Рядовые армии США XIX века были, как вполне можно предположить, довольно жестокой компанией. До армии они жили по большей части в условиях, почти столь же трудных, как и те, с которыми они столкнулись на военной службе. Жизнь в американской глубинке, в сельской местности в те дни отнюдь не походила на ложе из роз, и многие из деревенских парней воспринимали службу в каком-нибудь армейском форту куда менее тяжелой, чем ежедневный, с раннего утра до позднего вечера, однообразный труд на семейной ферме. Те, кто записывался в армию в поисках приключений, часто находили их, поскольку граница постоянно продвигалась на запад. Сложилось так, что природа и география были чрезвычайно благоприятными, а то, что стране, по ее мнению, не хватало, можно было приобрести без особенных протестов. Естественно, законные первопоселенцы этих мест, индейцы и мексиканцы, противились такому «Предначертанию судьбы», и прогресс цивилизации был отмечен целой серией жестоких локальных войн (двадцать две только в 1850-х годах).

Тактика, описанная в воинских уставах, мало годилась для сражений с индейцами, но опыт, здравый смысл и жизнь в условиях границы – как белых охотников и трапперов, так и «прирученных» индейцев – давали возможность регулярным войскам действовать почти на равных условиях с противником. Индейские племена рек и лесов Среднего Запада в качестве противников довольно быстро сменили индейцы равнин; когда же тактика этих великолепных легких кавалеристов была изучена и усвоена, то подошло время постичь тактику войны в горах и пустынях, практиковавшуюся беспощадными апачами. Это была жестокая война, причем такая, в которой первая ошибка воина зачастую становилась и его последней. Но какими бы убийственными ни были сражения, они часто оказывались не страшнее смертельной скуки житья в приграничном форту. У офицеров и их терпеливых жен почти не было никакой возможности хоть как-то скрасить монотонность своего существования – в примитивных жилищах, вдали от хоть какой-нибудь цивилизации. Для рядовых солдат такой возможности не было вообще – абсолютно ничего, за исключением сжигающего внутренности алкоголя и грубых шлюх, которые вскоре появлялись вокруг каждого армейского форта. На удаленных же от него постах не было даже такого сомнительного утешения – только дешевое виски. Нет ничего удивительного в том, что уровень дезертирства всегда был высок, а гауптвахты переполнены. Многие командиры даже радовались каким-нибудь стычкам с окружающими их племенами; это было средством хоть как-то уменьшить число раздраженных солдат, готовых податься «за холм» (враждебное население вокруг форта производило такой же сдерживающий эффект на солдат, как акулы вокруг тюрьмы на острове), а также давало шанс на некоторое разнообразие жизни и возможное продвижение по службе.

Волнения 1846 года были нечто большее, чем просто карательная экспедиция против аборигенов. Война с Мексикой уже некоторое время стояла на повестке дня, и, когда злополучный мексиканский генерал Мариано Аристо пересек реку Рио-Гранде у местечка, называвшегося Пало-Альто, страна с воодушевлением поднялась на войну. Как обычно, когда 50 000 добровольцев, которые были призваны по указу президента Джеймса К. Полка на краткосрочную службу (контракты с ними были заключены на срок от шести месяцев до одного года), явились на сборные пункты около мексиканской границы, срок их службы уже подходил к концу. Регулярная армия тем временем была увеличена до 15 000 человек, но этот решительный шаг был почти сведен на нет бесстыдным политиканством и фаворитизмом президента при назначениях на высшие командные посты. Несмотря на это, военные действия осуществлялись блестяще, и война была красиво выиграна. Южные соседи никогда не испытывали недостатка в отваге, и победы при Монтеррее, Буэна-Виста, Серо-Гордо, Контрерасе, Чурубуско, Молино-дель-Рей и Чапультепеке принесли заслуженную славу американскому оружию.

Отличились на этой войне и выпускники академии. Генерал Винфельд Скотт заявлял: «Я настаиваю на своих словах – что касается наших выпускников-кадетов, то война между Соединенными Штатами и Мексикой могла бы, а возможно, и должна была продолжаться четыре или пять лет, с гораздо большим числом поражений, чем побед, выпавших на нашу долю на первом ее этапе; тогда как мы завершили ее всего за две кампании, завоевав большую страну и заключив мир, не проиграв ни единой битвы или стычки».

Разумеется, немало хлопот доставляли добровольцы. Они вели себя, как всегда и везде ведут себя добровольцы: одни сражались как герои, другие бежали, подобно овцам. При Буэна-Виста бежали многие из них, тогда как облаченные в красные рубахи миссисипские стрелки выполнили приказ своего раненого командира, полковника Дэвиса, «Стоять насмерть!» – девиз, который стал лозунгом 155-го пехотного полка Национальной гвардии. (Позднее полковник Дэвис стал президентом Конфедерации Штатов Америки.)

Но на поле боя большинство добровольцев вели себя особенно неприглядно. Описания их непотребств в книге Сэмюэля Чемберлена «Мои признания» вряд ли намного преувеличены. Автор, который в юности был рядовым 1-го драгунского полка армии США и прослужил в нем всю войну, выразил в ней все презрение солдата регулярной армии к недисциплинированным и разболтанным гражданским воякам. Поведение двух отрядов добровольцев вызвало его особенный гнев: «Наша маленькая армия (под командованием Вула) была в большей мере ослаблена, чем усилена включением в ее состав двух полков добровольческой кавалерии полковника Йелла из Арканзаса и полковника Хэмфри Маршалла из Кентукки. Личный состав, из которого были сформированы эти полки, был превосходен – лучшего нельзя было и желать, поскольку эти люди обладали силой и энергией, соединенными с активностью, но они понятия не имели ни о дисциплине, ни о необходимости повиноваться своим офицерам… Их несдержанность в желаниях и себялюбие делали их более чем бесполезными в дозоре, в лагере же от них были одни только неприятности… Они смотрели на латиносов как на своих рабов-негров, грабили их и дурно обращались с ними, совершали насилия над женщинами… Они совершенно не заботились о своем оружии – из пятидесяти карабинов ни один не был вычищен, а большая часть их сабель просто-напросто ржавела в ножнах. От такого прискорбного положения, похоже, просто не было выхода; экс-губернатор Йелл… и экс-сенатор Маршалл… были слишком важными персонами, чтобы принять совет, а тем более помощь от какого-то вышедшего из низов янки, вроде генерала Вула».

Убийства, насилия, грабежи, снятие скальпов и другие подобные жестокости были характерны для добровольцев, и нас уже не удивляет, когда мы читаем о том, что все это южное «рыцарство» экс-губернатора Арчибальда Йелла дало деру под Буэна-Виста, бросив своего полковника и нескольких других офицеров погибать под пиками мексиканцев.

К чести армии США, поведение солдат ее регулярных частей было образцовым, продемонстрировавших, что самообладание и дисциплина на поле боя идут рука об руку с корректным поведением по отношению к гражданскому населению.

В 1850-е годы армия вступила, увеличившись на четыре кавалерийских полка и занимаясь своей прежней, уже ставшей привычной профессией – сражениями с индейцами. Обязанности, возлагаемые на нее, увеличивались день ото дня, поскольку открытие месторождений золота в Калифорнии в 1849 году резко увеличило приток людей на Запад, и число приграничных фортов, необходимых для охраны маршрутов их движения, соответствующим образом увеличилось. Большее же число пересекающих страну маршрутов и обозов означало и большее число разъяренных индейцев, озлобленных сокращением их охотничьих угодий и вторжением незваных пришельцев в районы, ранее принадлежавшие только им. Но индейцы не были единственными врагами; в 1857 году была организована крупная экспедиция против мормонов. Эти господа, не полагая многоженство сколько-нибудь существенной обузой, бросили вызов полномочиям федерального правительства. Они также раздражали страну тем, что сурово обращались (дело дошло даже до нескольких убийств) с обозами иммигрантов, пытавшихся пересечь их территории.

Продемонстрированной правительством силы оказалось достаточно, чтобы решить эти проблемы, но ближе к концу десятилетия на горизонте замаячила куда более серьезная угроза, чем индейцы или приверженцы веры в «святых последних дней». Ранним утром 18 октября 1859 года полковник Роберт Э. Ли отправил своего адъютанта Дж. Э.Б. Стюарта, чтобы тот потребовал сдачи от одного яростного фанатика, запершегося в машинной станции у Харперс-Ферри. От небольшого города у слияния Потомака и Шенандоа до Чарльстонского залива был всего один шаг, но когда звездно-полосатый флаг затрепетал над взятым Самтером, как нация, так и ее вооруженные силы оказались разделенными надвое.