возможный разговор [2]

— Привет, — говорит мужчина за соседним столиком. Торстен оборачивается, пододвигая себе стул. Голос он вроде бы узнал, но ассоциаций никаких. Лицо совершенно незнакомое. Тем не менее Торстен кивает, приготовившись в тысячный раз притворяться, что знает, с кем говорит.

— Ну, как дела?

— Отлично. Поздравляю с новой книжкой.

— Спасибо. Что едим?

Надо ли пересаживаться за его столик? Нет. Они, видимо, знакомы не настолько близко. К тому же тот, другой, уже почти все съел, и, если Торстен останется сидеть за своим столиком, то есть надежда, что собеседник скоро встанет и уйдет.

— Рыбный суп.

— Вкусный?

— Съедобный.

Появляется официантка с хлебницей. Торстен берет ломтик хлеба и кладет на десертную тарелку, потом с пристрастием допрашивает официантку обо всех ингредиентах рыбного супа, прежде чем его заказать. Тот, другой, смотрит на него, чуть улыбаясь.

— Вы так вникаете во все, что едите?

Торстен поднимает брови, но не отвечает. Да что это вообще за тип такой? Может, журналист, брал у него как-то интервью? Или тоже писатель?

Тот, другой, отламывает кусочек хлеба и проводит им по тарелке, потом, шумно прихлебнув последнюю ложку супа, откидывается назад. И только тут Торстен замечает на столе развернутую газету. И отводит глаза, он не хочет знать, о чем пишут в сегодняшних вечерних выпусках. Он уже прошел по улицам и насмотрелся на заголовки.

— А это видели? — спрашивает тот, другой, и поднимает газету. Торстен упирается взглядом в большую фотографию Мэри. Лицо осунувшееся. Торстен качает головой. Тот, другой, ухмыляется.

— Обалдеть, а? Муж Мэри Сундин — гусь перелетный..

Торстен обхватывает рукой подбородок. Что он может сделать? Встать и уйти? Или послать того, другого ко всем чертям? Нет. Это бы означало выдать себя.

— Нет, вы послушайте, — тот, другой, принимается читать вслух. — «Мэри Сундин снискала известность как самый страстный борец с торговлей сексуальными услугами и трафикингом. Но сегодня „Экспрессен“ располагает данными, что муж нашего министра международного сотрудничества в свое время сам воспользовался во Владисте платными сексуальными услугами. Дело кончилось тем, что его выбросили из окна и он сломал позвоночник. С тех пор Сундин парализован. Все это явилось полнейшим сюрпризом для премьер-министра. Когда Мэри Сундин вступала…»

Голос превращается в бормотание. Через мгновение тот, другой, отрывает взгляд от газеты и улыбается:

— Хокан Бергман сегодня с добычей.

Торстен отламывает кусочек хлеба. Видимо, тот, другой, не подозревает, что он знает Мэри.

— Кто?

— Хокан Бергман из «Экспрессен». Такого кита загарпунить!

— Так это Мэри Сундин — кит?

Ему удается изобразить невозмутимость. Тот, другой, фыркает.

— Ха, ну это вряд ли. Но у Хокана Бергмана всякая пойманная рыбка сразу резко увеличивается в размерах…

Завидуешь, думает Торстен. Значит, и сам журналюга.

— Думаете, загарпунит?

— Готов спорить.

Торстен морщится.

— Неужели она должна отвечать за предположительные грехи своего мужа?

Тот, другой, смотрит чуть презрительно, берет зубочистку из стаканчика и принимается грызть.

— Да не в том дело.

— А в чем?

Тот, другой, вынимает изо рта зубочистку, мгновение смотрит на нее, потом разламывает пополам и швыряет обе половинки в пепельницу.

— Да во вранье, ясно.

— Она соврала?

Другой отодвигает стул. Это хорошо. Стало быть, собирается уходить.

— Ну, по крайней мере, не сказала всей правды.

Торстен поднимает брови.

— А что такое правда?

— Хороший вопрос, — отвечает тот, другой, натягивая куртку. — А задайте-ка его нашему премьеру.

— Н-да, — Торстен пытается улыбнуться. — А смысл?

— Да уж, — отвечает другой. — Это точно.