Промысловые субкультуры, в том числе и рыболовство, являются специфической культурной подсистемой, которая своими нормами и традициями, жизненными установками существенно влияет на стиль жизни, ценностную иерархию и менталитет её носителей. Исторически носители профессиональной субкультуры – это не только представители определённой социальной группы, но и люди, отличающиеся особым типом сознания, характеризующиеся особыми этическими нормами поведения, что непосредственно выражено в обрядности и фольклоре. Народные промыслы, такие, как рыбалка и охота, во все времена были не только ремеслом, которое кормит, но и питательной средой для народного творчества. Сами промыслы в чём-то родственны искусству и одновременно науке, близки и к техническому, и к художественному творчеству. Кроме того, в рыбалке и охоте очевидно и особое мистическое начало, связанное с древним обожествлением природы, осмыслением её как дарителя блага. Истинный рыбак, как и охотник, получает удовольствие не только от результата, но и от процесса медитативного погружения в жизнь дикой природы, а сам этот процесс нередко воспринимает магически. И в наши дни рыбалка и охота осмысляются как занятия, где далеко не всё зависит от умения и способностей человека.

В народной речи немало указаний на то, что природа уступает часть своих богатств только тому, кто научился понимать её язык, чувствовать её глубокую и сложную жизнь, кто сам ощущает себя частью природы, кто унаследовал эту способность от предков. В Прикамье об удачливом рыбаке, к которому «рыба сама идёт», говорят: «У него рыбные глаза». В обычной речи такое определение, указывающее на человека с большими выпуклыми глазами, имеет скорее негативный смысл. В приведённом высказывании подчёркивается сходство человека с рыбой не физическое, а внутреннее (в традиционной культуре глаза символически представляют жизненные силы человека; эта же связь отмечена в прикамской шутливой поговорке «с рыбки глаза прытки»). Способность к рыбалке, по народным воззрениям, задана изначально: на истельного (т. е. настоящего) рыбака рыба сама идёт, а на охотника зверь. Другая оценка человека с исключительным рыбацким даром – магнитный к рыбе человек: «Кто рыбак хороший, говорят: магнитной человек к рыбе. Я не любила рыбачить, магнит у меня нету» (зап. от Н. М. Колеговой, 1925 г. р., п. Светлица Косинского района). Определение во многом связано с народным восприятием магнита – предмета, обладающего собственным магнитным полем. Он часто используется знахарями при «лечении» болезней, воспринимается как инструмент, усиливающий действенность ритуалов. Любопытно, что народная молва нередко приписывает колдунам владение некоей волшебной книгой Магнией (г. Чернушка), название которой представляет собой контаминацию слов магнит и магия. Удачливых рыбаков называют знатки́ми, сближая их с носителями тайного знания. Известны многочисленные примеры использования ими специальных магических манипуляций, заговоров. Показателен следующий рыбацкий заговор на приваживание рыбы: «Палочки есть такие, считается мосточки, к ульям прилаживаются. Пчёлки залетают вот на эти мосточки, чтобы садиться. Им ведь тяжело с мёдом-то лететь. Прилетят, сядут на мосточки. А которы опять рыбаки их берут, когда идут морды ставить. Ставят и говорят: «Как в мой улей пчёлы залетают, так чтоб в мои морды рыба залетала». Люди ставят морды, ставят – нет рыбы, а сосед идёт и из морды по полведры вытаскивает» (зап. от М. Н. Ивановой, 1932 г. р., с. Усть-Зула Юрлинского района). Использованная в этом описании заговорная формула «Как в мой улей пчёлы залетают, так чтоб в мои морды рыба залетала» строится на «привлечении» носителем традиции на свою сторону природного, неподвластного человеку закона пчелиного инстинкта. Применение рыбаками заговоров до сих пор распространено (ср. записанный в 2010 году в городе Верещагино от рыбака 1951 г. р. заговор на рыболовные снасти: «Буди моя рыбица неприкослива, неурослива, иди ко мне, рабу Божию, скоро, беспонятно и бесповоротно против быстрыя воды, осенния реки, назад не оглядывайся и в сторону не отворачивайся, иди ко мне, рабу Божию (имя), ежечасно, на утренней заре, в мои железныя уды, рыбица налим большеголовый и востроносица-щука, иди ко мне, рабу Божию (имя), по всяк день и по всяк на утренней заре, и на вечерней заре, в день под солнцем, в ночь под месяцем и под частыми звёздами, и под всею окружностью Божиею. Тем моим словам ключ и замок, именем Господним, Духом Святым, во веки веков. Аминь»).

Мифопоэтическую интерпретацию самой рыбалки дают многие народные фразеологизмы. Выражение чёртика дразнить (рыбачить, пытать счастья в рыбалке) представляет рыбную ловлю как вызывание раздражения у нечистой силы. Во многих общеславянских поверьях отмечается, что черти обитают именно в воде (отсюда и поговорки типа чёрт огня боится, а в воде селится; работа не чёрт, в воду не уйдёт; черти в воду, и пузырья вверх – последнее выражение шутливо комментирует полное завершение какого-либо дела). Почитание хозяина воды выражается в жертве: «По приезду на рыбалку первую стопку обязательно не себе, а водяному наливаешь, прямо в лунку – на удачу» (п. Ильинский). О мифическом хозяине водоёмов, «рыбном пастухе», который на зиму собирает или перегоняет обитателей глубин в тёплые воды, рассказывается во многих быличках: «Вот живёт праздник Успеньев день. Стоит тут на берегу дом, где покойная Татьяна жила. Станция тут у нас ещё была, мололи. Это всё у нас водой унесло. В пятьдесят первом году вода подходила, вместе со станцией всё унесла. С той поры больше ничего не делали, ни мололи уже. Одна яма осталась, кони топиться стали. Вот иду мимо, гляжу, рыба идёт косяком. Вот такие косяки рыбы! До моста дошёл, сел, гляжу, сил-то нет: “О, рыбы сколько идёт!”. Отдохнул, домой уже хотел идти, вижу, мальчик с горы спускается, маленький такой, шапочка шитым надета, в котах, ноги-те поясочками переплётены, рубашка, как раньше ткали, по белому бела да жёлта. Рубаха ещё в ремень подпоясана, раньше подпоясывали так, носили и маленькие, и большие – всё мужики. Подошёл вот: “Дедушка, чего сидишь?” – “Гляжу на рыбу, надо рыбачить”. – “Так пойдём, порыбачим, сперва поиграем, а потом порыбачим?” – “Чё с тобой играть-то? Чего, нечего делать?” – “Пойдём, дедушка, пойдём”, – тащит меня за рукав-то. Ну, на дороге-то мы с им поиграли. Он со мной нормально играл перво-то. “Вот, давай, дедушка, в воду пойдём хоть”. – “Неужто купаться? Так покупайся, тут видишь, какой обрыв”. Я же знал реку-то, тут ещё мать училась моя рядом. “Ну, чё делать-то?” – сужу-думаю. Он тащит меня, схватился так, ничего понять не могу. Этот давай всё ближе к воде, а в воде-то совсем заигрался – душить начал. Из меня пьянку-то всю рукой выбило. Как с леухи дал ему по башке, шапку сбил. “Ах, ты, сука”, – напрямки так и сказал. И всё. Ничего не стало. Вылез из речки, ноги нашёл и домой: “Какой там, ещё поди опять потащит, пьяного-то?”. Назавтра пошёл назад, река уже не та стала. И рыбы не стало» (зап. от А. С. Корпенко, д. Лызиб Соликамского района).

Любопытно, что представление о духах, покровителях и хозяевах того или иного водоёма сохраняется и в субкультуре современных рыбаков. Чаще всего хозяин воды выступает в разнообразных рыбацких быличках в антропоморфном виде – под именем Облом Петрович: «Приехал на место – первым делом с Петровичем поздоровался» (г. Пермь). Облом Петрович «подсказывает», как ловить, но чаще мешает: кусает поводки, отламывает кончики от спиннингов, забирает у чем-то не угодивших ему рыбаков самые уловистые блёсны, даже лодки, рации и телефоны. Именно на него списываются неудачи, и сам он символизирует невезение: «На другой берег сплавал, закидывал – и там тоже Облом Петрович» (г. Пермь). Отчество этого персонажа, безусловно, связано с традиционным осмыслением св. Петра как покровителя рыбаков (то же в немецкой культуре, о чем говорит известное пожелание удачи рыбаку Petri heil, букв. «Пётр, освящай»). Рыбалку нередко предваряют просьбой «Пётр-Павел пророк, дай рыбы на пирог» (Гайнский район, д. Мысы). Неслучайно официальный день рыбака приходится на Петров день. По народной версии, «Петры и Павлы рыбу ловили – вот Пётр-то и стал рыбий Бог» (Октябрьский район, с. Русский Сарс). До сих пор сохраняется традиция приготовления в этот день ухи: «На Петров-тодень уху варят обязательно. Собирались мужики рыбачить на Очёрском пруду, а вечером там и уху варили» (Очёрский район, д. Пахомово).

Живым воплощением духа воды часто считали крупных старых щук (таких нередко и называют хозяйками). Характерно в этом плане известное и у коми-пермяков, и у русских поверье о том, что в озере Адты (Адово озеро, Гайнский район) обитает огромная щука – хозяйка всех рыб. Она позволяет рыбачить на озере всем желающим, но время от времени взамен забирает то лодку, то сеть, то собаку. «Адово озеро – большое озеро, опасное. Бывает, искры выскакивают из озера, свет из его идёт. На лодке кто поедет – обязательно перевернётся. Никто и не ездит. А плавают в нём большие рыбы, щуки. Там живёт нещадно большая щука, хвостом махнёт – и лодка набок» (зап. от С. А. Лихачёвой, д. Монастырь Гайнского района).

По ряду отмеченных в Прикамье фактов, к упомянутой в рассказе щуке в народе до сих пор сохраняется двойственное отношение. Негативное её восприятие как демонического персонажа отражают некоторые приметы: «Щука снится к болезни»; «Щука перед войной шла. Это вообще так, когда много щуки, не к добру. Опасная она. Которы её и щукой-то не называют, только сукой» (Усольский район, с. Ощепково). Грубое название её следует рассматривать не только как проявление языковой игры, связанной со звуковой близостью слов. Оскорбительные, бранные названия в народной речи нередко выполняют функцию оберега. Показателен и запрет ловить старых щук – «не к добру; стару щуку убьёшь – с ней уйдёшь» (г. Красновишерск). Негативное восприятие щуки отражено также в бытующем в ряде мест запрете поминать умершего пирогом из щуки: «Щуку у нас в пирог никогда не клали, положишь – новый покойник будет» (с. Карагай). Впрочем, в ряде мест действуют другие рекомендации. «Родителей поминают рыбным пирогом. Со щукой стряпать можно, а с налимом нет. У щуки и чешуя, и крест в голове есть» (Юрлинский район, д. Елога). В ряде мест Прикамья её связь с потусторонним миром объясняют тем, что в голове у щуки есть «два креста и копьё» (с. Юсьва). Последнее толкование объясняет тот факт, что щуку нередко называют церковной, «божественной» рыбой: «У рыбы в голове крест есть. Бог дал – чтобы ели люди. Щуку бы совсем не ели, если бы креста не было у неё. И за крест от её и едят. Видимо, она была несъедёбная» (зап. от П. И. Мининой, 1922 г. р., с. Пелым Кочёвского района).

Рефлексы древнего культа щуки, волшебство которой отмечают многие русские сказки, устойчиво сохраняются в народной магии: «Щуку показывают человеку, который болеет желтухой. Вот поймают щуку, в ведро положат с водой, и чтобы он смотрел. И щука-то, говорят, такая же будет жёлтая. Чтобы лечить, есть щука» (зап. от Е. М. Минина, 1936 г. р., д. Хазово Кочёвского района); «У щуки кость есть – как крест. Даже старухи держат нижнюю челюсть, её нужно постоянно с собой носить. В этом месте крест, между глаз. Челюсти у щуки помогают от судов. На суд идёшь – с собой возьмёшь, скажешь про себя на судью: “Если эти зубы сможешь проглотить, то и меня сможешь засудить”» (зап. от В. Н. Ядренникова, 1958 г. р., с. Коча Кочёвского района). «Чтобы не засудили», также пришивали за лацкан пиджака щучью кость (г. Усолье). Особо значимой считается длинная косточка в виде иглы из черепа щуки, которая в пермских говорах называется сыпучая косточка (карагайское – от диалектного сыпить, «усыплять»), в вятских – рыбий сон (её держали в детской колыбели от бессонницы). Впрочем, от детской бессонницы подкладывали также в подушку всю высушенную голову щуки (г. Усолье). Известно в Прикамье применение черепа щуки пчеловодами: возле отверстия улья клали череп щуки, пойманной на Благовещенье, чтоб пчела пролезала между зубами; считалось, что такая пчела будет зубастая и злая. Щука фигурирует в строительной магии: чтобы не было в доме порчи, зубы щуки клали под матицу, когда её закладывали (г. Чердынь); в животноводческих оберегах: прежде чем подоить только что отелившуюся корову, её вымя подкуривали щучьими зубами, которые клали на угли (г. Усолье).

Рыболовные снасти нередко изготавливались с особыми предосторожностями. В частности, нежелательно было срезать на удилища прутья тех растений, которые росли рядом с муравейником – чтобы не ловить одну мелочь (чердынское; ср. близкий по сути гайнский обычай срубать на шест-очеп для зыбки берёзку, растущую около муравейника – чтобы в доме чаще рождались дети). Не вырезалось удилище из наклонившегося, особенно на южную сторону, дерева – чтобы рыба не срывалась с крючка (усольское). При обращении со снастями также действуют разнообразные запреты, призванные сохранить их «чистоту» – нельзя плевать или наступать на сети и удочки, перешагивать через них женщинам.

Отголоски древнего почитания рыбы хорошо ощущаются в особых ритуальных действиях, с которыми связано само занятие рыбной ловлей. Русские и коми-пермяки приурочивали к началу рыболовства обряд жертвоприношения воде, «дарили воду»: бросали в неё яйца, блины, хлеб, мелкие денежки и даже куски ситца, задабривая хозяина воды. Дарение воды исполняется нередко и просто при выходе на рыбалку: «Обычно берёшь с собой хлеб, курево, монеты, монеты кидают иногда в воду. Хлебушек оставляешь на берегу или сигареты – как дань платишь. Ты же не будешь рыбу за бесплатно постоянно ловить. Монеты бросаешь в речку, говоришь, чтоб рыба ловилась. Часто его не вспоминаешь, хозяина-то, или вообще его имя стараешься не говорить, а намёк делаешь. Потому что будешь часто вспоминать – к богу подальше, говорят» (Кочёвский район, с. Большая Коча). Перед уходом на промысел гадали: подкидывая вверх рукавицу, произносили: «Ну-ка, рыба попадёт или нет мне?». Если рукавица падала пальцем вниз, считалось, что попадёт (с. Юсьва). В деревнях до сих пор верят, что нельзя идти на рыбалку, если человека наполняют злые мысли. Информанты рассказывают, что утром перед рыбалкой не рекомендовалось топить печь. Труба должна оставаться закрытой, чтобы рыбаку повезло: «Когда рыбачить идёшь утром, печку не надо топить, пусть уходит до топки, чтобы труба не была открыта» (Косинский район, с. Пуксиб). Заметим, смысл последнего обрядового предписания в традиционном восприятии печной трубы как одного из каналов связи со сверхъестественным миром (знахарки в доме лечат при закрытой трубе; для облегчения страданий умирающего принято открывать печную трубу). Уход рыбака из дома при закрытой трубе, таким образом, связан с его желанием «изолировать» себя от всего домашнего и достигнуть большего контакта с природой.

Считалось, что нельзя брать на рыбалку еду из рыбы; в доме не мели полы и не выносили мусор, если кто-то уходил на рыбную ловлю. Повсеместен запрет иметь перед рыбалкой интимную связь с женщиной. Считалось, что даже прикосновение женщин к орудиям промысла могло повлечь за собой неудачу. Это бытовое половое табуирование связано с тем, что промысловая деятельность считалась мужским занятием.

Особое поведение требовалось от рыбака на месте промысла. Показателен, в частности, запрет на свист: «На речке, говорят, не свистят. И в лесу не свистят. Даже вон, на корабле, говорят, не свистят тоже. По уху сразу мужики дают, как только начинаешь свистеть. Без рыбы останешься и без денег» (Кочёвский район, с. Большая Коча). В народе верят, что свистом, который связан с нечистой силой, можно привлечь беду, испортить погоду; и призвать нечистую силу, и отпугнуть её. Из представлений, что свист приводит к опустошению близкого человеку пространства, возникли известные запреты свистеть в доме, на поле, в стойбищах для скота.

Особое внимание уделяется первой пойманной за сезон рыбе и первому улову: первую рыбу принято отпускать (иногда предварительно укусив её за хвост, произнеся слова: «Давай своих товарищей зови»). После поимки её обмывают: «Перву рыбу поймать, дак надо обмыть её, стопочку принять. Потом лучше клевать будет».

Сакральными качествами наделяются не только многие виды рыб, но и пища из рыбы, даже рыбацкие снасти. Рыба, как известно, занимает большое место в мировых мифологиях. В древнейшие эпохи, до появления земледелия и скотоводства, во всём мире был распространён её культ, о чём свидетельствуют, например, каменные рыбы из неолитических погребений, многочисленные наскальные изображения рыб. По древним представлениям некоторых народов (например, хантов), люди произошли из рыб. Образ рыбы соотносится в древних представлениях с Нижним миром: предки верили, что на огромной плывущей рыбе держится Земля. Известно, что особенно много изображений рыб в культовых местах, в местах захоронений и на стенах гробниц. И в наши дни рыбные блюда обязательны в похоронно-поминальной обрядности (в Прикамье это уха, рыбные пироги). В ряде традиций рыба – воплощение души умершего человека; одновременно это символ чистоты, плодовитости, изобилия. Это объясняет её появление (рыбных пирогов, ухи) в Прикамье и в свадебном обряде, и на роди́нах, и на похоронно-поминальном столе (память об этом хранит шутливое пермское побуждение гостя угощаться «Ешь уху, поминай баушку глуху»). Готовят на поминки рыбные пироги, рыбу. Рыбный пирог использовался в обрядах строительства. Перед тем как поднять матицу, строители поясами привязывали к ней рыбный пирог, завёрнутый в белый холст, как символ будущего довольства хозяев дома, пирог ставили в печь при её битье: «Когда с боков глину забьют, внутрь печи кладут рыбный пирог» (зап. от А. А. Семушева, 1939 г. р., с. Доег Юсьвинского района). Он был существенной частью родильного обряда: навещая роженицу, гости обязательно приносили рыбный пирог. Рыбник обязателен и в ряде хозяйственных обрядов. Так, если в лесу потерялась корова, пишут записки лесному: «Лесному записку положат, так скотина выйдет. Ручкой пишут, этому мужику лесному запишут: «Отпусти нашу скотинку, не держи нашу скотинку». Кладут кто на пень, кто куды. Рыбный пирог пекут обязательно и кладут на пень. Или на ёлку в красном платке вешают» (зап. от Е. И. Трушниковой, 1912 г. р., с. Усть-Зула Юрлинского района).

Особое значение имел рыбный пирог на свадьбе. Известен в Прикамье обычай варить уху в момент сватовства, чтобы «обеспечить» его успех. В Карагайском районе первым кушаньем в доме невесты считались пироги из щуки с хреном. В Кунгуре перед венчанием на стол выставляли рыбный пирог: «Все рыбы-щуки в пироге лежали головой к иконам, все в одну сторону. Верхнюю корку пирога жених по кругу срезал, всё по солнышку шёл, пирог не двигал, не поворачивал, нельзя было. Верхнюю корку пластал крест-накрест. Кусочек откинет, рыбку из пирога вытащит, положит на тесто и невесту кормит. Это перво было, потом все остальные ели». Примечательна здесь ориентация щуки головой к иконам – признак её почитания (ср. также: «Рыбу-то, пирог ставят головой-то к богу, в красный угол» – Уинский район, с. Воскресенское). Рыбным пирогом невеста кормит жениха перед брачной ночью, остатки пирога утром в подоле она выносит овцам, корове, домашней птице «для приплода» (Усольский район). Для испытания невесты бытует задание ей на второй день свадьбы чистить рыбу, печь пирог: «Для второго дня целую ванну живого леща чистили, невеста руки все исколола» (г. Березники). На второй день свадьбы, после брачной ночи, невесту заставляли стряпать рыбный пирог: «Давай, невеста, жарь-парь» (зап. от А. Ф. Оньковой, 1923 г. р., с. Они Юсьвинского района). Примечательно толкование смысла изготовления этого свадебного пирога из рыбы: «Собираются все родственники, за стол сядут. Раньше ведь вино было, пиво, рыбный пирог делаешь, стряпаешь, в общем, полный стол. Рыбу с головами запекали. Рыба, говорят, главная, как голова человека. Голову нужно съесть хозяину. Хозяин должен голову съесть обязательно» (зап. от М. И. Баяндиной, 1954 г. р., д. Гавино Юсьвинского района). В Кишертском районе в пирог второго дня свадьбы запекали щучьи головы: «Для потехи; мол, много детей должно быть, и чтоб все головастые». «Рыбью голову в свадебном пироге при запекании обязательно выставляли наружу, “чтобы голова родилась”, а когда шли “проведать пирожком” на кашу к новорождённому, рыбник приносили уже из трёх рыб, две из которых были без головы, с головой – главная» (г. Усолье).

В Усольском районе после брачной ночи тысяцкий «рыбу лучил, ставил на телегу лодку, запрягал лошадь и ездил по деревне с острогой – тыкал ею в палки, брёвна, щепки, что удавалось подцепить, кричал: ”Лёш попал!”». В этом же районе в деревне Турлавы лошадь запрягали в лодку: «Такие маленькие лодки были, бортнички, свекровку в этой лодке катали, чтобы веселяя было». Известно также свадебное ряженье второго дня свадьбы в рыболовов: «Наутро в рыбака наряжались, крючок да удочку сделают, шляпу на кого-нибудь наденут, сачок дадут, он ходит, свадебжан цепляет, маленьких ребятишек в сачок ловит» (с. Кишерть). Подобное комедийное разыгрывание рыбалки, её шуточная имитация, как и многие игры, завершающие свадебный ритуал, имели в прошлом обереговый, очистительный и одновременно продуцирующий смысл.

Мотив рыбалки и уловления невесты сетью часто встречается и в свадебной поэзии. В причитаниях невесты на её слова «Я пойду, пойду на быстрые реки, / Обернусь я рыбой щучиной» удалый молодец говорит: «Я пойду, пойду во торг да во торг, / Я куплю, куплю двенадцать неводов, / Я найму, найму двенадцать рыбаков, / Сам пойду я во тринадцатыих. / Изловлю я рыбу щучину, / Доступлю я красну девицу-душу!» (г. Красновишерск). Вероятно, эта игра вносит идею своеобразной реинкарнации девушки-невесты в рыбу. Вообще, сюжет о ловле рыбы, развивающий древнюю аналогию рыбалки и брака, достаточно универсален для народной культуры. На севере Прикамья невеста во время свадьбы опоясывалась от сглаза обрывком сети или тетвой (верхней верёвкой сети). Дело не только в магических свойствах обереговых узлов-наузов на сети. Невеста в обряде предстаёт как «заловленная» сетью, т. е. как полученная в ходе поединка добыча.

В народной речи образ ловли рыбы устойчиво соотносится с представлением эросного контакта и беременностью (отсюда шутливое орловское выражение поймать линя, пермское рыбку поймать – забеременеть). На этом же соотнесении ребёнок – рыба созданы выражения типа сибирского ме́ня (т. е. налима) поймать, пермского съесть рыбку (окуня) – забеременеть. Аналогичный сюжет нередок и в шуточном фольклоре – в частушках типа «Что мне делать, что мне делать, что мне делать, сироте, съела окуня живого, шевелится в животе». Образ реализован во многих частушечных текстах: «Ох, и скушала я жареную рыбку. Как хоти, дорогой, к зи́ме надо зыбку»; «Под Усольским под мостом рыба плавится хвостом. Девки ловят да едят, карапузиков родят». В прикамской частушке даже совместная рыбалка юноши и девушки предстаёт как образ любовной связи: «Про меня наговорили, про меня набачили, дескать, мы с милёночком на озере рыбачили». А образ изобилия рыб в реке становится знаком счастливой любви: «Интересный ручеёчек – рыбочка за рыбочкой. Интересный мой милёнок – завсегда с улыбочкой».

Особое, мистическое отношение к рыбалке наглядно проявляется в календарной традиции. Рыболовный промысловый календарь, характерный для некоторых русских традиций, на территории Пермского Прикамья не отличается особой развёрнутостью, поскольку в календарной обрядности края более актуальны традиции земледельческие. Тем не менее отдельные даты отмечены весьма колоритными деталями, связанными с темой народных промыслов.

В весенний период наиболее заметными следует считать прогностические ритуалы. Например, на Масленицу, в масленичном поезде, наряду с другими хозяйственными занятиями демонстрировались элементы рыбной ловли, её атрибуты: «Во время Масленицы катались на лодках, ездили в корыте по дороге, как рыболов в лодке. Отталкивались от земли палками, палками били по земле, будто рыболов рыбу глушит. Лодку запрягали в лошадь…» (Чердынский район, с. Редикор). В Добрянском районе в запряжённой лодкой масленичной процессии также имитировали рыбную ловлю: «Дак два мужика всё, у них лодка была сильно большая, а к лодке прицеплены были оглобли. Запрягут в лошадь, в лодку поставят печку маленькую, стол поставят, замесят в избе теста, нарубят мясо, фарш заготовят. Два мужика едут, один лошадью правит, а другой стоит, рыбачит рыбу, у него в мереже сухая рыба, насована в мережу-то. Он ботает там, хоркает, а одна бабка сочни делает, а другая пельмени щиплет. А этот мужик, который лошадью правит, он печку топит и эти пельмени варит, и бутылка стоит, и дружочек пива стоит в лодке-то. А кони-то идут, лодка шибко долго едет. Трясёт ничего, прямо как плывёт» (Добрянский район, д. Заболото).

С этой же целью рыбаки совершали ряд магических ритуалов на Великий четверг. Чтобы был успех, изображали рыбную ловлю: «Берут тряпку вместо сетей, и ходят, будто рыбу ловят» (Юрлинский район, д. Бадья). На Великий четверг рыбаки залезают на крышу и «саком сачат, чтобы пуще рыба ловилась, и репьём жгли его, сети, снасти окуривали, чтобы рыбка ловилась. Всяки работы делали: вот рыбаки утром залезут на сеновал и оттуда сетями рыбу ловят. Рыбу чтобы ловить летом, больше. Они сами и говорят, чтобы, мол, рыба большая попалась, много рыбы» (зап. от А. А. Баталовой, д. Антипино Юсьвинского района). Для того, чтобы рыболовный процесс в году был успешным, в Великий четверг было принято бросать мерёжу посреди двора. Спустя некоторое время рыболовы мерёжу убирали, клали на место, показав, что порыбачили (г. Чердынь). Замечали также по разным приметам, удачным ли будет год на рыбу: в Великий четверг шли к скоту и смотрели, в какую сторону головой лежит корова: «Примечают, где корова, куда лежит. На юг если – рыбный год будет» (Соликамский район, п. Касиб).

Нередко на Великий четверг окуривали рыболовные снасти (дымом можжевельника, от сожжённой паутины и пр.): «Прокуривают мерёжи, там тенёта насобирают в голбце, в баночку, потом зажгут. Морды, всякие сети – это всё подкурят» (Юрлинский район, д. Дубровка). Очищение промыслового снаряжения проводили не только во время календарных праздников, но и непосредственно перед началом рыболовства, в первый выезд на реку. Окуривание, при котором дыму приписывалась очистительная сила, производили и на рыбалке в случае невезения. На Иньве, например, в этом случае вытаскивали невод на берег, разводили костёр и забрасывали его травой, направляя дым на невод, очищались и сами рыбаки, проходя через этот дым.

Рыбаки в пойме Сылвы особо выделяли Алексеев день – 30 марта, с которого рыба трогается с зимовья: «На Алексия с гор вода – рыба со стану» (Кишертский район, с. Молёбка). Чёрмозские рыбаки знали и другие приметы, связанные с Алексеевым днём: «На Алексея тёплого щука хвостом лёд пробивает», «Рыба идёт с зимовья и стоит под берегом». В поздневесенний период были актуализированы многие погодные приметы и явления, по которым также определяли рыбацкую удачу в предстоящем сезоне и году. Так, считали, если первый гром прогремел в постный день (среда, пятница), в этом году «будет хороший лов рыбы» (Соликамский район); «Если река вскроется в постный день – рыбы будет много» (Частинский район). Важным календарным периодом было время нереста рыбы. Во многих деревнях Прикамья отмечали, что в это время не запускали мельницы и не звонили в колокола, чтобы не пугать рыбу.

В Кочёвском районе было принято ходить на реку в день Николая Чудотворца. По легенде, в реке жила русалка, которая часто забирала к себе людей. В дар жителям реки приносили чучело из использованного банного веника (чтобы чувствовался человеческий запах). Куклу в воду опускал обязательно мужчина, он и просил о спасении: «Забери эту куклу в дар, у неё родных и близких нет! По этой кукле никто плакать не будет, а таких, как мы, с собой не берите». Затем опускали чучело в воду и колдовали. Кроме того, вместе с чучелом в воду бросали и краюшку хлеба, чтобы рыбы было вдоволь. В чём-то сходный обычай, правда, приуроченный к дню Николы зимнего – 6 декабря, отмечен у рыбаков Заонежья. Они рано утром обряжали соломенное чучело в рубашку и порты и отправляли его в дырявой лодке по Онежскому озеру (очевидно, как жертву водяному). Обычай рыбаков обращаться за помощью к Святителю Николаю связан, безусловно, с тем, что в народе Николай Чудотворец почитается не только как заступник от всех бед и несчастий, но и как хранитель на водах: «Пошёл на реку – правой ногой вперёд надо выходить из дому и Богу молиться, Николаю помошнику, чтобы он дал нам рыбу. Чё говорить: “Николай помошнэй, помоги мне рыбу ловить. Не жалей, дай. Подай милостыню грешному”» (Кочёвский район, с. Большая Коча).

Интересно, что на рыбалку переносилось известное народное представление о времени пения кукушки как благодатном для вызревания хлебов и трав. По пению кукушки ориентировались на сроки рыбалки: «Старики знали – когда кукушка перестанет куковать, уже всё, пожалуйста, можно рыбачить. Поверье было: когда кукушка перестанет куковать, тогда рыба спит. Покуда нет, кукушка кукует – нельзя, говорят, рыба не спит» (Кочёвский район, с. Коча).

Из летних праздников особое значение имел Петров день. Как уже отмечалось выше, в Прикамье широко бытует представление о Петрове дне как празднике рыбаков, с чем связано коллективное приготовление ухи, приуроченное к этому празднику: «На Петров рыбачат, уху варят» (Чердынский район, д. Черепаново). Другим «рыбным» праздником в некоторых традициях считался Иванов день – 7 июля, предшествующий Петрову дню. В Прикамье это единственный праздник, известный как «рыбный»: «Иванов день – Иван Рыбный. Все старались рыбное, молосное не ели. Рыб обязательно выжарят» (Чердынский район, с. Вильгорт). Скорее всего, название праздника связано с обычаем употребления рыбных блюд в праздник, приходящийся на время летнего петровского поста. Благоприятным днём для ловли рыбы считался и Ильин день – 2 августа. С этого дня начинали применять один из самых распространённых способов ловли рыбы – лучение. Любопытно, что эта дата важна и для начала других крестьянских занятий – например, для выгонки мёда, для сбора и выкапывания первых созревших овощей. Вообще, заготовка рыбы на зиму начиналась с Ильина дня и заканчивалась к Воздвиженью – 27 сентября.

Тема рыболовства последовательно реализуется в рождественских обрядах. В святки в Соликамском районе молодежь играла в игру «Ловить (гонять) рыбу»: «Рыболовы рыбу гоняли. Для этого зажигали ночник. «Рыболова» садили в санки и волокли по избе, по деревне, где придётся. Он сковородником или ухватом тыкал в ноги маленьким ребятишкам, сопровождающим рыболовную потеху». В Чердынском районе вместе с рыболовом «рыбу гонять» отправлялись три «чертёнка». Они волочили «рыболова» на салазках. Нагайкой «рыболов» хлестал маленьких ребятишек и одновременно правил возницами: «Рыба-то не клюёт, дак вы бы, черти, хоть пуще волочили». В селе Нижний Шакшер Чердынского района «рыбаки» ловили девушек в сети. В деревне Ратегова Красновишерского района пойманных в сети девушек участники игры дёргали в разные стороны за нос. Определяли: «Хороша, нехороша попала?». Игра «Ловить рыбу» была известна и как троицкая (во многом напоминает игры типа «Ручеёк», которые учёными относятся к предбрачным): «Все становятся парами, берутся за руки и поднимают их вверх. Из начала в конец колонны между игроками проходит парень. Во время движения он хватает за руку понравившуюся ему девушку и за собой «волочёт её в гнёздышко» (Усольский район, с. Берёзовка).

Таким образом, в обрядности и фольклоре в разнообразных формах наглядно отражено мифопоэтическое восприятие природного мира и ключевых для народных промыслов понятий. Образы рыбной ловли используются как базовые для кодирования многих ритуалов, как семейных, так и календарных, для оформления приёмов народной защитительной и продуцирующей магии. Отражённые в фольклорных текстах мотивы рыболовного промысла, наделённые условной художественной семантикой, соотносятся с архаическим осмыслением природных объектов и самой природы.