возможное анкетирование

Я отвечу только на условиях анонимности. Но в таком случае…

Да, все произошло в тот Мидсоммар, а именно — когда Сверкер вошел в кухню. Все остальные танцевали, а я зашла в дом — поставить еще кофе. И прилегла на диван — пока он варился. И вдруг Сверкер встал надо мной, наклонился и стал целовать. Долго. Крепко. Я никогда не испытывала ничего подобного, это было как соло на флейте у меня между ног. Звучит смешно, конечно, но ощущение именно такое.

Наверное, все произошло, когда я впервые пришел в Музей современного искусства и увидел козла Раушенберга. Было мне лет четырнадцать.

Маман решила, что имеется в виду автомобильная авария, а папка прямо взбеленился, потому что дома у нас на стенках висели одни лоси контражур и всякое такое. Но все понял правильно и с того дня уже знал, чем стану заниматься.

Я оперирую не словами — пишу ли я, говорю или думаю. А чем, я и сам не понимаю. Что это?

Спроси меня десять лет назад, я точно знаю, что ответил бы: это — мгновение, когда половые губы приоткрываются и пускают тебя внутрь. Оно прекрасней, чем оргазм. Несравнимо. Потому что это лишь начало, и впереди — бесконечность.

А сегодня? Ничего. Только спать и, быть может, видеть сны.

Не знаю. А впрочем, наверно, когда я, стоя на кухне, услышала по радио, какой приговор МэриМари вынес суд первой инстанции. Пожизненный срок. Но суд второй инстанции положил конец моей радости. Сама я получила двадцать пять тысяч компенсации. За зверское убийство родного брата. Именно так. За зверское убийство. Будем называть вещи своими именами.

Когда я ушла из дома утром Мидсоммара после выпускного. Фантастика. Лил дождь, но я не замечала. Я была свободна. И уже тогда знала, что никогда не вернусь.

Дальше тот денек не сказать чтобы заладился. Тем не менее я не раскаивалась. Я вообще ни о чем никогда не жалела.

Свадьба. Так следовало бы сказать. Или тот день, когда родился Габриэль. Хотя на самом деле первое, что приходит в голову — день, когда я впервые приехал навестить Анну, то мгновение, когда я увидел: она стоит и ждет меня на перроне.

Лучше этого не будет уже ничего. Что ж, такова жизнь!