39
Тем же вечером, под руководством Лорны, Сиско притащил в лофт вина и пиццы, чтобы посидеть после судебного заседания. Она считала, что для этого есть все основания, ведь впервые за две недели судебных заседаний и более семи месяцев подготовки, похоже, нашлось что праздновать.
Но еще больше я удивился, увидев в конце стола Законника Зигеля в кресле-каталке с переносным баллоном со сжатым кислородом. Старик с довольным видом причавкивал куском пиццы.
– Откуда ты взялся? – недоуменно спросил я.
– Твоя девочка, – сказал Зак, ткнув в Лорну куском пиццы, – меня спасла от тех людей. И как раз вовремя.
Он сделал вид, что чокнулся со мной куском пиццы, подняв его двумя бледными костлявыми руками. Я кивнул, огляделся, и, видимо, нежелание праздновать отразилось на моем лице.
– Да ладно, наконец-то у нас выдался неплохой денек, – сказала Лорна, протягивая мне бокал красного вина. – Радуйся.
– Я стану радоваться, когда все кончится, и мы вывесим огромное слово НЕВИНОВЕН.
Я показал на доску, где в общих чертах была изображена наша стратегия защиты, однако от бокала и куска пиццы не отказался и, улыбнувшись всем, прошел на свое место рядом с Законником Зигелем. Когда все расселись, Лорна произнесла первый тост за меня. Сильно смущенный, я тоже поднял бокал, а затем, улучив момент, сказалт:
– За богов вины. И пусть в ближайшее время они освободят Андре Лакосса.
Добиться вердикта «невиновен» – трудноосуществимый план. Даже когда всем существом чуешь, что человек, сидящий рядом с тобой за столом защиты, невиновен, ты понимаешь, насколько неохотно выносят такой вердикт – ведь саму систему создали, чтобы иметь дело с преступниками. Приходилось довольствоваться мыслью, что, вне зависимости от результата, я выложился для Андре Лакосса по полной.
Я поднял бокал и предложил выпить еще.
– За Глорию Дейтон и Эрла Бриггса. Пусть наша работа поможет восторжествовать справедливости.
Все присоединились к такому тосту, а потом я вернул коллег к текущей ситуации:
– Ладно, пока мы тут не напились, давайте пару минут поговорим о завтрашнем дне.
Для всех у меня нашлись и указания, и вопросы.
– Лорна, хочу начать пораньше. Заберешь меня в семь сорок пять?
– Я-то приеду, если приедешь ты.
Не слишком завуалированный намек на мое предыдущее опоздание.
– Дженнифер, ты завтра со мной или есть другие дела?
– Утром с тобой. В обед у меня слушание по изменению условий кредита.
Еще одно дело о лишении права выкупа закладной. Лишь они еще приносили доход.
– Понятно. Сиско, что у нас со свидетелями?
– Смотри, у нас запасной Бадвин; просто скажи, когда его доставить в зал суда. Еще есть парень из салона «Феррари», который готов дать показания. А потом все под большим вопросом. Марко. Кто знает, появится он или нет.
Я кивнул:
– У него есть время до десяти. В девять, когда объявится судья, лучше кого-то уже усадить на свидетельскую трибуну. Ладно, тащи сначала Бадвина.
– Будет сделано.
– А когда привезут Мойю?
– Точное время не разглашается из соображений безопасности. Но из Викторвилля его перевозят завтра. Вряд ли стоит на него рассчитывать до четверга.
– И хорошо, – не расстроился я.
Казалось, все под контролем. Конечно, Бадвина Делла, торговца оружием, лучше бы придержать, пока не выяснится, будет ли Марко давать показания. Однако выбора не оставалось. Судебный процесс почти никогда не идет так, как ты вначале планировал.
– А может, Лэнкфорда допросить перед Марко? – поинтересовалась Дженнифер, просматривая порядок представления свидетелей, который я набросал на одной стороне доски. – Вдруг сработает?
– Нужно подумать. Может, и сработает.
– «Может» – «не может», таких вещей в суде быть не должно, – заявил Законник Зигель. – Нужна уверенность. И точка.
Я положил руку ему на плечо и кивком поблагодарил за совет.
– А ведь он прав. К тому же если Зак так считает, то и закон против не будет.
Все засмеялись. Рабочие вопросы были исчерпаны, мы снова принялись за еду, а я потянулся за вторым куском пиццы. Вскоре вино сделало свое дело, и вокруг зазвучали смех и шутки. Во вселенной «Холлер и партнеры» все, казалось, шло хорошо. Никто не заметил, что вино я только пригубил.
Внезапно завибрировал мой телефон. Я достал его из кармана и перед тем, как ответить, проверил номер: не хотелось разрушать возникшую идиллию.
ОКРУЖНАЯ ТЮРЬМА ЛОС-АНДЖЕЛЕСА.
Обычно я не брал трубку в нерабочее время, если звонок был из тюрьмы. Как правило, звонили за счет вызываемого лица люди, которые у кого-то достали мой номер. В девяти случаях из десяти они говорили, что деньги на частного адвоката есть, но в конце концов выяснялось, что они врали – как всегда. Однако сейчас мог звонить Андре Лакосс. Он привык звонить мне из тюрьмы после заседания, чтобы обсудить, что произошло за прошедший день и что ожидать от следующего. Я встал и обошел стол, чтобы выйти из зала и нормально поговорить.
– Алло?
– Майкл Холлер?
Звонил не Андре, и звонок был не за счет вызываемого лица. Я машинально закрыл дверь в зал заседаний.
– Да. С кем я говорю?
– Сержант Роули из центральной мужской тюрьмы. Я звоню сообщить, что с вашим клиентом Андре Лакоссом произошел инцидент.
– О чем это вы? Какой инцидент?
Я стал расхаживать по коридору, все дальше и дальше уходя от зала заседаний.
– Сегодня вечером на вашего клиента напали в транспортационном центре здания уголовного суда. Подозревается другой заключенный.
– Напали? Что значит «напали»? Насколько все плохо?
– У него многочисленные колотые раны, сэр.
Я закрыл глаза.
– Он жив? Скажите, Андре жив?
– Да, сэр. Его в критическом состоянии доставили в тюремное отделение окружного медицинского центра. Больше о состоянии пострадавшего ничего не известно.
Я широко раскрыл глаза, неосознанно подняв левую руку в жесте бессилия. Острая боль пронзила локоть, напоминая о травме.
– Как такое могло случиться? Что такое этот ваш транспортационный центр?
– Помещение в подвале здания суда, где заключенных грузят в автобусы, чтобы направить в разные изоляторы временного содержания. Когда произошло нападение, вашего клиента как раз собирались отвезти в центральную мужскую тюрьму.
– А разве заключенных перевозят не в наручниках? Как такое…
– Сэр, данный инцидент в настоящий момент расследуется, и я не могу…
– А кто следователь? Мне нужен его телефон.
– Я не правомочен сообщать вам такие сведения. Хочу лишь проинформировать о произошедшем инциденте и о том, что пострадавший заключенный помещен в окружную больницу. В сопроводительных документах указано только ваше имя.
– Он поправится?
– Мне об этом ничего не известно, сэр.
– Ни фига вам не известно! – гаркнул я и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Я направился к залу заседаний, где Лорна, Сиско и Дженнифер наблюдали за мной из-за стеклянной стены.
– Так, – сказал я, когда вошел. – Сегодня вечером в здании суда, когда Андре ожидал транспортировки, его пытались заколоть. Сейчас он в окружной больнице.
– Бог мой! – воскликнула Дженнифер, прижав ладони к лицу.
Она сидела рядом с Андре уже несколько дней и часто шептала ему на ухо, разъясняя, что происходит, когда я допрашивал свидетелей. Сам я был слишком занят процессом. А Дженнифер стала его главной опорой, и это их сблизило.
– Как? – не выдержал Сиско. – Кто?
– Понятия не имею. Сказали, подозревают другого заключенного. Я сейчас поеду в больницу, узнаю, как там его состояние и можно ли с ним повидаться. Сиско, займись нападавшим. Я хочу знать, кто он и как связан с Марко и Лэнкфордом.
– По-твоему, это они за всем стоят? – спросила Лорна.
– Не исключено. Сегодня после заседания я переговорил с Лэнкфордом. Попробовал его припугнуть, но он не испугался. Может, знал, что вскоре произойдет.
– Я думала, Андре под защитой людей Мойи, – сказала Дженнифер.
– В самой тюрьме да. Но невозможно уследить за всеми автобусами и зданиями суда. Личного телохранителя к нему не приставишь.
– Что требуется от меня? – спросила она.
– Для начала отвези Зака, потом набросай доводы, чтобы не аннулировали судебный процесс.
Похоже, Дженнифер вышла из шока и лишь сейчас обратила внимание на то, что я сказал.
– Ты думаешь…
– Андре в критическом состоянии. Сильно сомневаюсь, что в обозримом будущем он сможет явиться в суд. И стандартная процедура в такой ситуации – аннулировать судебный процесс и начать все заново, когда обвиняемый поправится. Форсайт наверняка подаст ходатайство, потому что сегодня понял, что дело идет совсем не так, как он предполагал. Нужно это остановить. Мы почти выиграли.
Дженнифер вытащила из сумки блокнот с ручкой.
– Итак, мы хотим продолжить судебный процесс в отсутствие Андре. Не уверена, что такое пройдет.
– Продолжают ведь процесс, когда подсудимый за время суда сбегает. В чем разница? Надо найти прецедент. Или создать.
Дженнифер покачала головой:
– В упомянутом тобой случае подсудимый лишается права представлять себя из-за собственных действий. Здесь другое.
Сиско, которого мало волновали юридические тонкости, вышел из зала, чтобы начать работу.
– Да, другое, но суть та же, – не согласился я. – Просто нужно донести это до Лего и оставить на усмотрение суда.
– Тогда мы должны получить от Андре добровольный отказ от явки в суд, – заметила Дженнифер. – Иначе судья и разговаривать с нами не станет, а мы даже не знаем, в состоянии ли он что-то подписывать – или соображать.
– Вытаскивай свой комп, будем составлять отказ.
Под доской на полочке стоял принтер. После того как моя машина побывала в аварии и принтер разбился, мы установили все необходимое, чтобы печатать документы в зале заседаний.
– Ты уверен, что он в сознании? – усомнилась Дженнифер.
– Не бери в голову, – сказал я. – Ты составляешь документ, я его подписываю.
Я провел шесть часов в комнате ожидания для родственников на охраняемом этаже в окружном медицинском центре. Первые четыре часа мне повторяли, что мой клиент находится в операционной. Потом сообщили, что он в реанимации, но к нему нельзя, так как он еще не пришел в сознание. И все это время я сохранял хладнокровие. Ни разу не пожаловался, ни на кого не наорал.
Но к двум часам ночи я растерял остатки самообладания и стал требовать свидания с клиентом каждые десять минут. Я применил весь свой арсенал: угрожал судебными исками, кричал, что натравлю СМИ, даже пугал вмешательством ФБР. Все было бесполезно.
За это время Сиско дважды снабжал меня свежими новостями о том, как продвигается расследование нападения. Первым звонком он прояснил общую картину: сокамерник, который был в здании суда на своем собственном процессе, напал на Андре, используя «заточку», сделанную из куска металла. Все заключенные, ожидающие тюремных автобусов, были в специальных наручниках, прикрепленных к поясной цепи. Но нападавший умудрился высвободить руки: упал на землю и снял цепь, опоясывающую живот, через ноги. Пока его не схватили тюремные приставы, он успел броситься на Андре и пырнуть его семь раз в грудь и в живот.
Вторым звонком Сиско сообщил имя подозреваемого – Патрик Сьюэлл, и сказал, что никакой связи ни с агентом УБН Джеймсом Марко, ни со следователем окружного прокурора Ли Лэнкфордом пока не прослеживается. Имя нападавшего мне показалось знакомым, и потом я вспомнил: Сьюэлл был обвиняемым по делу со смертным приговором, с которым в суде выступал мой сводный брат. По словам Гарри, Сьюэлла привезли из Сан-Квентина, где он уже отбывал пожизненное. Терять ему явно было нечего.
Я велел Сиско продолжать копать. Если обнаружится хоть какая-нибудь ниточка между Сьюэллом и Марко или Лэнкфордом, я смогу вселить достаточно подозрений, чтобы судья Лего не торопилась аннулировать процесс.
В три утра меня наконец-то пустили к своему клиенту. В сопровождении медсестры и пристава я попал в палату интенсивной терапии, где лежало тщедушное тело Андре, подключенное к целому арсеналу аппаратов, трубок и капельниц.
Я стоял у изножия кровати и смотрел, как медсестра проверяет приборы, а потом откидывает одеяло, чтобы взглянуть на повязки, полностью закрывавшие торс Андре. Верхняя часть тела была слегка приподнята, а рядом с его правой рукой я заметил пульт, позволяющий регулировать наклон кровати. Левое запястье было пристегнуто наручниками к боковине кровати. Хотя заключенный еле-еле цеплялся за жизнь, его страховали от возможности побега.
Отекшие глаза Андре были полуоткрыты, но ничего не видели.
– Он… он выкарабкается? – спросил я.
– Все покажут первые сутки.
– Спасибо.
Похлопав меня по руке, сестра вышла из палаты, оставив полицейского на пороге. Я подошел к двери и стал ее закрывать.
– Дверь закрывать нельзя, – отреагировал пристав.
– Уверен, что можно. Я адвокат, а заключенный – мой клиент.
– Он без сознания.
– Не имеет значения. Конституция США гарантирует право на личную консультацию. Хотите предстать завтра перед судьей и объяснять, почему вы не обеспечили человеку – который сам теперь является жертвой преступления – неотъемлемое право посовещаться со своим адвокатом?
В окружном полицейском управлении всех выпускников академии сначала определяют на два года в подразделение, которое занимается охраной находящихся под стражей. Молодой человек передо мной выглядел, самое большое, года на двадцать четыре и, возможно, был еще на испытательном сроке. Я знал, что он уступит. Так и вышло.
– Ладно. У вас десять минут. Предписание врача.
– Ясно.
– Я все время буду рядом.
– Отлично. Так мне намного спокойнее, – съерничал я и закрыл дверь.