День начался лучше, чем мог бы пожелать любой судебный адвокат. Мне не надо было ни присутствовать в суде, ни встречаться с клиентами. Я позволил себе поспать подольше, провел утро за чтением газеты, которую проштудировал от корки до корки, а курьер доставил мне билет на открытие сезона лос-анджелесской бейсбольной команды «Доджерс», на дневную игру, – в среде адвокатской братии существовала освященная временем традиция присутствовать на таких матчах. Билет прислал мне Анхель Левин, он пригласил пять человек из числа тех судебных защитников, с кем сотрудничал. Так сказать, благодарственный жест своим работодателям. Я не сомневался, что во время матча остальные станут ворчать и жаловаться на то, что я монополизировал Левина в ходе подготовки к суду дела Руле. Но я не намеревался допустить, чтобы упреки испортили мне настроение.

У нас имелось пока достаточно времени до судебного процесса; мы находились еще на той стадии, когда судебная машина движется с устойчивой, неторопливой инерцией. Суд по делу Руле должен был начаться через месяц. По мере приближения срока я брал все меньше и меньше клиентов. Мне требовалось подготовиться и выстроить стратегию. Хотя до процесса оставалось еще несколько недель, наш успех или поражение, несомненно, ковались именно теперь – с помощью накапливаемой сейчас информации. Поэтому я очистил свой рабочий график от всего лишнего. Я согласился только на «постоянных» клиентов, да и то лишь за хорошие деньги, уплаченные вперед.

Сам процесс представлял собой заключительный рывок, что-то вроде выстрела из рогатки. Ключ к нему лежал в подготовке. Все досудебные формальности и предсудебное следствие – это те процедуры, в ходе которых в пращу закладывается подходящий камень и резинка медленно оттягивается назад до предела. А в итоге, уже непосредственно в ходе процесса, вы отпускаете ее и снаряд летит точно в цель. Достижение поставленной цели – вердикта «невиновен» – является смыслом и оправданием всех предварительных действий. И вы можете поразить ее, только если выбрали подходящий камень и правильно оттянули резинку – со всей тщательностью и на всю возможную длину.

Большую часть работы по натяжению выполнял Левин. Он продолжал вкапываться в самую подноготную обоих судебных дел – и Руле, и Менендеса. Мы выработали стратегический план и назвали его «двойная праща», потому что он по замыслу поражал сразу две намеченные цели. У меня не оставалось сомнений, что, когда в мае процесс начнется, наша резина будет оттянута назад до предела и готова выстрелить.

Со своей стороны обвинение подготовительной работой тоже помогало нам зарядить рогатку. На протяжении нескольких недель после предъявления Руле официального обвинения следственное досье прокуратуры толстело по мере поступления новых отчетов экспертизы и в результате дальнейших следственных действий пополнялось более исчерпывающими выводами и заключениями.

Одним из значимых продвижений стало установление личности мистера Икс, левши, сидевшего вместе с Реджи Кампо в баре «Морган» в день преступления. Детективы лос-анджелесского управления полиции и с помощью видеопленки, о которой я поставил в известность прокурора, идентифицировали этого мужчину, предъявив кадр с его изображением нескольким проституткам и девушкам из службы эскорта, арестованным отделом нравов. Мистера Икс звали Чарлз Тэлбот. Его знали многие работницы сферы сексуальных услуг как постоянного клиента. Некоторые говорили, что он владеет круглосуточным магазинчиком на бульваре Резеда. Полицейские без труда нашли и допросили Тэлбота.

Из материалов следствия, представленных мне по официальным каналам, выяснилось, что вечером шестого марта Чарлз Тэлбот покинул квартиру Реджи Кампо до десяти часов и направился к своему магазинчику. Он пошел присмотреть, как идут дела, и отпереть ящик, где хранились сигареты для автомата, потому что только у него одного имелся ключ. Видеонаблюдение подтвердило, что он находился там с 22.09 до 22.51 и загружал сигареты под прилавок. Следствие сняло подозрение с Тэлбота как виновника или соучастника преступления, произошедшего уже после того, как он покинул квартиру Кампо. Этот человек просто являлся одним из ее клиентов.

Но нигде в материалах следствия и документах обвинительной стороны не упоминался Дуэйн Джеффри Корлисс, тюремный стукач, обратившийся к прокурору с доносом на Льюиса Руле. Либо Минтон решил вообще не использовать его в качестве свидетеля, либо придерживал до поры до времени, рассчитывая предъявить только в самом крайнем случае. Я склонялся к последнему, полагая, что Минтон не случайно спрятал его, определив в тюрьму на программу реабилитации, где пациенты изолированы от внешнего мира. Он не стал бы себя так утруждать, если бы не хотел держать Корлисса за кулисами, но под рукой. Меня это вполне устраивало. Чего Минтон не ведал – так это что Корлисс являлся тем самым камнем, который я собирался заложить в свою рогатку.

И поскольку в представленных документах штата почти не уделялось внимания жертве преступления, Анхелю Левину пришлось самому энергично заняться Реджи Кампо. Он обнаружил в Интернете веб-сайт под названием Pinkmink.com, на котором она размещала рекламу своих услуг. Это стало важным открытием. Потому что хотя и не было прямых доказательств, что женщина непременно проститутка, но, согласно ее же собственному объявлению, имела «широкие взгляды и любила поозорничать, а также не возражала против садомазохистских игр». Неплохой боезапас. В глазах присяжных информация такого рода могла соответствующим образом повлиять на отношение к свидетелю. А Кампо выступала в роли и того и другого.

Кроме того, Левин теперь глубже изучал биографию и привычки Льюиса Руле и установил, что тот был неважным студентом и сменил пять частных школ в Беверли-Хиллз и его окрестностях. Он действительно продолжил образование в Университете Южной Калифорнии и окончил его с дипломом по английской литературе, но Левин выискал нескольких его бывших однокашников, которые сказали, что Руле набирался ума, покупая у других студентов готовые задания, ответы к тестам и даже выпускную дипломную работу на тему жизни и творчества Джона Фанте.

Гораздо более мрачный образ Руле складывался в его уже взрослой жизни. Левин нашел многочисленных женщин, которые сказали, что Руле жестоко обращался с ними – либо в физическом, либо моральном плане, либо в том и в другом. Две из них знали Руле по Южнокалифорнийскому университету и имели подозрения, что Руле добавлял в их напитки на студенческих вечеринках наркотик, а затем использовал их сексуально. Никто из них впоследствии не заявлял властям о своих подозрениях, но одна девушка на другой день после вечеринки сделала анализ крови. По ее словам, в крови обнаружили следы гидрохлорида кетамина, успокоительного средства, применяемого в ветеринарии. К счастью для защиты, ни на одну из этих женщин следователи обвинения пока не вышли.

Левин также пристальнее вгляделся в дело пятилетней давности об изнасилованиях в домах. Четыре женщины – все четверо риелторы – сообщили, что подверглись нападению и были изнасилованы человеком, поджидавшим их внутри пустых домов. Преступления так и остались нераскрытыми, но прекратились одиннадцать месяцев спустя после обращения первой жертвы. Левин поговорил с экспертом лос-анджелесской полиции, работавшим над шестью подобными делами. Тот сказал, что нутром всегда чуял: насильник не являлся лицом случайным и посторонним; скорее кем-то из своих. Преступник, по-видимому, знал, как проникать в эти дома и как заманивать туда женщин-агентов без сопровождения. Следователь предполагал, что тот сам состоял в риелторском сообществе, но, поскольку никого не арестовали, гипотеза так и осталась недоказанной.

Однако помимо этих догадок Левин не имел почти ничего подтверждающего, что Мэри Алиса Виндзор стала одной из безымянных жертв того же самого насильника, что просто не стали обращаться в полицию. Мать Льюиса согласилась побеседовать с нами на эту тему и дать в суде показания о своей тайной трагедии, но только если ее свидетельство будет жизненно необходимо. Дата нападения, которую она назвала, находилась во временном интервале зафиксированных полицией изнасилований, приписываемых «насильнику-риелтору». Помимо этого, Виндзор представила нам журнал деловых встреч и другую документацию, подтверждающую, что она действительно занималась продажей дома в Бель-Эйр, где, по ее словам, на нее совершили нападение. Но в конечном счете мы могли полагаться только на ее слова. Не было ни медицинской справки, ни больничных записей о курсе лечения от последствий изнасилования. И никакого полицейского протокола.

Тем не менее, когда Мэри Виндзор подробно изложила свою историю, она совпала с рассказом Руле почти во всех подробностях. И мне, и Левину показалось несколько странным, что Льюис так хорошо осведомлен о подробностях. Если его мать решила держать происшествие в тайне, скрыть от врачей и полиции, тогда зачем ей понадобилось делиться столь многочисленными деталями своих мучений с сыном? Этот вопрос побудил Левина выдвинуть гипотезу столь же интригующую, сколь и омерзительную.

– Я думаю, он знает все детали, потому что сам присутствовал при этом, – сказал Левин, когда после беседы с миссис Виндзор, мы остались наедине.

– Ты хочешь сказать, он наблюдал, как насилуют его мать и ничего не предпринимал?

– Нет, я хочу сказать, что он и был тем самым человеком в лыжной маске и очках.

Некоторое время я молчал. Мне показалось, что на подсознательном уровне я, пожалуй, ощущал то же самое, но сама мысль была слишком чудовищной, чтобы пробиться на поверхность.

– О Господи… – пробормотал я.

Левин, посчитав, что я не согласен, принялся меня убеждать:

– Мэри очень сильная женщина. Она сама с нуля выстроила свою компанию, а конкуренция у нас в этой сфере беспощадная. Эта леди упорная и волевая, и трудно вообразить, чтобы она не заявила о подобном происшествии в полицию, если хотела наказать обидчика. В моем представлении люди делятся на два вида. Одни исповедуют философию «око за око», другие – «подставь другую щеку». Виндзор, бесспорно, относится к первым, и я не могу представить, что она стала бы хранить такой секрет, если только не желала покрыть преступника. То есть получается, что тот насильник и есть наш клиент. Поверь мне, старина. Руле – воплощение дьявола, квинтэссенция зла. Я не знаю, как он к этому пришел, но чем больше я в него всматриваюсь, тем больше вижу само зло в чистом виде.

Понятно, что все подобные изыскания проводились в тайне. Что и говорить, это были не биографические данные, которые хоть в малейшей степени могли пригодиться для судебной защиты. Такого рода информацию приходилось скрывать от официального следствия – поэтому очень мало из того, что узнали я или Левин, отражалось на бумаге. Но в то же время подобные сведения я использовал для принятия решений, для выстраивания стратегии предстоящего судебного процесса и линии адвокатской защиты.

В 11.05, когда я стоял перед зеркалом, примеряя бейсболку «Доджерс», зазвонил мой домашний телефон. Прежде чем ответить, я взглянул на дисплей и увидел, что это Лорна Тейлор.

– Почему твой сотовый отключен? – спросила она.

– Потому что меня нет. Я же сказал тебе: сегодня никаких звонков. Я иду на бейсбольный матч с Мишем, и мы договорились встретиться там пораньше.

– Кто такой Миш?

– Я говорю об Анхеле. Ты зачем меня отвлекаешь? – добродушно упрекнул я.

– Я подумала, тебе будет приятно на это отвлечься. – Недавно пришла почта, а там – уведомление на твое имя из второго окружного.

Второй окружной апелляционный суд проверял все дела, выходившие из округа Лос-Анджелес, и являлся первым апелляционным барьером на пути в Верховный суд. Но вряд ли Лорна станет звонить мне, чтобы сообщить об отказе.

– По которому делу?

У меня всегда находилось четыре или пять дел на апелляции во втором окружном.

– По делу одного из твоих «ангелов». Гарольда Кейси. Ты выиграл!

Новость меня потрясла. Не сам выигрыш, а подгаданный момент. Конечно, я старался продвигать апелляцию максимально быстро: составил краткое письменное изложение дела с перечислением доводов защиты еще прежде, чем вынесли вердикт, а также заплатил дополнительно за срочные расшифровки всех стенограмм заседаний и подал ходатайство об ускоренной апелляции. Но даже при этом не ждал результатов по делу Кейси раньше чем месяца через два.

Я попросил Лорну зачитать текст, и лицо само собой растянулось в широкой улыбке. Заключение апелляционного суда слово в слово повторяло мое резюме. Судейская коллегия из трех человек вплоть до мельчайшей запятой согласилась с моей аргументацией: факт пролета патрульного шерифского вертолета над ранчо Кейси содержал в себе необоснованное нарушение права частной собственности. Апелляционная инстанция отменила обвинительный приговор Кейси, заключив, что обыск, при котором нашли мини-ферму по выращиванию марихуаны методом гидропоники, являлся незаконным.

Штату теперь предстояло решить, выносить ли заново дело Кейси на рассмотрение суда. И тут, при реальном взгляде на вещи, имелись все основания сказать, что о повторном привлечении к суду не может идти и речи. У штата не останется доказательств, поскольку апелляционный суд рассудил, что все улики, собранные в ходе обыска на ранчо, не станут учитываться. Решение второго окружного было полной победой защиты, а они не так уж часто случаются.

– Мать честная, вот так повезло пропащему!

– Где он, кстати? – спросила Лорна.

– Он, вероятно, до сих пор в пересыльной тюрьме, но вообще-то его отправляли в Коркоран. Сделай вот что. Отпечатай штук десять копий судебного постановления, положи их в конверт и отошли Кейси в Коркоран. У тебя вроде имеется адрес.

– А разве его не должны сразу выпустить?

– Пока нет. Он отбывал условный срок, а вследствие ареста утратил на него право, и апелляция автоматически на это не распространяется. Он не выйдет на свободу, пока не пройдет комиссию по условно-досрочному освобождению и не оспорит доказательства, полученные с нарушением гарантированных конституцией прав личности. То есть пока не докажет, что его условный срок прервался в результате незаконного обыска. Вероятно, пройдет недель шесть, пока все это уладится.

– Шесть недель? Невероятно.

– Не совершай преступления, раз на отсидку нет времени.

Я пропел это в духе Сэмми Девиса из старого телешоу.

– Пожалуйста, не пой мне в ухо, Мик.

– Извини.

– Зачем отсылать десять копий? Разве одной не достаточно?

– Потому что одну он оставит себе, а остальные девять распространит среди товарищей по несчастью, после чего твой телефон начнет звонить. Адвокат, который может выиграть дело в апелляционном суде, ценится в тюрьме на вес золота. Они примутся звонить, а ты проведешь селекцию, выискивая тех, у кого есть родственники и кто в состоянии платить.

– У тебя ведь всегда свой расчет, не правда ли?

– Стараюсь по крайней мере. Что там еще новенького?

– Все как обычно. Звонки, о которых, как ты мне сказал, не хочешь слышать. Ты ездил вчера в окружной стационар навестить Божественную Глорию?

– Если ты говоришь о Глории Дейтон, то да, я ее навестил. Выглядит она так, словно самое страшное уже позади. Тем не менее, ей еще нужно пробыть там больше месяца.

Если уж оставаться до конца честным, Глория Дейтон выглядела даже лучше, чем я сказал. Я уже несколько лет не видел ее столь энергичной, с таким огоньком в глазах. Вообще-то целью моей поездки в закрытый стационар при окружном медицинском центре Южнокалифорнийского университета было поговорить с ней кое о чем важном, но то, что я нашел ее близкой к выздоровлению, стало приятным дополнением.

Как и следовало ожидать, Дорна сильно сомневалась на ее счет.

– Интересно, как долго это продлится на сей раз? Прежде чем она опять наберет твой номер и скажет: «Я в беде. Мне нужен Микки»?

Последнюю часть фразы она произнесла гнусавым, хныкающим голосом, имитируя нашу клиентку. Воспроизвела она очень точно, но все равно я почувствовал себя неловко. Лорна увенчала все это импровизацией про несравненного адвоката Микки на мелодию из диснеевского мультика.

– Пожалуйста, не пой мне в ухо, Лорна.

Она засмеялась в трубку.

– Просто обращаю твое внимание.

Но я улыбался, стараясь только, чтобы она не заметила.

– Отлично. Приму к сведению. А сейчас мне пора.

– Ну что ж, желаю хорошо провести время… бесценный Микки-Маус.

– Можешь петь эту песню хоть весь день, а «Доджерс» могут продуть «Гигантам» хоть двадцать-ноль, но настроения мне вам все равно не испортить. Я все равно замечательно проведу время. После таких новостей какие меня будут поджидать неприятности?

Завершив разговор, я направился в свой домашний офис и взял номер сотового телефона Тедди Фогеля, формального лидера «Ангелов». Я сообщил ему приятные новости и предположил, что он, вероятно, сумеет донести их до Рецидивиста быстрее, чем я, – ведь «ангелы дорог» сидят в каждой тюрьме. Их систему связи, возможно, могло бы перенять ЦРУ и ФБР. Фогель сказал, что он этим займется. Потом добавил, что те десять кусков, переданных мне месяц назад на обочине дороги неподалеку от Васкес-Рокс, оказались стоящим вложением.

– Приятно слышать, Тед, – ответил я. – Имейте меня в виду, когда в следующий раз вам понадобится адвокат.

– Непременно.

Он дал отбой, я тоже захлопнул мобильник. Затем из стенного шкафа в коридоре я взял свою первую бейсбольную перчатку и направился к выходу.

Поскольку я предоставил Эрлу оплаченный день отгула, то сам поехал на машине к центру города, к стадиону «Доджерс». Движение на улицах было поначалу небольшое, пока я не подобрался ближе к цели своего путешествия. Открытие бейсбольного чемпионата, да еще на своем поле, – это всегда аншлаг, даже если игра проходит в будний день. Начало сезона – священный ритуал, праздник весны, который тысячами притягивает служащих в деловую часть города. Это единственное спортивное событие в неторопливом, безмятежном Лос-Анджелесе, где вы видите мужчин в накрахмаленных белых рубашках и строгих галстуках. Все они сегодня удрали с работы. Нельзя считать сезон начавшимся, пока нет еще всех этих нескладных подач и упущенных возможностей. Пока не заявит о своих правах суровая реальность.

Я пришел на трибуны первым. Мы сидели в четвертом ряду, на тех местах, что добавились к стадиону в межсезонье. Кажется, Левин превзошел самого себя, чтобы купить такие билеты у одного из местных брокеров. По крайней мере, эти деньги наверняка можно было бы вычесть из налогооблагаемой базы как издержки на корпоративное развлекательное мероприятие.

Идея состояла в том, что Левин тоже прибудет сюда пораньше. Накануне он звонил и сказал, что хотел бы малость пообщаться со мной наедине. Кроме того, наблюдая, как на поле орудуют битами, и оглядывая улучшения, произведенные новым владельцем на стадионе, мы бы обсудили мою важную поездку к Глории Дейтон, а Анхель представил бы мне результаты новейших изысканий по разным аспектам дела Руле.

Но Левин не успел приехать на стадион загодя, зато появились четыре других адвоката, причем трое в галстуках (прямо из зала суда), и мы с ним упустили свой шанс поболтать с глазу на глаз.

Я знал этих четверых коллег по так называемым «судовым делам», по которым мы работали вместе. В сущности, адвокатская традиция посещать матчи «Доджерс» началась с этих «судовых дел». Используя широкие полномочия, предоставленные для того, чтобы прекратить поток наркотиков, береговая охрана США пристрастилась останавливать подозрительные суда в любой части океана. Когда находили груз золота – то есть, иначе говоря, кокаина, – арестовывали и судно, и команду. Многих прокуроров дополнительно прикомандировали к окружному суду США в Лос-Анджелесе. Все это повлекло судебные процессы порой над двенадцатью и больше ответчиками зараз. Каждый обвиняемый имел своего собственного защитника, большинство адвокатов назначались судом и оплачивались дядей Сэмом. Дела были прибыльными, доход стабильным, и мы хорошо порезвились. Кто-то бросил идею проводить производственные совещания адвокатов на стадионе «Доджерс». Однажды все мы поднатужились и купили отдельную ложу на матч бейсбольной команды «Чикаго кабз». Мы тогда действительно толковали о деле – аж несколько минут во время седьмой подачи.

Но вот уже начались предваряющие матч церемонии, а Левин все не появлялся. На поле из корзин выпустили сотни голубей, и они взмыли, образовав некие фигуры, под громкие аплодисменты описали круг над стадионом, а затем поднялись ввысь и скрылись из виду. Вскоре после этого бомбардировщик-невидимка «В-2», жужжа, пролетел над стадионом, вызвав еще больший гром аплодисментов. Таков уж он, Лос-Анджелес. Всем приятно, и чуток иронии для полного счастья.

Игра началась, но Левина так и не было. Я включил свой сотовый и попытался ему позвонить, хотя очень мешал шум. Толпа на стадионе неистовствовала, изо всех сил надеясь, что сезон не закончится опять разочарованием. Телефон Анхеля не отвечал, и я оставил сообщение на голосовую почту: «Миш, где ты, дружище? Мы на стадионе, и места великолепные, но одно из них пустует. Мы тебя ждем».

Я захлопнул телефон, посмотрел на остальных и пожал плечами:

– Не понимаю. Его мобильник не отвечает.

Свой, не выключая, я повесил обратно на пояс.

Прежде чем первая подача завершилась, я уже пожалел о своих словах Лорне, что не стану переживать, если «Гиганты» разгромят нас со счетом 20:0. Они вели уже 5:0, прежде чем «Доджерс» получила свой первый в сезоне шанс ударить по мячу. Так что толпа уже в начале игры разочаровалась. Я слышал, как люди жаловались на завышенные цены, неоправданные новшества и сверхкоммерциализацию стадиона. Один из адвокатов, Роджер Миллз, оглядевшись, отметил, что рекламных логотипов здесь больше, чем на автогонках.

«Доджерс» зубами цеплялись за лидерство, но четвертая подача сорвалась, и «Гиганты» загнали Джефа Уивера за центральную стенку. Я использовал вынужденную паузу во время смены подающих, чтобы похвастаться решением апелляционного суда по делу Кейси. Коллеги остались под впечатлением, хотя один из них, Дэн Дейли, предположил, что я получил ускоренный, поверхностный разбор дела, так как трое судей значатся в моем рождественском списке. Я в ответ заметил Дейли, что он, очевидно, проигнорировал служебную записку адвокатской коллегии насчет недоверчивого отношения присяжных к адвокатам с длинными волосами, собранными в хвост. У Дейли он спускался аж до середины спины.

Как раз во время того же затишья в игре я и услышал звонок своего телефона, сорвал его с пояса и стремительно распахнул, даже не взглянув на дисплей.

– Анхель?!

– Нет, сэр, это детектив Лэнкфорд из полицейского участка в Глендейле. Я говорю с Майклом Холлером?

– Да, – ответил я.

– У вас есть минутка поговорить?

– Она у меня есть, но я не уверен, что мы сможем хорошо слышать друг друга. Я на матче «Доджерс». Нельзя ли отложить этот разговор, пока я вам не перезвоню?

– Нет, сэр, нельзя. Вы знаете человека по имени Анхель Аарон Ливайн? Он…

– Да, я его знаю. Что случилось?

– Боюсь, что мистер Ливайн мертв, сэр. Он был убит у себя в доме.

Я качнулся вперед так резко и так низко, что ткнулся головой в спину сидящего впереди человека. Тогда я дернулся назад и, зажав рукой одно ухо, крепко прижал к другому телефон. Я ничего не видел и не слышал.

– Как это случилось? – Я втянул в себя воздух и перестал дышать.

– Мы не знаем, – ответил Лэнкфорд. – Потому-то сейчас и находимся здесь, на месте преступления. По всему выходит, что в последнее время он работал на вас. Не могли бы вы сюда приехать ответить на некоторые вопросы и помочь нам?

Я выдохнул и постарался, чтобы голос звучал спокойно, с нормальными интонациями:

– Я сейчас приеду.