Лифты в здании уголовного суда поднимались очень медленно, и к судье Холдер я попал с четырехминутным опозданием, в спешке пролетев к кабинету мимо стойки секретарши. Коридор был пуст, дверь закрыта. Я постучал и услышал:

— Войдите.

Холдер в черной мантии сидела за столом. Видимо, она собиралась на заседание суда, и мое опоздание было некстати.

— Мистер Холлер, встреча назначена на десять часов. Полагаю, вас уведомили об этом?

— Да, ваша честь, простите. Лифты в здании…

— В этих лифтах поднимаются все адвокаты, но они успевают вовремя.

— Да, ваша честь.

— У вас есть чековая книжка?

— Есть.

— Хорошо, тогда мы можем поступить двояким образом, — предложила судья. — Я могу наказать вас за неуважение к суду, наложить штраф и отправить объясняться с адвокатской коллегией штата. Или мы обойдемся без формальностей, вы достанете чековую книжку и сделаете пожертвование в фонд «Заветная мечта». Это мое любимое благотворительное общество. Оно помогает больным детям.

Невероятно! Меня собирались оштрафовать за четырехминутное опоздание! Иногда судейская наглость поражает.

— Всегда рад помочь больным детям, — пробормотал я. — Сколько надо заплатить?

— Сколько сочтете нужным. Я лично передам ваше пожертвование.

Холдер кивнула на пачку бумаг, лежавшую на краю стола. Я увидел сверху пару чеков, судя по всему, выписанных другими бедолагами, которым не повезло напороться на судью в этот день. Порывшись в рюкзачке, я нашел чековую книжку, выписал чек на двести пятьдесят долларов и положил на стол. Судья проверила, какую сумму я пожертвовал «Заветной мечте», и одобрительно кивнула. Дело было улажено.

— Спасибо, мистер Холлер. Квитанцию для налоговой инспекции вам пришлют по почте на адрес, указанный на чеке.

— Парни делают полезное дело.

— Без сомнения.

Судья присоединила мой чек к другим и пристально взглянула на меня.

— Пока мы не приступили к делу, позвольте задать вам один вопрос, — произнесла она. — Вы что-нибудь знаете о том, как продвигается дело об убийстве мистера Винсента?

Я пытался сообразить, о чем можно рассказать председателю Верховного суда.

— Вообще-то я не особенно слежу за этим, ваша честь. Но мне показывали фотографию человека, который, судя по всему, считается подозреваемым.

— Неужели? Что за фотография?

— Просто один кадр с уличной камеры слежения. Какой-то парень; кажется, с оружием. Похоже, он находился в здании, когда произошло убийство.

— Вы его узнали?

Я покачал головой.

— Нет, да и снимок плохой. Мне показалось, что парень загримирован.

— Когда это было?

— В ночь убийства.

— Нет, когда вам показывали фото?

— Сегодня утром. Детектив Босх заходил ко мне в офис.

Судья кивнула. Мы помолчали немного, и она перешла к делу:

— Что ж, мистер Холлер, давайте поговорим о ваших клиентах.

— Хорошо, ваша честь.

Я расстегнул сумку и вытащил сводную таблицу, подготовленную Лорной.

Судья продержала меня в кабинете целый час, выясняя подробности по каждому делу и расспрашивая о моих встречах и беседах с новыми клиентами. Когда она меня отпустила, я уже опаздывал на одиннадцатичасовые слушания у судьи Стэнтона.

Выскочив в коридор, я промчался мимо лифтов и бросился вниз по лестнице. Кабинет Стэнтона располагался двумя этажами ниже. На часах было восемь минут двенадцатого, и я уже прикидывал, какому еще благотворительному обществу мне придется жертвовать деньги.

Зал суда пустовал, но помощница судьи сидела в своем отсеке. Она карандашом указала мне на дверь в коридор, который вел к кабинету Стэнтона.

— Вас ждут.

Я быстро прошел по коридору. Дверь в кабинет была открыта, и я увидел сидевшего за столом судью. Слева от него разместилась стенографистка, напротив стояло три стула. Два крайних занимали Уолтер Эллиот и Джеффри Голанц, место посередине пустовало. С Голанцем я раньше не встречался, но хорошо знал его по телепередачам и фотографиям в газетах. В последние годы он провел несколько успешных дел и заработал сногсшибательную репутацию. В прокуратуре его считали восходящей звездой, непобедимым бойцом, выигрывавшим все дела.

Обожаю обвинителей, не знавших поражений. Самоуверенность часто подводит их.

— Прошу прощения, судья, — произнес я, занимая свободное место. — Мы беседовали с судьей Холдер и немного задержались.

Я надеялся, что имя председателя Верховного суда убережет мою чековую книжку от атаки. Надежды оправдались.

— Приступим к делу, — буркнул Стэнтон.

Стенографистка подалась вперед и опустила пальцы на клавиши своей машины.

— Начинается совещание по статусу дела «Штат Калифорния против Уолтера Эллиота». Присутствуют подзащитный, представитель обвинения мистер Голанц и мистер Холлер, замещающий мистера Винсента.

Судья сделал паузу, чтобы по буквам продиктовать стенографистке трудные фамилии. Он говорил громким командным тоном, который часто вырабатывается у судей после многолетней практики. Стэнтон был привлекательным мужчиной с густой копной седых волос и атлетической фигурой. Даже черная мантия не скрывала его мускулистого торса и мощных плеч.

— Итак, — прогромыхал он, — мы должны обсудить «вуар дир», который состоится в следующий четверг, то есть ровно через неделю. Насколько я понял, мистер Холлер, от вас не поступило никаких ходатайств об отсрочке дела?

— Нам не нужна отсрочка, — вмешался Эллиот.

Я быстро положил руку ему на плечо.

— Мистер Эллиот, на этом заседании должен говорить ваш адвокат, — напомнил Стэнтон.

— Простите, ваша честь, — кивнул я. — Но смысл нашей позиции не изменится, кто бы ее ни выражал — я или мистер Эллиот. Мы не хотим отсрочки. Последнюю неделю я интенсивно изучал материалы дела и готов приступить к отбору присяжных в следующий четверг.

Стэнтон прищурился.

— Вы уверены, мистер Холлер?

— Абсолютно. Мистер Винсент был прекрасным адвокатом и оставил много подробных записей. Я ознакомился с разработанной им тактикой и готов начать процесс. Мы все, я и моя команда, уделяем данному делу особое внимание.

Судья откинулся на высокую спинку кресла и задумался. Потом взглянул на Эллиота.

— Мистер Эллиот, ваша очередь. Я желаю услышать, согласны ли вы с тем, что сказал ваш новый адвокат, и отдаете ли отчет в том, что смена адвоката перед началом процесса подвергает вас большому риску. На карту поставлена ваша свобода, сэр. Что вы считаете по этому поводу?

Эллиот подался вперед и заговорил, с вызовом глядя на судью:

— Прежде всего, ваша честь, подтверждаю, что я полностью согласен. Я хочу поскорее начать процесс и дать взбучку окружному прокурору. Меня, невиновного человека, обвиняют и преследуют за то, чего я не совершал. Мне не терпится оправдаться, сэр. Я любил свою жену, и мне будет не хватать ее всю жизнь. Я не убивал. Когда я слышу, как по телевизору обо мне говорят все эти мерзости, у меня разрывается сердце. Но больше всего мучает мысль, что настоящий убийца остался на свободе. Чем раньше мистер Холлер докажет мою невиновность, тем лучше.

Все это здорово смахивало на дело О. Джея, но судья смерил Эллиота задумчивым взглядом и, кивнув, обратился к обвинителю:

— Мистер Голанц, какова точка зрения прокуратуры?

Заместитель окружного прокурора прочистил горло. Его можно было описать одним словом — телегеничный. Смуглый и обаятельный, с властным взглядом, в котором ощущалась вся мощь закона.

— Ваша честь, обвинение полностью готово и не возражает против начала разбирательства согласно графику. Но если мистер Холлер так уверен в ненужности отсрочки, я предлагаю ему отказаться от права апелляции в том случае, если на суде что-нибудь пойдет не так.

Судья сдвинул кресло и повернулся в мою сторону:

— Что скажете, мистер Холлер?

— Ваша честь, я не думаю, что мой клиент должен отказываться от любых способов защиты…

— Я согласен! — перебил меня Эллиот. — Мне плевать на апелляции. Лишь бы поскорее начать.

Я бросил на него жесткий взгляд. Он посмотрел на меня и пожал плечами.

— Мы все равно выиграем, — объяснил он.

— Хотите на минутку выйти в коридор, мистер Холлер? — спросил судья.

— Спасибо, ваша честь.

Я встал и обратился к Эллиоту:

— Пойдемте со мной.

Мы вышли в коридор, тянувшийся к залу суда. Эллиот заговорил, не дав мне открыть рот:

— Я хочу, чтобы все поскорее закончилось, и поэтому…

— Заткнитесь!

— Что?

— Вы меня слышали. Заткнитесь. Вам понятно? Я знаю, вы привыкли говорить где угодно и что угодно и считаете, что все должны вас слушать разинув рот. Но здесь не Голливуд, Уолтер. И вы не обсуждаете один из ваших фильмов с восхищенной прессой. Это реальная жизнь. Вы не должны говорить, пока вас не спросят. А если решите что-нибудь сказать, сначала сообщите мне на ухо, и в случае надобности я — а не вы — передам ваши слова судье. Вам ясно?

Эллиот побагровел, и я понял, что сейчас могу расстаться со своим клиентом. Но в этот момент мне было безразлично. Я хотел высказаться напрямик. Давно уже следовало объяснить ему, что к чему.

— Ладно, — пробормотал наконец он. — Буду молчать.

— Хорошо, а теперь давайте вернемся и выясним, сумеем ли мы сохранить право апелляции в том случае, если я провалю защиту, потому что не успел подготовиться к суду.

— Этого не будет. Я в вас верю.

— Ценю ваше доверие, Уолтер. Но по большому счету у вас нет оснований. В любом случае это еще не повод, чтобы от чего-то отказываться. А сейчас мы вернемся, и я буду говорить вместо вас. Ведь за это мне платят, верно?

Я похлопал его по плечу, и мы вернулись на свои места. Уолтер больше не сказал ни слова. Я заявил, что мой клиент не должен отказываться от права апелляции лишь потому, что желает начать служебное разбирательство точно в срок. Но Стэнтон встал на сторону Голанца и постановил, что, поскольку Эллиот отказывается от отсрочки, он не может обжаловать решения суда на том основании, что его адвокат не успел подготовиться. Услышав данное решение, Эллиот снова отказался от отсрочки, что и следовало ожидать. Меня это не беспокоило. В нашем византийском законодательстве можно апеллировать против чего угодно. При желании Эллиот мог обжаловать все, даже только что вынесенное постановление.

Потом мы перешли к тому, что судья называл «домашними делами». Каждая из сторон должна подписать согласие на регулярные трансляции из зала суда в телевизионных новостях. Мы с Голанцем не возражали. Для меня это бесплатная реклама моего бизнеса, для Голанца — подспорье в его политической карьере. Эллиот удовлетворенно прошептал мне на ухо, что камеры зафиксируют его полное оправдание.

Напоследок Стэнтон огласил график подачи следственных материалов и списков свидетелей. Для сдачи материалов давалось время до понедельника, для списков — до вторника.

— И никаких исключений, господа, — предупредил судья. — Я терпеть не могу опозданий и сюрпризов.

Защита не возражала. Джеффри Винсент успел набрать две папки следственных материалов, и важных новостей с тех пор не появилось. Если они и были, Циско ловко скрывал их от меня. А если я чего-то не знал, то не мог поделиться этим с обвинением.

В плане вызова свидетелей я собирался прибегнуть к обычному маневру: добавить в список как можно больше лиц, включая всех полицейских и судмедэкспертов, упомянутых в отчетах полиции. Адвокаты часто поступают так. Голанцу придется поломать голову, кого я действительно намерен вызвать в суд, а кого взял лишь для отвода глаз.

— Ладно, в зале меня уже ждет толпа, — добавил Стэнтон. — Мы все выяснили?

Мы с Голанцем кивнули. Мне пришло в голову, что взятку вполне мог получить кто-то из них — судья или обвинитель. Вдруг я сижу рядом с человеком, который работает на моего клиента? Если так, он ловко маскировался. Но потом я решил, что Босх просто ошибся. Не было взятки. Имелась только дорогая лодка, стоявшая где-нибудь в гавани Кабо или Сан-Диего с именем Джерри Винсента на борту.

— Тогда все, — произнес судья. — Продолжим на следующей неделе. План дальнейших действий обсудим в четверг утром. Но я хочу еще раз подчеркнуть, что судебное разбирательство должно работать как хорошо смазанная машина. Никаких сюрпризов, фокусов и штучек. Поэтому я опять спрашиваю — мы все выяснили?

Голанц и я снова ответили кивками. Но тут Стэнтон повернулся в кресле, уставился прямо на меня и подозрительно прищурился.

— Учите, я за вами присмотрю, — пообещал он.

Судя по всему, последняя фраза относилась только ко мне.

Странно, подумал я, почему все шишки всегда достаются адвокатам?