Книга: Записки непутевого актера
Назад: Три лакомых кусочка
На главную: Предисловие

Дорогие мои сотрапезники

 

Не могу себе простить, в «Лакомом кусочке жизни» одну из глав я легкомысленно и самонадеянно назвал «Сам себе Молоховец». Это ж надо набраться наглости, чтобы сопоставить свою жалкую стряпню с творчеством великои русской кулинарши, следуя которому стряпали целые поколения!
Да нет же, я и в самых своих бредовых мечтах не ставил себя и не ставлю даже поблизости от Елены Ивановны, чей бестселлер «Подарок молодым хозяйкам, или Средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве», впервые увидевший свет в 1861 году, выдержал десятки переизданий и издается по сию пору.
Просто актерская судьба занесла меня в кулинарную передачу, которая вдруг ни с того ни с сего обрела популярность.
А на кулинара я не тяну, потому что главное для меня в любой трапезе - вовсе не совершенство вкушаемых блюд - их вкус, аромат, красота, - не сервировка стола, а то, с кем я за ним сижу, с кем делю утонченное блюдо от шеф-повара прославленного ресторана или просто селедочку с лучком да рассыпчатой вареной картошечкой. Вот почему эту, последнюю, часть своей книжки я посвящаю дорогим своим друзьям, людям театра и кино, людям далеким и от того и от другого, тем, с кем свела меня жизнь, с кем я делил и продолжаю делить радости и беды, с кем, как говорится, преломил хлеб. Все они - дорогие мои сотрапезники и на трапезе жизни, и за дружеским столом. Так что не удивляйтесь, когда встретите кулинарные мотивы и здесь.
Несколько лет назад сидели мы, человек десять, на веранде хорошего московского ресторана. Вкусная грузинская кухня, теплый летний вечер. Ужин заканчивался, подали кофе, десерт. Сытые, вполне довольные жизнью люди вели неспешную беседу, которая протекала в основном в русле ресторанной тематики.
Один из нас, человек бывалый, поездивший по миру и не стесненный в средствах, поведал нам, как, будучи недавно в Швейцарии, набрел на ресторан в настоящем средневековом рыцарском замке. В этом заведении, куда заглядывают коронованные особы, в изысканном антикварном интерьере, на саксонском фарфоре и старинном серебре ему подали то-то и то-то - последовали забытые мною французские названия. И стоило все это - сколько, как вы думаете? - да всего-ничего, две с половиной сотни на двоих. (Не помню уж, в долларах, евро или швейцарских франках.) Что скажете? Дорого? Да просто даром!
Все согласно покивали. И слово взял другой наш ресторанный завсегдатай. Он рассказал нам о своем тоже недавнем обеде, кажется, в Лионе. В кулинарной столице Франции ему подавали нечто тающее во рту, и запивал он это тающее винцом - последовало название и год урожая - вы же понимаете... А когда принесли счет... И он назвал смехотворную сумму этак в три хорошие российские пенсии по старости. И впрямь недорого - согласились собеседники.
И пошло-поехало. Один за другим присутствовавшие за столом рассказывали о своих ресторанных удачах. Мы побывали в Милане и Сингапуре, Амстердаме и Кейптауне, Рио и Осло. Везде было на удивление изысканно, деликатесно и дешево, как в рыцарском замке. И тут, воспользовавшись короткой паузой в кулинарных воспоминаниях, слово взял уже упоминавшийся в моих записках Миша Кривич. До этого скромно молчавший, он нерешительно сказал: «Мы тут вчера зашли после бани на Усачевский рынок и взяли по тарелке супчика. И тоже недорого. Семьдесят рублей порция.»
За столом, как пишут в романах, воцарилась тишина. Потом кто -то из рассказчиков неуверенно засмеялся, смех подхватили другие. Какое-то время спустя реплика моего товарища разошлась по Москве и была оценена как самая удачная его острота. Между тем шутить он и не думал.
Много лет моя банная компания, о которой надо писать отдельно (и Бог даст - напишу, коли найду в себе силы взяться за не менее, чем кулинарная, святую тему, банную), выйдя из Усачевских бань, распаренная, голодная, спешила к Усачевскому рынку, где у входа прилепился неказистый дощатый павильончик с неровно написанной от руки, пришпиленной к двери бумажкой: «Азербайджанская и талышская кухня».
Мы усаживались за колченогий, покрытый клеенкой стол, извлекали из карманов одну-другую поллитровку «Г желки» (за год урожая не поручусь), а к нам уже спешила с гранеными стаканами для водочки немолодая восточная женщина в домашних шлепанцах. Следующей ходкой она приносила блюдо со свежей зеленью-шмеленью и редисочкой, после чего тащила тарелки с обжигающим «соуцем». Полагаю, так она произносила «соус», который никаким соусом не был, а был поразительно вкусной и наваристой бараньей похлебкой со здоровыми кусищами мяса и картофелинами. Не помню, какие еще были в этой забегаловке азербайджанские, а тем более талышские блюда и были ли они вообще, но тот «соуц» за семьдесят рублей тарелка, который я хлебал вместе с друзьями, дороже мне заморских яств, он до сих пор остается одной из моих самых сладостных гастрономических грез.
А дощатый павильончик сегодня не ищите. Его снесли, а на его месте построили белокаменный зал игровых автоматов, куда мы не ходим.
Далекие-далекие времена. Группа актеров «Ленкома» во главе с Марком Захаровым отправляется в Германию на съемки «Того самого Мюнхгаузена». Первая в моей жизни поездка в таинственную, немного страшноватую, но так влекущую заграницу.
Съемки съемками, но ваш покорный слуга, человек тертый, практичный, кидает в свою дорожную сумку две двухкилограммовые банки черной икры. Коммерческий замысел, подсказанный всем опытом советских командированных «за бугор», предельно прост: продать икорку истосковавшимся по ней немцам за ихние марки, а на марки накупить чего-нибудь вожделенного иностранного. С нами, естественно, едет сам великий враль, то бишь исполнитель главной роли Олег Янковский, который к тому времени был уже узнаваем, даже знаменит. Поэтому мы перед таможней нагрузили его драгоценными банками, и он провез «контрабанду» через границу.
Поскольку за рубежом я оказался впервые и мог ошалеть от изобилия, Олег и Саша Абдулов сразу отобрали у меня суточные, чтобы я их мгновенно не спустил в первом же магазине. Увидев в супермаркете джинсы, я так возбудился, что попытался силой отнять у друзей свои кровные. Но они -истинные друзья познаются в магазинах - не отдавали, не надеясь на мой покупательский разум. Впрочем, и сами они оказались не намного опытнее меня. Нас охватила магазинная лихорадка. Мы покупали какую-нибудь приглянувшуюся тряпку, но, увидев, что она дешевле в соседнем магазине, тут же бежали в первый и сдавали купленное обратно, потом бросались в третий и так далее. Естественно, деньги быстро растаяли - пора было приступать к реализации нашего черного золота.
Наш немецкий был, прямо скажем, небогат: хенде хох, Гитлер капут, швайн, их либе дих. И пожалуй, все. В ресторане мы подозвали официанта и на смеси русского и английского, с которым, кстати, у нас тоже далеко не все было в порядке, отчаянно жестикулируя, принялись объяснять: «Блэк кавьяр, фор ю, очень дешево, литл мани, попробуй». Официант радостно кивал головой, но при виде «бочки» с икрой глаза у него почему-то полезли на затылок, и он в ужасе замахал руками: «Найн, найн, нихт!»
С этой злосчастной икрой мы обошли десятки баров и ресторанчиков, и никто не соблазнился ее даже попробовать. Видимо, из страха перед происками КГБ. Дело кончилось тем, что мы собрались в нашем с Янковским номере, пригласив Игоря Квашу и Леночку Кореневу, по-гусарски пили
Л чу чу
шампанское из ее туфельки и закусывали своей так и не реализованной валютой, которая оказалась вовсе не свободно конвертируемой. Потом запили все это, понятное дело, водочкой...
Если здесь не сказать, где я в Москве семидесятых годов прошлого века раздобыл две банки икры, меня вполне справедливо сочтут тем самым бароном Мюнхгаузеном. Это было за пределами человеческих возможностей. А волшебник, который невозможное делал возможным, мой дорогой друг Юра Чекановский. Впрочем, никаким магом он не был, не был даже членом политбюро, зато возглавлял один из столичных райпищеторгов, что позволяло ему выполнять просьбы друзей с великодушием сказочной золотой рыбки.
Кстати о рыбках. Он звонил в доверенный гастроном и предупреждал директрису о приезде друга-просителя. И друг-проситель увозил в дрожащих руках вяленую воблу, семгу, осетрину, селедочку, вареную колбасу, замороженную курочку. Простите, это уже не рыбка, но все едино из бесконечного перечня советского дефицита тех лет.
А сам Юрий Васильевич Чекановский, уважаемый в городе человек, хранитель пищевой пещеры сорока разбойников, всем деликатесам предпочитал готовые котлетки, кажется, за восемь копеек штука, их тогда называли микояновскими. Впрочем, это не мешало его жене Миле накрывать на праздники сказочный стол, который ломился от яств. Мне, однако, больше всего запомнились вовсе не эти лукулловы пиры, а тихие посиделки на кухне Юры и Милы. На плите казан с кипящим маслом, куда они подбрасывают только что слепленные беляши. А готовые, румяные, золотистые, уже лежат горой на блюде, мы хватаем их руками и, обжигаясь, один за другим отправляем в рот. Или Юрин плов, настоящий узбекский, какого и в 1 ашкенте не попробуешь. Он лежит этакой ароматной горой на огромном - в их доме все большое, под стать хозяевам - блюде, и мы уминаем это чудо безо всяких столовых приборов, хватаем голыми руками, торопливо пробивая навстречу друг другу туннели в пловной горе. Или Юрина бастурма - он ее готовит собственноручно, не доверяя ереванским друзьям, готовым выслать ее с проводником поезда.
Сейчас к нему просто так перекусить не забежишь: Юра и Мила живут в большом городе Нью -
ЧУ
Иорке, где пищеторгов нет, но приличные продукты все-таки достать можно. Чекановские этим пользуются, так что, бывая в Америке, я с наслаждаюсь их гостеприимством и кулинарным мастерством.
Сколько дорогих моих сотрапезников разъехалось по белу свету! Среди них Саша Чапковский, мой добрый, старый, еще со школьных времен, дружок, с которым мы съели не один пуд соли и перца, если пересчитать из сотен килограммов подсоленного и поперченного, что побывало на нашем с ним общем столе за шестьдесят лет дружбы. Большим кулинаром Чапу не назову, из его блюд могу отметить лишь ленивые вареники. Но сотрапезник он, каких поискать. Правда, с ним теперь, как и с Юрой, каждый день за столом не посидишь, зато стоит мне приехать к нему в городок Вашингтон, мы немедленно отправляемся в лучшие рестораны американской столицы. Чапа открыл для меня заокеанский деликатес - лобстер и, между прочим, самый вроде бы обычный теперь для нас гамбургер. Когда он предложил мне отведать эту американскую котлету, я поначалу подумал, что меня приглашают в «Макдоналдс», куда московскому гурману и заходить неприлично, и оказался глубоко неправ. Огромный американский гамбургер в американской столице - с грудой овощей и прочего гарнира - это, поверьте мне, нечто.
Коль скоро речь у нас зашла об американских застольях, не откажу себе в удовольствии перенестись с Восточного побережья США, где живут мои друзья Чапа и Юра, на Западное. Там у меня тоже есть милые моему сердцу сотрапезники. Да еще какие!
В Лос-Анджелесе уже много лет живет мой братец Арик Шапиро. Приходится он мне двоюродным, но близок так, как бывают близки только родные братья. У него с женой Жанной на удивление теплый и гостеприимный дом, который так и притягивает к себе друзей.
У Арика на Лос-Анджелесщине вроде бы нехитрая для его жизненного опыта и деловой квалификации (в Москве он руководил большими производствами) работенка: на своем грузовичке он развозит всякие там пепси и коки, бутерброды и орешки, заряжает этой нехитрой снедью автоматы. Но он целый день в городе, встречается с разными людьми, заводит новые знакомства. И Жанна в гуще людей, в гуще событий: она финдиректор, а по-нашему главбух крупной компании, которая занимается вопросами стоматологии. Помимо прочих в ней поддерживают голливудские улыбки звезды Г олливуда и НХЛ. Для последних это особенно актуально - хоккей довольно зубодробительный вид спорта. Жанночка родом из матери городов русских, и она перетащила в свою компанию массу киевлян и киевлянок с золотыми руками и головами. Компания процветает, а за столом в доме Арика и Жанны всегда тесно.
Царит за этим столом еврейская кухня. Не большой я ее знаток, но им и не надо быть, чтобы понять: фаршированная рыба, куриная шейка, цимесы всех разновидностей, штрудели и прочие еврейские лакомые кусочки в их доме просто потрясающие.
Почему-то в этом районе Лосинки, как в шутку называют город Ангелов русскоговорящие эмигранты, улицы названы именами великих художников. Дом Арика стоит, кажется, на Матисс -стрит, а неподалеку, опять же, кажется, на Пикассо, давным-давно поселился мой дружок еще Московского театра миниатюр Илюша Баскин. Можно по пальцам перечесть российских актеров, которые штурмом взяли голливудскую крепость и получили серьезные роли в тамошнем кино. Один из них Илюша, снявшийся во многих известных голливудских лентах, например «Имя розы» и «Москва на Гудзоне».
А для меня, сказать честно, важнее другое: в самые трудные, лагерные, годы помимо мамы меня навещали в зоне лишь четверо - Арик и другой мой двоюродный брат, покойный ныне Миша Вишневский, Чапа и Илюша Баскин. Немудрено, что они до конца дней останутся для меня самыми близкими сотрапезниками, независимо от их кулинарных способностей. Для истории Голливуда сообщаю: знаменитый актер Baskin отменно жарит огромные стейки на своем барбекю и столь же отменно, я бы сказал, лучше всех заказывает на дом китайскую еду. Мне возразят: что за умение -заказать жратву из ресторана? Отвечаю: места знать надо!
Вернемся, однако, к делам театральным. Сказать, что вечно голодная актерская братия любила банкеты, - значит ничего не сказать. Банкет считался непременным спутником премьеры, и если драматург попадался щедрый, стол был что надо, если же автор оказывался прижимистым, стол выглядел пожиже. Но во всех случаях банкета ждали, как ждут праздника. Особенно удавалось разгуляться на гастролях в Закавказских республиках.
В Армении, Грузии, Азербайджане хлебосольство нас просто захлестывало. Зазывали в дома, в лучшие рестораны, что уж говорить о банкетах, которые закатывало для нас партийно -правительственное начальство.
Помню, привезли в Баку спектакль «Синие кони на красной траве». Революция, одетые в бушлаты матросы с винтовками. Перед приездом на спектакль Алиева местные гэбисты проверяли каждое бутафорское ружье - на самом деле деревянное? Не выстрелит ли, не приведи Господь? Обыскивали зал, за кулисами десятки охранников - не протиснешься. Но все это можно было стерпеть. Ради банкета после спектакля!
Саша Абдулов, Олег Янковский, Саша Збруев и я садились, как правило, на банкетах вместе, рядышком. Поскольку по-волчьи набрасываться на жратву было как-то неловко, мы разыгрывали свой банкетный спектакль. Г оворю Абдулову:
- Саша, ну что ж ты... ну мало ли что нет аппетита, мало ли что не хочешь... целый день не ел, как завтра играть-то будешь, откуда силы возьмутся. ну поешь хоть. - и накладывал ему, - Саша, скушай, пожалуйста. ну не хочешь балычок, хоть икорки возьми.
Абдулов мне:
- Вот ты меня все угощаешь-угощаешь, а сам то. ну возьми сам-то съешь, ну сам-то.
Накладывали друг другу на тарелки и подливали в рюмки:
- Ну мало ли что ты не пьешь. для сосудов надо. Вот выпей рюмочку коньячка хорошего.
- Не хочу, - капризничал я.
- Надо, Вова, надо! - настаивал Абдулов.
Надо ли говорить, что уговоры неизменно помогали, и мы с Сашей, поначалу категорически отказываясь от икорочки и коньячка, в конце концов сдавались и опустошали банкетный стол.
Товарищи, давясь от смеха, следовали нашему примеру и по-станиславски достоверно разыгрывали те же сцены. Однако скажу без ложной скромности - спектакль «я тебя умоляю, ну ты хоть попробуй эту икорочку, она настоящая, не искусственная, и помидорчик возьми обязательно, ты же худющий как жердь, тебе надо кушать.» мы с Сашей Абдуловым играли лучше всех.
В моих заметках много раз мелькало имя Вали Смирнитского, что неудивительно. Это как раз тот случай, о котором говорят: вместе прожита жизнь.
В 1961 году вместе поступали в училище имени Щукина. Как сейчас помню его, худющего, с длинной шеей, остроносого, с огромными глазищами арбатского мальчишку. Смешной был ужасно. На вопрос экзаменационной комиссии «Ваша фамилия?» он ответил: «Смирнитский, только я не через «ц», а через «тс». Это прозвучало так комично, что все, и абитура, и комиссия, грохнули от смеха. Читал Валя «Левый марш» Маяковского и очень старался. Стихотворение героико -патриотическое. Читал он громко, темпераментно, самозабвенно, глаза от страсти вылезали из орбит - было смешно до колик.
Вальку, конечно, приняли. После этого «тс» его так и прозвали Тэска, а потом поменяли на Худой. Помню, как прекрасно он играл в футбол на заднем дворе училища. Думаю, не пойди он в артисты, получился бы классный футболист. Еще в институте он снялся с Викой Федоровой в короткометражке «Двое» - трогательная история о любви глухонемой девочки. Картина прекрасная, получила массу премий. После окончания института много лет работал с гениальным Эфросом. Никогда не забуду его блистательного Меркуцио в эфросовском «Ромео и Джульетте». Много снимался, много куролесил. Женился, разводился, было много потерь, и среди них страшная - смерть единственного любимого сына. В общем, жизнь потрепала, повертела как надо, похлеще, чем блестяще сыгранного им Портоса.
Никогда мы с ним особо не дружили, но всю жизнь приятельствовали, было много общих друзей и выпили вместе не одну бутылку водки. Судьба снова свела нас в одной работе - «Слухах» в «Ля Театре». До этого мы долго не виделись. Я был очень рад этой встрече, мне понравилась его новая (во всяком случае, для меня) жена, которую все ласково называли Лидасей. Эта молодая, красивая, всегда радостно улыбающаяся, с низким грудным голосом женщина стала для него и женой, и подругой, и администратором. Спроси у Вальки, что он делает завтра с утра, он наверняка ответит: «Не помню,
узнай у Лидаси». Как актер я знаю, как это важно, когда часть организационных забот перекладывает на свои плечи близкий человек.
Так вот, Валя и Лида живут в небольшой однокомнатной квартирке на Каширке, и мы все, его приятели, знаем его хрустальную мечту: увеличить свою жилплощадь, лучше поближе к центру, или переехать в загородный домик. Мечты мечтами, а где ж на это бабок взять с нашими-то ценами на жилье и жульническими ипотеками? И вдруг я узнаю, что Валька с Лидой купили квартиру в Испании. Ну, думаю, совсем на старости лет умом двинулся: пять часов лету от Москвы, ни слова по -испански - точно чокнулся. А у этих «чокнутых», что у него, что у Лидаси, глаза горят, румянец на щеках, даже руки дрожат, когда начинают говорить о «своей Испании». И все зовет приехать отдохнуть туда к ним, посмотреть, какое это счастье.
Мы с Наташей давно хотели побывать в Испании, ну а теперь появился повод, и мы полетели. До Барселоны, там двое суток и потом поездом до Аликанте. Я всегда знал, что притягательность той или иной страны в основном зависит не от местных красот и климата, а от того, как тебя люди встречают. Та же Америка стала для меня близкой и любимой не из-за сытости и красоты, а от того, что встречали меня там мой брат и мои друзья. Это они знакомили меня со страной, со своими друзьями, водили туда, куда обычный турист не забредет. А Париж показался мне холодным, негостеприимным. Потому что я был там один, а в кармане почти пусто. Дежурные походы по обязательным туристическим местам - и все. В кино и в книгах он мне нравился много больше.
А Испания покорила нас с Наташей с первых минут. Мы остановились в Барселоне в самом центре, в готическом квартале, и двое суток бродили по улицам, наслаждаясь прекрасным, сказочным городом. Двое суток провели, как в прекрасном сне. Потом поездом пять часов вдоль средиземноморского побережья до Аликанте, большого старинного города со знаменитой крепостью Санта-Барбара. И уже из Аликанте за сорок минут мы добрались на машине до бывшего рыбацкого поселка, а ныне маленького курортного городка Торревьеха - по-нашему «Старая башня». Здесь самое теплое море, потрясающий микроклимат, огромные соляные озера с розовыми фламинго, лечебные грязи, что твой Израиль. Теплые, благорасположенные люди, старающиеся понять тебя, помочь тебе. Набережная там покруче, чем в Каннах. В часе-другом автомобильной езды красивейшие города Средиземноморья - Мурсия, Картахена, Валенсия...
Стоп, я, кажется, начал писать буклет для туристов. Пустое занятие: что бы я ни написал - там еще лучше, теплее, вкуснее, радушнее! Но самое главное - там нас потрясающе встретили Лида и Валя Смирнитские. Они познакомили нас со своими друзьями - Володей и Ирой Жорж. Люди тоже театральные, веселые, гостеприимные. О кулинарных способностях Вовки можно написать отдельную книгу.
Вообще все восторженные слова, которые я пишу про нашу Испанию, нужно помножить по меньшей мере на десять. Короче, на третий день пребывания там мы с Наташей вышли поутру на террасу, посмотрели затуманенными взглядами на морскую даль, и я задал ей короткий вопрос: «Да?!» Наташка со свойственной ей скупостью в эмоциях едва улыбнулась и молча кивнула головой, что означало: «Умница! Да, да! Я ужасно хочу жить здесь!» В тот же день мы начали подыскивать квартиру. Не стану рассказывать о всех перипетиях поиска, скажу только, что через десять дней мы уже внесли аванс и практически стали обладателями новой уютной трехкомнатной квартирки в пяти минутах ходьбы от моря. Второй этаж двухэтажного домика в красивом поселке сотни таких же уютных жилищ с общей территорией, автостоянкой и бассейном. А главная наша гордость -прекрасный вид на море с 45 квадратных метров нашей крыши, где мы собираемся вокруг мангала, дурачимся, поем песни, где мы безумно счастливы - и никто и ничто не омрачает нашу испанскую сюиту. Вру, омрачает.
Здесь чуть-чуть отойду от темы, чтобы показать, как мелочь может перечеркнуть все радости жизни. Наше испанское блаженство омрачает некое существо, которое мы окрестили... Простите, при всей своей развязности не могу воспроизвести в печати это нецензурное слово. Лучше заменю его, сохранив созвучие. Чудовище? Нет, пожалуй, лучше Убоище. Кто не догадался, как правильно произносится это противное слово, пусть при встрече подойдет ко мне, я шепну на ухо.
Так вот, Убоищем мы, с ним когда-нибудь сталкивавшиеся, нежно и ласково зовем Лешку Маклакова. Лет этак восемь назад я познакомился с ним на банкете после премьеры спектакля, где он играл вместе с Эммой Виторганом. Алексей показался мне милым, немного закомплексованным, но вполне профессиональным актером. Позже мы с ним встретились на каком-то кинофестивале. Был он приветлив, скромен, рассказывал о своей нелегкой судьбе периферийного актера, перебравшегося в столицу. У него была жена - очень милая, умная женщина, которая занималась его делами. Потом вместе снялись в фильме «Тупой жирный заяц», там он очень достойно сыграл главную роль. И когда в спектакле «Мужики», где я работал, понадобилось заменить внезапно скончавшегося Андрюшу Краско, я предложил пригласить Маклакова. Придурок я старый!
С появления Убоища началась медленная смерть смешного и трогательного спектакля, который мы все, занятые в нем, очень любили. Начинали его Андрюша Краско, Валя Смирнитский, Маруся Могилевская, Анечка Терехова и я. Потом состав по разным причинам менялся, играли там и Юра Чернов, и Толя Васильев, и Миша Жигалов, Боря Смолкин, Юра Кузьменко, Дашуня Фекленко, Вова Зайцев, Инна Милорадова, Лена Захарова. Мы очень трогательно относились к спектаклю, в первую очередь потому, что он был для нас памятью об Андрюше Краско, который, по существу, и сделал его, и был, что называется, его душой. Вообще классный был Андрюша мужик, актер, человек, царствие ему небесное.
Пригласив Маклакова, мы, увы, еще не знали его подлинной сути. По существу, как актера знали только по сериалу «Солдаты» в запомнившейся роли прапорщика Шматко. На беду его уже стали узнавать зрители, с чего и начал незаметно подкрадываться «писец», ставший полным, когда мы опрометчиво ввели Маклакова в наш спектакль «Мужики».
Казалось, мы смотрим мультик, где главный герой выходит из дома нормальным приличным человеком, но с каждым шагом-кадром превращается в монстра. Ввелся он в спектакль вполне достойно, вел себя с окружающими нормально, но по мере того, как росла его популярность, менялось его отношение к работе и людям. Во-первых, он, никого не спросив, стал менять характер своего героя в спектакле, умного, талантливого, загнанного в угол жизненными обстоятельствами человека, на характер своего сериального героя - придурковатого, плутоватого прапорщика с неразборчивой дикцией. В такого же, только намного более наглого персонажа он превращался сам, стал хамовит, неуправляем, заносчив.
Он напоминал недоевшего в детстве конфет ребенка, который, повзрослев, стал директором кондитерской фабрики. Обжирается конфетами, вся морда в шоколаде, как в дерьме. Он всерьез заговорил о себе, о своей работе, называя ее творчеством, такими словами, каких я не слышал от выдающихся актеров, с которыми меня сталкивала жизнь. На гастролях он всерьез утверждал, что ему тяжело отбиваться от поклонниц, и потребовал охрану. И еще заявил, что встречать его обязательно должен белый персональный лимузин. Это правда, я не преувеличиваю! Убоище стало по-хамски, заносчиво общаться с партнерами и персоналом. Когда бы я сам не был свидетелем, просто не поверил бы в подобное перерождение, но все происходило на наших изумленных глазах. Несколько раз он от кого-то из нас едва не схлопотал по мордасам. На некоторое время приходил в чувство, но ненадолго. Должно быть, он сам мучился, но ничего не мог поделать собой. Он был по своей натуре Убоищем. Маша, естественно, ушла от него, потом он стал терять партнеров - с ним оказывались играть. Ему заказана дорога в кино и на телевидение, не говоря уже об антрепризе, с которой все началось. От него с ужасом отмахиваются.
Зачем я рассказываю об Убоище? Вот зачем. Семь лет назад, когда Валя Смирнитский купил квартиру в Испании, он увлекал этой идеей всех вокруг с таким восторгом, что Маклаков, тогда еще вполне нормальный мужик, приобрел там же квартирку, причем прямо через стенку от Вали. И вот тут-то наш Портос хлебнул горюшка больше, чем тот от всех гвардейцев кардинала. Убоище устраивало у себя ремонты как раз тогда, когда туда приезжали на отдых Смирнитские, оно... ладно, не буду перечислять всего, в общем, гадило оно, как могло. Да и просто видеть его, разгуливающего, выпятив пузо, по пляжу (никаких темных очков - а вдруг не узнают!), было тошно.
Дальше так не могло продолжаться. И недавно Валя решил наконец проблему Убоища - сбежал от него, поменял квартиру.
А в остальном все у нас в Испании прекрасно. Я вообще делю свою жизнь на два периода: доиспанский и испанский. Впрочем, как хорошо бы мне ни было в солнечной Торревьехе, я с удовольствием возвращаюсь в Москву, особенно если там ждет интересная работа, но, к сожалению, такой становится все меньше и меньше. Ничего не поделаешь - возраст. Ведь и Фамусову, и Г ородничему было не больше полтинника, а мне, страшно подумать, скоро стукнет семьдесят. А впрочем, ничего, еще повоюем!
Испанский же период помимо прочего дорог мне еще и тем, что я могу разделить и делю его с дорогими мне людьми. Моя Полька и ее (теперь уже почти муж) Димка с огромной радостью ездят к нам в Испанию. Я с удовольствием даю ключи от испанской квартиры и машины близким друзьям. У нас отдыхали и Яна Поплавская с сыном, и Петька Белышков с семьей. Я рад дорогим гостям - торт жизни вкуснее и слаще, если есть его вместе.
Много-много лет тому назад, кажется в конце шестидесятых, мой покойный брат Миша Вишневский - тот, который, если помните, мудро наставлял меня перед моей посадкой, познакомил меня с молодым, шухарным, красивым, веселым армянином. Имя его Валера, прозвище Бонифаций. Он и впрямь смахивал на симпатичного мультяшного львенка. Похож и сейчас, хотя из львенка превратился во льва.
Впервые мы встретились около стадиона в Лужниках, где Валера в небольшом павильончике торговал вином и жарил шашлычки. Угостив нас и тем и этим, он попросил меня немного ему помочь, если есть время. Бонифаций отвел меня в подсобку и обучил нехитрому делу: аккуратненько снимать с бутылки вина пробочку, отливать вино в графин, доливать в бутылку водичку и снова закупоривать пробочку. После нескольких часов жульнического труда Валера в уме (калькуляторов тогда не было) подсчитал, сколько мы заработали. Как говорится, кончил дело - гуляй смело. В то же вечер все заработанное мы весело прогуляли.
Понимаю, история некрасивая. Но особых угрызений совести я тогда не испытывал, не терзают они меня, честно сказать, и сегодня, тем более что за давностью лет уголовное преследование нам не угрожает. А попадись мы в лапы ОБХСС в те времена.
Мы подружились, нас объединяла молодость и еще взаимная симпатия, какая-то генетическая тяга друг к другу. Потом настали нелегкие времена тотального дефицита, а дружочек мой уже работал в магазине «Армения». Боже, как он меня, полуголодного, подкармливал! И со всем своим армянским темпераментом набрасывался на меня, если я пытался расплатиться. Карманы-то у меня были в ту пору пустые. А я его водил к себе в театр, культурой подкармливал. Прямо скажем, обмен для тех лет совсем не адекватный.
В девяносто втором умерла мама. Мне было худо. И я поехал к Валере, который к тому времени обзавелся маленькой шашлычной на 36-м километре Кольцевой дороги. Меня просто потянуло к нему с моей болью. Валера бросил все дела, вынес на улицу три ящика, заменившие стулья и стол, на последний поставил водку, овощи, еще какие-то закуски. Мы просидели всю ночь, он вспоминал свою маму, я свою, мы оба плакали, и острая боль постепенно стала проходить. Валера помог мне извлечь острую занозу из сердца. В ту ночь рядом со своим другом я по-настоящему попрощался с мамой. И мне стало легче.
Валера неизменно приходил на помощь в самые мои тяжелые времена. Когда мне и моей семье стало совсем кисло, работы не было, есть нечего, я собрался было сделать нелепый, отчаянный шаг -уехать в Америку, то есть навсегда оставить свое любимое дело, дело моей жизни - театр и кино. Я уже упоминал о том, что удержали меня от этого двое настоящих друзей: Юра Глоцер и Валера Оганян. Валера пришел ко мне и спросил: «Сколько тебе надо в месяц, чтобы ты остался с нами?» Сколько надо, я не знал, и он не задумываясь назвал просто фантастическую тогда для меня сумму и добавил: «Да я буду тебе давать эти паршивые деньги, лишь бы мой друг оставался рядом со мной.
Не уезжай!»
И я, спасибо друзьям, остался. И радовался каждой встрече с Бонифацием, тем более что они чаще всего случались в его ресторане «У Бонифация» на Московской кольцевой автодороге. Пусть меня убьют за неприкрытую рекламу, но я не знал лучше шашлыков всех разновидностей и кебабов, не видал более свежей зелени, не встречал вкуснее солений. А уж Валерин хаш стоил того, чтобы приехать его похлебать с диаметрально противоположного конца стокилометровой Кольцевой дороги. Потрясающее это место - «У Бонифация». Какие случались там застолья! Какие разные люди собирались! Помню: в одном углу зала за хорошо накрытым столом сидит ментовское районное начальство, в другом углу стол не хуже, здесь чинно выпивают и закусывают воры, причем часть из них во всероссийском розыске. Однако здесь, как в африканской саванне в засуху, звери на водопое друг друга не трогают, здесь соблюдается перемирие. Менты и воры вежливо раскланивались друг с другом. Завтра что угодно, но на этой территории ни-ни.
На территории своей книги я, пожалуй, позволяю себе много лишнего. Вот и сейчас не могу удержаться, чтобы не вставить в нее наши с Мишей Кривичем любительские вирши. Уж больно они здесь к месту.
Есть у армянского народа
Легенда - ей уже века:
Г осподь, исчислив его годы,
Призвал на небо старика.
И вот старик уже без сил,
С минутой каждою слабея,
Родных чуть слышно попросил
Беречь и охранять евреев.
«Зачем, папаша, нам жиды? —
С сомненьем вопрошали дети. —
Ведь если в кране нет воды,
Всю воду вылакали эти.
От них воняет чесноком,
А предки их Христа распяли — Во всем виновные кругом, Вреднее цианида кали.
О чем, папаша, ваша речь?
Зачем евреев нам беречь?» «Признать пред смертью я готов, Сказал старик в ответ, —
Что вырастил я *сешогеб*ов И мне прощенья нет.
Немного мне осталось тут — Последний мой наказ:
Когда евреев перебьют,
То примутся за нас...»
В легенду древнюю поверив, Наш друг Валерий Оганян Не стал преследовать евреев — Не самый глупый из армян! Любой еврей в его шашлычной Покушать мог любой шашлык. Надеюсь, вы не удивитесь,
Что и к свиному он привык.
В своем любимом заведенье Чудит порой Валера наш:
Зазвав к себе на чай с вареньем, Хлебать нас заставляет хаш! Короче, он берег евреев,
Не обижал, и оттого Пришли мы, чтобы с юбилеем Поздравить искренне его.
Имеет море он талантов —
Талант любить своих родных,
Друзьям дарить, как горсть брильянтов,
Огонь душевных недр своих.
Он честен, верен и надежен,
Бесстрашен, мудр и справедлив,
Во всем отмечен искрой Божьей И - удивительно красив!
Пока горячее несут...
Успехов! Счастья! Зайд гезунд!
Так мы в узком кругу поздравили нашего Бонифация с пятидесятилетием. И отнюдь не бескорыстно. Потому что Валера, владелец, прямо скажем, неслабого ресторана кавказской кухни, не стал привлекать своих виртуозных армянских поваров, а собственноручно приготовил для друзей собственное фирменное блюдо.
На огромной сковороде он поджарил отборнейшие помидоры с зеленью - так, как умеет только он, разбил туда же десятка два яиц, что-то еще добавил - не знаю что, хитрый армянин молчит, как партизан, - и получилась Яичница! Да, это не опечатка - Яичница с большой буквы. Ели мы ее с лавашом.
Шеф-повару швейцарского ресторана, что расположен в средневековом замке, это блюдо недоступно. Такого таланта, как у Валеры, Бог ему и прочим выдающимся кулинарам просто не дал.
Удивительно хорошо и радостно было писать о таком верном товарище, о таком теплом, любимом мною человеке. Но когда я дописывал свою первую, кулинарную, книжку, меня и моих друзей постигло горе, и эти строки даются мне кровью. Валеру Оганяна подстерегла пуля наемного убийцы. Случилось это в Вербное воскресенье по православному календарю, на Пасху - по традиции армянской апостольской церкви. 1 оворят, что убитые в такой день очищаются от грехов, а их грехи ложатся на убийц. Упокой, Господь, душу дорогого нашего Бонифация!
Теперь о Юре Глоцере.
Он, как я уже говорил, один из двух дорогих моих друзей, которые спасли меня и мою семью от эмиграции - не отпустили меня от себя, от России. В самую, пожалуй, тяжелую пору моей жизни он предложил мне, нет, не деньги - он прекрасно понимал, как трудно брать их даже у самых близких, -Юра предложил мне работу, серьезную работу, хорошо оплачиваемую работу. И несколько лет я, который по своему образованию и опыту на нее никогда не мог бы претендовать, работал рядом с ним, учился у него многому, может быть, и сам кое-чему его научил. Без лишних слов: иметь такого друга - большое счастье.
Как-то Г аля, Юрина жена, пригласила меня на свой день рождения, которое отмечали в Берлине. Для этой цели они сняли прекрасный банкетный зал в престижном отеле «Four seasons». Отделка под старину, фрески на стенах, куполообразный потолок красоты неимоверной, немереной величины стол, за которым расселись гости, человек двадцать пять. Красиво и негромко играл небольшой оркестр. Чопорный, смахивающий на графа метрдотель, целая свора красавцев официантов, на столе изумительный фарфор и, похоже, старинное серебро. А вот жратвы никакой на столе нет, выпивки тоже. Меня это уже начало несколько волновать.
Но вот за спинами гостей возникли официанты, стали наливать в бокалы вино. А мне оно на дух не нужно, у меня совсем другая алкогольная ориентация.
За десятилетия, прошедшие с моей первой поездки в Берлин с черной икрой, я, прямо скажем, в немецком языке не преуспел, равно как и в английском, китайском, японском, но твердо знал: водка и в Африке водка. Однако стервец официант сделал вид, что не понял интернационального слова, мило улыбнулся и, налив мне вина, двинулся к другим гостям. Но не на такого напал. Твердым русским «*censored* официант!*censored* официант, к вам обращаюсь» я заставил его остановиться и изобразить на лице вопрос. Поманив его пальцем, я весомо повторил не нуждающееся в переводе слово и для ясности добавил «шнапс».
Все-таки знание языков - великая сила. Мой официант передал бутылку вина своему коллеге, а сам подошел к метрдотелю. Минут пять они о чем-то советовались. Потом граф подошел ко мне и что -то произнес на своем языке. Я смекнул, что он недоумевает, как это можно осмелиться в начале застолья просить шнапс. А вот так и можно - всем своим видом показал я ему и не без угрозы в голосе повторил: «Водка. Шнапс». Граф отступил к стайке официантов. Началось новое совещание. Некоторое время спустя на серебряном подносе мне принесли стопку водки, которую я немедленно опрокинул. В хорошем смысле этого слова.
Водка оказалась вполне приличной, полагаю, нашей, русской. Понятное дело, нашему брату стопка что слону дробина, и я, почуяв слабость неприятеля, тут же затребовал добавку. На сей раз совещание мэтра с официантами было короче, мне принесли вторую рюмку. А тут и закусочка подоспела. На фарфоровые тарелки торжественно выкладывались какие-то фитюлички. Передо мной лежала килька - не килечка, нечто крохотное, чем-то политое и присыпанное. Г ости обнюхивали блюдо, прикасались к нему вилочкой, отделяли кусочек и, положив его в рот, изображали гастрономический восторг. Не желая прослыть дикарем, я тоже охал и ахал. После такого лицемерия неудержимо захотелось выпить основательней. Я подозвал официанта и потребовал: «Батл водка ту ми. Понял? Ферштейн?» Он, конечно, ферштейн: мой взгляд говорил о том, что шутить я не буду, а перейду к самым жестким и решительным мерам. Через минуту передо мной встала запотевшая бутылка «Русского стандарта». А еще через несколько секунд ко мне потянулись мужики нашей компании. И я им наливал, никому не отказывал.
Жизнь стала лучше, застолье пошло веселее. Сказали тосты за Г алю, за ее маму, за детей, а тут подоспело и второе блюдо - не поверите, аж целая столовая ложка салата, какой-то травки, тоже чем-то сдобренной, напомаженной, посыпанной. Поахали, поохали, дождались третьего блюда, потом четвертого, пятого. Количества были все те же. Размером больше куриного, нет, простите, цыплячьего, крылышка так ничего и не подали. Правда, перемены блюд были частыми. В общем, и намека на тяжесть в желудке никто не ощутил.
Зато на следующее утро в Юрином берлинском доме мы взяли реванш. Достали из холодильника семужку, осетринку, жирную дунайскую селедочку, кровяную колбаску, наварили картошечки, замастырили по-нашему овощной салат. А потом я изготовил омлет, с помидорами, луком, ветчиной, да еще от души посыпал его пармезаном. А что до водочки, нам не пришлось ее ни у кого выпрашивать. Вот это наше застолье!
Коль скоро речь идет об одном из самых близких и любимых моих сотрапезниках, не могу не сказать пару слов о частых застольях в гостеприимном и щедром подмосковном доме Юры Глоцера. За накрытым Галей столом чуть не каждое воскресенье собираются близкие друзья числом до тридцати, а то и больше, тут же и их чудесные дети - дочь и два сына. Закусок, заимствованных из кулинарий народов мира, просто не счесть. Но гвоздем стола всегда бывает блюдо, мастерски изготовленное самим Юрой. Если шашлык, то всех его мыслимых разновидностей, если баранина, то это баран, купленный на рынке самим хозяином, целиком на открытом огне им пожаренный и собственноручно им же нарезанный. Если котлеты, то, как говорится, как у мамы. Если... Стоп! Об этом блюде, с которым связаны поистине драматические события, разговор особый, которому я хотел бы предпослать, честное слово, последний раз, наши с Мишей доморощенные вирши, как всегда, определенно кулинарные. Итак:
У всех народов на планете
Свои пристрастия в диете.
Весь день японцы любят кушать
Морепродукты в виде суши.
Еврея ты не оскорбишь,
Подав ему на ужин фиш.
А русский не был бы собой,
Не съев с утра блинов с икрой.
Французу подавай лягушку,
Британцу - к Рождеству индюшку,
А для китайского желудка
Полезна по-пекински утка.
Мы знаем, что для людоеда
Приятнее всего к обеду,
Что англичане любят кашу,
А скандинавы простоквашу.
Кавказский люд всю жизнь привык
С шампура есть мясной шашлык.
Одно не знаю я: кому
Полезно кушать хашламу.
Возможно, я совсем не прав,
Но, говорят, в ее состав
Помимо овощей и мяса
Кладут и то, что не украсит —
Не побоюсь сказать вам это —
Для всех полезную диету.
В ней под личиною приправы
Есть возбуждающие травы
Для целей, прямо скажем, мрачных —
Зачатия детей внебрачных.
Ну что ж, я вам глаза открыл,
Тех, кто не знал, предупредил.
1 еперь давайте кушать скопом,
Что приготовил нам Акопов.
Итак, ключевые слова сказаны: хашлама и Акопов.
Ваня Акопов, его жена Марина, его сыновья тоже среди дорогих моему сердцу друзей и сотрапезников. А его дом неподалеку от Юриного тоже отличается замечательным гостеприимством. Не стану даже перечислять, что подают к столу у Акоповых, иначе опять получится кулинарная книга. Остановлюсь лишь на восхитительной Ваниной хашламе - божественном вареве из баранины и овощей. 1 олько ради нее я отступаю от зарока не давать в этой книжке больше ни одного кулинарного рецепта.
Так вот, читайте и запоминайте. Возьмите три-четыре килограмма мякоти с правого бока молодого барашка. (Почему с правого? Очень просто, объясняет Ваня, бараны имеют обыкновение отдыхать на левом боку. Поняли?) Нарежьте мясо на куски размером со спичечный коробок и уложите их в чугунный казан. Сверху - килограмм очищенных и разломленных пополам помидоров, три-четыре белых сладких перца без сердцевины и один стручок острого перца. И, упаси бог, ни капли воды!
1 еперь закройте казан крышкой и поставьте на медленный огонь, да так, чтобы он равномерно нагревал дно. (Лучше - на живой огонь, на пламя костра. Понятно?) Когда выделившийся при варке сок полностью покроет баранинку, огонь надо уменьшить. И никакого перемешивания! Через полтора-два часа влейте полбутылки белого вина, а еще через полчаса добавьте соли по вкусу.
А где же драматические события? Юра Г лоцер, тонкий и опытный кулинар, добавляет в варево еще кое-какие овощи помимо рекомендованных и, вы не поверите, позволяет себе подливать в казан воду. Куда это годится?
Все бы ничего, но автор этих заметок должен не юлить, а твердо сказать, чья хашлама вкуснее. Да я бы и сказал, проявив при этом полнейшую нелицеприятность, но не могу. Вовсе не потому, что оба кулинара мне дороги, а потому, что обе хашламы просто восхитительны. Мои записки близки к завершению, а я так и не решил, что мне делать с этим.
Да, я их наконец действительно завершаю, хотя не назвал и малой толики дорогих своих сотрапезников - тех, с кем еще предстоит выйти на сцену, с кем разделить трапезу, и тех, кого, увы, уже нет.
И самое последнее признание. Мне в жизни несказанно повезло: подавляющее большинство людей, с кем мне доводилось преломить хлеб, с кем сводила актерская судьба, были милые моему сердцу люди. Неприятных было ничтожно мало, и второй раз я с ними и за стол не садился, и на сцену старался не выходить...
Среди бесчисленных нынешних диет есть так называемое раздельное питание: это можно есть с этим, а это с этим ни в коем случае не стоит. Мой вам совет по раздельному питанию такой: за работу беритесь и за стол садитесь только с хорошими, приятными вам людьми. А неприятные пусть своим делом займутся и кушают пусть отдельно. Они портят нам аппетит.
А я, дорогие мои читатели, как всегда, желаю вам только приятного аппетита.

ОХОф
Моментальников —
В. А. Долинский
Парикмахер— з. а. Ф. А. Димант Посаженая мать —
Н. Ю. Каратаева Первый гость — В. П. Ушаков Второй гость—з. а. Г. Б. Тусузов Шаферица — Н. Н. Саакянц
Тапер — К. А. Хачатурян
Ударник — Ю. А. Соковнин
Скрипач — О. А. Жежерун
Брандмейстер — А. В. Козубскнй Пожарные — Б. М. Кумаритов.
В. А. Кулик. В. А. Байков, О. С. Петров Оратор — Ю. М. Авшаров
Первая резолюция —
Н. Ю. Каратаева
Вторая резолюции -
Б. М. Кумаритов
Третья резолюция —
А. Ш. Пороховщиков
Профессор — з. а. О. П. Солюс
Врачи — Л. Т. Фруктина,
3. Н. Путяшева, Ю. А. Соковнин, В. Я. Данщин
Репортер — Д. М. Каданов
Мужчина — В. А. Байков
Лунатичка — 3. Н. Зелинская
Друполу^ четвероногое —
Н. Н. Саакянц, В. А. Долинский
Директор зоосада —
з. а. Б. В. Рунге
Проходящий — Ю. А. Соковнин
Кинооператор — Д. М. Родионов
Санитар — О. С. Петров
Распорядитель — В. П. Ушаков
Постановка и. а. В. Н. Плучека и и. а. СССР С. И. Юткевича. Художники спектакля н. а. СССР С. И. Юткевич, Н. М. Кашннцев, А. Е. Райхель. Костюмы художника А. А. Судакевнч. Танцы поставлены Е. А. Менее.
Окончание спектакля — 21.30 мни. SO_
Суббота (утро). 26. воскресенье (вечер) 27 октября
СТАРАЯ ДЕВА
Ком еда я в 2 действиях И. Штока
Действующие .ища и исполнители:
Прасковья Дмитриевна -
н. а. Т. И. Пельтцер
Симочка —_Л. С. Шарапова
I Виталик — В. А, Долинский
Чурин — В. К? Новиков
Амгелейко — Н. Ю. Каратаева
Лихояров— з. а. Е. В. Кузнецов Елена — Г. М. Степанова (26). з. а. Н. Н. Архипова (27)
Постановка з. а. А. Б. Шатрн-на. Художник М. М. Курилко. Танцы поставлены А. Ф. Кобзевой. Ассистент режиссера М. К.
Давыдов.
Окончание спектаклей —14.30 мин. н 21.30 мин.
Суббота (вечер) 26. среда 30 октября
БАНЯ
Вл. Маяковский
Драма с цирком и фейерверком
Спектакль в 3 частях
Действующие лица и исполнители:
Победонаснков —
н. а. Г. П. Менглет Поля — з. а. В. К. Васильева Огггимнстенко — з. а. Б. В. Рунге Бельведонский —
3. М. Высоковский
понт кич :
з. а. Е. Б. Кузнецов (26). В. П. Ушаков (30) Ундертон — Б. М. Тронова
Ночкин — А. В. Козубский (26).
В. Я. Данщин (30)
Велоснпедкин — А. А. Миронов
Чудаков — и. а. Р. Д. Ткачук

 

 

 

х
v театр аатоаа сенега
К
Г Григорий ГОРИН
ШАЛОПАИ, или КИМ IV
{трагикомедия}
-яяШшйкФ'
^S\\b\ * *» ii!////
.. ......,. ..................
\щт
1
i | 1 . afcV La. j| |чИ
художник-постановщик, художник по костюмам,
художник по свету л . Валерий ЛЕВЕНТАЛЬ - Щ
•нов
композитор
МаркМИНКОВ
в спектакле £ использована музыка -f Томасо АЛЬБИНОНИ £
* \ в ролях:
£ (Валерий ЗОЛОТИ 'Борис ЩЕРБАКО
■ V Владимир ДОЛ -постановщик f Вера ГЛАГОЛЕВ
1 ТРУШКИН - Екатеоина ГАЛ>
режиссер-постановщик
Леонид ТРУШКИМ
1
-> О *4В?КГ" ШШ ДОСУГ T®wa9fc
Екатерина ГАЛ Ирина ДОМНИ Саша СОКОЛО! ^ Володя ХАН
чяе**- ^ явзваа Oflft
*лг
1^5
Назад: Три лакомых кусочка
На главную: Предисловие