Глава 8

Дальнейшая судьба Малого тоже не обошлась без приключений. В то время как бой в заброшенной крепости подходил к концу, Малой, схваченный длиннющей ветвью-лианой взбудораженной Чащобы, перекочевал по кронам деревьев и оказался помещен на старый аномальный дуб, в развилку его полусгнивших ответвлений на высоте семи метров. Видимо, для немедленного поедания этим же фантомным дубом-аксакалом. Чащоба вскоре успокоилась, отшумела листвой, опустила сучья и замерла. Счастливое стечение обстоятельств! Редкое, но очень своевременное и удачное. Малой провисел около часа, ежась и пытаясь размять онемевшие конечности. После неимоверных усилий нащупал рукоять ножа. Выудить оружие из-за пояса в неудобном положении, растягивая опутавшие тело прочные стебли вьюна, оказалось непросто и долго, но пришлось справиться и с этим. Дальнейшие действия для местного Маугли явились делом техники.

Спустя четверть часа он тихо и осторожно пробирался по лесу на юг. Подобрал оброненный под местом заточения арбалет, остальное из личного арсенала оставалось при нем. Прокрался мимо двух отдельных колков, выделяющихся на фоне остального леса своей чернотой, обогнул особо дремучую чащу темно-рыжего цвета с мерцающим пятном аномалии «студень», способной растворять любое тело, и очутился в холмистой местности с частыми, резкими перепадами рельефа. Едва не сверзившись вниз, перебрался через широченную канаву с собравшимися внизу химическими отходами по лежащей сосне, опрокинутой давнишней бурей. На краю кислотной лужи заметил кучу тряпья, костей и гниющего мяса, от всего этого ужасно воняло, вызывая рвотные спазмы. Малой пробежался трусцой метров двести, а затем опять зашагал.

Идти стало труднее из-за крутого склона. Вдалеке показались высокие, метров по семьсот, сопки, а за ними гребень горной гряды. Серые, холодные, почти вертикальные стены, кое-где поросшие мхом. Становилось еще страшнее, потому что солнце уже коснулось крон Чащобы и вершины холма с еще далеким фортом. Малой осмотрелся – справа еловый бор, на несколько километров уходящий черно-зеленым морем на запад, туда, откуда он пришел вместе с отрядом. Впереди скалы с редкими соснами наверху, слева каменистый, пологий склон. Заметно темнело, и оставаться в этом месте не хотелось. Нужно было найти хотя бы какую-нибудь расщелину или грот. Вот уже и верхушка скалы, озаряемая бронзовым закатом, стала исчезать в темноте. Еще пять минут, и стемнеет окончательно. «Чего я тут торчу?» – Малой спохватился и побежал к скале.

Эту ночь он провел на утесе, в хижине одинокого старика, ученого Корнелиуса. Уже в темноте, спотыкаясь и ойкая, мальчишка наткнулся на небольшую квадратную, избушку. Внутри мерцал огонек, а пол скрипел под чьими-то шагами. Малой с протянутыми руками, щупавшими темноту, уперся в стену из толстых мохнатых бревен и заглянул в слюдяное окошко. В полумраке хижины смутно различались печь, столик, кровать и маячивший хозяин-старичок, мастеривший что-то из реек.

Мальчишка постучал в окно. Старик, не отрываясь от занятия, тихо проворчал:

– Кто там еще бродит?

Это его «еще» ошарашило беглеца и заставило поежиться, сжавшись в комок. Значит, кто-то совсем недавно тоже шастал под окнами. Малой обернулся. Никого, но сама тьма сгустилась настолько, что стала какой-то вязкой и почти осязаемой. Он снова прилип носом к окну, пытаясь вглядеться в старика.

Не эберман, не тиирмен и не зомби, а старенький, полуглухой, сухонький дед. Добрый и приветливый, несмотря на жизнь в глухомани и спартанскую обстановку.

Поначалу разговор не клеился, пили чай из каких-то трав, Малой вкратце начал рассказывать, кто он и откуда, но вдруг осекся и косо посмотрел на старика.

– Надеюсь, вы, дедушка, не некрофил, не чумной и… не вампир? – спросил паренек.

– Что ты, внучок, у меня для вампира и зубов-то нет, – дед показал рот, – и лет мне под семьдесят, староват я для любви с покойничками!

– А…

– А, эти-то? Эти шастают тут вокруг, стучатся, просятся. Полно их тут. Вот как ты, интересно, пробрался сюда, через мои капканы и ловушки?

– Какие капканы?

– Ну, те, что я понаставил вокруг избы. Здесь этих тварей полно, будто со всего леса стекаются.

– А я и не видел ваши ловушки, дедушка… Я вообще ничего не видел в темноте.

– Ничего себе! Ну, ты, внучок, даешь! Как тебя?

– Малой. Зовите просто Малой.

– А меня Корнелиусом величать. Будем знакомы? – Старик протянул сухую пятерню.

– Будем! – Малой ответил рукопожатием.

В конце концов они разговорились, как хорошие и давние друзья-товарищи. Малой поведал хозяину хижины про отряд, про схватку с Павианами и Псами на поляне, про все свои приключения.

– Мда-а, прошагали-то вы сколько по лесу, ешкин кот! Удивительно, Псы уже и с Павианами начали дружить?! – Корнелиус хлопнул себя по коленям и потер бородку.

– Дедушка, а что вы мастерите тут? – Малой заметил в углу рейки, папирус, станок для обработки дерева и различные инструменты.

– Да… есть такое. Ученый я. Строю тут всякую всячину, изобретаю, придумываю. Когда-то окончил университет, аспирантуру, приехал инженером на производство. Работал, а потом… Потом Катаклизм и Хаос. Вспыхнули чума и холера, начался голод. Затем нашествие Чащобы с юга.

– А сейчас, дедушка, вы что делаете?

– Сейчас… летающий аппарат, самоплан. Он там, у обрыва, – Корнелиус пододвинул Малому вареное мясо, – а ты ешь, ешь, голоден же.

– Спасибо!

– Кушай. Завтра посмотрим мой самоплан. Хочешь?

– Да-а! Конечно.

– Ну, а теперь спать! И не обращай внимания на… гм… на голоса и хохот у хижины, – спустя минут десять сообщил Корнелиус, укладывая паренька на топчан, и прислушался к воплям и стонам на улице.

Сам он улегся на печи. Но уснуть не успел, в окошко неожиданно постучали. Корнелиус, кряхтя, слез, прошлепал по грубым доскам пола босыми ногами, запалил свечу и поднес ее к окну.

– Ну, кто там еще?..

Хриплый голос в ответ произнес:

– Старый! Это я, Фрик. Слышишь?

– Чего хотел?

– Там к тебе мальчонка пришел. Про это узнали Лунные Вепри. Они придут на рассвете или к обеду, почуяли молодое мясо и кровь…

– Я понял, Фрик. Хорошо, возьми в бочонке возле ограды зайца. Он твой. Ступай.

– О-о-о! – Незнакомец скрылся.

– Та-а-к. Утром или к обеду… – прошептал дед, – встать надо рано, доделать аппарат.

Корнелиус улегся, затушил свечу и быстро заснул.

Утром он разбудил Малого, накормил его и поспешил к самоплану. Склеил рейки, обтянул конструкцию пленкой и кожей, постоянно спешил и оглядывался. Малой поймал его тревожный взгляд и спросил, кого он боится.

– Вепрей, внучок. Страшных Лунных Вепрей! Эти твари без тормозов, делают, что захотят. Их стоит бояться! – Старик поправил хвостовое оперение аппарата.

– Я помогу вам защититься. У вас какое оружие?

– У меня его нет.

– Нет оружия?! – Малой подпрыгнул. – А как же вы живете здесь?

– Я очень старый, кости да кожа, живу здесь давно, знаю лес, а Чащоба знает меня. В некотором роде мы с ней сроднились. Поэтому никто не замечает моего присутствия.

– А Вепри?

– Вепри – ужасны и сильны. Я дал им слово, что мой гость – их жертва, но я не сказал им о тебе. А они как-то узнали. Ночью приходил лешак. Отшельник, бывший пес. У него какая-то странная мутация, он не смог жить со своими сородичами. Но это отдельная тема для разговора… Таких, как он, в Чащобе много, но часто они не выживают в одиночку. Фрика я когда-то спас после того, как он попал в аномалию. С тех пор он не может охотиться самостоятельно. Поэтому нашел в моем лице некоторую защиту. Проще сказать, помощь. Я его время от времени кормлю, а он, имеющий связь с Чащобой, сообщает мне об изменениях. Вот и вчера предупредил…

– Вы общаетесь с Псами? – Малой сморщился и с недоверием взглянул на старика.

– Да, но только с Фриком. С одиночкой. Он мутант, но совсем не опасен! – Корнелиус щелкнул фиксатором руля. – А ну, помоги мне.

Прошло два часа. Малой, широко расставив ноги, держал на плечах хвост почти готового летательного аппарата, а ученый ковырялся в носовой части. Неожиданно из леса раздался свист. Раз – коротко и пронзительно, затем другой – длинно и заунывно.

– Кто это? – встрепенулся паренек.

– А вот и Лунные Вепри! – Корнелиус побледнел и заторопился.

Этих жутких уродов Малой увидел через несколько минут. Сзади копошился с аппаратом Корнелиус, а мальчишка сделал два шага и облокотился на ограду из сухой лозы и сучьев. Страх и любопытство овладели, ему захотелось поглазеть на несколько скал у опушки леса, поросшей мхом и зарослями вьюна.

Сначала из кустов дикой малины появилась уродливая, красная, губастая физиономия, затем взгляд черных глазищ упал на подростка, из листвы вылезла кривая, мокрая от слизи лапа, а потом показался на свет и весь Лунный Вепрь. Дрожащие, пухлые губы вытянулись трубочкой. Раздался тихий свист, а в следующий момент кривой рот, обнажив четыре коротких, но острых, загнутых клыка, по паре сверху и снизу, завибрировал и издал пронзительный вопль. Липкие космы волос падали на плечи урода, прикрывая огромные уши с кисточками. Старая, истлевшая одежда еле-еле скрывала огромные багровые волдыри и синие бородавки на теле, а шею и морду покрывали гнойные наросты и раны. Белые руки в многочисленных шрамах и рыжей поросли, пальцы с изогнутыми трехсантиметровыми грязными когтями. Босые, стертые до мяса ноги, торчащие тазобедренные кости и худые ягодицы. Рост, несмотря на горбатость, около двух метров. Уроды-убийцы.

Еще один выглянул из-за избы ученого, а третий, поскакавший к людям, громко застонал, попав в капкан. Ужас! У Малого волосы встали дыбом и вмиг вспотели ладони.

– Внучок, сюда! – крикнул старик, забираясь в коляску самоплана.

Малой в два прыжка очутился рядом, торопливо залез позади деда и заметил бегущего к ним Вепря. Арбалет висел за спиной, поэтому в зверя полетел остро отточенный бумеранг. На удивление парня Вепрь спокойно выдернул из тела попавший в него предмет, откинул его в сторону и снова побежал вперед.

Корнелиус поднял на плечи реи, призвал Бога и юного напарника на помощь и шагнул к пропасти. Малой, пыхтя от натуги, помог ему, оттолкнувшись ногой от крупного валуна на краю обрыва.

Самоплан с людьми рухнул в бездну со скалы, а длинные лапы Вепря схватили пустоту. Поначалу показалось, что они просто падают вниз. Засвистел рассекаемый воздух, засосало под ложечкой, а сердце ухнуло вниз и спряталось где-то в паху. Полет сопровождался дикими воплями жутких уродливых убийц, столпившихся на скале, аппарат пару раз бросило вверх и назад – к скале со страшными тварями, но тут же относило прочь. Корнелиус пытался справиться с управлением и с усилием в напрягшихся сухих руках давил на рычаги.

Вскоре самоплан от порыва сильного ветра устремился еще выше и дальше от скал, в южном направлении. Он набрал скорость и высоту, но тут же опять стал медленно-медленно снижаться, планируя на пятиметровых крыльях.

– Нам нельзя упасть под горой – там зыбучие пески, вмиг засосет! – крикнул старик находящемуся за спиной напарнику.

– Я понял… по-о-н-я-я-л! – заорал Малой, жмурясь от встречного холодного ветра и высоты. – А что делать?!

– Помоги! Дотянись вот сюда и тяни на себя!

– Смотри, вон там, над скалой… какая огромная птица! – Фифа показала рукой в небо на парящий в километре от путников раскинувший крылья силуэт.

– Не-е-е… это ящер.

– Ничего себе! Можно представить его зубки и лапки! – воскликнула Анжела.

– Та-ак… оно удаляется южнее. Атас! Неужели мы еще встретимся с этой «птичкой»? Нам же в ту сторону!

– Упаси боже!

Спустя минут двадцать они обошли неприветливую песчаную поляну под скалой, окруженную камнями. Наверху надрывно выл ветер, а может быть, и звери.

– Позагораем? – в шутку предложил Холод.

– Мне бы попить… ведро выдую! – Анжела, облизывая сухие губы, плелась рядом. – Деня, у нас есть…

– Милая, мы давно пустые. Фляжки сухие, как и мой желудок. Зато переполнен… другой желудок. Я сейчас. – Холод отбежал в сторону, очутившись возле песчаной поляны.

Он встал на камень и справил малую нужду. Если бы он сделал два шага вперед, по песку… Скорее всего, Фифа никогда бы его уже не увидела. Холод глянул на треснувший в бою дозиметр, непригодный для замеров, подумал, что зря таскает его, снял с груди и швырнул в центр желтой, девственно чистой площадки, затем повернулся и стал догонять подругу.

Спустя секунды прибор дрогнул и медленно исчез в рыхлом песке, будто его и не было вовсе.

Малой с Корнелиусом приземлились на узкую, зажатую скалами тропинку и застряли в этой щели. С трудом освободившись, они спустились на землю и обреченно оглядели разломившийся самоплан. Старик вздохнул и посмотрел на спутника.

– Эх… Мало летели, а так долго я его мастерил… Но ничего! Был в древности человек, которому первым удалось воспарить над землей. Вопреки речам разных скептиков, что «рожденный ползать – летать не может». Икаром его звали. Так вот, он тоже совершил тогда единственный полет в своей жизни…

– Здорово… – Малой завороженно смотрел в воздух, вспоминая ощущения легкости и восторга. – Вот только эти… Вепри весь кайф поломали… А что же, этот… огарк… не мог снова полететь?

– Икар, – поправил мальчишку старик. – Нет, не мог больше полететь. Погиб он…

– Да? Жалко… А мы вот выжили! – Парень сиял от восторга. – И еще сможем полетать, если захотим!

– Обязательно! – Корнелиус встрепенулся, окинул в последний раз грустным взглядом сломанный аппарат и спросил: – Ну что, внучок, идем? Спешить нужно, а то Вепри могут выследить. Мы сейчас хорошо от них оторвались, но фору терять никак нельзя!

– Так вы, дедушка, со мной? Мне же в Южный форт. – Малой поднялся с пыльной, каменистой тропинки.

– С тобой, с тобой… Мне все равно в ту сторону топать. – Корнелиус взглянул вдаль. – Только, кажется, там кто-то идет.

– Птицы! – Малой увидел встревоженных ворон.

– Да.

– А давайте…

Он осекся на полуслове. Оба с ужасом раскрыли глаза и попятились к обломкам застрявшего аппарата. К ним по тропе, зажатой утесами, с вытянутыми вперед руками и выпученными воспаленными глазами шли несколько человек.

– Кто это? – Малой испуганно полез на самоплан, затрещавший под его весом.

– Чумаки! – Корнелиус тоже стал взбираться на аппарат.

– Кто-о?

– Обреченные люди, переносящие чуму. Они приближаются.

– А почему они не умирают?

– Так ведь от чумы смерть не сразу наступает. Чумаки коварны, подлы, бессердечны и злы. Бессильны от болезни и душевной пустоты, но они разносят заразу и нарочно заражают ею здоровых людей.

– Они близко!

Малой хотел залезть еще выше, на скалы, но старик не мог последовать за ним. Тогда они перелезли через разбитый самоплан и очутились по другую сторону аппарата. Чумаки уже подошли к рейкам и обшивке, а первый начал пролезать сквозь них. Ужас овладел беглецами при взгляде на неистовых носителей смертельной болезни – сплошные красно-синие язвы, пена у рта, слизь из носа, перекошенные от злобы физиономии.

– Поджигай! – гаркнул старик и высек искру, а Малой тут же раздул фитиль.

– Бежим… дед, бежи-и-м! – Паренек бросил факел в аппарат и схватил Корнелиуса за руку.

Собранный при помощи смолы, клея и веревок из деревянных реек, кожи и пленки самоплан вспыхнул, как порох. Горящий чумак выполз и забился от боли, а огромный костер отпугнул и задержал остальных.

Малой со стариком миновали небольшую поляну, усеянную окровавленными телами солдат в серых хаки и черной униформе, – видимо, ночью здесь произошла стычка между двумя группировками.

Уже под вечер уставшие беглецы вновь неслись сломя голову от новых преследователей, пока не увидели, судя по всему, искусственный холм из валунов.

– Здесь спрячемся. Я уже не могу идти. – Корнелиус массировал рукой грудь и тяжело хрипел.

– Это… кто был? – Малой присел, скрытый камнями от чужих глаз.

– Троглодиты. Их еще волкодавами называют – они местные смотрители, отличные следопыты и водят дружбу с волками и дикими собаками.

– А-а, сталкивались ночью с такими, отъявленные уроды. Что же делать?

– Да уж, они нас запросто здесь найдут, надо сматываться.

– А куда идти, вы знаете?

– На юг. Только в степи. Там нет леса, нет чумаков и Вепрей. Там проще будет.

– У вас сердце.

– Ничего… не умирать же нам здесь, вот так?!

Старик медленно привстал, Малой помог ему, но тут из-за валуна вырос запыхавшийся и разгоряченный долгим бегом волкодав в звериных шкурах. Он угрожающе замахнулся копьем, но не растерявшийся Малой ловко метнул ему в горло сюрикен – клык саблезуба на тонком шнурке – и тотчас дернул назад. Кожа на шее врага лопнула и разошлась, хлынул поток крови. Дикарь захрипел, забулькал, рухнул вниз, чуть не придавив Корнелиуса, и вдобавок размозжил себе о камни голову.

Застывший от неожиданности ученый спохватился, восторженно воскликнул от удивления и, влекомый пареньком, пополз вокруг валуна.

Затянутый туманом и неизвестно откуда-то взявшимся дымом лес снова окружил беглецов.

Между деревьями мелькнул еще один волкодав. Малой прицелился и всадил неосторожному преследователю арбалетную стрелу прямо в измазанное зеленой краской или соком какого-то растения лицо. Резко повернулся. К ним огромными прыжками неслась рыжая плешивая собака, отчего и старика, и юного Маугли прошиб пот. Корнелиус схватил парнишку за плечо. Свистнула стрела, собака взвизгнула и кувыркнулась. Следующая стрела сразила очередного волкодава, но Малой уже понял, что со стариком много не навоюешь. Да и сам он не был опытным бойцом, поэтому потянул за собой Корнелиуса и рванул прочь со всех ног.

Вскоре они очутились возле горной реки, поспешно перекатили в нее найденное бревно и, держась за него, перебрались на тот берег. Дальше, ежеминутно оглядываясь, прошли через луг, утопая по колено в сочной зеленой траве. Близилась ночь, и нужно было подумать, где остановиться для сна. Старик очень устал, да и Малой нет-нет да и замедлял шаг. Есть хотелось до невозможности.

– Внучок, ты вона молодой, резвый, а я уже все… не могу носиться по горам и лесам. Надо отдохнуть. Переночевать.

– Хавать охота, дед. Сейчас чо-нить соображу, посиди, оклемайся. – Малой схватил арбалет и собрался идти.

– А я очень хочу спать.

– Так, а как спать на пустую утробу?!

– Почему на пустую? У меня есть кое-что.

Корнелиус достал коробочку и небольшую жестяную банку, раскрыл их с помощью ножа и понюхал. Малой облизнулся, жадно сглотнул.

– Мой настой и порошок! – Старик гордо протянул все пареньку.

– А… это… вы думаете, это можно есть?

– Уверен. Но если ты сомневаешься, можем отложить до утра.

– Не-е, сейчас буду. – Малой залез мокрым пальцем в коробочку и облизнул его. – О-о… м-м-м, ничего!

– Э, нет, не все, – Корнелиус остановил голодного спутника, – это кушать можно только в маленьких дозах.

– Не понял!

– Ну, набей рот, сколько влезет, и хватит. – Старик отсыпал мальчишке в раскрытую ладонь немного зеленоватого порошка, а остальное убрал. – Жуй.

– Так, а я же…

– Ничего, наешься. Попробуй.

Малой все ссыпал в рот, прожевал, облизал руку и вдруг захотел пить.

– А вот и вода! – Старик позволил пареньку сделать маленький глоток из баночки.

– Вку-у-сно-о! Только, наверное, мало… – Малой вытер губы, удивляясь необычному ужину.

– Когда-то с нашей планеты в космос, – ученый показал в сумеречное небо с первыми звездами, – летали люди. Космонавты. Им давали подобный спецрацион. Вот таким и я накормил сейчас тебя. Это моя разработка! Сытно, вкусно и, при этом мало весит. Сейчас, в наши голодные времена, это важно. Мда-а, хорошие были времена, мой юный друг! Страна наша тогда называлась СССР.

– Имя у тебя какое-то странное… Корнелиус! А? – спросил вдруг парень, не отрывая взгляда от ночного неба.

– Есть такое. Прозвище это еще студенты дали, как производное от настоящего моего имени. Корней Леонидович я, по паспорту. Хм… который до сих пор, видимо, гниет в старой «хрущевке» на улице Гоголя сорок семь, в Рязани… Где сейчас аномалии, толпы мутантов и зомби. А еще Чащоба, которая разрослась на многие и многие сотни, если не тысячи, километров… Наверное, она оккупировала почти все города. Страшнее этого Катаклизма человечество еще не знало. И главное, ведь началось все задолго до того, как люди попытались бороться с наступающей природой. Так что вполне может быть, и не только человек виноват в произошедшем. Эх…

Молчание длилось недолго. Рядом в кустах застрекотала саранча размером с мини-арбалет Малого, но оба путника нисколько не напугались – им знакома была эта безобидная, хотя и жуткая стрекотня.

– Хороший знак на тебе, внучок, – вдруг выдал Корнелиус, глядя на парнишку. – И мне приятно находиться рядом с самым сильным в этом мире артефактом, самым бесценным, живым! Тем, что не поменяешь ни на что и никогда не продашь.

– Вы про что, дедушка? – Малой, не обращая внимания на сухую шершавую теплую руку старика, лежащую на его плече, пытался рассмотреть другую ладонь и понять, что в ней может прятаться. – Какой такой артефакт, который я еще не видывал?..

– И это волшебное средство трудно найти, но легко потерять… Что? – Ученый вздрогнул и улыбнулся, всматриваясь в мальчишечье лицо, пропадающее в сумерках глубокого вечера. – А-а… так этот артефакт – ты, мой юный друг! Ты-ы. Ходячее средство выживания. Амулет, лекарство от страха, боли, одиночества и лжи. Именно ты!

Малой сначала подумал, что старик сошел с ума, причем неожиданно и резко, но вспомнив каждое слово, произнесенное им только что, погрузился в размышления. Он откровенно засмущался, начал отнекиваться, утверждать, что не надо им так восхищаться. Что он мухлюет в карты с друзьями-вояками из отряда Холода, втихаря у них же таскает курево и может выругаться матом. Но Корнелиус рассмеялся, потом закашлялся и присел на камень.

– Подрастешь – поймешь, внучок! А сейчас просто береги себя и всегда оставайся человеком. В общем-то, тем, кем и сейчас являешься. Лады?

Малой кивнул, не до конца поняв смысл слов ученого, и глубоко вздохнул. «Артефакт – так артефакт! Я – средство выживания? Ха. Ну и ладушки! Малой я, и все тут», – подумал он.

Напарники огляделись: темная трава колыхалась на ветру, еще дальше шла полоса кустарника, а за ней, в километре, – черный сосновый бор. Решили никуда не двигаться и улеглись на брошенную в траву верхнюю одежду. Малой попытался сорвать сочные зерна неизвестного злака, но старик остановил его.

– Не стоит… сейчас ты и так будешь стонать и мучиться от того, что я тебе много дал.

– Ну уж не-е… – Пацан сплюнул накатившую слюну. – Что-то в животе урчит.

– Поурчит и пройдет.

– Приятной и безопасной ночи, дедушка!

– Спи, внучок.

Через полчаса Малой вообще уже не думал о голоде, а к беспокойному, тарахтящему храпу старика прибавился звук бурлящего желудка. «Что он мне дал?!» – подумал паренек, хватаясь за живот, и пополз в сторону от места ночлега – справить нужду.

Ближе к утру их разбудил недалекий приближающийся вой. Малой растолкал старика, тот послушал землю, определил направление ветра, вскочил и тревожно объявил, что надо уходить.

Волки!

Малой хорошо уловил вой десятка хищников, спохватился и побежал вдогонку удирающему старику. Они молча неслись к далекому лесу, еще не догадываясь о последствиях. А что еще можно было сделать в такой ситуации?!

Тощие, грязно-серые звери с плешивыми боками, брызгая слюной и клацая челюстями, быстро следовали за бегущей впереди самкой. Еще не выветрился запах вчерашних следов двух людей – молодого, легкого и тяжелого, старого. Человечина манила серых убийц. В поле запах оказался сильнее. Звери даже услышали их голоса, но они с трудом ориентировались в высокой густой траве, где за ночь со следами людей переплелось множество следов грызунов и насекомых. И это постоянно замедляло движение, запах терялся, больно кололись огрубевшие ости на колосьях злаков.

Малой высоко задирал ноги из путающейся между ног травы, боялся упасть, а вспотевший старик ужасно хрипел и задыхался. Но когда метрах в трехстах позади них раздался вой, оба припустили еще сильнее. Корнелиус сбросил сумку, жилет и пояс из кожи, а Малой перестал замечать стук арбалета по спине. Казалось, этому бегу нет конца и края, но лес все-таки приближался.

Приближались и волки!

Скорость мальчишки, выросшего в диком и опасном лесу, почти равнялась скорости хищников, но вот задыхающийся Корнелиус… Малой не мог бросить старика на растерзание.

И вдруг парнишка затормозил и потряс головой, словно удаляя призрачное видение. Сначала ему показалось, но потом он воочию удостоверился – впереди стояли они. Лоснящиеся, стройные, резвые. Странно, но его в тот момент даже не удивило, что животные находятся на привязи.

– Лошади! – закричал Малой, обрадовавшись явному спасению.

– Где… х-х… Где ты видишь, дурачок… где лошади?

– Вон.

– Там не лошади, там одна… Одна-а! Понимаешь?

– Бли-ин! – Малой встрепенулся, разгоняя наваждение. Перед ним и правда дергалась на привязи одна-единственная лошадь. – Ч-черт!

Волкам почти удалось догнать их, пока они, обрезав веревку, вскакивали на испуганное животное и пытались его обуздать. Серые хищники издали довольный рык – теперь жертвы рядом. Вот они, люди! Но…

… Лошадь заржала и бешено метнулась вправо, затем влево, встала на дыбы. Безрезультатно – ездоки держались. Тогда она рванула к лесу. В десятке метров позади нее неслись, клацая челюстями, дикие злобные чудовища.

Малой с трудом удерживал себя на неуправляемом животном, вцепившись ему в гриву и прильнув к мощной шее, чтобы не врезаться в деревья и поперечные ветви, а Корнелиус сжался в комок позади, прижавшись к спине паренька, и подпрыгивал на крупе в такт галопу скакуна.

Уклоняясь от широких лап елей и лиственниц, острых прутьев осин и кривых березок, Малой на скаку не сразу понял, что лошадь побежала легче. Он обернулся – старика не было. Видимо, он зацепился за одну из веток и упал. Пытаясь остановить скакуна, парень услышал вдруг истошный крик Корнелиуса и рычание нескольких глоток зверей. Хотел было совершить благородный, но необдуманный поступок – вернуться. Но дико напуганная лошадь, чувство страха и две пары страшных преследователей не позволили мальчишке это сделать.

Старик-ученый глупо и страшно погиб.

Один волк прыгнул, но промахнулся, другой с хрустом отлетел от задних копыт лошади, а третьего успел отпихнуть Малой. Но самый матерый, со шрамом через всю морду, в прыжке клыками пробороздил бедному животному бок. Скакун заржал и резко пошел в сторону, а волк по инерции врезался в толстый ствол сосны. Громко хрустнуло, зверь завизжал и рухнул между разросшимися корнями.

Сколько длилась скачка, Малой не помнил. Подгоняемые смертельным страхом, они долго неслись по ночному лесу в окружении острых, клацающих зубов. Уставшие от изнурительной погони волки все же продолжали преследование. Обычные звери давно бы отстали, но мутанты оказались гораздо выносливее, поэтому не желали терять лакомую добычу.

Раненая лошадь начала сдавать, а Малой, пока еще целый и невредимый, не знал, что делать дальше. И поэтому лихорадочно выискивал по пути развилку между ветвями деревьев, чтобы попытаться зацепиться за нее и остаться наверху. Но все случилось иначе. Лошадь нашла свою смерть около двух молодых дубков. Она споткнулась и с размаху врезалась в дерево. Малой секундой раньше вылетел из седла, кувыркнулся и улетел в листву орешника.

Тем не менее умирающее животное еще продолжало отбрыкиваться от почти выдохшихся хищников, и это позволило парню вскочить и, не обращая внимания на ссадины и ушибы, отбежать прочь. Два волка, оставив истерзанную лошадь, бросились за беглецом, но Малой уже ждал их. Арбалет щелкнул, и железная стрела сбила завизжавшего зверя. Другой же, окончательно изможденный погоней, видя гибель сородича и решительное лицо замахнувшегося ножом человека, развернулся и устало потрусил к погибшей лошади.

Воспользовавшись этим, паренек облегченно вздохнул и исчез в предутренней дымке леса. Некоторое время он, не разбирая дороги, ломился сквозь кусты, пока не запнулся и кубарем не полетел в траву. Восстанавливая дыхание и успокаивая бешено бьющееся сердце, долго лежал без движения около большого, крепкого боровичка. Гриб приятно пах прелой листвой и дождем. Кусты смородины и волчьей ягоды плотно окружали лежавшего, утренняя дымка скрывала его от посторонних глаз. Но Малой чувствовал себя неважно из-за смерти старика. Ломило все тело. Хотелось закопаться поглубже и никогда больше не вылезать наружу, ни под каким предлогом! Но что-то все-таки было не так… А когда щебетавшие в листве птички вдруг замолкли, сомнения мальчишки еще больше сгустились. Он был здесь явно не один!

«Неужели это тот волк? Он видел, почуял, куда я убежал. Идиот! Надо было запутать следы, а не чесать по прямой! Или уйти верхами, по деревьям», – размышлял Малой, медленно вставая на корточки.

Зашелестели от ветра трава и листья кустов, заскрипели корабельные сосны-великаны, пискнула лесная крыса. Малому вдруг пришли на ум стихи:

Он прислушался, вытянулся в струну, обостряя все органы чувств. Пахло свежим сеном и навозом, прелой листвой, грибными спорами и… разлагающейся плотью… Дрожа и волнуясь, он поднял арбалет, натянул проволоку и зажал крючок. В это время из густого куста выползала уродливая когтистая лапа, покрытая слизью и паутиной, а затем показалась и голова. Не голова – морда! Физиономия ужасного, неизвестного существа с тремя прищуренными глазами, широким слюнявым, губастым ртом и вдавленным носом. Как только она полностью показалась, Малой положил стрелу на направляющую и спустил крючок. Снаряд со стальным оперением смачно и глубоко вошел в глаз урода.

Чудовище почему-то не закричало, а молча, медленно пропало в тех же зарослях. Только чуть шевельнулся куст.

Малой, выпучив от страха глаза, опрометью ринулся через поляну, перепрыгнул дерево и на бегу увидел торчащие из грязи черепа и кости. Чуть не оступился, взмахнув руками для равновесия, но разодрал об ветку штанину. Ноги сами несли его прочь из этого страшного места.

Выскочив на опушку леса, парень замер на мгновение и ошалело уставился вдаль. Взору открылась панорама горного хребта, тянущегося с запада на восток, с покрытыми снегом вершинами.

Везучему беглецу и тут улыбнулась удача. В этот раз ему спокойно и быстро удалось добраться до каменистого предгорья. Ближе к ночи он поднялся метров на двести вверх и оказался возле небольшой черной дыры между скал. Грот, по-видимому, уходил далеко вглубь, а перебраться по верху на ту сторону не представлялось возможным.

Малой попытался войти в темный, полукруглый коридор, даже заглянул в чернь бездны, но сотни мерцающих глаз испугали его, заставив повернуть назад. Торопясь, он вылетел из пещеры как пробка. Решил, что на сегодняшний день испытывать злодейку-судьбу вполне достаточно, поэтому ушел по склону чуть дальше и огляделся.

Старая, толстая, разлапистая сосна вполне отвечала его требованиям. Устроившись на ночевку в ее раскидистой кроне, Малой обвязался для страховки коротким куском веревки и, подрагивая от холода, засопел.

С утра другого пути, кроме уже знакомой пещеры, он так и не нашел. Поэтому на свой страх и риск решился снова сунуться внутрь. В любом случае, возвращаться обратно – это откровенно отправиться на убой, а идти вперед – кто знает… «Святой Корнелиус, не дай мне умереть в этом подземелье!» – приговаривал трясущимися губами Малой, крадущийся по черному, таинственному гроту с факелом в одной руке и арбалетом в другой.

Полчаса назад он соорудил из хвойных зеленых веток и травы неплохую дымовую завесу: поджег получившееся ассорти и закинул его в пещеру. Затем дождался, когда все жители грота поспешно ретируются, накрутил на палку ткань из отрезанной штанины, пропитал свежей сосновой смолой и отправился внутрь.

Хотя все членистоногие, змеи, крысы и насекомые убежали, Малому все равно было страшно. Он кинул камень в меховой сгусток, в трех метрах от себя, и тотчас мимо него промчались десятки крыс, пауков и змей, а факел осветил труп человека. Вернее, месиво из плоти и лохмотьев одежды, совсем недавно еще бывшее живым человеком. Две крысы упорно дрались, хватая маленький, скользкий, круглый комочек. Малой отпрянул к стене грота, но, наткнувшись на шевеление за спиной, отскочил и вскрикнул. Сзади вспорхнули несколько черных летучих мышей. Змея, шипя, тяжелым куском шланга упала с каменной полки к ногам паренька. Он шарахнулся в сторону, но аспид, и без этого опьяненный удушливым дымом, сам поспешил уползти прочь.

Туннель, по-видимому, уходил далеко вперед. Иногда он становился квадратным, затем треугольным, сужался до очень малых размеров и опять расширялся, образуя прохладные тихие залы. Один раз Малой даже полз по песку, проход сузился до полуметра, а ему пришлось расширять проход, копая ножом. Уже два или три часа он возился с этим ходом, жалея о том, что вообще пошел подземельем. Но наконец, расцарапав и отломив большой слой породы, он пролез вперед и очутился в огромном, темном гроте. Многочисленные сталактиты и сталагмиты, капающая и булькающая вода, журчание ключа, абсолютное безветрие. Мальчишка чуть не поскользнулся, ступив ногой в ледяную воду, и сразу затрясся от холода. Изо рта шел пар. На стенах поблескивали кристаллики льда. Он отрезал вторую штанину, заткнул ее за пояс и двинул дальше. Факел погас, хотя паренек не раз уже тушил его, экономя материал. Теперь Малой, трясясь от холода, на ощупь пробирался вперед, перебирая руками по гладкой поверхности стены. Где-то рядом в воду обвалился кусок породы или льда, заставив путника вздрогнуть. Через несколько минут вдруг потянуло свежестью, и без того замерзшие ноги тронуло ледяное дыхание. А это означало только одно… Обрадованный Малой прошел еще метров тридцать, встречный поток воздуха заметно потеплел. Дуло из большого темного проема. «Туда! Там выход!». – Мальчишка устремился в темень пещеры.

С тлеющим факелом, в самодельных шортах и потной рубашке, грязный и взлохмаченный, вооруженный арбалетом, ножом и парой бумерангов, он нечаянно вплотную прижался к холодному, шевелящемуся телу. Острый запах гнилого мяса и вид тысячи мелких червячков на теле обезображенного трупа чуть не лишили парня сознания. «О, дерьмо-о!» – Малой запрыгал, стряхивая с себя тварей, и брезгливо плюнул.

Мертвец оказался насажен на кол в центре туннеля, а вокруг шелестели телами мелкие белесые трупоеды. Под ногами все шевелилось и лопалось, и Малой поспешил удалиться.

Еще метров сто паренек быстро топал по проходу, держа перед собой тлеющий факел и арбалет. Совсем неожиданно он уперся в большое, мокрое тело, от которого пахло чем-то тошнотворным.

– Пипе-е-ц!..

Малой ткнул горячим угольком факела в лицо незнакомцу. Тот заорал так сильно, что факел от потока воздуха из его легких чуть вспыхнул. На миг паренек увидел чудовищного альбиноса, очень похожего на Лунного Вепря, но с плоской головой и перекошенной мордой.

– А-а-а! – разнеслось по всему туннелю жуткое эхо. Парень спустил крючок, направив арбалет на зверя, и побежал. Уродливая лапа ухватилась за рубашку, но только оторвала от нее солидный кусок.

Малой скакал по проходу минут десять, а позади слышался топот чудовища. Туннель изогнулся влево и расширился, образуя ответвления и карманы, а ветер с каждым мгновением становился сильнее. «Да где же этот чертов выход?!»

Вконец измученный беглец прижался к стене за одним из выступов, а через секунды мимо него пронесся огромный белый силуэт. «Не иначе как йети. Нет, это альбинос! Мужики говорили, что он именно так и выглядит и похож на снежного человека. Черт, зачем я это сделал? Как я теперь выберусь? Ну, дура-а-к! О-о-о!» Вдруг зверь рыкнул, запнулся обо что-то, потом громко завопил. Зашуршали камни подземелья, а затем стало тихо. Это заставило Малого побежать следом за пропавшим уродом. Да и деваться было все равно некуда, единственный ход вел в ту же сторону. Когда впереди показался широкий провал, паренек остановился. Снизу отчетливо и ясно слышались стоны и шорохи, шелестели камни и отчетливо хрустело. Малой с треском оборвал один рукав рубашки, скомкал его, высек из кремня искру, поджег тряпку и бросил в черную, теплую яму.

Несколько секунд он созерцал ужасную картину: тысячи пауков и жуков, густо облепивших бьющегося в смертельной судороге мутанта, испугавшись горящей тряпки, кинулись врассыпную на стенки дыры. Малой волчонком взвизгнул, отпрянул, разбежался, перепрыгнул страшный колодец и со всех ног бросился к выходу.

Споткнувшись, он с криком рухнул в груду костей и черепов, высвободился, выскочив на ровный пол, и вновь побежал вперед.

Через десять минут в лицо ударила струя свежего ветра. Холодные порывы раздули порванную рубашку, а за поворотом глаза больно резанул внезапный солнечный свет. Малой сделал несколько шагов по площадке, сложенной из камней перед входом в пещеру, и посмотрел вдаль, с высоты полукилометра.

Редкие деревья спускались до желтой, выжженной равнины. Отчетливыми контурами выделялись кактусовые заросли, а за ними снова темнел лес – сосны, березы, осины и вербы. Далеко за ними искрилось и манило к себе синее, огромное озеро с заросшими зелеными берегами.

«Хорошо-то как тут! Может, я уже перешел границу Пади?» – Малой улыбнулся сам себе и спешно начал спускаться по крутому горному склону. Четырнадцатилетний, одинокий, оборванный, грязный паренек. Голодный, напуганный и усталый, но живой!

Малой с опаской пробирался через заросли акаций, пока не вышел к полю гигантских кактусов. Огромных, до десятка метров в высоту, сочно-зеленых, с красивыми желто-фиолетовыми цветками и метровыми иглами.

Что-то парню не нравилось в этих зарослях. Хотя проход под сводами гигантских колючих растений оказался свободен. Желтел песок, красовались выветренные, округлые камни, окруженные редкими пучками травы. И обзор весьма неплохой, но… Одолевало какое-то гнетущее чувство. Мальчишка стоял долго и неподвижно.

«Ну и видок у меня! Как самый распоследний бродяга на задворках рынка в городе Оружейников!» Малой оглядел себя и улыбнулся. Вскинул арбалет на плечо и сделал два робких шага, но отчего-то остановился. Тотчас перед его мокасином в песок вонзилась толстая, с сухим концом, ядовитая игла кактуса и заставила вздрогнуть от неожиданности.

– Не понял?! Это кактус, что ли?! – Малой медленно поднял голову и пригляделся: в толстенном стволе ближайшего растения зияло дупло-отверстие.

Отвлекшись на кактус-убийцу, парень проглядел в тридцати метрах от себя, в кустах акаций, притаившихся Павианов, обвешанных ружьями и пистолетами. Один, с повязкой через глаз и красной опухолью на щеке, показал на него пальцем:

– Хе! Да он уже мертвец, ручаюсь за это, Косой!

– Ты видел у него на груди камень? Здоровый, блестит. Наверное, алмаз, – парировал другой.

– Да-а-а… Сдается мне, какой-то арт. На «глаз» смахивает.

– Сейчас его пронзит игла. Смотри…

– Тише!

Малой вздрогнул, обернулся и присел – слух не подвел его и на этот раз.

– Эй, пацан! Ты уже мертвец! – съязвил одноглазый, ехидно улыбаясь.

– Это еще почему? – парировал на реплику Малой, которого вид человеческих фигур после страшной пещеры уже совсем не пугал.

– Кактусы. Они это… питаются мясом! Ха-ха-ха!

– А я им не мешаю! Пусть питаются! Только оно ведь еще далеко!

– В смысле? – не понял одноглазый. – Как раз рядом! В тебе ведь килограммов сорок будет!

– Спасибо! Мое невкусное! А вот ваше им будет в самый раз! Подойдите ближе! – Малой вдруг узнал в незнакомцах Павианов.

– Что?! Ты еще…

– Спокойно, Косой! – успокоил один другого и обратился к Малому: – Слышь! Иди к нам, мы тебе ничего плохого…

– Плохого? А что хорошего вы мне можете сделать?!

– Паренек, – продолжил Павиан, – у тебя там камушек висит на животике! Иди, отдай его мне и вали куда хочешь!

– Ага… камешек. «Глаз»! – Парень посмотрел на клык саблезуба. – Хотите? Идите сюда сами!

– Да-а? Эй, парень, иди сюда!

– Да пошли вы!

Малой повернулся, взглянул на кактус, стоящий рядом, набрал в легкие воздух, задержал дыхание, словно собрался нырять, и бросился вперед, в центр смертельных зарослей. Он прыгал и резко вилял на бегу, как его учил командир, иглы проносились рядом, со свистом вонзаясь в землю, но по цели попасть так и не могли. Лишь одна застряла в механизме арбалета, которым паренек размахивал при движении.

– Ты видел, Косой?! Ужас! Он еще жив!

– Да, Бомжара, это мы с тобой, как безмозглые ублюдки, сидим тут и прячемся! А парень-то крут…

– Он послал нас, мерзкий гаденыш… ты слышал? У него артефакт… Косой?!

– Ага.

– Давай за ним, он нам показал свою… как ее… ну, эту…

– Тактику.

– Да. Ну что?!

– Эх, была – не была! Пошли!

Оба Павиана ринулись из акаций и, дрожа, побежали вслед за Малым. Через пятьдесят метров один из них остановился как вкопанный – из его спины торчала метровая игла. Одноглазый присел, выпучил единственный глаз, наблюдая за умирающим напарником, уронил ружье и, не мешкая более, устремился дальше. А нашпигованного иглами бедолагу обхватили длинные лианы-завязки и, подняв, накололи на другие колючки. Так он и остался висеть до прихода ночи.

Малой перепрыгнул куст саксаула и сделал еще несколько шагов, затем без сил упал лицом вниз. Пробрался! Слыша шелест злобных растений и топот Павиана, навел арбалет, но чертыхнулся, увидев, что оружие неисправно. В это время из кактусовых зарослей выбежал одноглазый, подпрыгнул, но не рассчитал и рухнул в колючий куст саксаула.

На него страшно было смотреть – исполосованный, взлохмаченный, грязный. Мутант встал на шатающихся ногах, сплевывая кровь и размазывая пот по грязному лицу. Грудь тяжело вздымалась, а физиономия исказилась, когда он с треском вынул из ляжки обломок иглы. Яд уже начал действовать. Съехавшая на ухо повязка обнажила всю уродливость: зашитые грубой нитью веки, шрам под глазом и язву на щеке.

– Камень! – крикнул одноглазый, протягивая заскорузлую ладонь. – Камень, живо-о!

– Какой? – Малой отбросил сломанный арбалет.

– Этот, щенок, этот… – Бандит увидел на груди мальчика вместо дорогущего артефакта обычную кость. – Я убью тебя, мерзкий…

Малой взмахнул рукой, и клык саблезуба до половины вошел в живот разбойника. Тот заорал и скрючился, а паренек с силой дернул за натянутый шнур. Острая кость, глубоко застрявшая в плоти умирающего, вырвала из тела изрядный кусок, обнажив страшную рваную рану, из которой медленно полез наружу вываливающийся кишечник. Павиан глухо застонал, прокатился по пыли, пытаясь дотянуться кровавой рукой до кобуры с пистолетом. Выпавший кишечник зазмеился по песку и пыли вслед за ним. Брошенный камень выбил оружие из кисти врага, одноглазый вздрогнул в последний раз и затих.

Через полтора часа Малой добрался до реки, текущей с запада. Немного подумав, он двинулся по берегу, пока не наткнулся на трехметровое бревно. Еле-еле столкнув его в реку, зацепился за сучковатую развилку и поплыл по течению. «Только туда! На юг или юго-восток… Там… наши».

На ночь он выбрался на берег – не спать же в воде. Солнце вышло из-за горной цепи на западе, подрумянило отлогие берега и щеки парня, а затем медленно поползло за кроны деревьев. Малой, оставив бревно у воды, устроился между двух песчаных холмов, поросших травой и усыпанных мелкой галькой и ракушками.

«Сколько же можно еще идти вперед? Когда эта Падь кончится?! Я устал. Устал и голоден… Ч-черт, поесть бы!» Мальчишка схватился рукой за неожиданно громко заурчавший живот и встал, разглядывая местность в поисках съестного. Перед ним высились все те же сосны с корой-шелухой, кусты боярышника, валуны, река и небо. Но юный следопыт не расстроился. Перво-наперво нашел крепкую, толстую ветку, вскоре превратившуюся в двухметровую обструганную палку. На окраине темнеющего леса обнаружились ягоды ежевики. Малой ел и успевал их собирать в единственный целый карман штанов, невольно ставших шортами, постепенно удаляясь от реки в глубь чащи. Вскоре, утолив голод, перепачканный темным соком, с полным карманом он вышел к небольшой чистой старице с каменистым берегом. «Ого! Вот здесь-то я и заночую! Местечко супер!»

Гонимый жаждой, парень спустился к воде. Склоняясь, увидел на противоположном берегу смешного коричневого муравьеда, залезшего лапами в старицу. Животное окунуло клювообразный хобот и принялось пить. Паренек облизнул сухие губы, в горле запершило. И в это время испуганно вздрогнул от вопля муравьеда. Бедный зверь запрыгал по воде, облепленный десятком страшных, зубастых рыб. Ротаны-мутанты рвали плоть крепкими челюстями, и через минуту от муравьеда ничего не осталось.

Малого вновь передернуло от мысли, что с ним могло случиться то же самое. Солнце окончательно село. Моментально стемнело. Парню совсем расхотелось не только пить, но и спать здесь. Он отскочил от воды, осмотрелся, поднял пучок травы и бросил в старицу. Тотчас вокруг упавшего предмета забурлило, заклокотало и через минуту успокоилось. Мальчишка стремглав рванул в лес.

«Хоть и неудобно спать на дереве, но иначе невозможно», – подумал он, залезая на раскидистую, кудрявую березу, стоящую крайней у реки. Привязавшись, потер занывший живот и мигом заснул, свесив ногу с толстой ветви.

Рано утром, когда вот-вот должен был зардеть горизонт, Малой проснулся. От вчерашнего дня, как, впрочем, и от предыдущих, остались лишь плохие воспоминания, а в реку лезть больше не хотелось. «Пешком пойду», – решил парень, слезая с дерева на землю. Впервые за последнее время он выспался более и менее удачно, только тело занемело после сна на ветках. Подумав немного, решил отправиться на юг, вдоль речного русла. На ходу набил рот запасенными, но уже раздавленными ягодами, с опаской попил из реки и для разминки суставов припустил бегом. Камни и канавки Малой играючи перескакивал с помощью заготовленного вчера длинного шеста.

Вскоре русло реки и вся долина покрылись туманной дымкой. Видимость ухудшилась, из-за этого пришлось идти медленнее, тщательно выбирая дорогу среди изредка попадающихся аномалий. Прошагав около километра, Малой выбрался из густых зарослей ивняка на широкий цветочный луг. Жмурясь от солнца, поднес руку к глазам и пригляделся – вдалеке, смутно возвышаясь над горизонтом, между озером слева и песчаными дюнами справа, на фоне бирюзового неба виднелась башня. В висках Малого застучало, кровь прилила к лицу: «Это же форт… Южный форт. Ура-а-а!» Паренек бросил палку, развел руки и упал в свежую, изумрудную, дурманящую траву. Он дошел, добрался… ОДИН!

…Позади, метрах в ста от него, в лесу закричала потревоженная сова. Малой вскочил как ужаленный и бросился по бескрайнему морю трав к очертаниям недалекого форта, к поселенцам, к людям. «Быстрее, прочь отсюда!»

Он падал, увязая в песке, поднимался и снова бежал. Позади осталась чернота страшного леса. А здесь уже были не его владения. Люди обосновались за пределами смертельных зарослей. Малой ударил руками в дубовые ворота, перепачканные в зелени ноги подкашивались, а по лицу текли грязные слезы.

– Кто там?! – громыхнул голос часового.

– Я… Я это… ну я же… – Малой тяжело дышал.

– Чего надо, парень? Ты, наверное, заразный?! Ступай прочь, вот тебе галета и иди! – Дверца в воротах, обитых железом, приоткрылась, и рука в боевой перчатке кинула сухое печенье.

– Да блин-н! Я оттуда… из леса… из города Оружейников! – крикнул паренек и опустился на мощенную булыжником землю. Солнце уже изрядно припекало голову.

– Что-о?!

– Я Малой… из города… следопыт Заслона… сводного отряда Холода… к вам я… с вестью о Рае.

– Едрить тебя-я! Как же так, малец?! – Дверь полностью распахнулась, и две пары сильных рук подняли тело беглеца.

Еще никто и никогда за три года Хаоса не пробирался в Южные земли через всю Падь живым, да еще с благой вестью от дружественных поселенцев.

Его несли как драгоценную ношу, как тотем на праздновании прошлого, третьего Рождества. Бережно, аккуратно и нежно. Он и был тотемом – целым и невредимым, выжившим смерти вопреки.