Восхождение Карла Великого на франкский престол в 771 г. ознаменовало начало новой эры в искусстве ведения войны так же, как и во всех остальных областях. В начале его правления каждая тевтонская нация обладала собственными боевыми традициями; к концу его все эти народы объединились, основав государство, за исключением разве что англичан и остатков вестготов, живших в Испании. До образования империи эти разрозненные народы мало общались между собой, но после 800 г. все они стремились к одним и тем же политическим целям под властью единого правителя. Единство цели, сформированное во время этого долгого и триумфального правления, навсегда сохранилось в странах Западной Европы. Вне зависимости от национальных различий, начиная с этого времени они развивались по одному стандарту, благодаря чему сформировалось и единство мыслей, верований, искусства, письменности и военного дела, которое является такой заметной и удивительной чертой Средневековья. И конечно же именно этим объясняется тот факт, что Шарлемань заменил грубую и Неэффективную тактику боя и оружие франков на более совершенные изобретения лангобардов. Еще до коронации Карла наблюдалось некоторое движение в сторону усовершенствования методов ведения войны: во времена правления Меровингов франки начали создавать из небольших групп конных телохранителей раннего периода аристократические отряды кавалеристов, закованных в доспехи. Этот процесс ускорился в связи с внезапным появлением сарацин на юге Франции в 725–732 гг. В течение следующих сорока лет произошла серия захватнических войн между сарацинами и лангобардами, а также и северянами-саксами. Как сарацины, так и лангобарды сражались верхом; таким образом, франки, по-видимому, сформировали свою кавалерию в ходе войны с испанскими эмирами и Астульфом Лангобардом, с целью научиться справляться с подобным противником. Безусловно, сражаться против всадников, имея на своей стороне пехоту, было невозможно до того, как англичане начали активно использовать свое национальное оружие – большой лук. До этого времени на полях сражений царили тяжеловооруженные всадники, и с этим приходилось считаться.

Несмотря на требования времени, до времен правления Шарлеманя конные отряды составляли не самую значительную часть франкского войска. Однако Карл Великий вел войны гораздо более широкого масштаба и потому немедленно начал увеличивать количество конных солдат в своих войсках. Его первые военные ордонансы доказывают, насколько король жаждал сохранить внутри страны как можно больше ресурсов для армии. В 779 г. он объявил, что ни один торговец не может экспортировать кольчуги. Этот же приказ повторно появился в 805 г. Таким образом, практически сошла на нет торговля оружием с вендами и аварами. Любому торговцу, которого поймали бы при попытке переправить кольчугу за пределы королевства, грозила конфискация всего имущества, – и это еще одно свидетельство того, что в государстве Карла Великого существовали крупные центры по изготовлению доспехов, продукцию которых жаждали приобрести за его пределами. Иначе специальные указы, запрещающие экспорт, просто не пришлось бы создавать – раз они были, значит, основные источники поступления качественного вооружения для армии находились внутри страны и нуждались в охране. Вряд ли указы так уж сильно повлияли на благополучие оружейников – скорее всего, с тех пор, как король утвердился в своей государственной политике, им в основном приходилось выполнять заказы казны.

В 774 г. Карл Великий покорил ломбардов и немедленно издал свод военного законодательства, который распространял на них франкские правила относительно обязательной воинской повинности и в котором, в частности, определялась пеня за нарушение королевского «запрета» – шестьдесят сольди. За дезертирство перед лицом противника полагалась смертная казнь или, по крайней мере, жизнь и имущество виновного отдавались в распоряжение короля. Интересно отметить, что в Ломбардском капитулярии 786 г. все до единого коренные жители, клявшиеся в послушании королевской власти, описывались как всадники. Это: «Деревенские жители, или люди графов, епископов и аббатов, или обитатели королевских земельных владений или земель, принадлежащих Церкви, все, кто держит феодальное владение или служит вассалом своему лорду, все те, кто пришел в войско с лошадью и оружием, щитом, копьем, мечом и кинжалом».

Таким образом, служба в армии потеряла добровольный характер и стала обязанностью каждого взрослого мужчины. Строго говоря, во время таких широкомасштабных войн, которые вел Шарлемань, это было обусловлено политической необходимостью, но для его народа это было серьезным переворотом в жизни. Отныне каждый должен был уметь обращаться с оружием; в армии новобранцы проходили тренировки и готовились к тому, чтобы стать настоящими воинами. Конечно, до выучки профессионального солдата крестьянину, оторванному от своего поля и впервые столкнувшемуся с армейской муштрой, было далеко; впрочем, во времена, когда каждому грозило если не нападение врага, то разбойники или те же солдаты, отставшие от своих частей и рыщущие в поисках поживы, мало-мальски сражаться умел каждый. Поэтому королю вполне удалось преуспеть в создании дееспособной армии из своих подданных.

Обладание огромным войском из всадников имело в ходе войны огромную ценность для Шарлеманя, особенно когда речь шла об аварах, народе того же корня, что и гунны, * основном состоявшего из потомков уцелевших воинов Аттилы, обосновавшихся в Венгрии. Традиционно это были мастера конного боя; сражаться с ними, имея на вооружении исключительно пехоту, было бы очень неудобно, но король позаботился о том, чтобы было чем встретить противника.

Комментарии Пола Дикона в VII в. и Эйнхарда в VIII в. дают ясное представление о том, как выглядел ломбардский воин; именно их появление в империи франков и то, что они сформировали костяк армии, сделало ломбардов образцом, по которому формировались все рыцари Средневековья.

Пока правил Карл Великий, его войско непрерывно увеличивалось и совершенствовалось. Законом было установлено, что все люди, владеющие определенным количеством земли, обязаны служить в войсках, и каждый из них должен быть экипирован в соответствии со своим имуществом и статусом; начала развиваться система феодальных отношений. С ее организацией было связано множество «капитуляриев». В одном из них говорится, что все «люди» (наделенные землей вассалы) графов, епископов и аббатов должны иметь шлем и кольчугу; в другом есть намек на то, что имело место обучение военному делу: на телегах воины, отправляющиеся в армию, должны были иметь копья, топоры, окованные железом шесты, повиссы, тараны и механические пращи; королевские маршалы должны были следить за доставкой камней, которые можно было бы метать с их помощью. Совершенно ясно, что эти вещи использовались при обучении новобранцев военному делу. Возможно, что среди всех этих документов самым интересным является тот, который в 806 г. призывал аббата Фулрада явиться на службу:

«Ты должен прийти в Стасфурт на Боде к 20 мая со своими людьми, готовыми нести воинскую службу в любой части королевства, в какую я их направлю; а это значит, что тебе нужно принести с собой все оружие, и принадлежности, и воинское снаряжение: одежду и продовольствие. У каждого всадника должен быть щит, копьё, меч, кинжал, лук и колчан. На телегах у вас должны быть пригодные к употреблению лопаты, топоры, копья и окованные железом шесты, и все другие вещи, нужные войску. Еды должно хватить на три месяца, а одежды – на шесть. По пути вы не должны причинять вреда нашим подданным и касаться чего бы то ни было, кроме воды, дерева и травы. Твои люди должны идти вровень с телегами и лошадьми (по-видимому, имелись в виду запасные лошади) и не покидать их до тех пор, пока ты не придешь на место сбора, так, чтобы они не разбежались и не натворили бед. Если ценишь наше доброе расположение, проследи, чтобы все было выполнено в точности».

В течение следующих семисот лет правители по всей Европе рассылали аналогичные слово в слово приказы. Нужно отметить, что в тексте этом явно содержится безусловное приказание принять меры против мародерства; действительно, если бы молодые, недисциплинированные солдаты имели возможность разбегаться по окрестностям и делать то, что им угодно, то на пути следования армии не осталось бы ни одной деревни, которая не подверглась бы разграблению. Заботясь о мирных жителях, командиры отрядов должны были следить за поведением своих людей, кормить и одевать их из сделанных заранее запасов и не спускать с них глаз под страхом потерять расположение своего господина.

Существует очень живое описание того, как во время итальянской кампании 773 г. войска Шарлеманя вошли в Павию. К сожалению, его записал не современник, а монах монастыря Св. Галла, который, как рассказывает, узнал эту историю от человека, который помнил императора и служил в его войсках. Цитируя эти истории и при этом, возможно, заимствуя кое-что из утерянной поэмы времен правления Карла Великого, он описывает, как король Дезидериус и его оруженосец Огьер де Дан смотрели на приближение войска захватчиков. При виде каждой колонны король спрашивает, не появился ли его соперник Карл с основными своими частями. Снова и снова Огьер отвечает, что Карла еще не видно – массы людей, которые прошли перед глазами, это только его авангард. Наконец равнина потемнела от колонны еще более мощной, чем предыдущие.

«Появился Железный король в железном шлеме, с рукавами железной кольчуги на руках, широкую грудь его защищала она же. В левой руке он держал железное копье, а правая рука была свободна для непобедимого меча. Бедра его защищали железные звенья, хотя большинство людей предпочитают оставлять эти места открытыми, чтобы легче было вспрыгнуть в седло. А его ноги, как и у других воинов, защищали железные поножи. Его щит был из простого железа, без украшений и орнаментов. Впереди короля, и позади, и по обе стороны скакали все его люди, вооруженные настолько похоже, насколько могли себе позволить; так что звон железа заполнял и поля, и все дороги, и на каждом шагу оно отражало солнечные лучи. «Железо, везде железо», – в отчаянии рыдали испуганные жители Павии».

В исходном латинском тексте шлем короля назван ferrea cristata galea, а это подразумевает, что он был украшен гребнем, возможно похожим на те, что изображены на многих рисунках того времени (как показано на рис. 71), или представлял собой более ранний образец, наподобие шлема из Моркена. О рукавах здесь говорится так, как будто они не являются частью кольчуги: подобные вещи были широко распространены в позднем Средневековье. Возможно, что в VIII в. существовали длинные кольчужные рукава, призванные дополнить обычные, доходившие до локтя. Поножи выглядят вполне обычными и напоминают о находке из Вальсгерде и изображении на вазе из Нагисзентмиклоса (практически современной Шарлеманю). На ней изображена фигура воина, очень похожая на данное монахом описание Карла (см. рис. 52). Столетием позднее появляются новые доказательства того, что железные поножи (ноголенники) были в ходу.

А как же насчет «непобедимого меча» Карла? Каждый слышал о бессмертном мече Жуайёзе (Радостном), и большинство знает о том, что в Лувре хранится Коронационный меч королей Франции, который всегда называли мечом Шарлеманя. Приблизительно пятьдесят лет назад все еще сохранялось убеждение, что он действительно принадлежал великому императору, однако некоторые любители старины конца XIX в. с мелочным скептицизмом начали искать доказательства того, что это было не так, и меч представлял собой всего лишь подделку XII в., призванную заменить настоящий. Мало известно случаев, когда форма и декоративные украшения настолько ясно указывают на определенный период; в этом случае они говорят о том, что изделие принадлежит к IX, а вовсе не к XII в. Помимо этого факта, нет причины, по которой это прекрасное оружие должно было хотя бы связано с Шарлеманем при жизни его или сразу после смерти. В 1803 г., когда Наполеон приказал приготовить меч для своей коронации, к его рукояти литого золота добавили новый черенок, а лезвие (сделанное по типу, вполне характерному для IX в.) полировали и натирали так долго, что оно стало очень тонким, гораздо уже, чем было изначально. Тому, кто задумал бы убедить себя, что это и есть Жуайёз, понадобилось бы приложить много усилий; однако нет никакого сомнения, что клинок сделали через несколько десятилетий после коронации Карла в Риме, на Рождество 800 г.

В Вене хранится еще один великолепный меч, владельцем которого считают Шарлеманя. Согласно легенде, он был подарен королю Гаруном аль-Рашидом, легендарным калифом Багдада, но, судя по искривленному лезвию и рукояти странной формы, очень напоминающим персидские и североиндийские мечи XVII и XVIII вв., это не восточное оружие; ранние мечи там всегда были прямыми. Такой тип оружия в IX и X вв. часто использовали в Венгрии, и доказательством этому служат многочисленные находки, сделанные в могилах того времени. Более всего на венский образец похожа находка из погребения в Таркзале (Токайские горы); накладки ножен здесь похожи на аналогичные детали меча Шарлеманя, но меч (или, по крайней мере, могила) принадлежит к более позднему, X в.

Лезвие этого меча слегка искривлено и заточено с двух сторон чуть менее чем на половину длины; крестовина короткая, с закругленными концами, украшенными арабесками и рельефами; навершие, в форме слегка закругленной шапочки, оформлено подобным же образом. Рукоять покрыта рыбьей кожей, ее обвивают три золотые ленты с драгоценными камнями (более позднее добавление времен Средневековья, рис. 74). Этот меч, так же как и оружие из Лувра, использовали при коронации императоров. В 814 г. закончилось правление Шарлеманя, и, как только эта потрясающая фигура сошла со сцены, империя начала распадаться на части. В течение следующего столетия Франция и Германия стали самостоятельными государствами.

В 936 г. королем Германии стал Оттон I, потомок Шарлеманя. В 962 г. в Риме его короновали как императора Запада, и с этого времени вплоть до 1806 г. правители Германии носили этот титул. Отгона I заслуженно называли Великим; он основал династию, из которой в Средние века вышли самые яркие и способные монархи. Под властью этого короля и его ближайших последователей Германия стала ведущим партнером в огромном семейном предприятии, основанном Шарлеманем. Вклад его был настолько велик, что имя монарха дало название целому культурному периоду: мы говорим об искусстве эпохи Отгона точно так же, как и об искусстве эпохи Каролингов. И для этого есть основания. В то время как викинги давали материал для саг, которые слагали северные скальды, свет христианского учения, такой же яркий, как и свет учения языческого, бережно хранили в великих монастырях, таких, как Фульда, Райхенау и монастырь Св. Галла, спрятанных в самом сердце Германии, вдали от побережья, которое опустошали скандинавы. В их стенах находили убежище ученые и художники, которых изгнали из Ионы, Линдисфарна, Клонферта, Бангора, Клонмакнойза, Льежа, монастыря Св. Тронда и Мальмеди. Они покидали свои аббатства, проклиная край, который оставили, но, убегая, забирали с собой множество драгоценных книг. В скрипториях этих тихих убежищ многие художники работали рука об руку с учеными, иллюстрируя манускрипты, которые те писали или копировали. В то время как норвежские герои сражались со скоттами и ирландцами, а даны – с саксами и франками, они мирно рисовали картинки о подвигах Саула, Давида и братьев Маккавеев. По милости Провидения, которую нам следует благословить, они знали об этих древних героях только то, что сказано в Ветхом Завете, и рисовали их в костюмах своего времени. Отгон служил моделью для Давида, а его бароны и рыцари – для воинов-филистимлян. Таким образом, благодаря тому, что художники Райхенау не разбирались в археологии, они смогли дать нам полное представление о том, как был одет и вооружен воин X в.

В глазах людей викторианского периода эти рисунки были причудливыми и незрелыми, как и должно было быть, если судить с позиций тогдашних художественных стандартов. Сегодня их проще понять и оценить по достоинству, поскольку мы больше расположены видеть вещи такими, какими их видели в X в., и дьявол с ней, с исторической правдивостью. Художники монастыря Св. Галла и Райхенау были хорошими рисовальщиками, вполне зрелыми; не были они и отрезанными от мира людьми, ничего не видевшими за стенами аббатства и не имеющими представления о вождях и королях. Они очень хорошо знали свой мир и все, что в нем происходит; замечали все, что видели, и в точности переносили на пергамент. Буквальный подход отличал художников Средневековья. Мы можем быть уверены, что эти люди рисовали то, что видели, а видели они вещи такими, какими были те на самом деле. Правду сказать, встречались плохие и не внушающие доверия рисунки, но в период между правлением Карла Великого и Карла V было создано столько необыкновенно хороших, что трудно выбрать среди них один какой-то объект для изучения. Начиная с этого момента почти каждую часть военного снаряжения, которую я буду описывать, можно увидеть на иллюстрациях к манускриптам, а те при желании – сравнить с сохранившимися оригиналами.

К примеру, взгляните на рис. 75, из «Золотого кодекса» св. Эммерана, написанного в 870 г. для Карла Лысого. На нем изображена фигура королевского оруженосца с картины, занимавшей целую страницу и посвященной окружению короля. Меч, который он держит, представляет собой очень ясно выписанный образец типа III, а на ножнах видны две большие заклепки куполообразной формы, такие же, какие сохранились на мече из Саттон-Ху. По тому, как пояс обернут вокруг ножен, похоже, что заклепки служили для того, чтобы придерживать концы перевязи. Из «Золотого Псалтыря» св. Галла, который, как известно, был закончен в 883 г., я взял рисунок, на котором изображен другой, более простой вариант франкского шлема с полями (рис. 76). Это изображение Саула, очень живое и мужественное. Он готов бросить в Давида (который прячется под деревом в другой части страницы, которая в противном случае была бы пустой) длинное копье; интересное оружие, поскольку его наконечник выглядит точно как множество «крылатых» копий, которые находили в могилах. Полы его кольчуги свисают на бедра и похожи на короткие штаны. На других рисунках из того же источника мы видим группы воинов, некоторые из них пешие; в действительности это не пехотинцы, поскольку стоят (или лежат, как будто только что упали) возле своих коней. В каждом случае кольчуга свободно свисает до колен, как рубашка, поэтому ясно, что здесь нет никаких штанов. Норманнские кольчуги кроились по другому образцу, как мы увидим на рисунках с гобелена из Байе. В другом манускрипте из монастыря Св. Галла, принадлежащем к первой половине X в., мы обнаруживаем очень одушевленное изображение сцены боя из Книги Маккавеев.

Здесь присутствуют мечи того же типа, который мы находили в могилах викингов, но в их естественном окружении. На рис. 77, а изображен сломанный меч, лежащий на поле сражения; 77, b – оружие находится в руках всадника (обратите внимание на то, как он положил указательный палец на нижнюю гарду). На рис. 77, с вместо того, чтобы сделать то же самое, воин кладет мизинец на навершие – удивительно уродливая хватка, которую можно увидеть на многих рисунках X в. Трудно понять, почему это так, поскольку держать меч такого типа этим способом должно быть на редкость неудобно. Тем не менее мужчина с крупными руками вынужден был держать один из пальцев за пределами рукояти, поскольку Обычно она была слишком короткой для того, чтобы вместить четыре пальца большого размера (всего лишь от 3,5 до 4 дюймов). Надо отметить, навершия у этих мечей обыкновенно очень плоские и отлично ложатся в ладонь. Другой воин Маккавеев изображен держащим меч в обеих руках (рис. 77, g), причем одна сжата поверх другой. На нем шлем, очень похожий на тот, датирующийся VI в., который нашли в могиле в Моркене, и с такими же пластинами, закрывающими уши. На другой картинке из того же источника присутствует несколько воинов в подобных, хотя и гораздо менее заостренных наверху шлемах. Они имеют форму купола, а промежутки между бронзовыми лентами выкрашены ровным черным цветом. В Швейцарском национальном музее в Цюрихе хранится точно такой же шлем; часть, облегающая голову, сделана из одной железной пластины, в отличие от более ранних типов под названием Spangenhelm. Бронзовые ленты, перекрещивающиеся на поверхности этой части, служат для увеличения прочности изделия и для украшения, вместо того чтобы скреплять отдельные пластины. Они дополнены простым бегущим орнаментом из побегов, очень похожим на декоративный мотив, начавший в IX в. появляться в оформлении манускриптов, а также на тот, что можно найти на рукоятях некоторых мечей типа IV (в особенности находки из Гравраака, Норвегия, и Килменхама, Ирландия), которые, как предполагается, сделаны франками. Этот шлем (его нашли в Швеции в 1927 г.) музейные авторитеты из Цюриха считают сарацинским, хотя, казалось бы, так много признаков указывает на его франкское происхождение: место, где была сделана находка, аналогия с рисунком из монастыря Св. Галла и очень характерный орнамент. Судя по всему, это переходный стиль, нечто среднее между Spangenhelm, состоящим из множества пластин, и куда более совершенными образцами XI в., сделанными из одного куска металла. В лондонском Тауэре хранится замечательный образец Spangenhelm. Его взяли взаймы из Ливерпульского музея, а нашли в 1854 г. в Пруссии. Если не считать боковых пластин, он очень походит на шлем из Моркена (см. рис. 54). В сагах часто говорится о щитах, раскрашенных в разные цвета, причем каждый цвет занимает либо четверть, либо половину его поверхности. В манускрипте монастыря Св. Галла приводятся изображения нескольких щитов с перемежающимися темными и светлыми частями. У них очень странные заклепки, длинные и остроконечные, выступающие приблизительно на 8 дюймов от поверхности. Было найдено множество таких заклепок (рис. 78), хотя это скорее редко встречающийся тип. На одной из этих батальных иллюстраций (все с того же манускрипта) есть изображение лошади без всадника, со свободно висящими стременами (рис. 79). Сравните их с рис. 80, изображением стремени IX в., найденного в Лондоне.

Нам вдвойне повезло и в том, что викинги способны были рассказывать такие живые истории о своих героях и так подробно, и в том, что в другой части Европы, вдали от них, существовали художники, которые умели рисовать оружие тех самых героев. Сравнив изображение с описанием, а потом и то и другое – с сохранившимися кусками, мы можем с уверенностью сказать, что в IX–X вв. по всей Европе воины носили похожее вооружение.

Прошло чуть больше столетия с тех пор, как норвежцы поселились на землях, которые закрепил за ними договор 911 г., и их напоследок обуял древний дух бродяжничества. В 1038 г. сыновья Танкреда де Хотвилля во главе военного отряда отправились на юг Италии, где за удивительно короткое время смогли стать хозяевами Апулеи и Сицилии, основать королевство, которое жило и процветало в течение следующих 200 лет. Гораздо более масштабным стало вторжение герцога Уильяма Бастарда в Англию в 1066 г. Я назвал его где-то (фраза, которую я заимствовал у сэра Мортимера Уилера, не в силах противиться искушению) «кульминационным приключением эпохи викингов», хотя возможно, его не стоит рассматривать как таковое в отрыве от других исторических событий. Был ведь великий набег норвежского конунга Харальда Хардреде, которого король Англии Гарольд столь блистательно разбил на Стамфордском мосту, всего за три недели до Сенлака. Этими двумя экспедициями, одной столь катастрофичной и другой столь же триумфальной, закончилась эпоха викингов, но прежде, чем мы расстанемся с ней, уместно будет рассмотреть оружие и методы ведения войны норманнов. У нас есть два документа, из которых можно извлечь необходимую информацию: гобелен из Байе и длинная поэма на норманндском диалекте под названием «Роман о Ру». Он представляет собой нечто вроде пересказа саги, поскольку излагает историю Хрольфа (Ролло) и его последователей, герцогов Нормандии, и заканчивается описанием битвы при Сенлаке. Поэма была написана спустя девяносто лет после сражения, очень плохо рифмованным стихом, изобилующим неточностями в словоупотреблении, поэтому его совсем не стоит считать литературным шедевром, хотя произведение это очень живое и красочное. Гобелен из Байе широко известен специалистам и является одним из важнейших предметов изучения археологии оружия. Было бы педантизмом называть его по-другому, хотя в точном смысле слова это вовсе не гобелен: все фигуры вышиты на материи, а не вытканы вместе с ней. Материалом послужил грубый холст, а сама вышивка сделана двумя видами шерстяной нити восьми цветов: три оттенка синего (один из них настолько темный, что кажется почти черным), светло– и темно-зеленый, красный, желтый или желтовато-коричневый и серый. Изображение по стилю очень напоминает иллюстрации к книгам того же времени или несколько раньше. Это существенный, хотя и не единственный и даже не самый лучший источник информации о том, как вооружены были люди ближе к концу XI в. Вероятно, гобелен вышили приблизительно через двадцать лет после норманнского нашествия по приказу епископа Одо из Байе для нового аббатства, которое он там строил. Все признаки говорят за то, что работа велась в Англии. Это единственная сохранившаяся вещь такого рода, хотя встречались упоминания и о других. К примеру, в саге о Вольсунгах рассказывается, как Брунгильда в своем доме в Хлимдале сидела, покрывая золотом ткань и затем вышивая на ней изображения великих деяний Сигурда: «Сидела, покрывая одежду золотом и поверх него вышивая повесть о великих делах, которые совершил Сигурд; о том, как он убил Червя и забрал его богатство».

И даже еще более близкую параллель можно провести с занавесями, которые подарила кафедральному собору Эли Этельфлэд, вдова Биртнота, павшего в битве при Малдоне в 991 г. Они вдохновили создателя последней и самой благородной поэмы на староанглийском – той, что заканчивается прекрасными строками:

Не правда ли, чувства были одинаковыми, как на полях Потье и Азенкура, так и в небе над Кентом в 1940 г.

«Роман о Ру» написал приблизительно в 1160 г. Роберт Уэйс. Он служил в Байе и, возможно, использовал гобелен как один из источников информации. Как он сам говорит, другим источником выступал его отец, который мог рассказать кое-что из своих собственных воспоминаний. На основе всего этого и был написан один из величайших памятников если не мировой литературы, то хотя бы мировой истории. Теперь мы можем воспользоваться им в качестве одного из свидетельств относительно того, каким же оружием и доспехами пользовались европейские воины в период, который описан в этой главе.

И норманны и саксы носили точно такие же доспехи, какие были в моде за сто лет до 1066 г. и остались спустя почти сто лет после: шлем в форме конуса, с пластиной, защищающей переносицу, или без нее, длинный щит, кольчужную рубаху с рукавами до локтя и подолом, ниспадающим до колен, с разрезами внизу для удобства верховой езды. Во всех сценах битвы при Сенлаке на герцоге Уильяме надеты доспехи, с которыми мы прежде не встречались, – его икры защищены чулками из кольчужного полотна, а не рейтузами или полотняными штанами, как у других.

Другая часть доспехов, которая часто вызывает замешательство, – это хаубержон. Уэйс рассказывает, что герцог Уильям, собирая своих людей на бой, son bon haubert fist demander, в то время как его кузен епископ Одо un haubergeon aveit vestu. Сам герцог вооружился копьем и мечом (один-два раза на гобелене его можно увидеть с дубиной в руках, но об этом не упоминается в поэме). В то же время епископ был легко вооружен, и в «Романе о Ру» особо упоминается, что из-под края его хаубержона видна была белая туника, так что, по-видимому, он представлял собой короткую броню, доходящую только до талии, а не до колен, как кольчуга. Мне бы хотелось снова сослаться на манускрипт св. Галла, относящийся приблизительно к 900 г. В одной из боевых сцен из истории Маккавеев некоторые воины носили длинные кольчуги, а другие – короткие хаубержоны, от края которых ниспадали до колен белые туники. Вспомните, что говорилось о кольчугах викингов: некоторые из них были очень короткими. По-видимому, этот тип родственен хаубержону и появился одновременно с ним, хотя викинги такие доспехи использовали довольно редко.

Упоминая о доспехах в манускрипте св. Галла, я сказал, что, как только воины спешивались, их полы переставали походить на штанины. На гобелене все выглядит иначе: они тесно прилегают к бедрам, если не считать изображений того, как доспехи стаскивают с мертвых. При существовании почти неопровержимых свидетельств того, что в конце X в. таких кольчужных комбинаций не существовало, можно заключить, что люди, которые работали над фигурами (или, возможно, художник, причем очень хороший, который нарисовал эскиз для вышивки), не были уверены, как лучше изобразить длинную кольчугу с разрезами спереди и сзади.

Норманнский щит использовали в конце X в., в чем мы можем убедиться благодаря иллюстрации в Евангелии Оттона III, созданном между 983-м и 991 гг. (рис. 81). Здесь изображен человек, которого можно легко перепутать с воином 1150 г.: на нем конический шлем с куском полотна на затылке, кольчуга немного короче норманнской, под которой одет килт из полотна или чего-то вроде того, а длинный щит закрывает его от колена до плеча.

За ним стоит еще один человек и держит меч с круглым навершием, центр которого выкрашен красным – как я уже говорил, это признак недавнего происхождения такого типа навершия. Воин, одетый практически так же, возникает на купели черного мрамора в Льеже, которую можно датировать 1120 г.

Щит описываемого типа носили всадники, и его форма диктуется пространством от шеи коня до бедра седока (рис. 82). Нетрудно догадаться, что круглый щит плохо защищал бы его с левой стороны, в особенности при использовании копья. Длинный щит не только заполняет брешь, но и защищает ногу.

На гобелене многие англичане изображены пешими, но с длинными щитами, хотя многие используют старомодные круглые образцы. Чувствуется, что если бы Льот использовал такое же защитное приспособление, то не умер бы от удара, который нанес ему Эгиль. Возможно, именно о нем говорилось в саге о св. Олаве, где короля предупреждали, что на борт корабля его принесут на собственном щите; хотя кажется сомнительным, что такие вещи использовали на море: на борту корабля длинный щит был бы так же неуклюж и бесполезен, как круглый – в конном бою.

Большой английский топор, множество образцов которого подняли со дна Темзы, хорошо изображен на гобелене; и мы видим, что длина древка составляет добрых 4–5 футов. И это заставляет вспомнить пастуха, рассказавшего Хельги Хардбейнссону о лезвии топора, которое, казалось, было длиной в два фута. Недостаток этого топора состоял в том, что его приходилось держать двумя руками и обходиться при этом без щита.

И норманны и саксы использовали одинаковое оружие: копья, мечи, а также, хотя и реже, дубины и булавы. Большую часть боя норманнские рыцари несли свои копья на вытянутой руке, либо в позиции, из которой его можно было бросить как дротик, либо держа низко. Только в очень редких случаях его прислоняли к плечу, как мы могли бы ожидать.

В манускрипте Галла «Золотой Псалтырь», на который я уже ссылался, нарисован солдат (вооруженный в точности, как Саул на рис. 76) с копьем, прислоненным к локтю. Однако вероятно, самая интересная деталь этого рисунка другой всадник, несущий перед собой штандарт – не флаг или флажок, а фигуру дракона, закрепленную на шесте (рис. 83) в той же незабываемой манере, в которой был выполнен римский орел, знамена египетских номов и полковые значки армий фараона. Этот дракон очень похож на штандарт Гарольда, изображенный на гобелене, на знаменитого Дракона Эссекса. У континентальных саксов тоже можно найти такие знамена.

Люди из Бурфорда в Оксфордсшире ежегодно в течение 150 лет носили фигуру дракона «во всех концах города, в великой радости, и к ней добавляли изображение великана» в честь победы над королем Мерсии Этебальдом, после которой он потерял свой «штандарт, на котором изображен был Золотой Дракон». В описании сражения, произошедшего перед битвой при Бруненбурге (сага о Бойле), мы читали о том, как Торольф велел трубить в рога, издавать боевой клич и развернуть штандарты. Здесь не говорят, что это был за клич, и в целом все саги об этом умалчивают.

Это, возможно, был один из самых распространенных боевых кличей язычников-викингов, который их христианские потомки все еще использовали в моменты высочайшего напряжения. В начале битвы при Сенлаке саксы кричали: «Святой Крест» и «Всемогущий Боже», но по мере того, как сражение делалось жарче, они перешли на простое «Прочь, прочь!». Уэйс в «Романе о Ру» рассказывает нам об этих криках.

Тактическое использование лука, без сомнения, ускорило поражение саксов, поскольку, если бы в критический момент сражения, когда его самые стойкие воины изнемогали под ливнем стрел, Гарольд не был бы выведен из игры, то за стеной из щитов вокруг штандарта они могли бы продержаться до ночи и тогда исход сражения, возможно, стал бы иным. Однако в Гарольда попала одна из стрел, а норманнский воин зарубил его мечом, когда «рыцари Уильяма прорвались и растоптали штандарт с Драконом и знамя короля, Бойца». Когда спустился вечер, небольшая группа ближайших сподвижников сражалась до самого конца над телом короля и павшим штандартом. Такое мужество заслужило высокую похвалу их противников. «Бушует храбрость англичан и вся их слава», – говорит Норманнский Дракон, Уильям Потье: «Они всегда готовы были ударить сталью, эти сыновья древней саксонской расы, самые бесстрашные люди на земле». К рассвету 14 октября 1066 г. закатилась звезда этой расы и закончилась эпоха викингов. Завоеватель и его воины сами были норвежцами, но не оружие и тактика дедов-викингов дали им победу, а наследие готов, за семьсот лет до того уничтоживших власть Рима. В течение 300 лет, начиная с этого момента, закованный в броню всадник был лучшим инструментом войны. После того как полностью было вырезано войско Гарольда Норвежского и уничтожена армия англичан, во всей Европе не осталось дисциплинированных сил пехотинцев старой норвежской традиции; только на Востоке эти силы просуществовали еще несколько лет – в виде варяжской гвардии императоров Константинополя, да и ту в 1096 г. изрубили в куски норманнские конники.

Таким образом, изменения в способах ведения войны, впервые возникшие при Адрианополе, разрастались, пока не стали достоянием всей Европы. В течение семисот лет сила броненосного всадника росла, и еще долго он царил на полях сражений Европы. По иронии судьбы лишить его превосходства должны были потомки саксов, вырезанных при Сенлаке, поскольку в тот день, когда английские стрелы покончили с французской кавалерией на поле Креси в 1346 г., ее могуществу пришел конец.