Киз Райдер все еще сидела в приемной муниципального судьи Анны Демчак, когда там появился Босх. Возвращаясь в центр из Ван-Нуйс, он попал в обычную для этого времени пробку и уже думал, что опоздает на встречу с судьей.

Райдер читала журнал, но Босх, пролистав несколько страниц, отложил его в сторону. Расследование уже захватило, и разделить внимание, отвлечься он не мог. В каком-то смысле это напоминало серфинг, которым Босх не занимался с далекого 1964-го, когда, убежав от приемных родителей, жил на пляже. Лет прошло немало, но Босх помнил, как оказался вдруг в водном туннеле. Фокус заключался в том, чтобы попасть в трубу, то место, где вокруг тебя кипит, кружится вода и где нет ничего, кроме этой воды и ощущения скорости, опасности и восторга. Сейчас волна снова подхватила его, так что ничего, кроме охоты на убийцу, не осталось.

– Ты давно здесь? – спросил он.

Райдер посмотрела на часы:

– Около сорока минут.

– И она все это время сидит там?

– Да.

– Волнуешься?

– Нет. Я с ней уже встречалась. Уже после того, как ты ушел. Она просто очень дотошный человек. Читает каждую страницу. Времени, конечно, уходит немало, но, наверное, так надо.

– Репортаж появится завтра. Подпись нам необходима сегодня.

– Знаю, Гарри. Сядь. Успокойся.

Босх остался стоять. Ордерами судьи занимались по очереди, и то, что им досталась Анна Демчак, было чистой случайностью.

– Знаешь, а я с ней дел не имел. Она не была окружным прокурором?

Райдер, не отрывая глаз от журнала, покачала головой:

– Нет. Демчак прикрывала другую сторону. Была государственным защитником.

Босх застонал. Опыт подсказывал, что те, кто попал на место судьи из адвокатов, сохраняют некоторую предубежденность против правоохранительных органов и нечто вроде симпатии к правонарушителям.

– Плохо. У нас будут проблемы.

– Какие проблемы? Все будет в порядке. Гарри, не суетись. И пожалуйста, сядь. Из-за тебя и я начинаю нервничать.

– Ты не знаешь, Джуди Шампейн еще не в отставке? Мы могли бы переметнуться к ней. Если еще не поздно.

Джуди Шампейн была прокурором и женой полицейского. В департаменте шутили, что он цепляет на крючок, а она поджаривает. После того как она стала судьей, Босх всегда старался обращаться с ордерами именно к ней.

– Нет, не в отставке, но ордера не морковка, Гарри, и мы не можем носиться с ними от одного судьи к другому. Тебе это прекрасно известно. Пожалуйста, сядь. Хочу тебе кое-что показать.

Босх с тяжелым вздохом опустился на соседний стул.

– Что?

– У меня с собой досье на Беркхарта.

Райдер достала из сумки тонкую папку, раскрыла и положила на кофейный столик.

– Посмотри сюда. – Она постучала ногтем по постановлению об освобождении. – Босх наклонился. – Освободился из Уэстсайда первого июля тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Зарегистрировался в отделе по условно-досрочно освобожденным в Ван-Нуйс пятого июля.

Он выпрямился и посмотрел на Райдер.

– Выходит, Блицкриг мог быть там.

– Мог. За синагогу его арестовали двадцать шестого января. Под залог не выпускали, а время предварительного заключения включили в срок. Вот он и вышел из Уэстсайда в начале июля. Так что наш список пополнился.

Босх ощутил прилив волнения – все складывалось почти идеально.

– Ладно, посмотрим. Ты успела включить его в запрос?

– Он там фигурирует, но не в качестве основного. Прямая улика у нас только одна, та, что связывает пистолет с Маккеем.

Босх кивнул и посмотрел на пустой стол, за которым должна была бы сидеть секретарша. На табличке значилось ее имя: «Кэти Кржановска». Фамилия далась Босху только с третьей попытки. Отсутствие секретарши заставляло его нервничать, думать о том, что происходит сейчас за дверями кабинета судьи.

Нужно было отвлечься.

– Хочешь узнать последние новости от коммандера Гарсии?

– Конечно, – ответила Райдер, убирая папку в сумку.

Следующие десять минут Босх рассказывал о визите к Гарсии, о том, как прошло интервью с сестрами Уорд, и о запоздалых признаниях коммандера.

– Думаешь, он рассказал тебе все? – спросила Райдер.

– Ты имеешь в виду, знал ли он тогда больше, чем допускает теперь? Нет. Но он рассказал все, что захотел.

– Мне кажется, Гарсия и сам участвовал в сделке. Трудно представить, как один напарник играет с начальством, а другой об этом и не догадывается. Тем более что речь шла об убийстве.

– Если он участвовал в их делишках, то зачем тогда позвонил Пратту и настоял на проведении анализа на ДНК? Мог бы сидеть себе тихо, как все эти семнадцать лет, и ни во что не лезть.

– Такая логика слишком примитивна. Совесть странная штука, она порой толкает людей на самые неожиданные поступки. Вдруг его все эти годы угнетало чувство вины и он позвонил Пратту, чтобы снять камень с души. К тому же на сделку они пошли с Ирвингом, который был тогда в силе, а теперь Ирвинг отодвинут, так что можно и не бояться.

Босх задумался, вспомнив реакцию Гарсии на упоминание о том, что чувство вины могло стать причиной самоубийства его бывшего напарника. Не исключено, что коммандер разволновался так сильно, потому что и сам имел проблемы с совестью.

– Не знаю. Может быть, и…

В кармане запищал сотовый. Босх потянулся за телефоном, а Райдер сказала:

– Перед тем как войдем, тебе бы лучше его выключить. Чего судья Демчак не любит, так как раз вот этого. Говорят, у одного прокурора она просто конфисковала телефон.

Он кивнул и откинул крышку.

– Да?

– Детектив Босх?

– Верно.

– Это Тара Вуд. А мне показалось, что у нас с вами встреча.

Она еще не договорила, как Босх вспомнил все: и о назначенной встрече с Тарой в Си-би-эс, и о тарелке ароматного супа гамбо, запланированного на ленч.

– Тара, пожалуйста, извините. Мне очень жаль. Изменились обстоятельства, и нас сильно поджимает время. Конечно, мне следовало позвонить вам, но… выскользнуло из головы. Давайте перенесем нашу встречу на другое время, если вы, конечно, еще согласны поговорить со мной после такого конфуза.

– Да, разумеется, без проблем. Просто у меня тут болтаются два парня из шоу, которые бы очень хотели с вами поболтать.

– Из какого шоу?

– Ток-шоу. Под названием «Забытый случай». Помните, я вам рассказывала…

– Ах да, шоу. Мне очень жаль.

Босху немного полегчало. Похоже, Тара пыталась использовать встречу с ним в профессиональных целях. Интересно, осталось ли у нее что-то от прежних чувств к Ребекке Верлорен. Словно прочитав его мысли, она спросила:

– Скажите, в деле есть подвижки? Вы из-за этого не смогли прийти?

– В общем-то да. Подвижки, как вы выразились, есть, но говорить об этом пока преждевременно. Вы не вспомнили то имя, которое я называл вчера? Роланд Маккей? Нет?

– К сожалению, нет. Пыталась, но…

– У меня есть еще одно. Уильям Беркхарт. Как насчет него? Или Билли Беркхарт?

Последовала долгая пауза.

– Нет, извините. Не думаю, что я когда-либо о нем слышала.

– Билли Блицкриг?

– Билли Блицкриг? Вы шутите, да?

– Нет, а что? Оно вам знакомо?

– Конечно, нет. Звучит как название рок-группы или псевдоним какого-нибудь «металлиста».

– Нет, к музыке он не имеет никакого отношения. Но вы уверены, что эти имена ничего вам не говорят?

– Мне очень жаль, детектив.

Босх поднял голову и увидел женщину у открытой двери кабинета судьи. Она приглашала их войти. Райдер укоризненно покачала головой и провела ребром ладони по горлу.

– Послушайте, Тара, мне нужно идти. Позвоню при первой же возможности, и тогда договоримся. Еще раз извините. Позвоню. И спасибо.

Не дожидаясь ответа, он опустил крышку и, вспомнив предостережение, отключил телефон. Райдер уже вошла, а женщина, которая, должно быть, и была Кэти Кржановска, все еще придерживала дверь.

Высокое, от пола до потолка, окно в кабинете закрывали тяжелые шторы. Единственным источником освещения была настольная лампа. За большим темного дерева столом сидела хрупкая женщина лет семидесяти с добрым лицом, вселявшим надежду на то, что все закончится благополучно и разрешение на прослушку будет получено.

– Проходите, садитесь, – сказала судья Демчак. – Извините, что заставила ждать.

– Все в порядке, ваша честь, – ответила Райдер. – Мы понимаем, вам же нужно было ознакомиться с ордерами.

Детективы сели на стулья перед столом. Судья не стала надевать черную мантию, которая висела на крючке в углу. Рядом с ней, на стене, Босх заметил фотографию, запечатлевшую Демчак со славящимся либеральными взглядами судьей Верховного суда штата. В груди шевельнулось нехорошее предчувствие. На столе стояли еще две фотографии в деревянных рамках. Пожилой мужчина и мальчик с клюшками для гольфа – должно быть, ее муж и внук – и девочка лет девяти-десяти на качелях – вероятно, внучка. Впрочем, цвета на втором снимке поблекли, так что девочка могла быть и дочерью. Босх задумался.

– Вы, похоже, очень спешите с этим. – Судья постучала пальцем по бумагам. – Можете объяснить, чем вызвана спешка?

Босх взглянул на Райдер, и та подалась вперед. Главная роль была за ней, а он лишь обеспечивал поддержку. Помимо всего прочего, копам приходится быть и лоббистами.

– Да, ваша честь, конечно, – заговорила Райдер. – Причин две. Первая, и главная, заключается в том, что в завтрашнем номере «Дейли ньюс» появится репортаж, прочитав который Роланд Маккей, наш основной подозреваемый, может попытаться связаться с другими подозреваемыми – один из них указан в ордере – и заговорить об убийстве. Как видно из ордера, мы полагаем, что в преступлении участвовали не менее двух человек, но непосредственно связать с ним можем пока только одного, Роланда Маккея. Если мы подключимся к Маккею завтра, когда выйдет газета, то, возможно, сумеем установить личности других.

Судья кивала, но смотрела не на детективов, а на лежащие перед ней бумаги. Лицо ее оставалось серьезным и сосредоточенным, и сомнения Босха в благополучном исходе только укрепились. Помолчав, Демчак оторвалась наконец от документов.

– Вы назвали одну причину. А вторая?

– Ах да, – встрепенулась Райдер. – Вторая причина состоит в следующем: мы считаем, что Роланд Маккей и сейчас может представлять угрозу для общества. Нам неизвестно, в какого рода криминальную деятельность он вовлечен, но мы уверены, что, прослушав его разговоры, сумеем выяснить это и предотвратить преступление. В ордере указано на его причастность по крайней мере к одному убийству, так что, по нашему убеждению, время терять нельзя.

Ответ Райдер Босху понравился. Она все тщательно просчитала и представила ситуацию так, что, отказав полиции, Демчак брала бы на себя ответственность за возможные последствия. Должность судьи выборная, и ей приходится принимать во внимание общественное мнение. Абстрактная защита личных прав преступника не оправдала бы ее в глазах избирателей.

– Понятно, – холодно сказала Демчак. – На каких же основаниях основывается ваша уверенность в том, что Маккей вовлечен в преступную деятельность, если вы не можете определить, какое именно преступление он готовит.

– Есть ряд обстоятельств, ваша честь. Восемнадцать месяцев назад, когда истек срок условного наказания за преступление на сексуальной почве, Маккей сменил местожительство, не указав при этом свой новый адрес. Его имя не числится в списке абонентов телефонных компаний. В настоящее время он проживает в доме, принадлежащем человеку, который уже отбывал наказание за уголовное преступление. Этот человек, Уильям Беркхарт, также значится в ордере. И наконец, что тоже указано в нашем обращении, он пользуется телефоном, зарегистрированным на другую фамилию. Маккей явно пытается остаться незамеченным. Все это вместе взятое и позволяет нам сделать вывод о том, что он скрывает подготовку к очередному преступлению либо уже занят преступной деятельностью.

– Есть и еще одно объяснение: он просто не желает, чтобы государство вмешивалось в его личную жизнь, – сказала судья. – Все это очень слабо, детектив. Что-нибудь еще? У вас имеются другие аргументы? Я готова их выслушать.

Босх искоса взглянул на Райдер. От недавней уверенности не осталось и следа – она молчала и лишь смотрела на Демчак широко раскрытыми, растерянными глазами. Босх знал, Райдер исчерпала все аргументы и в запасе у нее ничего не осталось. Нужно было что-то делать. Он откашлялся и подался вперед.

– Ваша честь, Маккей живет в доме человека, который вместе с ним входил в расистскую группировку и был осужден за преступление на почве религиозной ненависти. В свое время эта банда наделала немало бед, от нее пострадали многие люди.

Он откинулся на спинку стула, надеясь, что сумел добавить хотя бы один пункт к тому, что уже сказала Райдер.

– Когда это было? – спросила судья.

– В конце восьмидесятых. Но нельзя исключать, что группировка действовала и позднее. По крайней мере очевидно, что эти двое, Маккей и Беркхарт, связи между собой не потеряли.

С минуту судья ничего не говорила, углубившись в бумаги. На столе зажглась красная лампочка. Босх знал, что это означает: перерыв закончился, и судью ждут в зале заседаний, где уже собрались участники процесса.

Демчак оторвалась наконец от бумаг и покачала головой:

– Не думаю, что вы смогли меня убедить. Вы установили его связь с пистолетом, но не с преступлением. Возможно, он избавился от него задолго до убийства. – Она отодвинула от себя документы и положила руки на стол. – Тот факт, что его арестовали за кражу в кинотеатре, куда, по вашей версии, ходили убитая и ее подруги, ничего не доказывает. Не знаю, на что вы рассчитывали, предоставляя мне на подпись запрос со столь слабым обоснованием. Здесь ничего нет.

– Там есть все, – сказал Босх. – Мы знаем.

Райдер положила руку ему на плечо – молчаливое предостережение.

– Вы знаете? – нахмурилась Демчак. – Вы ничего не знаете, но хотите, чтобы я вам помогла. У вас нет никаких убедительных доказательств преступных намерений Маккея, но вы надеетесь получить их с моей помощью. Я не обязана помогать вам и не буду.

– Ваша честь, – заговорила Райдер, – если вы не подпишете ордер, мы потеряем возможность, которую дает нам завтрашний репортаж.

Демчак улыбнулась:

– А вот это, детектив, не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к тому, чем я здесь занимаюсь. Вам понятно? Суд и полиция – разные вещи. Я не подчиняюсь вашему управлению, а представленные вами факты меня не убеждают.

– Жертвой убийства была девушка смешанной крови, – сказал Босх. – Маккей – расист, и это подтверждено документально. Он украл оружие, которое было затем употреблено для убийства девушки смешанной крови. Связь очевидна.

– Связь очевидна вам, детектив, но мне. Я вижу только предположения.

Босх посмотрел ей в глаза, и судья ответила тем же.

– У вас есть дети, ваша честь?

Ее лицо мгновенно побледнело.

– Какое это имеет отношение к нашему разговору?

– Ваша честь, – вмешалась Райдер, – мы поработаем и вернемся…

– Нет, – перебил ее Босх. – Мы не вернемся. Ордер нужен нам сейчас. Ваша честь, этот парень разгуливает на свободе семнадцать лет. А если бы такое случилось с вашей дочерью? Вы бы тоже отвернулись? Вы бы тоже сослались на слабость доказательств? Ребекка Верлорен была единственным ребенком в семье.

Взгляд судьи стал жестче, лицо напряглось, и, когда она заговорила, голос ее, размеренный и тихий, все же дрожал от гнева.

– Я не привыкла отворачиваться от чего бы то ни было. В этой комнате я, похоже, единственная, кто имеет представление о том, что такое закон. И если вы будете и дальше оскорблять суд и ставить под сомнение правомерность его решений, я распоряжусь взять вас под стражу. Бейлиф появится здесь через пять секунд. Тогда у вас будет время, чтобы осознать слабость отстаиваемой вами позиции.

Угроза ничуть не смутила Босха.

– Ее мать живет в том же доме. Ее спальня сохранена такой, какой была семнадцать лет назад. То же покрывало, те же подушки, все то же. Комната… мать… они застыли во времени.

– Все это к делу не относится.

– Ее отец спился. Потерял бизнес, потерял жену, потерял дом. Сегодня утром я видел его на Пятой улице, где он теперь живет. Знаю, к делу не относится, но, полагаю, вам не помешает это знать. Да, у нас маловато фактов, ваша честь, но достаточно совпадающих обстоятельств.

Демчак по-прежнему смотрела ему в глаза, и Босх, замолчав, понял, что либо отправится сейчас в тюрьму, либо выйдет из кабинета с подписанным ордером. Третьего не дано. В следующую секунду в глазах судьи что-то блеснуло. Боль? Каждый, кто проводит столько времени в траншеях системы уголовного правосудия – по любую ее сторону, – рано или поздно начинает ощущать эту боль.

– Хорошо, детектив, – сказала она наконец и, взяв ручку, поставила подпись на всех бланках и начала заполнять остававшиеся пустыми строчки. – И все же вы меня не убедили. Поэтому я даю вам семьдесят два часа.

– Ваша честь…

Райдер сжала локоть Босха, останавливая напарника прежде, чем он все испортит и «да» превратится в «нет». Лишь затем она заговорила сама:

– Ваша честь, семидесяти двух часов слишком мало. Мы рассчитывали хотя бы на неделю.

– Вы сказали, что репортаж появится в газете завтра, – ответила судья.

– Да, мы так предполагаем, но…

– В таком случае вы все поймете очень быстро. Если же вам потребуется продлить срок, придете в пятницу и постараетесь меня убедить. Семьдесят два часа. И мне нужны ваши ежедневные отчеты. Каждое утро. Если я их не получу, мое мнение о вас сильно пострадает. Я не позволю вам заниматься самоуправством и ловить рыбку в мутной воде. И если по содержанию отчетов будет видно, что вы занимаетесь не тем, чем должны, я прикрою эту лавочку еще раньше. Вам все ясно?

– Да, ваша честь, – в один голос ответили Босх и Райдер.

– Хорошо. У меня заседание. Вам пора идти, а мне браться за работу.

Райдер забрала бумаги, и детективы, еще раз поблагодарив судью, двинулись к выходу. Босх уже закрывал за собой дверь, когда Демчак окликнула его:

– Детектив Босх?

Он повернулся и посмотрел на нее:

– Да, ваша честь?

– Вы увидели фотографию, да? Фотографию моей дочери. Вы увидели ее и догадались, что у меня только один ребенок.

Немного помолчав, он кивнул.

– У меня тоже есть дочь. Я знаю, что это такое.

Секунду или две она молча смотрела на него.

– Теперь можете идти.

Босх еще раз кивнул и вышел из кабинета вслед за Райдер.