Объятие

Я пришел в Турфан. Город расположен ниже уровня моря, и летом это самое жаркое место во всем Китае. Я попрощался с Бурханом, потрепал по волосам его сынишку и вышел из уйгурской деревни на север.

Вскоре на горизонте снова показались Пылающие горы, и я подошел к цветной инсталляции, посвященной «Путешествию на Восток». На ней установлен огромный термометр. Я встретил группу туристов из Гонконга, которые от души смеялись над этой безвкусицей. Они спросили меня, почему я путешествую пешком, и я ответил, что просто хочу что-то такое пережить.

В сумерках я пришел в Турфан, снял комнату в большой гостинице и упал на кровать. Я отправил Джули эсэмэс. Она ответила: «Поговорим утром». Утро наступило. Я выспался, повозился с блогом и разобрал фотографии. Сейчас чуть больше четырех, на экране высвечивается ее имя: «Джули».

Я делаю двойной щелчок по картинке рядом с ее именем, появляется черное окошко, идут гудки. Щелчок, картинка медленно открывается, и вот я вижу ее. Она сидит в своей комнате в Мюнхене, на столе перед ней стоит стакан чая, она смотрит в камеру. Она прекрасна.

– Эй, – так и говорю я, – ты выглядишь прекрасно.

Она улыбается и смотрит в сторону, потом спрашивает:

– У тебя хорошая гостиница? Ты хорошо поел? Как там твои ноги?

Я отвечаю, что все в порядке. Я только должен идти быстрее, если не хочу к зиме оказаться в трудных областях. Может быть, я смогу где-нибудь перезимовать и выучить русский. Может быть, вместе с ней, когда у нее будут каникулы?

А в ответ – тишина. Я спрашиваю:

– А как у тебя дела?

Тишина.

– Ляйке, – наконец произносит она. Обычно она не называет меня этим именем. – Я хочу расстаться с тобой.

Я не испугался и не пришел в ужас. Я спрашиваю:

– Почему на этот раз?

Она говорит, что раньше мечтала, что я буду с ней. Она даже надеялась, что где-нибудь поднимется восстание, и я прекращу идти. Но она поняла, что для меня что угодно важнее, чем она.

Я спрашиваю, а как же лето в Чэнду? А Хайнань? А как же мой визит в Мюнхен?

Тишина. Она говорит по-немецки:

– Все это прошло. Я отдалилась от тебя.

И вот нам уже больше нечего сказать друг другу. Она молчит, я навожу мышку на «Завершить разговор» и нажимаю на кнопку.

Я знаю, что окошко закроется только тогда, когда я отпущу кнопку. Я смотрю на Джули, она отворачивается, я отпускаю кнопку. Окошко закрывается.

Пустой экран. Она ушла.

Я ложусь на кровать и смотрю в потолок. Пару секунд нет ничего, кроме белой комнаты и мягкого белья. Потом до меня доходит. Сначала медленно, по капле, потом как поток, пробивший себе дорогу, и, наконец, осознание накрывает меня с головой, как океан.

Джули на самом деле ушла.

Когда я наплакался вдоволь, я звоню отцу. Он говорит:

– Вот черт.

Но я не должен забывать есть и пить, говорит он. И еще. Он бы хотел сейчас меня обнять.

Мне нужен воздух. Я выбегаю из двери, несусь по коридору, вниз по лестнице, мимо регистратора, к выходу. И вот я стою на свободе и оглядываюсь. Я вижу высокого уйгура – сторожа парковки, он носит усы и униформу. Я подхожу к нему, раскидываю руки, он удивленно смотрит на меня, а я обнимаю его и проливаю слезы на его мундир. Он похлопывает меня по плечу и бормочет что-то на уйгурском. Это похоже на голубиное воркование.

Я иду дальше, вниз по улице, до углового ресторанчика, в котором вчера ужинал. Хозяева родом из Сычуань, провинции, в которой родилась Джули. Они спрашивают, все ли со мной в порядке. Я сдерживаю слезы и, не выбирая, заказываю два блюда, чтобы взять их с собой в полиэтиленовом пакете. Потом я возвращаюсь в гостиницу.

Я захожу в холл, прохожу мимо стойки администрации, ставлю ногу на первую ступеньку. Потом разворачиваюсь и иду обратно к администрации.

– Есть ли здесь кроме меня еще иностранцы? – спрашиваю я.

Администратор смотрит на меня в замешательстве.

– Я бы хотел познакомиться с иностранцами, – говорю я и стараюсь придать голосу как можно более обыденную интонацию.

Она кивает. На пятом этаже живут двое мужчин из Голландии, они единственные иностранцы. Она говорит это со странной интонацией, но я не углубляюсь в расспросы. Я бегу к лестнице.

Коридор в гостинице долгий и темный. Я стою перед коричневой дверью с полиэтиленовым пакетом, полным еды, и глубоко дышу. Голландцы, думаю я. Большие, спокойные люди. Я стучусь, дверь открывается, появляется широкая черная борода. Я вижу кафтан. Белый головной убор. На меня смотрят два сверкающих черных глаза.

– Извините, – говорю я на английском, – я искал гостей из Голландии.

Он кричит что-то в комнату позади себя, и появляется вторая борода. Она выглядит менее пугающе.

– Мы из Голландии, – говорит большая борода, – что тебе нужно?

– Мне очень жаль, я думал, вы голландцы.

– Мы и есть голландцы, – его глаза начинают поблескивать.

– Но откуда же вы родом?

– Из Афганистана. Что тебе нужно от нас?

Я стою со своим полиэтиленовым пакетом в коридоре и раздумываю, может стоит просто уйти отсюда. Но потом я все-таки говорю:

– Мне нужно, чтобы меня кто-то обнял.

Обе пары глаз над бородами стали круглыми от удивления. Они смотрят на меня, пока я пытаюсь им объяснить, что со мной произошло. Что я хотел идти домой из Пекина. Что она ушла. Что я все разрушил. Слезы капают на ковер, пакет с едой шуршит у меня в руках. Оба смотрят на меня.

– Объятие? – спрашивает наконец большая борода. – Хорошо. С кем из нас?

Луна

20 октября 2008.

Турфан, город-оазис на западе Китая

Я выхожу из города и иду на северо-восток, мимо меня мелькают дома, лица и машины. Я вижу все очень расплывчато, как будто смотрю на жизнь из окошка несущегося поезда.

На пропускном пункте, отделяющим Турфан от пустыни, меня останавливают. Передо мною стоят двое полицейских – у одного большая связка ключей на поясе, другой носит сигнальный жилет. Оба кричат на меня:

– Ты не пройдешь здесь!

Спустя вечность они все-таки пропускают меня, и в кармане у меня лежит записка с номером телефона. Они вошли в мое положение, и если у меня возникнут трудности, то я должен позвонить им. Через двенадцать километров будет заправка, я должен дойти до нее.

Я ковыляю вперед в коричневом тумане, вокруг меня летает пыль и мелкие камушки, я почти ничего не вижу вдали. Время от времени проносятся машины, все они едут навстречу мне, никто не едет в моем направлении.

Ветер бушует. Когда он налетает на меня спереди, то я не могу идти, если он бьет с боку, то с такой силой, что мне приходится упираться в кабутце, чтобы она не опрокинулась. Когда я равняюсь с заправкой, уже наступают сумерки. На заправке дежурят три парня, они без лишних вопросов предоставляют мне комнату с кроватью.

Я интересуюсь, что будет с погодой. Они повторяют то же самое, что я и сам знаю: буря может длиться несколько дней, а может закончиться через пару часов.

Я иду в свою комнату, закрываю дверь, раскатываю на кровати циновку и кладу сверху свой туристский коврик. Я жму на выключатель. Становится темно. Снаружи раздается рев. Некоторое время я продолжаю стоять. Потом я становлюсь на колени на свой коврик, складываю руки и говорю:

– Пожалуйста, пусть погода улучшится.

Я повторяю это снова и снова, потом засыпаю.

Проснувшись, я вижу за окном голубое небо. Я упаковываю кабутце и выхожу на улицу. Здесь снаружи ветер все еще сильный, но в сравнении со вчерашним он почти дружелюбен.

Я получаю эсэмэс от Чжу Хаи. Он забронировал мне билет на самолет из Урумчи в Мюнхен на 26 октября. У меня еще пять дней. Он пишет: «Надеюсь, ты успеешь». Я отвечаю: «Я должен».

Я тащу кабутце по лунному ландшафту. Вся Гоби покрыта темной галькой. Нет ни растений, ни зверей, ни людей. Ветер воет. Время от времени мимо проезжает машина. Когда мы пересекаемся на шоссе, мне кажется, будто две космические капсулы пролетают мимо друг друга.

Время от времени я сворачиваюсь на корточках в безветренной тени мостов. Я не забочусь о том, чтобы вытирать слезы.

Когда блеклые полоски облаков окрашиваются в красноватый оттенок, а горизонт темнеет за моей спиной, я подхожу к дому отдыха Сяоцаоху («Море низкой травы»). Я не вижу моря, да и травы почти не видно, зато здесь есть гостиница. Правда, очень пыльная. Хозяйка дает мне относительно чистую комнату и извиняется: вчерашняя буря выбила несколько окон. Сила ветра достигала двенадцати. Она смотрит на меня, ожидая какой-то реакции.

Я сказал, что не имею ни малейшего понятия, это много или мало.

– В том году сила ветра однажды достигла здесь тринадцати, – поясняет она, – перевернулся пассажирский поезд, и несколько человек погибли.

Дорога через горы Тянь-Шань ведет на север через длинное ущелье, слева и справа возвышаются скалы, все вокруг пыльное и серое. Беки звонит мне и удивляется, почему я все еще иду, мне следовало бы мог все бросить и сразу отправиться к Джули, вместо того чтобы продолжать страдать. Я говорю:

– Мне нужно дойти до Урумчи, иначе не получится.

– Почему?

– Я не знаю.

– Ты приедешь домой?

Я говорю, что вряд ли. Тогда еще кое-что приходит ей в голову:

– А что ты будешь делать со своей бородой и волосами, когда поедешь к ней? Отстрижешь?

Я не могу об этом думать. Ноги несут меня вперед, навигатор указывает мне путь. Я пересекаю пыльные мосты, протискиваюсь мимо грузовиков, вижу сверкающий ручеек. Иногда я достаю одну из камер и фотографирую. Например, какой-нибудь мост или улицу, горы или небо над ними.

Я стараюсь регулярно питаться, как советовал мой отец. Это не всегда мне удается. Я грызу яблоко, перекусываю парой кексов, иногда ем немного риса. По вечерам, если мне удается найти в деревне комнату, я коротаю время до ночи за мытьем ног, стиркой носков, просмотром навигатора и сортировкой фотографий. Они кажутся мне чужими. На экране мелькают какие-то ландшафты, на которых почти никогда не видно людей. Некоторые фотографии я стираю, другие публикую в блоге. Я не знаю, что мне о них сказать.

«Я в самом деле проходил здесь?» – единственное, что мне приходит в голову.

Я звоню учителю Се. Он предостерегал меня потерять Джули. Он должен знать, как мне помочь. Я не сразу до него дозваниваюсь.

– Маленький шельма, – мягко отвечает он, – ты должен сам понять, что для тебя самое главное. Все остальное придет само.

Я захожу в осень. С другой стороны Тянь-Шаня Гоби прощается со мной и переходит в желтоватый ландшафт. Я вижу траву, беспомощно смотрящуюся в небо, жухлые листья. Время от времени мелькают остаточные пятна пустыни.

Я прохожу мимо озера и останавливаюсь на его берегу. Гладь воды притихла перед величием гор, солнце отражается в ней тысячами осколков.

Мне звонит Чжу Хаи. Его голос звучит как всегда глубоко и успокаивающе. Он смеется и говорит:

– Маленький Ляй, судьба есть судьба. То, что тебе нужно, ты получишь. А если судьба не приготовила для тебя что-то, не стоит из-за этого грустить. Приезжай в Урумчи, мы с дядей Шеном ждем тебя!