не оставляя у себя. Вы не можете позволить себе пользоваться краденым, потому что это может привлечь внимание и загубить второй проект. При этом, скорее всего, у Биня есть свои агенты, которые тоже занимаются поиском пропавших камней. Я о том, что на протяжении всех этих лет он, несомненно, понемногу обращал бриллианты в деньги и, очевидно, был знаком с сетью скупщиков. Поэтому грабителям необходимо было следить также и за ним.
– Итак, Медоуз нарушил их правила, – сказала Элинор. – Он заложил браслет. Его сообщники узнали об этом и с ним разделались. Потом взломали ломбард и выкрали браслет. – Она покачала головой, восхищаясь замыслом. – Если бы не это, преступление было бы идеальным.
Босх кивнул. Они посмотрели друг на друга, потом обвели взглядом зеленое пространство кладбища. Босх бросил окурок и затушил ботинком. Так же одновременно они подняли глаза на холм и увидели выросшие черные крылья Мемориала ветеранов Вьетнама.
– Что там происходит? – спросила она.
– Не знаю. Кажется, это точная копия Мемориала ветеранов Вьетнама. Уменьшенная в два раза. Искусственный мрамор. Я думаю, ее возят по всей стране – на тот случай, если кто-то не имеет возможности съездить в Вашингтон, увидеть оригинал.
У Элинор резко перехватило дыхание. Она повернулась к нему.
– Гарри, на этот понедельник приходится День памяти павших.
– Я знаю. Банки закрываются на два дня, некоторые – даже на три. Мы должны найти Трана.
Она повернулась и зашагала обратно. Босх бросил последний взгляд на мемориал. Длинные плиты искусственного мрамора со всеми выгравированными на них именами были вделаны в склон горы. Человек в серой униформе подметал перед ними дорожку. Тут же лежала кучка фиолетовых цветов от палисандрового дерева.
Гарри и Элинор молчали, пока не вышли за пределы кладбища и по бульвару Уилшир не зашагали к Федерал-билдинг. Тогда она задала вопрос, который Босх и без того всячески вертел в голове, но так и не находил подходящего ответа.
– Почему сейчас? Почему так долго? Ведь прошло пятнадцать лет.
– Я не знаю. Просто настало подходящее время. Просто время от времени люди, вещи, невидимые силы сходятся вместе, неизвестно почему. Так я думаю. Кто знает? Может, Медоуз напрочь забыл о Бине, а однажды повстречал на улице, и вся эта история всплыла у него в памяти. Идеальный план… Может, это был даже не его, а чей-то еще план или он родился в тот день, когда все трое оказались вместе в «Чарли компани». Никогда не узнать ответа на все эти «Почему?». На самом деле тут важны только «Как?» и «Кто?».
– Знаешь, Гарри, если они сейчас где-то под землей, роют новый туннель, тогда у нас меньше двух дней для того, чтобы его найти. Надо отправить несколько групп в систему коммуникаций и искать их.
Он подумал, что отправлять опергруппу в городские подземные сети, чтобы отыскать вход в воровской туннель, было бы проектом из области фантастики. Она сама говорила, что под одним только Лос-Анджелесом проходит более полутора тысяч миль туннелей. Можно не отыскать подкоп даже за месяц. Ключом к загадке должен стать Тран. Выйти на третьего капитана, а через него выйти на его банк. Там и надо искать грабителей и бандитов. Они же убийцы Билли Медоуза. А также убийцы Шарки.
– Как ты думаешь, Бинь выдаст нам Трана? – спросил он.
– Он не заявил о пропаже имущества, так что вряд ли он тот человек, который станет рассказывать о Тране.
– Верно. Я думаю, прежде нам надо попытаться найти его самим. Пусть Бинь станет нашей последней надеждой, на крайний случай.
– Я пойду запущу компьютер.
– Правильно.
* * *
Фэбээровский компьютер и те ресурсы, к которым он имел доступ, не обнаружили местонахождения Нгуена Трана. Босх и Уиш не нашли упоминаний о нем ни в архивах управления автомобильного транспорта, ни службы иммиграции и натурализации, ни службы социального обеспечения, ни в анналах информационно-поисковой службы. Не помогла и база данных окружного архива Лос-Анджелеса о смененных именах, не было никакого следа в архивах департамента водо– и электроснабжения, а также в списках избирателей и лиц, облагаемых налогом с недвижимого имущества. Босх позвонил Гектору Виллабоне и получил подтверждение, что Тран въехал в США в тот же самый день, что и Бинь, но дальнейший след терялся. После трех часов вглядывания в янтарные буквы дисплея Элинор выключила компьютер.
– Ровно ничего, – сказала она. – Он живет под другим именем. Но он не менял его легально – во всяком случае, в этом округе. Ни в каких списках этого человека нет.
Они сидели подавленные и молчаливые. Босх допил последний глоток кофе из пластиковой чашки. Шел уже шестой час, и помещение опергруппы вновь опустело. Рурк тоже ушел домой – после того, как его проинформировали о последних продвижениях в расследовании и было принято решение никого не отправлять в подземные сети.
– Вы себе представляете, сколько миль подземных каналов существует в Лос-Анджелесе? – спросил он. – Это все равно как система шоссейных дорог. Эти ребята, если они действительно находятся там, могут быть где угодно. Мы будем тыкаться впотьмах. Они обладают заведомым преимуществом, и кто-то из наших может пострадать.
Босх и Уиш понимали, что он прав. Они не стали спорить и налегли на поиски Трана. И вот потерпели фиаско.
– Итак, мы идем к Биню, – допив кофе, сказал Босх.
– Ты думаешь, он станет сотрудничать? – усомнилась она. – Он поймет, что если нам нужен Тран, значит, мы знаем об их прошлом. О бриллиантах.
– Я не знаю, как он поступит. Завтра я иду к нему. Ты хочешь есть?
– Мы завтра идем к нему, – поправила она, улыбнувшись. – Да, хочу. Пойдем отсюда.
Они поели в гриль-баре на Бродвее, в Санта-Монике. Место выбрала Элинор, и поскольку оно было недалеко от ее дома, настроение у Босха было приподнятое, и одновременно он испытывал душевный покой. В углу зала, на деревянных подмостках, играло джазовое трио, но кирпичные стены заведения приглушали звук и делали его практически фоновым. После ужина Гарри и Элинор сидели в уютном молчании, крутя в руках чашки с эспрессо. Между ними присутствовала какая-то задушевность, которую Босх чувствовал, но не мог себе объяснить. Он совершенно не знал эту женщину с непроницаемыми карими глазами, сидевшую сейчас напротив него. Он хотел бы знать, что она думает. Да, они занимались любовью, но он хотел быть влюбленным. Он хотел ее.
Элинор же, похоже, всегда знающая, что творится у него в голове, спросила:
– Ты идешь ко мне сегодня?
* * *
Льюис и Кларк находились через дорогу, на втором этаже парковочного гаража, чуть дальше от заведения «Бар и гриль», на Бродвее. Льюис был не в машине, а стоял, скрючившись у ограждения, ведя наблюдение сквозь объектив фотокамеры. Камера с далеко выдвинутым телескопическим объективом была установлена на треноге и нацелена на парадную дверь ресторанчика, в сотне ярдов от них. Льюис надеялся, что света от ламп над дверью, где стоял швейцар, будет довольно. В камеру была заряжена высокочувствительная пленка, но мигающая красная точка на видоискателе говорила о том, что снимать темно. Света отчаянно не хватало. Он решил, что все равно попытается снять – с треноги, с максимальной выдержкой.
– У тебя ничего не выйдет, – сказал стоявший у него за спиной Кларк. – При таком освещении.
– Не мешай мне выполнять мою работу. Не выйдет так не выйдет. Кому какое дело?
– Ирвингу.
– Да хрен с ним! Он сам талдычит, что ему нужно больше документальных подтверждений. Вот пусть и получает. Я пытаюсь сделать только то, что требует от нас этот человек.
– Нам лучше попробовать спуститься поближе, вон к тому магазину деликатесов.
Кларк захлопнул рот и обернулся на звук шагов. Льюис по-прежнему стоял, прильнув глазом к фотокамере. Он был целиком поглощен этим занятием, ожидая, когда можно будет сделать снимок дверей ресторана. Шаги принадлежали мужчине в синей форме охранника.
– Могу я спросить, парни, что вы здесь делаете? – спросил страж.
Кларк предъявил ему свои полицейские регалии.
– Мы на службе, – сказал он.
Молодой чернокожий охранник подошел поближе взглянуть на значок и удостоверение и поднял руку, чтобы поднести их ближе к глазам. Кларк резко выдернул их у него из-под носа.
– Не трожь, приятель! Никому не дозволяется трогать мой значок.
– Там написано – управление полиции Лос-Анджелеса. А вы ведете слежку в Санта-Монике. Полиция Санта-Моники знает, что вы здесь работаете?
Кларк резко обернулся. Видя, что охранник все равно не уходит, он обратился к нему со словами:
– Сынок, тебе что здесь надо?
– В этом гараже мой пост, детектив Кларк. Я могу в нем находиться где захочу.
– С таким же успехом можешь валить отсюда на фиг! А то я…
Кларк услышал, как щелкнул затвор фотообъектива, и звук автоматической перемотки. Он повернулся к Льюису, который выпрямился с ликующей улыбкой.
– Я сделал это! Снимок с ручной выдержкой!
Они снялись с места. Льюис сложил раздвижные подставки треноги и быстро забрался на пассажирское сиденье «каприса», которым они заменили свой черный «плимут».
– До встречи, браток! – садясь за баранку, бросил Кларк охраннику.
Машина резко подала назад, вынуждая охранника отпрыгнуть. Кларк, улыбаясь, посмотрел в зеркало заднего вида и выехал на пандус. Он увидел, как охранник говорит что-то по ручной рации.
– Болтай себе, приятель, – сказал он.
Машина СВР подъехала к будке на выезде из гаража. Кларк вручил человеку в будке парковочный жетон и два доллара. Тот взял все это, но не поднял черно-белую трубу, служившую в качестве шлагбаума.
– Бенсон велел вас задержать, парни, – сказал человек в будке.
– Что? Какой еще Бенсон, блин?
– Охранник. Он велел задержать вас на минутку.
Как раз в этот момент детективы из СВР увидели, что Босх и Уиш проехали мимо гаража, держа путь на Четвертую улицу. Они их упустят! Кларк сунул под нос сторожу вытянутую руку с полицейским значком.
– Мы на службе! Открывай свои чертовы ворота! Быстро!
– Он сейчас подойдет. Я должен делать, что он мне приказывает. А то потеряю работу.
– Открывай ворота, а то потеряешь их, дубина! – заревел Кларк.
Он поставил ногу на газ и прибавил оборотов, давая понять, что не шутит и впрямь собирается ехать напролом.
– Ты думаешь, у нас тут деревяшка? Давай, жми! Труба снесет тебе ветровое стекло вместе с крышей, мистер. Поступай как хочешь, но он уже идет.
В зеркальце заднего вида Кларк увидел охранника, тот спускался по пандусу. Лицо Кларка от ярости пошло красными пятнами. Он почувствовал на плече руку Льюиса.
– Остынь, напарник, – сказал Льюис. – Мы их не потеряем. Когда вышли из ресторана, они держались за руки. Они всего-навсего поехали к ней домой. Готов неделю отпахать за баранкой, если мы их там не подхватим.
Кларк стряхнул с себя его руку и испустил долгий выдох.
– Да плевать я хотел! – бросил он. – Мне дела нет до всего этого дерьма, блин!
* * *
На бульваре Оушн-парк Босх отыскал местечко для парковки на противоположной стороне от дома Элинор. Он въехал туда и заглушил мотор, но не сделал движения, чтобы выйти. Он смотрел на нее, до сих пор ощущая тот жар, согревавший и воодушевлявший его несколько минут назад, но не представляя, к чему все это может привести. Кажется, она понимала его чувства, быть может, даже разделяла их. Она накрыла его руку своей ладонью и, наклонившись к нему, поцеловала.
– Идем ко мне, – прошептала она.
Он вышел и, обойдя вокруг, подошел к машине с ее стороны. Элинор уже была снаружи, и он закрыл за ней дверцу. Они обогнули автомобиль спереди и остановились возле него, пережидая, когда проедет приближающаяся машина. У нее был включен дальний свет, и Босх повернулся к Элинор. Поэтому именно она первой заметила, что огни движутся прямо на них.
– Гарри?
– Что?
– Гарри!
Тогда и Босх обернулся навстречу приближающейся машине и увидел мчащиеся прямо на них огни – четыре луча от прямоугольных блок-фар. За оставшиеся несколько секунд Босх ясно понял, что машина не собирается сворачивать, а, напротив, летит прямо на них. Времени не оставалось, и вместе с тем время как будто зависло. Замедленным, точно в кино – как показалось Босху, – движением он повернулся к Элинор. Но ей не требовалась помощь. Дружно, в унисон, они бросились на капот его машины. Босх перекатился через Элинор, и оба кубарем скатились в сторону тротуара. Одновременно его машина накренилась, раздался пронзительный и скорбный звук раздираемого металла. Боковым зрением Гарри увидел рассыпавшийся каскад голубых искр в месте удара. В следующий момент он приземлился на Элинор, на узкую полоску дерна между бордюрным камнем и тротуаром. Насколько он мог судить, они оба были живы. Оглушены, перепуганы, но на данный момент целы и невредимы.
Он тут же вскочил, выхватив револьвер, сжимая его обеими руками. Машина и не думала останавливаться. Она была уже на расстоянии пятидесяти ярдов и стремительно удалялась к востоку, набирая скорость. Босх выпустил ей вслед целую обойму, которая, как ему показалось, срикошетила от заднего стекла, но на таком расстоянии силы выстрелов не хватало, чтобы пробить стекло. Он услышал, как сбоку от него дважды выстрелил «ругер» Элинор, но не увидел никакого повреждения в скрывшейся с места ДТП машине.
Не говоря ни слова, оба ввалились в машину Босха через дверь со стороны пассажирского места. Босх с замиранием сердца поворачивал ключ в гнезде зажигания, но мотор завелся, и машина, протестующе вскрикнув, оторвалась от обочины. Босх яростно дергал и накручивал рулевое колесо, набирая скорость. Подвеска казалась немного расшатанной и плохо слушалась. Он не имел представления, насколько поврежден автомобиль. Когда он попытался заглянуть в боковое зеркало, то увидел, что оно отсутствует. Когда включил габаритные огни, то понял, что они действуют только со стороны пассажирского сиденья.
Машина-убийца ушла вперед по меньшей мере на пять кварталов: она маячила возле гребня подъема, на который взбегает, а потом исчезает из виду бульвар Оушн-парк. В следующий момент она нырнула вниз, под горку, и габаритные огни исчезли. Держит путь к Банди-драйв, подумал Босх. Оттуда только один короткий перегон до 10-й магистрали. А там он затеряется, и его уже не поймать. Босх схватил рацию и позвонил в службу содействия полиции. Но он не смог дать описание машины, только направление преследования.
– Гарри, он гонит к автостраде! – крикнула Элинор. – Ты в порядке?
– Да. А ты? Заметила марку?
– Я нормально. Испугалась – только и всего. Марку не заметила. Кажется, американская. Э… прямоугольные фары. Цвет не знаю, просто темная. Я не заметила цвет. Если он доберется до автострады, мы его упустим.
Они мчались по Оушн-парк к востоку, параллельно автостраде 10, которая пролегала примерно десятью кварталами севернее. Они приблизились к вершине гребня, откуда дорога шла вниз, и Босх отключил единственную действующую фару. Когда миновали гребень холма, он увидел силуэт машины-нарушителя, которая проезжала через освещенный перекресток у Линкольн-авеню. Да, водитель спешил на Банди-драйв. У Линкольн-авеню Босх взял влево и навалился на педаль газа. Он снова включил габаритные огни. И вместе с нарастанием скорости нарастал и тяжелый, глухой звук. Шина переднего колеса была повреждена и балансировка нарушена.
– Куда ты едешь? – спросила Элинор.
– Сначала на автостраду.
Не успел Босх проговорить это, как появились указатели съезда на автостраду и машина сделала широкую дугу, заворачивая вправо, на эстакаду. Взвизгнули шины. Превышая допустимую скорость, они с разгону пронеслись по пандусу и влились в поток машин на шоссе.
– Как мы ее узнаем? – крикнула Элинор. Стук от колес сейчас был очень громким, почти непрерывная угрожающая вибрация.
– Не знаю. Ищу прямоугольные фары.
Уже через одну минуту они подъезжали к въезду на Банди-драйв, но Босх понятия не имел, нагнали они ту машину или же она по-прежнему была далеко впереди. Какая-то машина въезжала вверх по пандусу, затем влилась в крайний ряд автострады. Машина была белая, иностранной марки.
– Нет, вряд ли это она, – покачала головой Элинор.
Босх снова поддал газу и ринулся вперед. Сердце его стучало в таком же бешеном темпе, как и поврежденное колесо: наполовину охваченное азартом гонки, наполовину – возбуждением от того, что он жив, а не лежит искалеченный перед домом Элинор. Он сжимал руль, вцепившись в его верхнюю половину, сжимал с такой силой, что побелели костяшки на пальцах, и гнал машину, будто посылая лошадь в бешеный галоп. Они мчались в неплотном потоке машин со скоростью девяносто миль в час и оба вглядывались в передние части обгоняемых автомобилей, пытаясь отыскать прямоугольные фары или поврежденную правую сторону.
Через полминуты такой гонки они неожиданно нагнали темно-красный «форд», мчащийся по правой полосе со скоростью по меньшей мере миль семьдесят. Босх выскочил у него из-за спины и пристроился бок о бок, почти вплотную. В руках у Элинор был наготове пистолет, но она держала его ниже окна – так, чтобы нельзя было заметить снаружи. Водитель автомобиля, белый мужчина, даже не взглянул в их сторону и не подал вида, что их заметил. Когда они выехали вперед, Элинор крикнула:
– Прямоугольные блок-фары.
– Это та машина? – Босх сузил глаза.
– Я не могу… не знаю… Правую сторону не видно. Не пойму, есть ли повреждение. Может, и та. Водитель не реагирует.
Теперь они были на три четверти корпуса впереди. Босх вытащил портативную мигалку и через окно закинул ее на крышу машины. Включил вращающийся синий свет и медленно начал подрезать «форд», подталкивая его к обочине. Элинор высунула руку из окна и просигналила преследуемой машине. Водитель начал послушно сбавлять ход, подгоняя вправо. Резко нажав на тормоза, Босх позволил другой машине проскочить чуть вперед и первой въехать на обочину. Затем въехал вслед за ней. Когда оба автомобиля выстроились вдоль ограждающего автостраду звукоизоляционного барьера, Босх понял, что у него проблема. Он включил дальний свет, но, как и прежде, отреагировали фары только с правой стороны. Передняя же машина стояла слишком близко к барьеру, чтобы Босх и Уиш могли разглядеть, повреждена ли ее правая сторона. Между тем сидевший за рулем водитель был почти полностью погружен в тень.
– Черт! – ругнулся Босх. – Ладно, не подходи, пока я не дам знак, что все в порядке, о'кей?
– Ясно, – сказала она.
Босху пришлось всем весом навалиться на поврежденную дверь, чтобы открыть ее. Он вышел из машины, с револьвером в одной руке и фонариком в другой. Фонарь он держал на отлете, подальше от тела, направляя его на водителя стоящей впереди машины. В ушах стоял рев от проносящихся по трассе машин, поэтому Босх выкрикнул команду, но голос потонул в гудке дизельного трейлера, и порыв ветра от проезжавшего полуприцепа отнес его вперед. Босх попытался снова, веля водителю выставить обе руки в окно. Никакого эффекта. Он снова выкрикнул приказ. Спустя изрядное время, в течение которого Босх держался чуть в стороне от левого заднего буфера темно-красной машины, водитель наконец подчинился. Гарри посветил фонарем сквозь заднее окно и не обнаружил внутри пассажиров. Подбежал и, направив свет на водителя, приказал ему медленно выходить из машины.
– В чем дело? – запротестовал мужчина. Он был маленького роста, с бледной кожей, рыжеватыми волосами и бесцветными усами. Открыл дверь машины и с поднятыми руками шагнул на землю. На нем были белая рубашка с пуговицами и бежевые брюки на подтяжках. Он взглянул на движущееся море машин, словно пытаясь подыскать свидетеля своего кошмарного ночного приключения на пригородной автостраде.
– Могу я увидеть ваш значок? – запинаясь проговорил он.
Босх налетел на него, развернул и с силой распластал по борту машины, так что голова и руки вжались в крышу. Одной рукой надавливая мужчине на затылок, он другой уткнул пистолет ему в ухо и крикнул Элинор, что все чисто.
– Проверь правую сторону.
Человек под тяжестью Босха издал жалобный звук, точно испуганное животное, и Гарри почувствовал, что он весь дрожит. Шея мужчины покрылась потом. Босх ни на секунду не отрывал от него глаз и не имел возможности посмотреть, как там дела у Элинор. Внезапно ее голос раздался прямо у него за спиной:
– Отпусти его. Это не он. Повреждений нет. Мы задержали не ту машину.