49
В субботу в восемь часов утра Босх сидел в служебной машине, глядя на маленький деревянный дом в квартале от главной улицы городка Лоун-Пайн, находящегося в трех часах езды к северу от Лос-Анджелеса, в предгорьях Сьерра-Невады. Пил холодный кофе из пластиковой чашки, другая стояла наготове. Кости ныли от холода, ночной езды и попытки поспать в машине. Он приехал в маленький горный городок, когда все мотели были уже закрыты. К тому же ему было известно по опыту, что, не забронировав номер, на выходные в Лоун-Пайн лучше не ездить.
Когда рассвело, Босх увидел синевато-серую гору, вздымающуюся в дымке за городком и подчеркивающую его ничтожность перед временем и естественным ходом вещей. Глядя на гору Уитни, высочайшую вершину Калифорнии, он понимал, что она существовала задолго до того, как ее увидел человеческий глаз, и будет существовать еще целую вечность после того, как ее станет некому видеть.
Босх проголодался, ему хотелось отправиться в какую-нибудь закусочную, съесть бифштекс с яичницей, но он не покидал своего поста. Из Лос-Анджелеса в Лоун-Пайн люди едут не только потому, что терпеть не могут многолюдье, смог и ритм жизни большого города. Дело еще в том, что они любят эту гору. И Босх не мог позволить себе риска допустить, чтобы Дон и Одри Блейлок ушли на утреннюю прогулку в горы, пока он будет есть. На пять минут Босх завел мотор и включил отопление. Таким образом он грелся, экономя бензин, всю ночь.
Босх наблюдал за домом, ждал, когда там загорится свет или кто-нибудь выйдет взять газету, брошенную из проезжавшего пикапа на подъездную аллею два часа назад. Босх знал, что это не «Лос-Анджелес таймс». Людям в Лоун-Пайн нет дела ни до Лос-Анджелеса, ни до совершающихся в нем убийств, ни до работающих там детективов.
В девять часов Босх увидел, что из трубы дома заклубился дым. Через несколько минут появился мужчина лет шестидесяти в нижней рубашке и взял газету. Он взглянул на машину Босха и вернулся в дом.
Босх понимал, что его машина бросается в глаза, но не собирался прятаться. Он просто ждал. Теперь завел мотор, подъехал к дому Блейлоков и свернул на подъездную аллею.
Когда Босх подошел к двери, мужчина, которого он уже видел, открыл ее раньше, чем он успел постучать.
— Мистер Блейлок?
— Да, это я.
Босх показал ему полицейский значок и удостоверение.
— Можно поговорить с вами и с вашей женой несколько минут? Меня привело к вам дело, над которым я работаю.
— Вы один?
— Да.
— Долго сидели там в машине?
Босх улыбнулся:
— Часов с четырех. Приехал слишком поздно, чтобы снять номер.
— Входите. Кофе у нас сварен.
— Если горячий, с удовольствием выпью.
Блейлок провел Босха в комнату и указал ему на стулья и кушетку возле камина.
— Я схожу за женой и кофе.
Босх подошел к стулу, стоявшему ближе всех к огню. Собираясь сесть, увидел фотографии в рамках на стене за кушеткой. Подошел и стал разглядывать их. На фотографиях только дети и молодые люди. Всех рас. У двоих явно физические или умственные недостатки. Приемные дети. Он вернулся к стулу и сел.
Вскоре появился Блейлок с большой кружкой дымящегося кофе. Следом за ним в комнату вошла женщина. Она казалась немного старше мужа. Глаза у нее были еще заспанными, но лицо добрым.
— Это моя жена, Одри, — сказал Блейлок. — Вы пьете кофе черным? Все полицейские, которых я знал, пили черный.
Муж с женой устроились на кушетке.
— Черный, пожалуйста. Вы знали полицейских?
— Когда жил в Лос-Анджелесе, многих. Я тридцать лет работал в пожарной охране. Уволился начальником депо после беспорядков девяносто второго года. Решил, что с меня хватит. Поступил на работу как раз перед началом волнений в Уоттсе, а ушел после случившихся в девяносто втором.
— О чем вы хотели поговорить с нами? — спросила Одри, видимо, раздраженная болтовней мужа.
Босх допил кофе и произнес:
— Я служу в группе расследования убийств. В голливудском отделении. Работаю над...
— Я шесть лет работал там в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году, — сказал Блейлок, имея в виду пожарное депо, расположенное позади голливудского отделения.
Босх кивнул.
— Дон, дай человеку рассказать, зачем он приехал в такую даль, — промолвила Одри.
— Прошу прощения, продолжайте.
— Я работаю над одним делом. Убийством в Лорел-каньоне. Мы опрашиваем людей, живших на той улице в восьмидесятом году.
— Почему в то время?
— Потому что убийство произошло тогда.
Хозяева дома в недоумении уставились на него.
— Это что, одно из сокрытых дел? — спросил Блейлок. — Я не помню чего-то такого в то время в нашей округе.
— В определенном смысле оно сокрытое. Только тело было обнаружено меньше двух недель назад. Оно было похоронено в лесу. На склоне холма.
Босх вгляделся в их лица. Ничего изобличающего, только потрясение.
— О Господи! — воскликнула Одри. — Значит, все время, пока мы жили там, в лесу лежал мертвец? Наши дети ходили туда играть. Кто же был убит?
— Ребенок. Двенадцатилетний мальчик. Его звали Артур Делакруа. Вам знакомо это имя?
Муж с женой помолчали, потом посмотрели друг на друга и покачали головами.
— Нет, мы впервые его слышим, — ответил Дон Блейлок.
— Где он жил? — уточнила Одри. — Наверное, не в нашей округе?
— Нет, в районе «Мили чудес».
— Ужас, — вздохнула Одри. — Как он погиб?
— Забили насмерть. С вашего разрешения — понимаю, вам любопытно, однако мне нужно задать вопросы.
— О, простите, — сказала Одри. — Продолжайте, пожалуйста. Что еще мы можем вам сообщить?
— Видите ли, мы пытаемся восстановить картину улицы в то время, чтобы знать, кто был кто, кто где жил. Это, в сущности, формальность. — Босх улыбнулся и сразу же понял, что улыбка получилась неискренней. — И это оказалось трудной задачей. С тех пор в округе многое переменилось. Собственно говоря, с восьмидесятого года там живут только доктор Гийо и человек по фамилии Хаттер, дом которого в конце улицы.
Одри сердечно улыбнулась:
— О, Поль очень славный человек. С тех пор как его жена умерла, он всегда поздравляет нас открытками с Рождеством.
Босх кивнул.
— Конечно, его услуги были нам не по карману. Своих детей мы возили в клиники. Но если что-нибудь случалось в выходные или когда Поль бывал дома, он никогда не колебался. Сейчас некоторые врачи опасаются что-либо делать, так как могут... Извините, я разболталась, как мой муж, а вы приехали сюда не ради этого.
— Ничего, миссис Блейлок. Вы упомянули о своих детях. Я слышал, будто у вас в доме был семейный приют, это правда?
— Да, — ответила она. — Мы с Доном брали к себе детей в течение двадцати пяти лет.
— Просто потрясающе. Я восхищен. И сколько же детей вы приютили?
— Трудно было вести им счет. Одни жили у нас годами, другие всего неделями. Многое зависело от прихоти судов по делам несовершеннолетних. Мне разбивало сердце, когда ребенок только-только привыкал, начинал чувствовать себя как дома, а суд отправлял его обратно в семью, или к другому родителю, или еще куда. Я всегда повторяла, что берущим детей на воспитание нужно иметь большое сердце с большой омозоленностью на нем.
Одри посмотрела на мужа, он взял ее за руку и повернулся к Босху.
— Мы однажды сосчитали их, — произнес Дон Блейлок. — В общей сложности у нас за все время жили тридцать восемь детей. Но воспитали мы только семнадцать. Некоторые находились у нас достаточно долго для этого. Где-то от двух лет до... один прожил с нами четырнадцать.
Он повернулся так, чтобы видеть стену над кушеткой, поднял руку и указал на фотографию мальчика в кресле-каталке. Мальчик был хрупкого сложения, в толстых очках. Запястья согнуты под острым углом. Ребенок криво улыбался.
— Это Бенни.
Босх вынул блокнот, раскрыл на чистой странице, и тут защебетал его сотовый телефон.
— Это меня, — сказал он. — Не беспокойтесь.
— Не хотите ответить? — спросил Блейлок.
— Они могут оставить сообщение. Я не думал, что в такой близости к горам будет четкий прием.
— Прием четкий, мы даже смотрим телепередачи.
Босх взглянул на него и понял, что повел себя бестактно.
— Прошу прощения, я не имел в виду ничего дурного. Не можете ли припомнить, кто из детей жил у вас в восьмидесятом году?
Супруги молча переглянулись.
— Кто-то из наших ребят причастен к этому делу? — удивилась Одри.
— Я не знаю, кто у вас жил. Как уже сказал, мы стараемся восстановить картину улицы. Нам нужно установить, кто проживал там. Потом будем исходить из этого.
— Ну, вам наверняка поможет служба по делам несовершеннолетних.
Босх кивнул.
— Ее переименовали. Теперь это управление по делам несовершеннолетних. И оно, миссис Блейлок, не сможет помочь нам до понедельника в лучшем случае. А эти сведения нужны срочно. Мы ведем расследование убийства.
Супруги вновь посмотрели друг на друга.
— Знаете, — заговорил Дон Блейлок, — нелегко будет точно вспомнить, кто жил у нас в то или иное время. Некоторые жили, например, Бенни, Фрэнсис, Джоди. Но каждый год у нас появлялись новые, которых, как рассказала Одри, быстро забирали. С ними посложнее. Так-так, восьмидесятый...
Он встал и повернулся к фотографиям на стене. Указал на мальчика-негра лет восьми.
— Вот, Уильям. Он был у нас в восьмидесятом году. Он...
— Нет, его не было! — возразила Одри. — Уильям появился в восемьдесят четвертом. Помнишь, тогда проходили Олимпийские игры? Ты сделал ему факел из фольги.
— Ах да, в восемьдесят четвертом.
Босх подался вперед. Теперь ему стало жарко рядом с камином.
— Давайте начнем с тех троих, которых вы упомянули. Бенни и еще двух. Как их полные имена и фамилии?
Ему назвали их фамилии и имена, а когда он спросил, как с ними можно связаться, продиктовали номера телефонов двоих, уже без Бенни.
— Бенни умер шесть лет назад, — сообщила Одри. — Рассеянный склероз.
— Сочувствую.
— Он был нам очень дорог.
Босх выдержал подобающую паузу.
— А кто еще? Вы не вели списков, кто появлялся у вас и на какое время?
— Вели, но здесь их нет, — ответил Блейлок. — Они в архиве в Лос-Анджелесе.
Неожиданно он щелкнул пальцами.
— Знаете, у нас есть пофамильный список всех детей, которым мы помогли и старались помочь. Только он составлен не по годам. Возможно, нам удастся его несколько сократить, но пригодится ли он вам?
Босх увидел, как Одри резко бросила на мужа гневный взгляд. Муж его не заметил. Босх понял, что она инстинктивно хочет оградить своих детей от угрозы, реальной или нет, которую он представлял.
— Да, будет очень кстати.
Блейлок вышел из комнаты, и Босх обратился к Одри:
— Вы не хотите, чтобы муж дал мне этот список. Почему, миссис Блейлок?
— Потому что думаю, вы нечестны с нами. Вы что-то ищете. Такое, что вам нужно для закрытия дела. Вы ехали ночью три часа из Лос-Анджелеса не ради формального расспроса, как это назвали. Вы знаете, что эти дети — из сомнительного окружения. Они были отнюдь не ангелами, когда появились у нас. И я не хочу, чтобы кого-либо из них обвиняли в чем-то только из-за того, что они родились в неблагополучных семьях.
Босх помолчал, дабы увериться, что она закончила.
— Миссис Блейлок, вы бывали когда-нибудь в маккларенской детской колонии?
— Конечно. Кое-кто из наших детей находился там.
— Я тоже. И во многих семейных приютах, где подолгу не задерживался. Так что представляю, какими были эти дети, поскольку сам был таким. И помню, что в некоторых приютах царит любовь, а иные не лучше тех мест, откуда забраны дети, а то и хуже. Знаю, что одни приемные родители думают о детях, а другие — о чеках из службы по делам несовершеннолетних.
Помолчав несколько секунд, Одри произнесла:
— Это не имеет значения. Все равно вы хотите завершить свою картинку-загадку любым кусочком, который подойдет.
— Вы ошибаетесь, миссис Блейлок. И в моей задаче, и во мне.
Дон вернулся с зеленой, похожей на школьную папкой. Положил ее на квадратный журнальный столик и раскрыл. Карманы папки были набиты письмами и фотографиями.
Одри продолжала:
— Мой муж работал в муниципальной системе, как и вы, поэтому ему будет неприятно слышать. Но я, детектив, не верю ни вам, ни вымышленным предлогам вашего приезда. Вы нечестны с нами.
— Одри! — жалобно воскликнул Блейлок. — Человек просто старается выполнить свою работу.
— И ради этого скажет что угодно. И навредит любому из наших детей.
— Одри, прошу тебя!
Он снова перенес внимание на Босха и протянул ему лист бумаги. Там был рукописный перечень фамилий. Но не успел Босх заглянуть в него, как Блейлок забрал лист и положил на столик. Взял карандаш и начал ставить у некоторых фамилий галочки, поясняя:
— Мы сделали этот список, чтобы иметь возможность не терять из виду всех. Знаете, можно любить детей всей душой, но когда приходит время вспоминать дни рождения двадцати, тридцати, непременно кого-нибудь забудешь. Те, кого я отмечаю, появились у нас после восьмидесятого года. Когда я закончу, Одри перепроверит.
— Нет, я не стану перепроверять.
Мужчины пропустили эти слова мимо ушей. Босх читал список. Когда оставалось чуть больше трети, он ткнул пальцем в одну фамилию.
— Расскажите мне о нем.
Блейлок посмотрел на Босха, потом на жену.
— Кто это?
— Джонни Стокс, — ответил Босх. — В восьмидесятом году он был у вас в доме, не так ли?
Одри уставилась на него.
— Ну вот видишь? — обратилась она к мужу, глядя при этом на Босха. — Детектив уже знал про Джонни, когда ехал сюда. Я была права. Он нечестный.