Причина дуэли между мистером Скоттом, впоследствии лордом Клонмелом, и мистером Каффе, впоследствии лордом Тиравлеем, была вызвана довольно любопытными обстоятельствами. Леди Тиравлей испытывала откровенную неприязнь к своему мужу (тогда уважаемому Джеймсу Каффе). Детей у них не было, и она прилагала немалые усилия, чтобы муж дал согласие на полный и окончательный развод. Поскольку для него не было весомых причин, мистер Каффе считал, что это смешно, и согласия не давал. Наконец леди решила претворить свое желание в жизнь и стала вести раздельное существование, но я никогда не слышал, чтобы кто-то последовал ее примеру. Баррингтон говорит:

«Как-то мистер Каффе застал свою жену в слезах, что с ней случалось не часто, поскольку по натуре она была амазонкой. Всхлипывая, она опустилась на колени и, как полагается кающейся женщине, наконец поведала мужу, что недостойна его, – она изменила ему, она падшая женщина и полна чувства вины. Я предполагаю, что далее последовал обычный набор из раскаяния, объяснения, гнева, возмущения и т. д., что, в общем, свойственно таким натурам; я не сомневаюсь, что все это исправно продемонстрировали мистер и миссис Каффе. Достаточно сказать, что последняя села в портшез и приказала доставить в ее приватную резиденцию, где и предполагала оставаться, пока оскорбленный муж не выделит ей ежегодную ренту. Мистер же Каффе отправился к общему другу и сообщил ему, что теперь его жена принадлежит «этому ублюдку Скотту», генеральному прокурору, – он считал его другом семьи, а он оказался соблазнителем! Потерпела урон не столько его любовь, сколько честь, и смыть это пятно может только смерть одного из них, и поэтому без долгих церемоний генеральному прокурору будет послан вызов на смертельную схватку, и, защищая свою уязвленную честь, о чем он узнал из признания женщины, мистер Каффе полон решимости сразиться с ним!

Мистер Скотт прекрасно понимал, что его заявление, как генерального прокурора, о своей невиновности будет воспринято светом как благородная попытка с помощью этого лжесвидетельства спасти репутацию миссис Каффе – или же таким образом спастись от мести ее мужа, но при любом варианте развития событий даже самая добродушная часть общества приготовилась к худшему исходу. Муж и предполагаемый любовник встретились, как было обговорено, и обменялись выстрелами; каждая из сторон слышала над головой свист пули, которая не выражала желания свести более близкое знакомство. Мистер Скотт заверил своего противника, что тот глубоко заблуждается, и поручился честью, что никогда не был близко знаком с данной женщиной, которая, по его мнению, потеряла рассудок. Не было никаких оснований отказывать ему в доверии, тем более что, с другой стороны, похоже, мистер Каффе стал жертвой женского обмана. Она была уверена, что они разойдутся, поскольку он выставил ее; и если бы он пал на поле чести, она бы стала благородной вдовой и унаследовала бы его состояние.

По возвращении с дуэли мистер Каффе обрушил на нее серьезные упреки и назначил ей скромное содержание, от которого она тут же высокомерно отказалась, решительно заявив, что никогда не признавалась ни в какой вине; что все это продиктовано его злобной ревностью, цель которой – избавиться от нее; она может лишь сказать, что в той же мере может подозревать генерального прокурора, хотя никогда не обменялась с ним и словом. Она потребовала, чтобы муж доказал хоть малейшее нарушение приличий с ее стороны; он же жестоко выгнал ее из дома и возложил вину на свою совершенно невинную жену. Мистер Каффе сказал, что с него более чем достаточно этой женщины, что он не хочет больше привлекать внимание к этому делу; посему он назначил ей очень приличное содержание, которое позволило ей вести приятную жизнь, хотя несколько лет назад она скончалась».

Мистер Уэлш ушел из полка лейб-гвардии, где его должность занял капитан Пеллью. Прежде, чем расстаться с полком, он с женой долгое время жил в казармах в Гайд-парке. Она была молодой и легкомысленной женщиной и, к сожалению, выражала излишнюю готовность пользоваться тем вниманием, которое военные, по их мнению, должны уделять каждой женщине. Последствия были именно такими, каких и следовало ожидать при подобной ветрености. Между ней и капитаном Пеллью установились близкие отношения; и наконец, она приняла фатальное решение пожертвовать своей репутацией и сбежать с предметом своей слепой страсти. Примерно через месяц она ушла с ним из дома своего отца, где оставалась какое-то время, когда муж отсутствовал. Они уехали в Париж, где их нашел мистер Уэлш и потребовал дать ему удовлетворение, какое подобает джентльмену. С ним встретился мистер Ф. и при помощи мистера Х., выступавшего со стороны капитана Пеллью, договорился о встрече сторон. На месте встречи присутствовали мистер К., как приятель мистера Ф., и капитан Х., как друг мистера Х. Присутствовал также доктор Т. Дистанция составляла двенадцать шагов, и противники должны были по сигналу стрелять одновременно. Когда он был подан, мистер У. немедленно разрядил свой пистолет. Капитан П. не стрелял, и, как говорилось, он и не собирался открывать огонь. Пуля мистера У. вошла ему в правый висок, пробила мозг, и капитан П. погиб, еще не успев коснуться земли. Таковы были последствия одного неправильного шага – погиб молодой офицер, гордость полка, любимец друзей, единственный сын безутешных родителей.

Лорд Камелфорд познакомился с миссис С., которая некогда была любовницей мистера Беста, близкого знакомого его светлости. Ему сообщили, что мистер Бест сказал этой женщине что-то оскорбительное по поводу личности или чувств его светлости. Тот был настолько оскорблен, что 6 марта в кофейне «Принц Уэльский» во время встречи с этим джентльменом он сказал в присутствии нескольких лиц: «Я считаю, сэр, что вы говорили обо мне в совершенно непозволительных выражениях». Мистер Бест ответил, что этого не помнит. Лорд Камелфорд сказал – он знает, что именно он сообщал миссис С., и обозвал Беста лжецом и подонком.

В течение этого вечера мистер Бест изо всех сил пытался убедить лорда Камелфорда, что полученная им информация не соответствует действительности, но, поскольку тот действовал исходя из ложных представлений, ему будет достаточно, если он возьмет назад свои слова. Лорд Камелфорд отказался ответить на это разумное предложение. Мистер Бест оставил кафе в возбужденном состоянии, и вскоре лорду Камелфорду была доставлена записка. Публика в кафе пришла к выводу, что это был вызов, и сообщила о ней в полицейский участок, но не было предпринято никаких шагов до двух часов утра, когда люди собрались у дверей дома лорда Камелфорда. В своей резиденции на Бонд-стрит он огласил свое пожелание:

«Есть много вещей, о которых я в другое время воздержался бы упоминать, но сейчас скажу, что в последней ссоре я, вне всяких сомнений, являюсь обидчиком как по духу, так и по смыслу брошенных мной слов. Если я расстанусь с жизнью в стычке, которую я сам вызвал, то решительно запрещаю кому-либо из моих друзей или родственников, что бы они ни услышали, хоть в какой-то мере преследовать моего противника или мстить ему; если же, несмотря на мои вышесказанные слова, он подпадет под действие законов страны, я хочу, чтобы эта часть моего желания стала известна королю в надежде, что его королевское сердце сможет проявить милость к нему».

Написав это заявление, Камелфорд в среду, 9 марта, между часом и двумя покинул свое жилище и уснул в таверне, скорее всего, чтобы избежать внимания полиции. По соглашению между секундантами его светлость и мистер Бест встретились рано утром в кофейне на Оксфорд-стрит, и здесь мистер Бест возобновил свои попытки убедить лорда взять обратно свои оскорбительные выражения. «Камелфорд, – сказал он, – мы были друзьями, и я знаю несомненное благородство твоей натуры. Но ты жестоко оскорбил мою честь. Так не настаивай на выражениях, из-за которых один из нас может погибнуть». На эти увещевания лорд Камелфорд ответил: «Бест, это детские игры; дело должно продолжиться». Так и договорились, но, несмотря на свой отказ от урегулирования, он, поразмыслив, оправдал Беста – сказав, что он не говорил тех слов, которые миссис С. приписала ему, – и доверительно признался своему секунданту, что совершил ошибку, а Бест – человек чести, но он не может заставить себя взять обратно слова, которые он однажды произнес.

Причина, по которой лорд отказался от примирения, заключалась в том, что он знал – Бест считался лучшим стрелком в Англии – и ошибочно предполагал, что его репутация потерпит урон при малейшей уступке такому противнику. Он и мистер Бест в сопровождении секундантов верхами поехали в Кенсингтон. Прибыв примерно без пятнадцати восемь к «Коню и конюху», они спешились и прошли на поляну за поместьем лорда Холланда, где их развели на дистанцию в тридцать шагов, которая при точном измерении оказалась равной двадцати девяти ярдам. Лорд Камелфорд стрелял первым, но безрезультатно. В паузе, которая длилась несколько секунд, мистер Бест повернулся к тем лицам, которые в отдалении наблюдали за дуэлью, словно желая спросить, получил ли его светлость удовлетворение. Затем мистер Бест выстрелил, и его светлость тут же рухнул во весь рост. Через две секунды мистер Бест кинулся к нему на помощь, и, когда он взял лорда Камелфорда за руку, тот воскликнул: «Бест, я мертвец – ты убил меня, но я искренне прощаю тебя».

Звуки пистолетных выстрелов встревожили нескольких человек, которые работали поблизости; они заторопились к месту дуэли, и мистеру Бесту со своим секундантом пришлось спасаться бегством. Один из садовников лорда Холланда позвал на помощь товарища, чтобы задержать их. При их появлении секундант лорда Камелфорда, который продолжал поддерживать его, побежал за хирургом, и мистер Томпсон из Кенсингтона вскоре прибыл к нему на помощь. Его светлость спросил у садовника, почему он хотел остановить того джентльмена, и заявил, что он этого не желает, поскольку сам был обидчиком, что он прощает человека, который застрелил его, и надеется, что Бог тоже простит его. Принесли портшез, и лорда Камелфорда отнесли в резиденцию мистера Отти. Отправили посыльных за мистером Найтом, мистером Хоумом и преподобным мистером Кокберном, который был кузеном его светлости. Хирурги, срезав с него одежду, осмотрели рану и признали ее смертельной. В течение первого дня он сильно страдал, но острые боли оставили лорда Камелфорда с четверга до вечера субботы, когда его жизнь подошла к концу.

Преподобному мистеру Кокберну, который неотступно находился при нем, лорд выразил свою уверенность в милосердии Господа. В моменты сильных болей он кричал, что искренне надеется – страдания, которые ему приходится испытывать, искупят совершенные им грехи. «Я бы от всей души хотел, – говорит мистер Кокберн, который написал об этой истории, – чтобы поклонники разгульного образа жизни и безверия находились у смертного ложа этого бедняги и могли бы слышать его слова раскаяния в прошлых неправедных поступках и надежду на милость Господню, его предсмертные обращения к одному из близких друзей с призывом в будущем жить мирно и добродетельно. Я думаю, что это произвело бы впечатление на них, как и на меня, и это было бы нелегко стереть из памяти».

Так в расцвете лет умер лорд Камелфорд, которому было всего двадцать девять лет. Его заблуждения и дурачества часто бывали предметом разговоров в обществе; но у него были и ценные достоинства: так, он освободил многих должников из тюрем метрополии. Вердикт королевского жюри гласил: «умышленное убийство некоего лица или неизвестных лиц». Против мистера Беста было выдвинуто обвинение, но оно было отвергнуто Большим жюри.

При вскрытии тела после смерти выяснилось, что пуля попала в правую часть груди между четвертым и пятым ребром, сломав последнее, и, пройдя через правую долю легкого, поразила шестой позвонок, где и осталась, перебив спинной мозг. В грудной полости скопилось более шести кварт (1 англ. кварта равна 1,137 л. – Ред.) крови, которая, сдавливая легкие, не давала дышать. С момента ранения все части тела ниже пораженного позвоночника потеряли подвижность и чувствительность, а поскольку раненый не мог откашливаться, левое легкое наполнилось слизью, что, наконец, привело к асфиксии и смерти.

Лорд Камелфорд завещал тысячу фунтов для покупки участка земли в кантоне Берна в Швейцарии, между тремя деревьями, где и хотел быть похороненным.

Некоему полицейскому офицеру, который пытался предотвратить эту дуэль, Камелфорд вручил триста гиней (золотая монета, равная 21 шиллингу, тогда как 1 фунт стерлингов равен 20 шиллингам. – Ред.), в то же время выразив пожелание, чтобы он ушел в отставку, или же он вышибет ему мозги, и те, кто знали его светлость, думают, что у офицера хватило благоразумия с деньгами или без них уйти в отставку. Мистера Беста и его секунданта, а также секунданта лорда Камелфорда обвиняли в том, что при приближении чужого человека они оставили его светлость лежать на спине на поле, залитом водой, но, умирая, он заявил, что все стороны действовали как люди чести.

Фатальная дуэль между Диллоном и Кайаном тоже состоялась из-за женщины.

Господа Мануэль и Бомон были преуспевающими агентами Парижской фондовой биржи; у Мануэля были шестеро детей и жена, с которой он счастливо жил. Он получил два анонимных намека, что жена регулярно изменяет ему, но беспечно порвал их и отнесся к этому обвинению с презрением; тем не менее в третьем полученном послании приводилось место встречи, час и сигнал, по которому его впустят. Он отправился туда, дал сигнал и был встречен своей же женой, которая обняла его, приняв за своего соблазнителя Бомона.

Мануэль был поляком. Он продал всю свою собственность во Франции и вернулся на родину, предложив жене, что простит ее, если она бросит соблазнителя и останется со своими шестью детьми, но она отказалась. Примерно через шесть месяцев Мануэль, у которого были дела в Париже, встретил Бомона на бирже. Они обменялись несколькими словами и договорились о дуэли, в ходе которой Мануэль получил пулю в сердце от любовника своей жены!

Сестра одного морского офицера, по фамилии Ллойд, готовилась к замужеству – ее обольстил капитан Пауэлл. Бедняга Ллойд взял отпуск, чтобы присутствовать на свадьбе. Но соблазнитель от нее отказался, результатом чего была дуэль. Она состоялась в графстве Уэстмит (Ирландия), и оба дуэлянта были убиты при обмене вторыми выстрелами. Перед смертью Ллойд настойчиво интересовался, мертв ли его противник, и, получив ответ, что тот погиб от выстрела в голову, снял кольцо, которое обещал своей сестре, и отправил ей с посланием, что отомстил за нее.

В ноябре 1826 года в Каркасоне (юг Франции) капитан Шассер, чей гарнизон стоял в этом городе, соблазнил дочь вдовствующей дамы. Последствия их отношений скоро стали очевидны, но капитана тщетно уговаривали жениться на этой молодой особе. Вместе с полком он отбыл в Хесден. Молодая женщина в сопровождении матери и брата последовала за ним и решительно возобновила разговор на эту тему, но он отказался, мотивируя отказ тем, что недостаточно обеспечен. Брат предложил выделить сестре часть своего состояния, но капитан продолжал отказываться. Молодая женщина впала в отчаяние, заявила, что хочет умереть, и во время посещения кладбища потеряла сознание. Брат послал капитану вызов, и, безрезультатно обменявшись четырьмя выстрелами с расстояния в двадцать пять шагов, пятым он попал в глаз соблазнителю, и тот умер на месте.

Господа Барнард и Эльфинстон, два близких друга и родственника, в июле 1825 года в Кроули-Коммон дрались из-за женщины. Вторым выстрелом мистер Э. был ранен в бок.

В апреле 1823 года состоялась встреча между подполковником Ч. из гренадерской гвардии и лейтенантом Ф. из 13-го полка легких драгун. Последний, дождавшись выстрела своего противника, не стал отвечать на него. Предполагается, что причиной ссоры были какие-то внутренние разногласия.

Миссис Мейси с дочерью прибыла из Сан-Доминго (так в XVIII в. и до 1804 г. назывался остров Гаити, с 1697 г. (официально) до конца XVIII в. французская колония. – Ред.) в Новый Орлеан. Она была замужем за мистером Энтони, который уклонился от встречи с ней, решив отправиться в места, где живут индейцы-натчезы. Она развелась со своим странным мужем, который к тому же оскорбил ее. Брат бросил вызов обидчику, и эта встреча привела к четырем другим дуэлям, две из которых кончились смертельным исходом.

Очень милая и дружелюбная молодая девушка, которой, к горю ее семьи, больше нет с нами, была оскорблена недостойным поведением молодого человека, с которым она не была знакома. Она доверительно рассказала об этом случае своему отчиму, считая, что тот может предотвратить повторение подобных оскорблений. В семью генерала К., куда, случалось, приглашали этого оскорбителя, было незамедлительно доставлено следующее письмо:

По прошествии очень короткого времени после получения этого письма тот человек, которому оно было адресовано, в сопровождении мистера Х. К. явился и представил незапечатанное письмо, настолько делавшее честь его автору, что его публикация была сочтена неблагородной; нам известно, что молодой джентльмен, написавший его, с тех пор стал весьма известным лектором по вопросам христианской морали.

Весной 1829 года майор Г. настойчиво добивался внимания молодой дамы из Дублина, пока ее отец был по делам в Англии, а брат со своим полком – в Индии. Она очень подробно рассказала о всех обстоятельствах матери, которая решила поговорить с этим офицером, и результат оказался таким, чего и следовало ожидать, – были призваны родственники, и мы оказались среди ближайших, которые могли защитить даму от нежелательного внимания. По почте пришла его карточка с извинениями и честным словом, что он больше ничего такого себе не позволит.

Капитан Кеппл рассказал о критическом отношении иранцев к дуэлям, которое имеет место в случаях недостойного поведения по отношению к чувствам, личности или чести женщин. «Как глупо со стороны мужчины, который хочет убить своего врага, подвергать свою жизнь опасности, когда он может куда надежнее достичь своей цели, пристрелив врага из-за скалы». Так и было в случае с оскорблением жены Гамильтона, которую ночью выгнали с ее земель и из замка, и ее оскорбленный муж застрелил регента Мюррея через окно.

Капитан Фицджеральд нанес серьезное оскорбление чести семьи Кингстон и обменялся четырьмя выстрелами с нынешним виконтом Лортоном, а когда сделал попытку возобновить свои нападки, то был застрелен в своей спальне ныне покойным графом, который не мог позволить, чтобы сын снова подвергал опасности свою жизнь. Это было очень громкое дело. Граф Кингстон был судим и оправдан своими пэрами, ибо не было свидетелей его поступка. Но давайте сделаем предположение, которое вполне в пределах возможного, что это всего лишь предостережение таким негодяям, как герцог Бекингем, который оскорбляет мужа или отца, а затем убивает его на дуэли. Сестра, жена, а также дочь Виргиниуса были совращены, и он убил обидчика в порыве страсти, сказав: «У закона нет лекарства для моих ран. Если я застрелю воров, которые возьмутся в полночь грабить мой сад, я не должен и часа провести в тюрьме. Я знаю, что могу быть казнен как преступник за убийство такого негодяя, который лишил меня куда большего, чем могут дать сады всего мира; но я предпочитаю такую смерть, чем гибель от руки соблазнителя, который, возможно, выживет в нашей с ним дуэли».

Мы далеки от того, чтобы защищать такое ужасное преступление, как убийство, но мы принимаем его, если отец, муж или брат мстят за нетерпимое оскорбление женской чести, и хотя такой мститель станет жертвой закона, его поведение более понятно, чем если бы он согласился на такую встречу, которая, к сожалению, состоялась у бедного Ллойда с капитаном Пауэллом. Если уж человеку приходится драться, то между сторонами должно быть какое-то равенство.

«Представьте себе, – говорит знаменитый писатель, – что, задержав человека, который убил мою жену, я приведу его в суд и потребую справедливости. Что мы должны думать о том судье, который потребует, чтобы преступник и я тянули жребий, кто из нас должен быть повешен».

Поскольку мы помним несколько случаев, в которых неуравновешенный и капризный характер дамы приводил достойных джентльменов к гибели на дуэли, мы хотели бы напомнить им, что представление о женщине всегда связано с мягкостью и милосердием, и, когда она требует от рыцаря сослужить ей какую-то службу, она должна помнить о свойственной ей мягкости и человечности. Шиллер заставил рыцаря де Лоржа (Делоржа) спуститься в страшную яму, чтобы вырвать у диких зверей латную рукавицу, но только для того, чтобы бросить ее госпоже Кунигунде, а затем навсегда отвернуться от женщины (стихотворение «Перчатка». – Ред.). В «Смерти Артура» мы видим, что рыцарь совершает опасный подвиг, но женщина, по указанию которой он идет на него, навсегда потеряла своего отважного рыцаря. «Если женщина вынудит меня на это, – говорит пожилой воин в известном романе, – я исполню, но больше никогда не посмотрю на нее».

В будущем, доведись какой-нибудь добродетельной женщине, замужней или одинокой, оказаться в затруднительных обстоятельствах, вызванных непозволительным поведением грубияна, мы бы хотели, чтобы она, в случае необходимости, предоставила нам конфиденциальное заявление о таких фактах. И она может быть уверена, что оно попадет в руки того, кто ценит женскую честь и может оказать эффективную помощь, не подвергая опасности жизнь ее мужа, брата, отца, друга или возлюбленного.