Глава 12
Ларри Ноги промариновал меня до вечера. В пять я попытался до него дозвониться, но найти детектива в Третьем районе или, как называли его подразделение в департаменте, «11-21», оказалось невозможно. Секретарь убойного отдела отказалась раскрыть место пребывания Вашингтона, равно как и оповестить его о моем звонке. В шесть, когда я наконец смирился с неудачей, в дверь постучали. Это был Ларри собственной персоной.
— Ты готов, Джек? — спросил он, отказавшись войти. — Давай прокатимся.
Машина Вашингтона оказалась припаркованной на служебной стоянке отеля. Под ветровым стеклом виднелся полицейский пропуск, так что проблем не возникло. Мы сели в машину и куда-то двинулись. Переехав через реку, мой напарник взял к северу, направившись на Мичиган-авеню.
Снег шел и шел. Насколько я мог судить, снегопад продолжался весь день, и по обе стороны трассы высились целые валы. Многие из двигавшихся по дороге автомобилей покрывал слой снега толщиной в три дюйма. От холода из моего рта вырывался белый пар, и Вашингтон включил обогреватель на всю катушку.
— Наверное, ты привез нам столько снега. Как считаешь, Джек?
— Похоже на то.
Он задал вопрос скорее для приличия или чтобы завести разговор. Меня заботило, когда Вашингтон заговорит о деле. Однако если детектив действует в собственном темпе, все равно он скажет, рано или поздно. Как репортер я еще успею задать свои вопросы.
Он повернул налево, на Дивижн, направляясь дальше от озера. Блеск роскоши Миракл-Мэйл и Голд-Коаст быстро сошел на нет, а уличная застройка становилась все более бедной, даже ветхой, и требовала срочного ремонта. Я предположил, что мы, вероятно, направляемся в сторону школы, возле которой исчез Бобби Смазерс, но Вашингтон хранил молчание.
Стемнело. Мы миновали Эль и вскоре подъехали к школе. Вашингтон махнул рукой в направлении здания.
— Сюда ходил мальчик. В этот двор. Здесь он и исчез. — Детектив сжал кулак. — Вчера я проторчал тут целый день. Как ты знаешь, была годовщина этого исчезновения. На всякий случай. Надеялся, что тот человек, исполнитель, снова появится.
— И что же?
Вашингтон молча покачал головой и глубоко задумался.
Однако машину он не остановил. Если он и хотел, чтобы я увидел школу, взгляду суждено было остаться мимолетным. Мы продолжали ехать на запад и вскоре добрались до района, где стояли кирпичные дома, издали казавшиеся почти заброшенными. Я узнал эти дома. «Спальный район». Громады, неясно освещенные и выделявшиеся на фоне мрачно-синего неба, как одно целое. Такими они всегда представали перед своими обитателями, озябшими и опустошенными лишенцами с городских окраин.
— Что ты задумал? — спросил я Вашингтона.
— Тебе знакома местность?
— Да-а. Здесь я пошел в школу. Жил в Чикаго, как понимаешь. Всякий знает Габрини-Грин. Почему ты спросил?
— Я тоже вырос здесь. И Попрыгунчик Джон Брукс отсюда.
Внезапно мне пришла в голову мысль о несуразности происходящего. Во-первых, попробуй сначала выжить в этом районе, а потом, во-вторых, выжив, стань-ка полицейским.
— Это вертикальные гетто, каждый из домов. Мы с Джоном обычно говорили, что есть лишь одно место, где можно вызвать лифт, направляясь в ад.
Я просто кивнул. Это из другой жизни, не из моей.
— Если только лифт работал, — добавил Вашингтон.
Вдруг до меня дошло одно обстоятельство: никогда раньше Брукс не представлялся мне чернокожим. Места для фото не нашлось ни в одной статье, как не было и причины упоминать его расовую принадлежность. Я решил, что он должен быть белым, и к исходному пункту этого допущения следовало бы вернуться позже. Сейчас же я лишь пытался понять, куда именно старается повести наш разговор Вашингтон.
Он выехал на площадку возле одного из строений. На ней стояли мусорные баки, украшенные десятками граффити. Здесь же располагалась неплохо укатанная баскетбольная площадка, кольца на которой давно выломали. Вашингтон поставил машину на стоянку, но двигатель выключать не стал. Не знаю, чего он хотел: то ли сохранить тепло в машине, то ли оставить нам возможность быстро уехать на случай непредвиденных обстоятельств. Невдалеке я заметил группу подростков, одетых в длинные пальто, с черными, как ночное небо, лицами. Они выбежали из ближайшего к нам здания и скрылись в подъезде другого.
— В такой момент начинаешь себя спрашивать: какого черта я тут делаю? — проговорил детектив. — Оно и понятно. С точки зрения белого, вроде тебя.
Я снова не ответил. Пусть уж Вашингтон гнет свое; только куда это нас выведет?
— Посмотри вон на то здание, третье справа. Это был наш дом. Я жил с бабушкой на четырнадцатом этаже, а Джон с матерью — на двенадцатом, на один этаж ниже нас. В здании не предусмотрели тринадцатого этажа, и все же несчастий хватало на всех. Ни у кого из нас не было отцов. По крайней мере таких, которые хоть иногда показывались.
Я подумал: он хочет что-то сказать, но что именно — не имел никакого представления. Нелегко представить себе, что за путь прошли эти двое, чтобы найти себя в жизни. Выйти из этого здания, напоминавшего скорее надгробный памятник. Я продолжал слушать молча.
— Мы с ним по жизни всегда оставались друзьями. И, черт побери, он кончил тем, что женился на моей первой девушке, Эдне. Затем, уже в департаменте, когда мы оба пришли работать в отдел по расследованию убийств, после многолетней обкатки со старшими детективами, сразу попросили сделать нас напарниками. Черт, они так и сделали. Даже тиснули о нас статейку в «Санди таймс». Нас определили в Третий район, потому что он включал и этот участок. Они считали, будто нам поможет личный опыт. Большая часть наших дел именно отсюда. Но все относительно. Думаю, мы попали под раздачу случайно, когда нашли мальчишку с отрезанными пальцами. Да, дьявольщина, звонок раздался точно в восемь. Случись он десятью минутами раньше, и дело получила бы ночная смена.
Некоторое время он сидел молча. Вероятно, размышляя о том, к чему привела бы разница, займись делом другая бригада.
— Однажды вечером, раскрыв это дело или еще что-то, мы с Джоном приехали бы сюда, поставили машину как раз на этом месте и просто посмотрели вокруг.
Теперь я наконец понял его адресованное мне «послание». Ларри Ноги знал, что Попрыгунчик Джон не мог застрелить себя сам, потому что хорошо представлял себе, какого напряжения стоило Бруксу выбраться из этого места и чему его это научило. Брукс нашел дорогу из ада и ни за что не вернулся бы туда по своей воле. Вот в чем состояло послание.
— Отсюда твоя уверенность, да?
Вашингтон посмотрел на меня со своего сиденья и коротко кивнул.
— Это относится к тем вещам, которые знаешь, и не более того. Он не убивал себя. Я говорил это в полиции, но им не захотелось копать глубже и дело просто кинули на хер.
— Итак, все, что у тебя есть, — это ощущения. А не осталось ли чего более существенного?
— Одно обстоятельство, которое показалось малозначительным. Я имею в виду — в сравнении с тем, что они имели и так: его записку, историю общения с психологом и улики с места происшествия. Все выглядело очень логично. Все знали, что это самоубийство, еще до того, как положили Брукса в мешок и унесли оттуда. Обычное дело: отрезать и прострочить по мерке.
— Так что за обстоятельство?
— Выстрелов было два.
— Что ты имеешь в виду?
— Поехали отсюда. Предлагаю перекусить.
Он включил передачу, и машина описала широкую дугу, выезжая со стоянки обратно на улицу. Мы двинулись к северной части района по улицам, где я не бывал никогда прежде, поэтому не имел понятия, куда везет меня Вашингтон. Минут через пять я начал испытывать желание услышать весь рассказ до конца.
— И все же что насчет двух выстрелов?
— Он выстрелил два раза, представляешь?
— Действительно? В газетах такого не печатали.
— Они никогда не раскрывают публике всех обстоятельств. Но я-то побывал в том доме. Когда Эдна нашла Брукса, она вызвала именно меня. И я приехал до полиции из Главного управления. Один выстрел в рот, а другой — в пол. Официальная версия такова: первый выстрел он сделал, желая убедиться, что способен нажать на спуск. Вроде как тренировка. Чтобы себя завести. Второй выстрел, и он сделал это. Будто бы. В чем нет и капли смысла, хотя это ясно только мне.
— Почему нет смысла? И для чего, по-твоему, сделали два выстрела?
— Думаю, застрелили его первым выстрелом, в рот. Второй понадобился для экспертизы, чтобы остались следы. Преступник обхватил оружие рукой Джона и выстрелил в пол. На руке остались следы выстрела. Самоубийство. Дело закрыли.
— И к тебе никто не прислушался?
— Никто, до этого самого дня. Пока не появился ты со своим Эдгаром По. Я съездил в Главное управление расследований и сказал им, что за информацию ты привез. Я напомнил о своих сомнениях. Это лишь сомнения. Пока. Но они уже собираются открыть дело снова и все пересмотреть. Первое совещание намечено на завтрашнее утро. У нас, в «11-21». Шеф управления обещал, что я буду участвовать.
— Прекрасно.
Я взглянул в окно, и какое-то время мы ехали молча. Меня охватила легкая эйфория: казалось, теперь все обстоятельства могли занять свои места. Сейчас я имел уже два случая подозрительно странных самоубийств двух полицейских в двух разных городах, расследуемых по второму кругу с подозрением на убийство и, возможно, со взаимной связью. Это, конечно, тема. Слишком уж хорошая тема. И это обстоятельство позволяло ехать в Вашингтон, чтобы получить данные из фонда и даже от ФБР. В том случае, если я окажусь там первым. Если первыми там окажутся копы из Чикаго или Денвера, меня просто выставят, поскольку я буду ненужным.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему он это делает? И что именно он делает?
Детектив не отвечал. Он вел машину дальше, в холодную ночь.
* * *
Мы пообедали вдвоем, расположившись в дальнем углу «Слэммера», обычного бара для полицейских, неподалеку от штаба Третьего района. По случаю холодной погоды и я и он заказали фирменное блюдо — жареную индейку в подливке. За едой Вашингтон бегло обрисовал мне план, разработанный управлением. Он рассказал то, чего не было в прессе, и обещал: при необходимости я смогу получать информацию от лейтенанта, возглавляющего расследование. Группа обязана мне своим существованием, и лейтенант должен посвящать меня во все детали.
Детектив сидел за столом, положив на него оба локтя. Выглядело это так, словно он пытался защитить свою порцию. И Ларри Ноги все время порывался говорить с набитым ртом, но потому лишь, что его распирало от восторга. То же чувствовал и я. И также хотел бы застолбить место как в начатом вновь расследовании, так и во всей истории.
— Мы связались с Денвером, — продолжал рассказывать Вашингтон. — Работать будем в контакте, выявим всех подозреваемых, и увидишь, что будет. Кстати, как ты поговорил с Векслером? Старик, он дико зол на тебя!
— С чего бы?
— А ты как думаешь? Почему ты не рассказал ему про По, Брукса и Чикаго? Думаю, ты навсегда потерял контакт с ним, Джек.
— Вероятно. У них есть что-либо новое?
— Да, это касается охранника из парка.
— И что же?
— Его подвергли гипнозу. Вернувшись в тот день, он сказал: в момент, когда он посмотрел в окно, на твоем брате была одна перчатка. Другая, со следами выстрела, оказалась на его руке потом, неведомо каким образом. Векслер сказал: «Теперь сомнений нет».
Я кивнул, обращая жест больше к себе самому, чем к Векслеру.
— Теперь и вы, и Денвер, все вместе обратитесь к ФБР, не так ли? Ведь это преступления, связанные друг с другом и выходящие за границы штатов.
— Посмотрим. Ты можешь понять: местная полиция никогда не приходила в восторг от общения с федералами. Сколько раз обращались к ним, и всегда оказывались в идиотском положении. Но ты прав, наверное, бюро неизбежно начнет собственное шоу.
Я не стал посвящать Вашингтона в свои планы. Я знал, что должен выйти на ФБР первым. Отодвинув тарелку, я замотал головой. Жуткая история.
— Что ты сам думаешь? О чем вообще это дело?
— Версий немного, — ответил Вашингтон. — Первая: мы имеем дело с одним человеком, сначала убивающим в месте, избранном по случаю, а затем выбирающим жертву из числа полицейских, расследующих дело.
Я кивнул, вполне соглашаясь с его логикой.
— Есть вторая версия. Убийства первой фазы не связаны в цепь, а исполнитель второго этапа прибывает в тот или иной город, если случай привлекает внимание. Например, он видит сюжет в телепрограмме и решает поохотиться на копа, возглавляющего расследование.
— Та-а-к.
— Наконец, третий вариант: это связка из двух преступников. В обоих городах один совершает первое убийство, второй — приходит за ним и совершает второе, убирая отличного копа. Из всех трех мне больше всего не нравится последнее предположение. Слишком много вопросов. Знают ли они друг друга? Работают ли вместе? Это уводит слишком далеко.
— Они должны быть знакомы. Как еще второй узнает о месте, где будет действовать первый?
— Именно. Впрочем, мы пока решили сосредоточиться на первом и втором вариантах. Мы не знаем, приедут ли к нам представители из Денвера или мы сами пошлем туда своих людей, но придется заняться мальчиком и студенткой колледжа. Рассмотрим все их связи и посмотрим, что из этого выйдет.
Я кивнул, задумавшись о первом из вариантов. Один убийца, один человек, совершивший все это.
— Если преступник один, то какова истинная цель? — спросил я, обращаясь в большей степени к себе, чем к детективу. — Первая жертва или коп? Вполне вероятно, — продолжал я, — мы имеем дело с тем, кто желает убивать именно полицейских. Это его цель, так? Тогда он использует первое убийство, то есть Смазерса, Лофтон и других, как символ, чтобы обозначить свой замысел.
Я осмотрелся вокруг. Высказав свою мысль вслух, пусть она и крутилась в мозгу еще с самолета, я ощутил холодную дрожь.
— Привидения? — полушутя спросил Вашингтон.
— Да, похоже на то.
— А знаешь, откуда это чувство? Раз есть эти два случая, значит, были и другие. Всякий раз, когда полицейский кончает с собой, расследование идет быстро и мирно. Ни один департамент полиции не любит заниматься подобными случаями. Поэтому они вершат следствие быстро, и вот уже мы имеем то, что имеем. И поэтому должны найтись похожие дела. Если первое предположение верно, эта цепь не могла начаться с убийства Брукса и закончиться смертью твоего брата. Существует еще. Могу поклясться.
Ларри отодвинул тарелку. Он закончил.
Четверть часа спустя детектив высадил меня у отеля «Хайатт». С озера дул пронизывающий ветер. Мне не хотелось оставаться на улице, а Вашингтон отказался подняться в номер. Он дал карточку с номерами телефона и пейджера.
— Позвони.
— Ладно.
— На этом все, — сказал он, протянув ладонь. Я подал свою руку. — И спасибо, мужик.
— За что?
— Ты заставил поверить. Знай, я обязан тебе. Как и Попрыгунчик Джон.
