29
Несколько секунд Босх постоял в устье туннеля, чтобы глаза привыкли к темноте. Потом тронулся в путь. Ему не пришлось ползти. Туннель был достаточно просторный для того, чтобы продвигаться по нему, всего лишь согнувшись. С фонарем в правой руке и пистолетом в левой, Босх шел, не отрывая взгляда от тусклого мерцания впереди. По мере его продвижения доносившийся издали женский плач делался громче.
Когда он миновал десять футов туннеля, гнилостный запах, учуянный им еще снаружи, превратился в настоящее зловоние. Но каким бы тошнотворным он ни был, Босху было не привыкать. Почти сорок лет назад он был так называемой туннельной крысой в составе армии США, принимал участие более чем в ста боевых операциях в партизанских туннелях Вьетнама. Враги порой хоронили своих погибших в глиняных стенах туннелей. Это позволяло скрыть их от чужих глаз, но скрыть запах гниения было невозможно. А уж если он попадал в нос, то его было невозможно забыть.
Босх сознавал, что приближается к чему-то страшному и отвратительному, пропавшие без вести жертвы Рейнарда Уэйтса где-то там, впереди, в туннеле. Именно это место и являлось пунктом назначения убийцы в ту ночь, когда полицейский патруль остановил его подозрительный фургон. Но Гарри не мог отделаться от мысли, что это место было также и его, Босха, местом назначения. Он прожил много лет и прошел много миль, но ему казалось, что он так никогда, по существу, и не покидал тех туннелей. Его жизнь всегда была этим медленным и трудным движением, сквозь тесноту и темень, к далекому, неясно мерцающему свету. Он чувствовал, что был, есть и навсегда останется «туннельной крысой».
Напряженные мышцы полусогнутых ног горели, потому что приходилось продираться в скрюченном состоянии. Пот разъедал глаза. И по мере приближения к повороту все очевиднее становилось, что пробивающийся издали зыбкий, призрачный, волнообразный свет создается свечением пламени. Где-то там, за поворотом, горела свеча.
Футов за пять до поворота Босх остановился и застыл на корточках, прислушиваясь. Сзади слышался звук сирен. Подкрепление на подходе. Он постарался сосредоточиться на звуках, что исходили спереди, из туннеля, но оттуда долетал лишь слабый, прерывистый женский плач.
Босх заставил себя подняться и двинулся вперед. Свет впереди погас, и пугающие вскрикивания раздались с новой силой и настойчивостью.
На мгновение Босх застыл, а потом услышал впереди негромкий рокочущий смешок, вслед за которым прозвучал знакомый голос Рейнарда Уэйтса:
– Это ты, детектив Босх? Добро пожаловать в мою лисью нору.
Смех оборвался. Босх отсчитал десять секунд, но Уэйтс молчал.
– Уэйтс! Отпусти ее! Отправь ее сюда, ко мне!
– Нет, Босх. Теперь она моя. Если кто-нибудь войдет сюда, я убью девчонку. Последнюю пулю сохраню для себя.
– Уэйтс, нет, послушай. Лучше пусть она выйдет, а я войду. Мы совершим обмен.
– Нет, Босх. Мне нравится все так, как есть.
– О чем ты вообще думаешь? Нам надо поговорить, а тебе – спасать себя. У нас мало времени. Отпусти девушку.
Из темноты раздался голос:
– Спасать себя? От чего? И для чего?
Босх чувствовал, что его ножные мышцы вот-вот начнет сводить. Он осторожно перевел себя в сидячее положение и прислонился к правой стенке туннеля. Он был уверен, что свет прежде исходил чуть спереди и слева. Значит, туда и заворачивал туннель. До этого он держал пистолет дулом вверх, но сейчас использовал для прицела упор в виде перекрещенных запястий, направив луч фонаря вверх и каждую секунду готовый выстрелить.
– У тебя нет выхода, – произнес он. – Твоя судебная сделка по-прежнему в силе. Какой смысл умирать? Так же, как и девушке.
– Плевал я на смерть, Босх. Вот почему я здесь. Мне глубоко плевать на смерть! И я сам стану диктовать условия. Я, а не прокуратура штата или кто-либо еще. Я один буду диктовать их и играть по своим правилам.
Босх заметил, что женщины больше не слышно. Что с ней? Уэйтс заставил ее умолкнуть? А если он…
– Уэйтс, что там? Что с ней?
– Она вырубилась. От избытка чувств, полагаю.
Он захохотал, а затем и сам замолчал. Босх решил, что нельзя давать Уэйтсу молчать. Если он будет занят разговором, то его внимание будет отвлечено от женщины и от того, что сейчас, бесспорно, затевается снаружи, перед входом в туннель.
– Я знаю, кто ты, – негромко произнес Босх.
Но Уэйтс не заглотил наживку. Босх попробовал еще раз:
– Роберт Фоксуорт. Сын Розмари Фоксуорт. Выросший на попечении округа. Приемные семьи, детские дома… Тут ты жил у Саксонов. Какое-то время провел в Маклареновском центре, в Эль-Монте. Я тоже там жил, Роберт.
Долгое молчание. Неожиданно из темноты тихо прозвучало:
– Я больше не Роберт Фоксуорт.
– Понимаю.
– Я ненавидел то место. Я их всех там ненавидел!
– Это заведение закрыли пару лет назад. После того как там умер ребенок.
– Да гори они огнем со своей конторой! Как вы раскопали Роберта Саксона?
Босх почувствовал, что в разговоре начинает выстраиваться ритм. Он подхватил ключ, брошенный ему Уэйтсом, который упоминал о Роберте Фоксуорте как о ком-то постороннем. Ведь теперь он был Рейнардом Уэйтсом.
– Это не так уж сложно, – ответил Босх. – Мы вычислили через Фицпатрика. Разыскали в его бумагах одну квитанцию, и в ней совпала дата рождения. Что за семейный медальон ты ему заложил?
– Медальон Розмари. Единственное, что ему от нее осталось. Он был вынужден заложить его, а когда вернулся выкупить, оказалось, что эта свинья Фицпатрик уже продал его.
Босх кивнул. Он сумел выманить Уэйтса на беседу, но времени в обрез. Он решил круто сменить тему.
– Рейнард, расскажи мне о той подставе. Об Оливасе и О'Ши.
Молчание. Босх опять сделал попытку:
– Ведь они использовали тебя. О'Ши использовал тебя, а теперь выйдет сухим из воды. Неужели тебе это нужно? Ты погибнешь здесь, в этой дыре, а он преспокойно унесет ноги?
Босх положил фонарик на пол, чтобы вытереть пот с глаз.
– Я не могу выдать тебе О'Ши или Оливаса, – произнес из темноты Уэйтс.
Босх не понял. Чего-то он не улавливал. Неужели постоянно ошибался?
– Ты убил Мари Жесто?
Долгое молчание.
– Нет, не я, – наконец вымолвил Уэйтс.
– Тогда каким образом это было подстроено? Откуда ты мог знать, где…
– Сам раскинь мозгами, Босх. Они не дураки. Они не стали бы контачить со мной напрямую.
Босх кивнул. Он сообразил.
– Морис Свон, – сказал он. – Он являлся посредником при сделке. Расскажи мне об этом.
– Что рассказывать? Все было подстроено, парень. Он сказал, все это затевается для того, чтобы ты поверил. Ты допекаешь кого не следует, и тебя надо переубедить.
– Кого именно я допекаю?
– Этого он не объяснил.
– Морис Свон?
– Да, но тебе это без пользы. Его ты тоже не прищучишь. Это разговоры между адвокатом и клиентом, конфиденциальная информация, не подлежащая разглашению. Ты не имеешь права касаться ее. Даже если и попытаешься, все равно получится мое слово против его. Ничего тебе это не даст, и ты знаешь.
Да, Босх знал. Адвокат Морис Свон был крепким орешком, а кроме того, уважаемым членом адвокатской коллегии. Да еще и телезвездой вдобавок – любимым героем телепрограмм на тему закона. Нет возможности открыть на него охоту, имея в активе лишь слова его подзащитного, тем более маньяка и серийного убийцы. Ловкий ход О'Ши и Оливаса – использовать в качестве посредника Мориса.
– Наплевать, – усмехнулся Босх. – Я хочу знать, как было дело. Расскажи.
– Свон вышел на них с предложением судебной сделки. То есть я помогаю им закрыть висяки, а они взамен оставляют мне жизнь. Он сделал это без моего ведома. Если бы он спросил меня, я бы сказал: «Не парьтесь». По мне, лучше укол, чем сорок лет в камере. Тебе это легче понять, Босх. Ты из тех, кто считает справедливым око за око, зуб за зуб. Мне это в тебе нравится.
– И что же произошло дальше?
– Однажды вечером в тюрьме меня отвели в комнату для посещений, и там сидел Морис. Он сказал, что, мол, обсуждается одна сделка. Но она сработает лишь в том случае, если я добавлю к покупке бесплатный подарок. Возьму на себя дело, которого не совершал. Он объяснил, что назначат следственный эксперимент с выездом на местность и мне придется показать одному детективу, где закопан труп. Этого детектива надо обязательно убедить, а единственный способ это сделать – показать, где тело. Этим детективом был ты, Босх.
– И ты ответил «да».
– Когда он сказал, что будет выезд на местность, я ответил «да». Это единственное, из-за чего я согласился. Это был какой-то шанс. Я решил его не упускать.
– И тебе дали понять, что сделка исходит от Оливаса и О'Ши?
– А от кого еще она могла исходить?
– А Морис Свон когда-нибудь называл их имена в связи с ней?
– Он сказал, они хотят, чтобы я так поступил. Предложение исходит от них. Они не пойдут на сделку, если я не возьму на себя лишнее убийство. Либо я вбрасываю в игру Жесто и отвожу тебя к ее могиле, либо никакой мне сделки. Улавливаешь?
– Да.
Босх почувствовал, что ему сделалось жарко от гнева. Он постарался притушить его на время, чтобы использовать в нужный момент. Но только не сейчас.
– Откуда ты взял подробности, которые сообщил мне на допросе?
– От Свона. А он получил все от них. Заявил, что у них есть записи старого расследования.
– И он объяснил тебе, как отыскать труп в лесу?
– Свон сказал, что там, в лесу, будут специальные пометки. Показал мне фотографии и растолковал, как проводить туда вас всех. Ничего сложного. Ночью, перед допросом, я все выучил.
Босх молчал, размышляя, до чего же легко он дал ввести себя в обман. Он так долго и так неистово хотел добиться правды, что его это ослепило.
– А тебе-то какая корысть? Ты-то что выигрывал, Рейнард?
– Что я выигрывал, с их точки зрения? Мою жизнь, парень. Они предлагали мне в обмен мою жизнь. Хочешь – бери, нет – пошел вон. Но, откровенно говоря, жизнь меня мало заботила. Когда Морис сказал, что будет следственный эксперимент в лесу, я понял: это мой шанс удрать… и еще разок навестить… свою лисью нору. Этого мне было довольно. На остальное мне наплевать. Мне было наплевать, если я погибну при попытке к бегству.
Босх старался прикинуть, что еще ему следует сделать или спросить. Он подумывал, не воспользоваться ли сотовым, позвонить окружному прокурору или судье и попросить Уэйтса сделать признание по телефону. Он снова положил фонарь на землю и полез в карман, но телефона там не было. Босх вспомнил, что выронил его, прыгая в фургон и прикрывая собой Рейчел, когда из гаража понеслись выстрелы.
– Ты еще здесь, детектив? – позвал Уэйтс.
– Да. Что насчет Мари Жесто? Свон объяснил тебе, почему ты должен взять на себя вину за ее убийство?
Уэйтс рассмеялся:
– Ему не требовалось это делать. Было и так ясно, что существует сговор. Тот, кто угробил Жесто, хотел сбить тебя со следа, чтобы ты от него отцепился.
– А какие-нибудь фамилии назывались?
– Нет, никаких фамилий.
Босх покачал головой. У него нет ничего ни на О'Ши, ни на Энтони Гарланда, ни на кого-либо еще. Он бросил взгляд вдоль туннеля назад, в направлении гаража. Он ничего не увидел, но знал, что там сейчас должны находиться люди. Они нарочно заслонили пробивавшийся с того конца свет. Босх знал, что с минуты на минуту начнется.
– А что насчет побега? – спросил он, чтобы не дать разговору заглохнуть. – Ты его спланировал или это была импровизация?
– И то и другое понемногу. Я встретился со Своном вечером накануне следственного эксперимента. Он объяснил мне, как я поведу вас к трупу. Показал фотографии и рассказал о метках на деревьях. Что они начнутся, когда мы приблизимся к месту, где был оползень и где придется спускаться в овраг. Вот когда я понял, что получаю шанс. И сказал, чтобы он велел им снять с меня наручники, если придется куда-нибудь лезть. Заявил, что не пойду на их сделку, если придется карабкаться с прикованными к поясу руками.
Босх вспомнил, как О'Ши спорил с Оливасом, как приказал ему снять с арестанта наручники. Протесты Оливаса были всего лишь игрой на потребу публике. Точнее, ему, Босху. Все вообще липа, специально рассчитанная на Босха. Все игра, и разыграна она была превосходно.
Босх услышал шаги крадущихся по туннелю людей. Он повернул фонарь в ту сторону и увидел их. Это была группа спецназа. Черная броня из специального синтетического материал – кевлара, автоматические винтовки, очки ночного видения. Они приближались. В любой момент они запустят в туннель свето-шумовую гранату и начнут штурм. Босх выключил фонарь. Он знал: Уэйтс убьет женщину в тот самый момент, как они сделают первый шаг.
– А ты действительно был в Маклареновском центре? – спросил Уэйтс.
– Да. Задолго до тебя, но я был там. Жил в спальном корпусе В. Он располагался ближе всего к бейсбольным полям, так что мы всегда добегали туда первыми во время спортивного часа и захватывали лучшее обмундирование.
Это уже был разговор на тему «А помнишь?» – лучшее, что Босх мог придумать на данный момент. На самом деле он провел большую часть своей жизни, пытаясь забыть о Маклареновском центре.
– Может, ты там и был, Босх…
– Я там был.
– А взглянуть на нас обоих теперь… Ты пошел своим путем, а я – своим. Видимо, я кормил не ту собаку.
– О чем ты? Какую собаку?
– Ты не помнишь? В Маклареновском центре они любили эту поговорку. Насчет того, что у человека внутри есть две собаки. Добрая и злая. Они постоянно грызутся за лидерство, потому что только одна может быть вожаком.
– И?..
– И побеждает, мол, всегда та, которую сам решил кормить. Я выбрал не ту. А ты кормил правильную.
Босх не знал, что ответить. Он услышал позади щелчок. Бойцы готовились выпустить гранату. Босх быстро вскочил, в надежде, что они увидят его, в своих очках ночного видения, и не выстрелят в спину.
– Уэйтс, я иду к тебе!
– Нет, Босх.
– Я отдам тебе свой пистолет. Следи за светом. Я отдам тебе свой пистолет.
Босх включил свет и поиграл его лучом на лежащем повороте туннеля. Потом двинулся вперед и, достигнув поворота, высунул в конус света левую руку. В ней был пистолет, он держал его за дуло, чтобы Уэйтс мог видеть: угрозы нет.
– Я вхожу.
Босх шагнул за поворот и вступил в последний отрезок туннеля. Пространство было шириной футов в двенадцать, не менее, но при этом все равно слишком низким, чтобы встать там в полный рост. Босх опустился на колени и обвел туннель светом фонарика. Тусклый янтарный луч высветил призрачные очертания костей, черепов, разлагающейся плоти и волос. Зловоние было непреодолимым, и Босх, мучимый тошнотой, едва сдерживался, чтобы не зажать рот.
Луч приблизился к лицу человека, которого Босх знал под именем Рейнарда Уэйтса. Тот сидел, прислонившись к дальней стене своей лисьей норы, на чем-то напоминающем вырезанный в скале и глине трон. Слева от него лежала на одеяле похищенная им женщина, голая и без сознания. Уэйтс приставлял к ее виску дуло пистолета, принадлежавшего некогда Фредди Оливасу.
– Ну-ну, успокойся, – произнес Босх. – Я отдам тебе свой пистолет. Только больше не причиняй ей боли.
Уэйтс криво усмехнулся, сознавая, что полностью контролирует ситуацию.
– Босх, ты все-таки дурак в конечном счете.
Босх опустил руку и отшвырнул пистолет вправо от трона. Когда Уэйтс потянулся, чтобы его поднять, то волей-неволей отодвинул от женщины дуло своего оружия. Босх бросил фонарь и одновременно метнулся рукой за спину преступника, нащупывая рукоятку пистолета, который тот отнял от лежащей без сознания женщины.
Длинный ствол помог прицелиться точнее. Босх дважды выстрелил, всадив обе пули точно в центр грудной клетки Уэйтса.
Уэйтс отлетел назад, впечатываясь в стену. Гарри увидел, как его глаза расширились, а потом утратили свет, отделяющий жизнь от смерти. Подбородок обмяк, опустился на грудь, и голова завалилась вперед.
Босх подполз к женщине и пощупал пульс. Она все еще была жива. Он прикрыл ее краем одеяла, на котором она лежала. Затем прокричал бойцам в туннеле:
– Это Босх! Отдел убийств! Все чисто! У нас чисто! Рейнард Уэйтс мертв!
Яркий свет вспыхнул из-за угла, где начинался туннель. Это был слепящий свет, и Босх знал, что по другую сторону этих горящих огней стоят люди с пистолетами.
Но несмотря на это, Босх наконец почувствовал себя в безопасности. Он медленно двинулся на свет.